Это был первый мой Волошинский фестиваль в Коктебеле.
Я тогда совсем недавно, несмотря на вполне уже дедовский возраст, снова, после огромного перерыва, начал сочинять стихи. И книги, и публикации, и премии были впереди. Графоманил понемногу, совершенно не уверенный в себе, своих почеркушках и необходимости этого мучительного процесса. Поэтому на фестивале, вместе с молодыми поэтами, дал свою подборку в мастер-класс легендарного Евгения Рейна. Стихи его я хорошо знал, многие нравились, и вообще питерский поэт был мне во многом ближе, чем его друг Бродский.
Маститый и величественный Рейн добросовестно перебирал подборки юных дарований, говорил что-то снисходительно-ободряющее, умеренно журил за ляпы, а меня даже не упоминал.
Когда я уже собирался тихонько раствориться в любимом пространстве Коктебеля (тем более, что строгая жена Рейна уже топотала, громко требуя отпустить поэта на обед), Евгений Борисович неожиданно заявил: "А вот это я оставил на закуску. Обсуждать не стану, просто почитаю вам..." И начал прямо с листа своим зычным голосом произносить строчки моего цикла "Ленинградские стихи". А в конце добавил: "Под этим и я бы с удовольствием подписался!"
Вот тут я и понял, что вместо заслуженного и сладкого старческого маразма обречён на то, что со мной происходит до сей поры...
На том фестивале я и сделал портрет Евгения Рейна.