Берендеев двор. Держи вора

Енька Соловей
   Придя домой, Василиса некоторое время нервно расхаживала по горнице, заложив руки за спину и очень сосредоточенно о чём-то думая. Потом, не выдержав, быстро взбежала по лестнице на второй этаж и зашла в одну из многочисленных комнатах. На стол легла тарелочка, а на неё—большое идеально ровное ярко-красное яблоко. Шепча одной ей ведомые слова, Василиса, раскрутив пальцами фрукт, отправила его крутиться по поверхности блюда. Увиденное крайне удивило женщину: её взгляду предстал Алёша, попов сын, в его весьма невыгодном положение. Катнув яблоко ещё раз, Василиса увидела тот самый склад, куда зашёл горе-работник. Убрав волшебный инвентарь на место, женщина пошла на крыльцо, где, оглядевшись кругом, резко свистнула.
   Вскоре, откуда ни возьмись, перед ней появился молодой юноша. Он был среднего роста, довольно худощавый, но широкий в плечах. Чёрные, отливающие в синеву волосы взъерошены, жёлто-зелёные глаза будто слегка светятся в тёмном ночном воздухе. Парень был гладко выбрит, что было весьма необычно. Одежда его представляла простой чёрно-серый костюм. Внимание привлекала только золотая серьга в правом ухе.
-Зачем звать изволила, Василиса Егоровна?—чуть хриплым голосом спросил юноша.
-Задание к тебе есть, Лихонь, даже два. Сложные и срочные, справишься?
-Что нужно?
-Человека одного найти надо, Алёшей звать. Забрался на склад заброшенный, в торговых рядах, его там связал кто-то, это раз; а два—наведаться в мастерскую ремесленника Ерофея, подсобить, коли нужным окажется. Ну что, сдюжишь али тяжко?
-Обижаешь, Василиса,—усмехнулся Лихонь и, спрыгнув с крыльца, будто растворился в непроглядной ночной тьме.
   Ещё раз оглядевшись, Василиса ушла в комнаты. Как внимательна ни была женщина, кое-кто от её взора ускользнул. И был этим кое-кем никто иной, как писарь Никанор. Неутомимый летописец этой ночью мучился от бессонницы, поэтому от его острого взора не ушёл тот факт, что Василиса наведывалась к Берендею. Посчитав это странным и даже возможным повредить царю и стране, Никишка ждал, когда женщина выйдет от государя, а потом пошёл за ней. Подслушав разговор с Лихонем, писарь решил провести самостоятельное расследование и побежал к мастерской Ерофея.
   Уже отчаявшись, Алёша и не пытался высвободиться: лиходеи так крепко связали парня, что даже пошевелить руками было трудно. Невесёлые мысли лезли в голову к попову сыну.
„Всех подвёл,—думал Алёша,—Илья с Добрыней небось всё, как надо, сделали, не то, что я, дурак. Они наверняка уж и не ждут меня. Решили: испугался, дескать, Алёшка да сбежал. И царя подвёл. Он поверил, а я подвёл”.
   Самобичевание было прервано странным скрипом со стороны двери. Алёша замер в ожидании неизвестного. Кто это мог быть? Вернулись тати? Почему так рано и отчего не заходят? Их подельники? Ну, это вероятнее. И вот дверь отворилась. Вставшую в проёме фигуру трудно было разглядеть, разве что сверкали в темноте зеленовато-жёлтые глаза, да блестела золотая серёжка. В следующий миг человек уже сидел на карачках рядом с пленником:
-Ты, что ли, Алёша Попович будешь?
Алёша закивал головой.
В руке человека холодной сталью лезвия блеснул нож—снова нехорошие мысли залезли в голову парня:
„Подельник... Прости меня, Господи!”
Помощь, однако, пришла, откуда не ждали: груз верёвок наконец спал с тела, а кляп больше не мешал говорить.
-Ты кто?—спросил Алёша, хватая ртом воздух.
-Лихонь я.
-Лиходейское имя какое-то.
-Ничего не лиходейское. Лихой, значит, удалой, быстрый. Да не обо мне речь. Дел много, потом объясню. Вставай, побежали!
-Куда?
-К друзьям твоим!

   Наконец послышались приближающиеся шаги. Именно в этот момент выяснилось, что всё имеющееся оружие—нож Михаси. Затаив дыхание, собрав все силы, приятели ждали возможности достойно встретить ночных гостей...
   А к мастерской Ерофея с разных сторон двигались пять фигур. Воровски озираясь по сторонам, силясь слиться с улицами и раствориться в ночной мгле, крались Серёга с Юрой для выполнения своей тёмной цели. Короткими перебежками, охватывая проницательным взглядом всё вокруг, ни малейшей тени не упуская из поля зрения, слыша и запоминая каждый шорох, шёл на разведку писарь Никишка. И последними бежали двое: Лихонь и Алёша. С удивлением замечал попов сын, что, как бы он ни старался, обогнать таинственного спасителя не получалось.
   Первым добежал Никанор. Хитрый писарь решил заходить в лавку через жилые покои. Если ничего подозрительного и крамольного замечено не будет, скажет, что обознался. А если уж будет замечено—гнить всем в острогах да самой смертушки! Он лично проконтролирует. Вторыми подоспели Кощеевы слуги. Их, правда, несколько подзадержала работа с замком: ломать его было нельзя, надо было обязательно открыть отмычкой. Несмотря на нечеловеческую скорость Лихоня, они с Алёшей опаздывали: слишком поздно хватилась Василиса. Почти справившись с замком, Юра ухмыльнулся: луна спряталась за облака—верный знак воровской удачи.
   Тати вошли в лавку. Не успели они набить железом прихваченные с собой мешки, как на них обрушились удары Михаси, Добрыни и Ерофея. Покатилось по полу железо, подняв жуткий грохот. В кромешной тьме нельзя было разглядеть, где свои, а где чужие—приходилось доверяться шестому чувству. Вначале так надеявшийся на свой нож Михася вынужден был запихнуть его в сапог—не дай Бог Добрыню или Ерофея задеть.
   Шум привлёк внимание Никишки. Бесстрашный писарь, осенив себя крестным знамением, вихрем ворвался в самое пекло битвы. Да, пусть он был тощим и не умеющим не то, что оружием—собственным телом, нормально владеть, бился он отчаянно. Не видел он врагов, не знал их в лицо, но была его воля несокрушима, как и желание послужить царю и стране.
   Когда драка уже утихала, в открытую дверь вбежали Лихонь с Алёшей. Второй до сих пор стыдился своим пребыванием в плену и хотел в горячем сражении доказать, что он не хуже других и достоин быть работником Берендея-царя.
   Но вот враг уже повержен и перестал сопротивляться. Ерофей даже связал его (и когда успел верёвку приготовить?), а Лихонь зажёг лучины. Хотя в этом не было необходимости—снова показалась луна, освещавшая комнату через открытый дверной проём. Наконец герои огляделись: сильнее всех пострадали Добрыня, Михася и Ерофей. Поменьше досталось Лихоню и Алёше.
-Алёшка, ты!—Добрыня обнял приятеля.—А мы испереживались! Что с тобой было-то?
-Потом, потом! Это вот Лихонь, знакомьтесь!
-Добрыня!
-Михася!
-Ерофей!
-Лихонь!
-Мужикииии!—Михасе первому пришло в голову взглянуть на пленённого татя. Связанным оказался Никишка.
-Вы что творите, негодяи, охальники! Упустили злодеев?! Или нет... Так вы сами и есть тати! Как есть, тати! Скандинавским королём подосланные! А ну развяжите меня!
-Летописец...—глухим голосом произнёс Добрыня.—Как же ж так?!
-Как, как? А вот так! Летописец, а не побоялся на татя выходить! А вы все—предатели и засланные лазутчики!
-К Берендею его надо,—вынес приговор Михася,—и там уж разбираться.
-Может, не надо,—робко предложил Ерофей, растирая ударенную голову.
-Не надо!—подтвердил Алёша.—Я настоящих татей видел.
-Точно?
-Точно! Там такое дело...—парень замялся...—я на склад заброшенный забрёл, а на меня там напали и связали двое: Серёга и Юра. Они железо воруют, а работают, вроде как, на Кощея.
Михася присвистнул:
-Прав был Ганька-то! А вы не верили.
-А ты кто будешь?—спросил Добрыня у Лихоня.—И как про Алёшу узнал?
-Василиса меня послала, её благодарите. А я помочь добрым людям всегда рад.
-Да какие ж вы добрые?—возмутился Никишка.—Невинного связали, татей упустили, да ещё и сами лазутчики?!
Ерофей подошёл к летописцу и развязал его:
-Пойдёмте вместе к Василисе. Царя пока беспокоить не стоит, а вот совет мудрый не помешает.
   На том и порешили, но вот удивительное дело! Даже в такой суматохе двое злодеев успели прихватить с собой железа, и не мало... И когда успели?!

   Возможно, не удалось бы Серёге с Юрой бежать, будь в мастерской ещё один человек—Илья. Который хоть и обещался прийти, так и не явился. Но парень не струсил, не забыл и не заснул: он честно ждал на площади. Когда же солнце уже почти скрылось за горизонтом, он хотел идти к приятелям, но кое-что отвлекло его внимания. Небольшими группами, человек по пять, не более, выходили из города люди. Да всё с телегами. А на телегах большущие мешки... Там могло быть что угодно, любые вещи, но какое-то внутренне чувство подсказывало Илье, что вывозят из Московии краденное железо. Недолго раздумывая, он побежал к сторожевой будке Привратника. Достигнув цели, начал отчаянно колотить кулаками в дверь. Долго ждать не пришлось—стражник скоро открыл.
-Илья, чего это ты? Никак, случилось что?
-Дмитрий, подскажи! У ремесленников железо воруют.
-Так...
-Мы взялись одному мастеру помочь. Я должен был к нему идти, но сейчас через другие ворота люди проезжали, все с телегами, гружёнными чем-то тяжёлым. Сдаётся мне, там украденное добро.
-Телеги пропустили?
-Да! Но мало ли, что они наврали! Недоброе я чувствую, подскажи, что делать!
Привратник вздохнул:
-Ты молодой, в тебе жизнь кипит и сама тебя к нужным дверям толкает. Я такой же был. Жди здесь.
Стражник удалился, а пришёл уже с конём. Высокий и мощный золотистый жеребец исподлобья смотрел на Илью.
-Добрый конь. Бери его и скачи за ними. Авось догонишь.
-Спасибо тебе, Привратник! Дай тебе Бог здоровья!—Илья отвесил низкий поклон и вскочил на коня.
-Храни тебя Бог!—сказал Дмитрий, смотря вслед удаляющемуся всаднику.

-А у ремесленников железо тырят. У всех. Да так хитро—никто ничего не видел. Ну тут уж начали сказки рассказывать: уже чуть ли не на Кощея думают.
-Дык это Кощей и есть. Его рук дело,—быстрым высоким голосом сказал мужчина.
-Брешешь, Выша,—усмехнулся Ганя.
-Это я брешу?!—вылупил и без того большие глаза мужчина.
-Ты.
-Да вот те крест! Слухай сюда, я тут тоже кой-чего знаю, не ты один умный...
-Ну-ну, рассказывай!
-А ты не ухмыляйся! Сиди да слушай!
Ганя отхлебнул медовухи и принялся слушать своего собеседника:
-Кощей—он хоть и Бессмертный, но трус порядочный! Ну станет разве нормальный смелый мужик смерть свою запихивать в иглу, иглу—в яйцо, яйцо—в утку, утку—в зайца?! Мне интересно, как он всё это проделал?! Особенно утку в зайца...—Выша задумался.—Это заяц огромный, или утка мелкая?
-Да что мне твои утки, Выша! Ты по делу говори.
-Да я говорю, ты перебиваешь! Кощея ж почему до сих пор не победил никто? Знаешь?
-Колдун потому что?
-Ну и что, что колдун? Колдунов по нашим лесам, что собак нерезаных! Потому что он не только смерть свою упрятал, но и силу!
-Это как?
-Вооот! Тут самое важное начинается! Откуда он силы берёт и как их копит, то мне неведомо, но люди сказывают, что эти самые силы он в разные вещи помещает. И если простой человек силы теряет, то Кощей—нет! Потому и сражаться он может,  сколь угодно долго. А лучше всего силу железо держит! Вот он время от времени и нанимает работничков себе, от так от!
-Сказки это всё, россказни бабкины. Ты мне ещё про Соловья Разбойника заливать начни да про свист его.
Выша скрестил руки на груди:
-Да ну тебя, Ганька! Вредный ты! Мне проверенные люди рассказывали! И меня к Кощею звали, только я не пошёл. Не хочу ни на кого работать, я—человек вольный, а эти все—продажные! А насчёт Соловья ты зря! Мне тоже про него много интересного известно...