Вера, Надежда, Любовь. Часть 4. Любовь

Алла Моисеенкова
Чтобы идти в будущее, надо избавиться от прошлого.
 Форрест Гамп (Forrest Gump)

Мать Надежды Матвей знал лично, мало того, можно сказать, очень лично. И отца помнил. История та была гадкая и некрасивая, давно забытая, а вот вспомнилось все, как будто это было вчера.
Веселая компания из 8 студентов была всерьез озабочена сдачей курсовой работы и предстоящими экзаменами. Ожидались ученые свирепствования и кошмары «хвостов». Компания дружная, знакомство давнее, но как это и бывает, нет рек без подводного течения. Нравилась тогда Матвею Любушка, «Моя Любушка», как он ласково и нежно называл ее про себя. Любил ее безумно, готов был на все, но взаимных чувств не встретил, так, вежливое, равнодушное отношение. Но так она смотрела на всех парней, вроде никто ей и не нравился особо, а потому Матвей надежды не терял. Не очень красивая, спокойно-рассудительная, пухленькая брюнетка внимательно выслушивала собеседника, подумав, отвечала, а чаще помалкивала, слушая, что скажут другие. Училась лучше всех в группе, учитывая способности девушки и помощь высокопоставленных родителей, пророчили ей блестящую карьеру. В любом случае, завидная партия, так что ухажеров хватало. Чтобы как-то изменить ледяное и корректное спокойствие, которое ничто не могло нарушить, Матвей решительно объяснился с ней, признался в любви, предложил руку и сердце. Хотел было заглянуть в омут  любимых глаз, но девушка отвела взгляд, смотрела в окно.
- Я все понимаю, но… Мы с Игорем давно вместе, просто мои родители сразу его невзлюбили, и мы тщательно скрывали наши встречи, но теперь все по-другому… - она счастливо улыбалась, смотрела на него открыто и радостно, - у нас все хорошо, подали заявление в Загс, через 3 недели свадьба, так что…
Неожиданно и очень больно, как нелепо и уж совсем некстати   пропущенный хук слева, прозвучало это признание, но Матвей-боксер давно научился пропускать болезненные удары, а затаив злость, ждал. Улучив удобный момент, бил со всей силы, ломая и круша противника. Больше этот вопрос не поднимался, отвергнутый поклонник  демонстративно и успешно начал ухаживать за подружкой Любушки, более сговорчивой во всех отношениях девицей, так что внешне все осталось в рамках приличия. Кроме одного, Матвей затаил обиду. Это как застрявшая в горле кость, ни вздохнуть, ни проглотить, ни выплюнуть. И очень больно.
Ничего специально он не планировал, так получилось. За пару недель до свадьбы, о которой уже было объявлено официально, будущие молодожены крайне нуждались в деньгах, а потому, когда Матвей попросил Игоря, будущего жениха, сделать недостающие чертежи и расчеты для своей курсовой, тот радостно согласился, парочка совместно и быстро мастерила нужное дорого и на «отлично».
- Ты зайди к Любе, возьми материалы, и деньги ей отдашь. А я побегу к еще одному товарищу, у него там какие-то вопросы с чертежами… что там не так? Вроде я все правильно сделал! – растерянный и растрепанный приятель убежал, а Матвей пошел к Любушке. Она была дома и одна, сразу же показала и отдала сделанную работу, получила деньги, терпеливо ждала, когда гость уйдет. А он медлил сам не знаю почему.
- Времени до сдачи осталось мало, вот и спешим все успеть, - она заулыбалась, а его даже передернуло: «времени осталось мало! Мало!» эта фраза била в виски, как в барабан.
Она не ждала его, а потому была одета по-домашнему: легкий, коротенький халатик, тонкие, почти прозрачные трусики. Глубокий вырез на груди, бархатистая, свежая, нежная кожа, дерзко торчали соски, упругие холмики груди приподнимали тонкую ткань, просвечивали белые кружева нижнего белья,  тонкая талия, чуть наметившийся, женственный животик…
Любаша, растерявшись и не понимая, что ждет гость, предложила: - Может, ты чаю хочешь? Я могу бутерброды с маслом и колбасой сделать.
Она пошла на кухню, он за ней. Когда она потянулась за сахарницей, стоявшей на высоко подвешенной полке, высоко обнажилась внутренняя часть бедра и краешек белой ткани, а у него случился спазм горла, говорить он не мог. Ком стоял в горле, мешал думать, чувствовать. Внезапно он толкнул ее в спину, девушка упала на круглый стол, покрытый льняной скатертью, повалил, заломил правую руку и изнасиловал. Грубо, жестко, больно, ни о чем особо не заботясь. Она тихо стонала, когда уже не было сил терпеть, но не пролила ни одной слезинки. Потом, повернув Любушку к себе лицом, с размаху ладонью ударил по щеке, сказал: - Пропадешь ты с ним, счастья не будет.
И ушел.
Матвей брел непонятно как. Его трясло и мотало из стороны в сторону, он уже забыл обо всем, о готовой курсовой, о Любе. Что-то страшное и ужасное с ним произошло. Придя домой, Матвей выпил половину бутылки водки, припрятанной матерью на случай простуд и мало ли что еще, уснул и проспал всю ночь без всяких снов.
Рано утром к нему домой прибежал взъерошенный и куда-то спешащий Игорь, отдал папку с расчетами, чертеж и упрекнул: - Что же ты вчера к Любе не зашел? Мне вот пришлось сегодня с утра пораньше к тебе бежать! А  у нас забот полон рот! Свадьба, а тут, понимаешь, эта курсовая с экзаменами привязалась! Черт бы ее побрал! С тебя… (он назвал оговоренную сумму).
Матвей отдал деньги без всяких возражений, закрыл дверь и вздохнул с облегчением.
- Она никому ничего не сказала! Буду молчать и я.
Только утром он понял, что произошло. Она могла сразу же отправиться на судмедэкспертизу, довести дела до суда и посадить его в тюрьму надолго, а учитывая связи влиятельного папочки, то очень надолго. Могла сломать жизнь и ему и себе. Легко. Но она промолчала. Вот так.
Любила ли она Игоря так, что мысль о скандале и расставании была невыносима? Боялась ли позора и адовых сплетен, неизбежных в этом случае? Матвей не знал. Но что случилось, то случилось. Он постарался с ней не видится, перестал общаться с этой компанией нашел другую, вот и все. При встречах они не здоровались, проходили мимо друг друга как незнакомые.
Позднее, когда счастливую семейную жизнь Любы и Игоря изуродовали несчастья, болезни и беды, он позвонил Любушке, предложил деньги, сумму даже для него, большую. Она резко и коротко отказалась. Гордая.
Больше говорить было не о чем. Иногда Матвей вспоминал все произошедшее, считал, что оказался прав, Любушка не была счастлива в замужестве, а думал он об этом с сожалением.
А вот теперь дочь Любушки, очень на нее похожая, придет к нему на прием.
 - Надо будет к ней повнимательнее присмотреться. А пока надо выяснить что будоражит офис вторую неделю.
Оказалось страшное. Евгения Степановна читала душераздирающую книжку новомодных авторов, скорбно и с выражением. Дамы из отдела бытснаб хлюпали носами, вытирали платочком слезы.
«Золушка-Фея, она же попаданка в чужие миры, обсыпанная золотой пудрой, и прозванная Богиней, надела кожаные панталоны со свинцовыми заклепками, оставшиеся после полета ведьмы в космос. Панталоны были нужны для окончательной суровости и вообще. С нетерпением натянула сексуально разодранный топик и страшную маску-строительную каску с вырезами для глаз, рта и носа. В одной руке Золушка, от слова Зло, держала длинную плетку, а в углу стояло титановое ведро с радиоактивно-соляным раствором, в котором отмокали розги. Ведь березовая каша подается не только с солью, но и с перцем мексиканским, острым.
- Итак, мой Дракошечка, ты был очень плохим мальчишечкой и за это будешь наказан, - нежно-грубым басом сказала Золушка, -  Снимай свои рваные шортики и подставляй свою бело-розовую попку!
Рыдающий Дракоша посмотрел на ее черные сапоги-чулки на высокой шпильке и громко возопил от страха, но это ему не помогло».
- Это что такое? – Матвей Иванович изумился.
- Имеем право! У нас обеденный перерыв!
Уборщица, чью книжку и читали, сердечные дамы угощали конфетами и поили чаем. Она, не зная, кто перед ней и кто это осмелился мешать ее славе, оценивающе посмотрела на Матвея Ивановича, и ему от ее взгляда стало страшно, когда он представил себя в роли дракона, прикованного наручниками.
- Обед закончился полчаса назад!
Дамы засуетились, расселись за свои столы, принялись что-то писать. А жуткая уборщица, она же по видимому и Золушка и иже с ними, начала недвусмысленно помахивать шваброй с грязной тряпкой перед его носом.
- Ну, кто тут на пол бумажек набросал? Кто намусорил? Кого придется наказать?
И Матвей Иванович, вспомнив судьбу Дракоши, чуть было не  сказал: - я сам все уберу!
Но вовремя опомнился.
Продолжение http://www.proza.ru/2017/01/26/2179