Она была "той странной девочкой", сторонилась компаний, предпочитая степенные взрослые беседы нашему ребячеству, тем более, что на пару лет была старше нас. Когда она выходила из своего подъезда и приближалась к любой группке людей - старушек ли, матерей ли семейства, остановившихся с полными авоськами "буквально на пару минут" поболтать с соседками, нас ли, детей - откуда-то снизу, из глубины ужаса, всплывала и повисала тишина. Девочка проходила мимо - прямая спина, ровная походка - и все выдыхали, начиная сочувственно шушукаться.
Она жила в моем подъезде со своей бабушкой, девочка, про которую все знали страшное. Ее отец застрелил маму из ружья и покончил с собой у нее на глазах.
Она была очень, очень спокойной девочкой. Я не спрашивала, но она сама сказала однажды - все помню. Я побоялась расспрашивать, и мы долго сидели в звенящей тишине...
август, четкая, кристальная линия, уводящая в осень, подступающую мягким комком в горле...
Ее бабушка, такая же прямая, и такая же спокойная, как внучка, жила на небольшую пенсию, стояла в очередях за продуктами и лекарствами, каждый месяц совершая экономическое чудо в отдельно взятом бюджете советского образца. Однажды девочка пригласила меня на день рождения - одну, потому что бабушка разрешила ей пригласить только одну подружку. Я купила в подарок детскую книжку про героев-полярников, и ждала вечера. А вечером смущенная девочка сказала, что к ней приехал кто-то еще, а бабушка больше одной подружки не разрешит.
Августовским вечером я сидела, обняв подушку и читала про героических полярников Папанина. Почему-то я чувствовала себя такой же тихой и очень спокойной, как и она...