Над Ялтой горной темень пролегла,
Смещая грозно краски панорамы,
И лунный свет в оконца пролила
Для разлиновки жёстких линий драмы.
Здесь смехом и слезою бронхи дам
Рвались в куски в бессилии и страсти,
И старый Фирс, дворянский этот срам,
Был символом отечества ненастий.
Цедя тепло нагретых крымских крыш,
Пугая близких знаками печали,
Он шёл и думал – публика, услышь
Замес тоски в вечернем карнавале.
Как тяжко мне не верить в доброту
И помнить этот странный вкус во рту.