Апрельская ведьма

Наталья Евгеньевна Винокурова
перевод рассказа Рэя Бредбери “April Witch” (1952)

Рассекая воздух под звёздами, над равнинами, рекой, прудом, дорогой, летела Сеси. Невидимая как свежий весенний ветер и лёгкая как дыханье клевера, колышущегося на сумеречных полях. Она парила голубями – белыми, будто горностаи; замирала в деревьях и оживала в цветках, осыпаясь лепестками от малейшего дуновения. Лимонно-зелёной лягушкой, прохладной как мята, она сидела рядом с искрящейся лужей. Скакала лохматым псом и лаяла, слушая своё эхо со стороны далёких амбаров. Она жила в молодых апрельских травах, в сладкой и чистой влаге, поднимающейся с терпкой земли.

«Весна, – подумала Сеси. – Этой ночью я буду повсюду, в каждом живом существе».

Вот она поселилась в хрупких сверчках на смоляной дороге, а вот притаилась в росинке на железных воротах. Это её гибкий и быстрый ум плыл по ветрам Иллинойса одним погожим вечером, когда ей было всего семнадцать.

– Мне хочется влюбиться, – недавно сказала она.

Она сказала так за ужином, и её родители, расширив глаза, прижались к спинкам своих стульев.

– Потерпи, – таким был их совет. – Помни, ты необычная. Вся наша семья странная и необычная. Нам нельзя общаться или выходить замуж за обычных людей. Иначе мы лишимся своих магических сил. Ты ведь не хотела бы потерять свою способность путешествовать с помощью магии, правда? Тогда будь осторожна. Будь осторожна!..

Но в своей спальне наверху Сеси дотронулась до шеи духами и растянулась, дрожа от волнения, на кровати. Молочно-белая луна поднялась над равнинами Иллинойса и раскрасила реки в кремовый, а дороги – в серебристый.

– Да, – вздохнула она. – Я из странной семьи. Днём мы спим, а по ночам летаем, будто чёрные коршуны. Если захотим – можем молью проспать всю зиму в тёплой земле. Я умею жить в чём угодно – в камешке, в цветке или в насекомом. Могу оставить своё невзрачное, худенькое тельце позади и сознанием отправиться далеко, на поиски приключений. Прямо сейчас!

Ветер тотчас поднял её и понёс над полями и лугами.

Тёплые огни домов и ферм мерцали тусклым светом.

«Если я не могу влюбиться сама из-за того, что я невзрачная и странная, тогда я влюблюсь с помощью кого-нибудь другого», – подумала она.

Перед фермерским домиком этой весенней ночью темноволосая молодая девушка, не больше девятнадцати, черпала воду из глубокого каменного колодца. Она пела.

Сеси – маленький зелёный листок – упала в колодец. Улеглась мягким мхом на дно, взглянула вверх через тёмную прохладу. А вот она вздрогнула и затрепетала невидимой амёбой. Секунда – и она уже капелька воды! Наконец, в холодной кружке, она поднялась к тёплым губам девушки. Послышался тихий звук глотка.

Теперь Сеси смотрела её глазами.

Она пробралась в темноволосую голову и сверкающим взглядом окинула руки, тянущие грубую верёвку. Ушными раковинами прислушалась к миру, в котором жила эта девушка. Нежными ноздрями вдохнула аромат её вселенной и почувствовала сердце, стучащее в груди. Почувствовала, как непривычно движется в песне её язык.

«Интересно, она знает, что я тут?» – подумала Сеси.

Девушка ахнула и всмотрелась в ночные луга.
– Кто здесь?

Ответа нет.

– Всего лишь ветер, – прошептала Сеси.
– Всего лишь ветер, – девушка улыбнулась самой себе, но всё же поёжилась.

Оно оказалось прекрасным, это девичье тело. С костями из тончайшего фарфора, скрытого под округлыми формами. С мозгом, похожим на благоухающую чайную розу, распустившуюся в темноте ночи. С яркими как красное вино губами, прячущими белоснежные ровные зубы. Брови искусно изгибались, оживляя лицо, мягкие волосы обрамляли бледную шею. Кожа казалась сотканной из маленьких стянутых пор. Нос был вздёрнут к небу, а щёки пылали огнём. С лёгкостью пушинки тело меняло своё положение и будто бы пело вместе с девушкой. Гостить в этом теле, этой голове – всё равно что греться в огне камина, поселиться в мурлыкании спящей кошки, смешаться с тёплыми ручейками, бегущими сквозь ночь к морю.

«Мне точно тут понравится», – подумала Сеси.

– Что?! – спросила девушка, будто услышав голос.
– Как тебя зовут? – аккуратно спросила Сеси.
– Энн Лири, – девушка вздрогнула. – Ой, зачем я сказала это вслух?!
– Энн, Энн, – прошептала Сеси. – Энн, ты скоро влюбишься.

Словно отвечая на её слова, со стороны дороги послышался громкий шум – цоканье копыт и стук колёс по гравию. Повозкой управлял высокий мужчина. Натянув вожжи своими огромными руками, он сверкнул ослепительной улыбкой.

– Том, это ты?
– Кто же ещё, – соскочив с повозки, он привязал вожжи к забору.
– Я не хочу с тобой говорить! – Энн резко отвернулась, расплескав воду из ведра.
– Только не это! – воскликнула Сеси.

Энн застыла на месте. Окинула взглядом холмы и первые весенние звёзды. Потом уставилась на парня, которого звали Томом. И тут Сеси заставила её уронить ведро.

– Посмотри, что ты наделал!

Том подбежал к ней.

– Это всё ты виноват!

Рассмеявшись, он принялся вытирать её туфли носовым платком.

– Убирайся! – она оттолкнула ногой его руки, но он только ещё раз улыбнулся. Глядя на него издалека, Сеси любовалась чертами его лица: высоким лбом, прямым носом, сверкающими глазами, широкими плечами и сильными руками, аккуратно обращающимися с носовым платком. Выглянув из глубин девичьей головы, Сеси дёрнула секретную медную струнку чревовещания, и из прелестного ротика вылетело: «Спасибо!»

– О, так ты, оказывается, знаешь толк в хороших манерах? – его руки пахли кожаной сбруей, а от одежды до нежных ноздрей девушки долетел запах лошади, и Сеси далеко-далеко за ночными лугами и цветущими полями потянулась в своей постели, словно видя диковинный сон.

– С тобой манерничать не собираюсь! – тем временем выпалила Энн.
– Тише, говори нежнее! – шепнула Сеси. Завладев пальцами Энн, она потянулась к голове
Тома, но девушка быстро отдёрнула руку обратно.
– Я сошла с ума!
– Это точно, – он кивнул, всё ещё улыбаясь, и спросил с недоумением. – Ты что, хотела меня потрогать?
– Я не знаю. О, уходи отсюда! – её щёки горели розовыми угольками.
– Почему ты сама не убежишь? Я тебя не держу, – Том поднялся. – Может, ты передумала? Поедешь со мной сегодня на танцы? Это особый вечер. Позже я тебе расскажу, почему.
– Нет, – отрезала Энн.
– Да! – воскликнула Сеси. – Я никогда не танцевала. Хочу на танцы! Я ни разу в жизни не надевала длинного платья, такого шуршащего. Но очень хочу! Хочу танцевать всю ночь напролёт. Никогда ещё не была танцующей женщиной – мама и папа этого не допустили бы. Собака, кошка, кузнечик, листик – всё, что угодно и когда угодно, но только не женщина весной, тем более в такую ночь. Пожалуйста! Мы должны туда поехать!

Она запустила эти мысли в голову девушки, словно пальцы в новую перчатку.
– Да, – сказала вдруг Энн Лири. – Я поеду. Не знаю, зачем, но я поеду и буду танцевать с тобой сегодня, Том.
– А теперь беги домой, быстро! – возликовала Сеси. – Тебе нужно помыться, рассказать родителям, приготовить наряд, достать утюг… к себе в комнату, живо!
– Мама, – проговорила Энн с порога. – Я передумала.


Упряжка удалялась из вида, а комнаты фермерского домика оживились: кипела вода для ванны, угольная печь нагревала утюг, чтобы отгладить платье, мать бегала со шпильками во рту.
– Что на тебя нашло, Энн? Тебе же не нравился Том!
– И правда, – Энн вдруг застыла в самом разгаре приготовлений.

«Но настала весна!» – подумала Сеси.
– Настала весна, – ответила Энн.

«И ночь как раз подходит для танцев», – добавила Сеси.
– … для танцев, – пробормотала Энн Лири.

И вот она уже в ванной, а мыло пенится на белых изгибах её плеч, задерживаясь у подмышек. Её разгорячённые груди движутся под ладонями, и Сеси помогает ей улыбнуться, поддерживая уверенный настрой. Не должно быть тишины или сомнения, иначе всё вмиг разрушится как карточный домик. Энн Лири должна всё время действовать: потереть там, намылить тут, а сейчас выйти! Вытереться полотенцем! Так, теперь духи и пудра!

– Ты!.. – Энн, побелевшая будто лилия и порозовевшая как гвоздика, посмотрела на себя в зеркало. – Кто ты такая?
– Я семнадцатилетняя девушка, – Сеси невинно смотрела на неё фиалковыми глазами. – Я невидимая. Но ты ведь чувствуешь, что я здесь?

Энн Лири растерянно покачала головой:
– Подумать только, в меня вселилась апрельская ведьма.
– Почти угадала! – рассмеялась Сеси. – А теперь давай одеваться.

Чувство блаженства от роскошной одежды растеклось по её телу, а снаружи раздалось:
– Энн, Том вернулся!
– Скажи ему, пусть подождёт, – внезапно Энн присела. – А ещё лучше, скажи ему, что я не поеду танцевать.
– Что?! – воскликнула мать из-за двери.

Сеси тут же очнулась. С её стороны это было непозволительной оплошностью – оставить тело Энн, пускай всего лишь на одно мгновенье. Она услышала далёкие звуки лошадиных копыт и повозки, едущей в лунном свете по весенней долине, и на секунду полюбопытствовала: «А что если найти Тома, пробраться к нему в голову и узнать, каково это – быть сегодня ночью молодым человеком двадцати двух лет от роду?». Едва подумав так, она молнией полетела через вересковые поля, но тут же вернулась обратно, словно птица в свою клетку, и забилась в голову к Энн Лири.

– Скажи ему, пусть уезжает!
– Энн! – Сеси постаралась успокоить её мысленно, но Энн уже взяла бразды правления в свои руки:
– Нет, ни в коем случае, я его ненавижу!
– Не нужно было оставлять её ни на одну секунду! – Сеси снова разлила своё сознание по рукам девушки, мягко-мягко проникла в сердце и голову. – Вставай!

Энн встала.
– Надевай пальто!

Энн надела пальто.
– А теперь – иди!

«Нет!» – подумала Энн Лири.
– Вперёд!
– Энн, – окликнула её мать, – не заставляй больше Тома ждать. Заканчивай дурачиться и сейчас же выходи оттуда. Что на тебя нашло?
– Ничего, мама. Доброй ночи. Мы вернёмся поздно.

И Сеси с Энн вместе побежали в весеннюю ночь.


Помещение было наполнено плавно танцующими взъерошенными голубями, павлинами, радужно-сияющими глазами и прожекторами, а в самом центре внимания всё кружилась, кружилась и кружилась в танце Энн Лири.

– Какой удивительный вечер! – сказала Сеси.
– Какой удивительный вечер! – повторила Энн.
– Ты такая странная, – пробормотал Том.

Музыка кружила их в полумраке. Они плыли в потоке песен: подпрыгивали на волнах, шли ко дну, а затем выныривали, чтобы глотнуть воздуха. Они держались друг за друга так, будто действительно тонули, и танцевали как заведённые, перешёптываясь и вздыхая, под «Прекрасный Огайо».

Сеси тихо подпевала. Губы Энн разомкнулись, и из них текла мелодия.

– И правда, я такая странная, – сказала Сеси.
– Ты какая-то другая, – подметил Том.
– Сегодня ночью – да.
– Ты совсем не та Энн Лири, которую я знал!
– Нет, совсем не та, – прошептала Сеси далеко-далеко. Её губы шелохнулись, повторив. – Совсем не та…
– У меня такое забавное чувство, – сказал Том.
– Насчёт чего?
– Насчёт тебя.

Придерживая девушку за спину, он вёл её в танце, взглядом не отрываясь от сияющего лица, будто бы ища там что-то.
– Твои глаза… – проговорил он наконец. – Не могу описать…
– Ты видишь меня? – спросила Сеси.
– Как будто ты наполовину здесь, со мной, Энн, а наполовину – где-то далеко, – Том продолжал танцевать, но лицо его было взволнованным.
– Ты прав.
– Почему ты согласилась приехать со мной сюда?
– Я не хотела, – ответила Энн.
– Так почему же?
– Что-то меня заставило.
– Что?
– Я не знаю, – голос Энн звучал с надрывом, словно она вот-вот расплачется.
– Тише-тише, успокойся, – прошептала Сеси. – Успокойся, вот так. И кружись, кружись…

Они снова шуршали и шелестели, взлетая и падая в темноте комнаты, а музыка кружила и вертела их в танце.

– Но всё же ты согласилась, – сказал Том.
– Согласилась, – ответила Сеси.
– Пойдём отсюда, – не переставая танцевать, он подвёл её к открытой двери, и они покинули зал, полный музыки и людей.

Забравшись в повозку, они сели рядом.
– Энн, – начал он, заключив её руки в свои. Его голос дрогнул. – Энн…

Он обратился к ней так, будто это имя сейчас казалось ему чужим. Его взгляд не мог оторваться от её потускневшего лица и широко раскрытых глаз:
– Знаешь, я любил тебя.
– Знаю.
– Но я боялся, что ты сделаешь мне больно. Ты всегда была такой непостоянной.
– А чего ты хотел, мы ещё слишком молоды, – сказала Энн.
– Нет… то есть… Мне очень жаль, – поправилась Сеси.
– Что ты имеешь в виду? – Том отпустил её руки и напрягся.

Ночь была тёплой. В воздухе вокруг них дрожал запах влажной земли, и деревья дышали, шурша молодой листвой.

– Понятия не имею, – ответила Энн.
– Зато я имею! – воскликнула Сеси. – Ты такой высокий, ты самый красивый мужчина на целом свете! И сегодня просто потрясающий вечер. Я на всю жизнь запомню, как мы провели его с тобой!

Она протянула свою непривычно холодную руку и, вопреки сопротивлениям Тома, снова нащупала его ладонь, чтобы согреть и сжать её посильнее.

– И всё же, – сказал Том, моргнув, – сегодня ты то тут, то там. Секунду назад говорила одно, сейчас – другое. Я хотел пригласить тебя на танцы, как в старые-добрые времена. Поначалу не рассчитывал на что-либо серьёзное, но потом, когда мы стояли у колодца, я почувствовал, что что-то в тебе изменилось. Ты была совершенно другая. От тебя исходило что-то новое и нежное, что-то такое… – он прервался, чтобы подобрать слова. – Не знаю, не могу объяснить. То, как ты выглядела. То, как говорила… Я понял, что снова в тебя влюбился.
– Нет, не в неё, – перебила Сеси, – а в меня!
– А я боюсь тебя любить, – продолжал он. – Ты снова причинишь мне боль.
– Не исключено, – ответила Энн.

«Нет-нет, я готова полюбить тебя всем сердцем! – подумала Сеси. – Энн, скажи это ему, ради меня! Скажи, что всем сердцем готова любить его!

Но Энн промолчала.

Том придвинулся ближе и, дотронувшись до её подбородка, приподнял пальцами бледное лицо:
– Я уезжаю. Нашёл работу в сотне миль отсюда. Ты будешь по мне скучать?
– Да, – хором ответили Энн и Сеси.
– Тогда можно я поцелую тебя на прощание?
– Да! – ответила Сеси, прежде чем кто-то ещё смог заговорить.

Он прикоснулся губами к чужому рту. Он с трепетом целовал чужие губы.

Энн застыла, будто гипсовая статуя.
– Энн! – сказала Сеси. – Протяни руки, обними его!

Но она, залитая лунным светом, замерла, словно деревянная марионетка.

Он снова поцеловал её.
– Я так тебя люблю! – прошептала Сеси. – Я здесь, это меня ты увидел в её глазах. Я всегда буду любить тебя, даже если она не будет!

Он отстранился – настолько измотанный, будто пробежал сотню километров – и сел рядом:
– Не понимаю, что происходит. На секунду мне показалось…
– Что? – спросила Сеси.
– Я вдруг подумал… – он потёр пальцами глаза. – А впрочем, не бери в голову. Отвезти тебя домой?
– Да, пожалуйста, – кивнула Энн Лири.

Он цокнул лошади, устало дёрнул вожжи, и повозка тронулась. Они ехали под шорох колёс и звуки шлепков в покачивающейся повозке сквозь всё ещё раннюю – не позже одиннадцати – ночь. И Сеси, смотря на сияющие луга и сладкие клеверные поля, думала: «Я бы отдала что угодно, всё на свете отдала бы за то, чтобы остаться с ним». А потом она снова услышала отдалённые голоса родителей: «Будь осторожна. Ты ведь не хотела бы потерять свои магические силы, выйдя замуж за простого смертного? Будь осторожна. Ты бы этого не хотела…».
 
«Хотела бы! – подумала Сеси. – Даже это я отдала бы здесь и сейчас, если бы он взял меня в жёны. Мне тогда не надо было бы бродить по миру весенними ночами и вселяться в птиц, собак, кошек или лисиц. Я оставалась бы только с ним. Только с ним. Только с ним…»

Дорога шумела под колёсами.

– Том, – сказала, наконец, Энн.
– Что? – он холодно смотрел то вперёд, то на лошадь, то на деревья, то на небо и звёзды.
– Если ты когда-нибудь, хоть через несколько лет, попадёшь в Грин Таун в Иллинойсе… это несколькими милями отсюда… Ты мог бы оказать мне услугу?
– Возможно.
– Ты сможешь остановиться там и заглянуть к одной моей знакомой? – голос Энн Лири звучал нерешительно и сбивчиво.
– Зачем?
– Она моя хорошая подруга. Я рассказывала ей о тебе. Я дам тебе её адрес. Минутку.

Повозка остановилась у её дома, а она вытащила из сумочки карандаш и листок бумаги. Положив бумажку на колено так, чтобы её освещала луна, что-то написала там:
– Вот. Можешь разобрать?

Том взглянул на листок и растерянно прочёл:
– Сеси Элиот, Ивовая улица, дом двенадцать, Грин Таун, Иллинойс.
– Приедешь как-нибудь? – спросила Энн.
– Как-нибудь, – ответил он.
– Обещаешь?
– Какое это имеет отношение к нам? – воскликнул он, теряя терпение. – Зачем мне эти имена и бумажки?!

Он смял бумагу в тугой шарик и бросил его в карман своего пальто.
– Пожалуйста, пообещай! – взмолилась Сеси.
– …пообещай, – подхватила Энн.
– Ладно, ладно, а теперь отстань! – прикрикнул он.

«Как же я устала, – вдруг поняла Сеси. – Мне тоже пора домой. Силы уже на исходе. Если постоянно путешествовать ночью, то сил хватает только на пару часов. Но на прощанье…»
– …на прощанье… – эхом повторила Энн и поцеловала Тома в губы.
– … Я поцелую тебя, – закончила Сеси.

Том отстранился и посмотрел на Энн Лири, заглядывая глубоко-глубоко внутрь. Он ничего не сказал, но его лицо начало медленно расслабляться. Морщинки разгладились, исчез напряжённый изгиб губ. Он ещё раз всмотрелся в освещённое луной лицо, а затем помог девушке спуститься с повозки и, не пожелав даже доброй ночи, быстро уехал вниз по дороге.

Сеси отпустила Энн.

Энн Лири, закричав так громко, словно вырвалась из плена, побежала по залитой лунным светом дорожке к своему дому и громко хлопнула дверью.

Сеси же задержалась ещё ненадолго. Теперь она смотрела на ночной весенний мир глазами сверчка. Лягушкой посидела немного рядом с лужицей. Ночной птицей взглянула вниз с высокого вяза и увидела, как погас свет в двух фермерских домиках – один из них был совсем рядом, а второй – в миле отсюда. Она задумалась о себе и своей семье, о своей странной силе и о том, что никто из её семьи никогда не сможет выйти замуж за человека, живущего в этом огромном мире за холмами.

– Том? – её слабеющее сознание ночной птицей сорвалось с ветвей и полетело над густыми горчичными полями. – Ты сохранил тот листочек, Том? Приедешь ли ты когда-нибудь, пусть через несколько лет – когда угодно – чтобы меня повидать? И если да, то узнаешь ли ты меня? Взглянув в моё лицо, вспомнишь ли ты ту ночь, когда мы с тобой простились, и поймёшь ли, что любишь меня так же, как я тебя – всем сердцем и навсегда?

Она остановилась и повисла в холодном ночном воздухе, в миллионе миль от городов и людей, возвышаясь над фермами и материками, реками и холмами:

– Том?.. – нежное.

Том спал. Была глубокая ночь. Его одежда висела на спинке стула и на краю кровати. А на белой подушке, рядом с головой, ладонью вверх замерла рука, в которой лежал маленький клочок бумаги. Медленно-медленно, по миллиметру в секунду, его пальцы постепенно сжимались и, наконец, крепко сцепили листок.

Том ничего не заметил и даже не шелохнулся, когда чёрный дрозд очень тихо, едва различимо, постучался в мерцающее лунным светом стекло, а потом быстро вспорхнул и, чуть задержавшись, полетел на восток, паря высоко над спящей Землёй.