В Амаранту они вернулись поздно вечером, уже зажглись сигнальные огни, и городская стража, совершая обход, колотила в склянку. Улицы опустели, витрины погасли, остатки людского потока мелкими ручейками втянулись в трактиры и распивочные. Закрывая дверь потайного хода, Тузендорф воровато оглянулся по сторонам, но улица была пуста. В оба конца завывал ветер, бросая под ноги смятые бумажки, да трусила дворняжка, опустив нос к земле.
Проезжая мимо убогого трактира, Орландо поймал себя на мысли, что ему хочется остановиться, войти внутрь и сесть возле очага, наблюдая за посетителями. Не потому, что он был голоден, а для того, чтобы побыть среди людей. Во дворце его ждал отменный ужин, душистая ванна, мягкая постель и полное одиночество, которое сегодня действовало на нервы.
- Господин фон Тузендорф, задержитесь еще ненадолго, - бросил он куда-то за спину, отдавая поводья груму. Тот, хоть и крякнул, но поклонился. Орландо видел, как он устал, но считал нужным закончить то дело, за которым он так далеко ездил.
Много времени прошло с тех пор, как сам Орландо впервые попал во дворец с лакейского подъезда, теперь тут многое изменилось. Рабочие помещения были отремонтированы, вычищены и содержались в полном порядке. Никто не мог быть застрахован от внезапного визита Его Высокопревосходительства, поэтому работа делалась на совесть, ибо в такие тяжелые времена люди дорожили службой, которая вовремя и хорошо оплачивалась.
Орландо шел по коридорам уверенно, видно было, что ему хорошо знакома и непарадная часть дворца, а Тузендорф семенил следом, устало пережевывая мысли о величии этого человека, которому он обязался служить сам, по доброй воле. В кабинете уже горели свечи, шторы были спущены, скрывая за собой темноту ночи, и кресла были немного выдвинуты, приглашая их садиться – Орландо не зря муштровал своих лакеев.
- Садитесь, сейчас я распоряжусь насчет ужина. Нам нужно подготовить кое-что.
До половины четвертого ночи они писали текст обращения к народу, который должен будет появиться в газетах, прервав затянувшееся молчание. Информационное сообщение, сутью которого было объявление вслух давно известных истин: в горах Нарамана объявилась самозванка, которая выдает себя за погибшую принцессу Лию, было призвано возбудить в народе негодование и желание схватить изменницу.
- Если что и способна возбудить принцесса, то никак не негодование… - хихикнул ошалелый от усталости Тузендорф, когда Орландо, меряя шагами кабинет, в тысячный раз объяснял ему, каким должен быть текст.
- Не называйте ее принцессой! Эта шваль – не более чем мошенница из Касабласа, ведьминский выкормыш!
- А я думал, она вам понравилась.
- Думать команды не было! – резко крутанулся на каблуках Орландо, - надо назначить награду за ее голову. Жадность – великая вещь, горы сворачивает.
- Угу, и перевалы берет… - снова не удержался министр. – Простите, Ваше Высокопревосходительство, я слишком устал, ничего не соображаю. Может быть, мы с вами отдохнем немного, а потом продолжим? На свежую голову оно куда лучше думается.
- Мне этот манифест нужен утром!
- Да зачем он вам? За сутки ничего не изменится, зато мы сможем сделать действительно хороший текст, который… который… который будет не стыдно читать хотя бы…
Орландо посмотрел на своего министра глазами, налитыми кровью, но внезапно понял, что тот прав – им всем необходим отдых. Безнадежно махнув рукой, он рухнул в кресло:
- Идите, бездельник… Только, чтобы в восемь утра вы были здесь как штык!
- Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство.
Когда Орландо продрал глаза, была половина второго – солнце было таким ярким, что пробивалось даже сквозь плотные портьеры, оставляя горячие лужи на ковре. Он выскочил из постели, зачем-то забежал в кабинет и выглянул из двери в коридор, где скучал с папочкой господин министр внутренних дел.
- Доброго дня, Ваше Высокопревосходительство, как спалось? Я спал как сурок, вот что значит длительная прогулка на свежем воздухе. Вы знаете, я даже похудел, - сегодня я застегивал камзол и понял, что пуговицы можно перешить.
Стукнуть его, что ли?
- Вы почему меня не разбудили? – Хмурый и заспанный, Правитель позвонил в колокольчик, - завтракать будете?
- Завтракать – нет, но я с удовольствием пообедаю, если Вашей Милости будет угодно.
Орландо посмотрел на часы и чуть не застонал:
- Половина второго… Полдня коту под хвост! Где вы, черт возьми, были? Принесите кофе и чего-нибудь пообедать мне и господину барону! – лакей поклонился и бесшумно исчез.
- Полноте, Ваше Высокопревосходительство, вам нужно было отдохнуть, любой человек, даже самый великий, нуждается во сне и пище.
- Я не человек, я - Правитель. – Орландо накинул халат и задумался, - мы вчера должны были закончить обращение к народу.
- Да, я тут накидал кое-что пока вы отдыхали. Вот, взгляните…
Орландо пробежал глазами бумажку и нашел изложение сухим и неэмоциональным, хоть и толковым. Повздыхав немного, он взял перо и начал чиркать:
- Вот так пусть будет, и вот так… Награда маловата – назначьте тысячу септимов, и чтобы принцесса, то есть самозванка, была живая… И вообще, займитесь ликвидацией этого бандформирования, хватит уже сопли на кулак мотать. Но помните, девчонка нужна мне живьем!
Странная, нелепая двухдневная прогулка в Нараман упала как топор, отделив одну часть жизни Орландо от другой. Он не сразу заметил перемену, но куда бы он ни повернулся, на что бы ни посмотрел – все стало другим. Мир изменился окончательно и бесповоротно: солнце стало ярче, небо голубее, и даже собаки лаяли громче и заливистей. Удобный, привычный серый кабинет вдруг показался ему тоскливым, и он вызвал обойщика, велев ему обновить стены. Когда Тузендорф явился поутру с очередным докладом, он решил, что ошибся дверью, обалдело уставившись на веселенькую карамельную расцветку.
Правитель даже заказал себе новую одежду – неслыханное для него мотовство, тем более в такой трудный для страны момент. Но он чувствовал, что нуждается в переменах, пусть это будет хотя бы платье. Он хотел дышать полной грудью, ощущать биение жизни в своих венах, пользоваться богатством мира. Все это экзистенциальное сумасшествие нашло выход в паре изысканных ужинов для самого себя, но это уже был серьезный сдвиг.
Только сейчас он заметил, что вокруг него – мертвая зона. Если не считать работы, то он абсолютно ни с кем не общался: ни друзей, ни приятелей, ни даже прихлебателей с подхалимами. Никого. Вечером, после того, как он поужинает, лакей обходил коридоры и гасил свечи – Королевский дворец погружался в тишину, не нарушаемую ни одним звуком. Пустой и безжизненный, он напоминал призрак: покои с расписными потолками стояли пустыми, старинная мебель была заботливо укутана в чехлы, и ее позолота тускнела не от плохого обращения, а от ненужности и заброшенности. Все вокруг было мертвым, он жил на кладбище.
Странно, что так долго он не замечал этого, не страдал от одиночества, не боялся ночей в пустом дворце, полном призраков. Но теперь, когда ему так внезапно захотелось жить, тишина стала его угнетать. Будучи не в силах придумать что-нибудь стоящее, он начал ремонт во дворце, и теперь засыпал и просыпался под стук молотков и визжание пил, но это его радовало.
Что произошло? Что вызвало такой нелепый скачок в сторону от всех его привычек? Трудно объяснить, но приехав домой из Нарамана, он посмотрел в зеркало и не узнал себя: где его молодость, куда ушли все эти годы, что он вообще видел в жизни? Подсчитав свой возраст, он ужаснулся – еще чуть-чуть, и жизнь бы прошла мимо. Как хорошо, что он не внял бубнению Тузендорфа, и все-таки поехал в Нараман!
На своей волне, оторванный и падающий, как желтый лист, теперь он не спал и не ел. Лицо принцессы не выходило у него из головы. Тысячу раз он прокручивал в памяти их ночную встречу, каждый момент, каждое движение – до полного изнеможения. Он вспоминал, как она слушала Тузендорфа, внимательно глядя темными глазами. Какого цвета у нее глаза? Он не разглядел при свечном освещении, но они бездонные, безбрежные как ночное небо. Она вся такая маленькая, похожая на взлохмаченного цыпленка, у нее пепельные кудри, давно не знавшие расчески и скрученные в небрежную косу. У нее тонкая шея, с которой она сняла замусоленный шнурок, наклонив голову, и на этой шее белой пеной лежат короткие завитки. Она хмурит лоб, и на коже рисуются две вертикальные морщинки, она улыбается совсем по-детски, открыто и простодушно. Она присела над мешком и ссутулилась, под рубашкой проступили лопатки, и было видно, что эта рубашка ей велика. Тысячи и тысячи подробностей всплывали в памяти, оживляя смутный образ, увиденный им в пламени свечи.
Ничто на земле не проходит бесследно – Орландо повторял эти слова с особенным значением. Не бывает таких совпадений, сама судьба ведет его и вкладывает ему в руки инструменты. Ему было свыше предопределено совершить ошибку, упустить из виду эту жизнь для того, чтобы повстречать ее сейчас. Какое же счастье, какое невероятное счастье, что Змей страдает припадками филантропии! Если еще неделю назад Орландо хотел удавить старого ящера, то теперь он бы его расцеловал.
Все вышло именно так, как надо, и даже тогда, когда ему казалось, что жизнь идет наперекосяк, все было правильно. Не зря он ждал столько лет – он знал, сердцем своим знал, что настанет день, и она придет в его жизнь.
Дни проходили под шум ремонта, Орландо захотел, чтобы дворец наполнился жизнью и красками. Он велел открыть все покои до единого, даже те, которые в свое время серьезно пострадали от пожара, вымыть их, вычистить, открыть окна, впуская солнечный свет. Каждую комнату он обошел вместе с Петровым, решая где, как и что сделать.
- Это должен быть самый красивый дворец в мире, понимаете? Нет, не так: черт с ним, с самым красивым, он должен быть уютным, полным воздуха и света! В нем должно быть хорошо! Каждый человек, попадающий внутрь, должен захотеть в нем остаться! Он должен жить! Все: стулья, столы, даже портьеры на стенах должны дышать! Что вы об этом думаете?
- Я думаю, Ваше Высокопревосходительство, что в гвардии мне было легче. Вы меня простите, я человек военный, привык по-прямому…
Орландо нахмурился, с некоторых пор его начали раздражать возражения.
- Вы, Ваша Милость, для начала сами разобрались бы, чего хотите, а то слов много, но ничего не понятно. Вы не забывайте, что я неуч, и наука оформления интерьеров мне незнакома – портрет я еще могу намалевать, но оживить столы и стулья я даже с бубном не смогу!
- Эка невидаль! Вы что, думаете, я разбираюсь в военном деле? Или в строительстве? Говорят: «Орландо ведет войну», «Орландо построил дорогу», а я ни одного кирпича в глаза не видел и даже мухи в жизни не убил. На все есть грамотные люди, которые знают свое дело, моя задача – их найти и направить к нужной мне цели. Вон, в Сейморе целая Академия изящных искусств сидит, разве там нет специалистов?
- Они со мной и разговаривать не будут.
- Еще как будут! Сами прибегут и заговорят до смерти – кормиться-то всем надо. Так что, дерзайте, берите этих толстых академиков за жабры и вперед! Чтоб от красоты моего дворца дух захватывало!
По эскизам Петрова в мастерских уже отлили несколько вариантов нового памятника, которые почти устроили Правителя, но он велел работать над ними дальше. Весь художественный цех Амаранты впал в негодование и депрессию от стремительного возвышения гвардейского выскочки, а Орландо, втайне испытывая удовольствие от их унижения, старательно продвигал Петрова. Выскочка поддерживал выскочку.
Ему понравился парадный портрет, который, после недолгих мучений, изобразил Петров – и, надо сказать, хорошо это было или плохо, но портрет королевы действительно стал новым словом в официальной живописи. Брижитт на нем была изображена не на троне или в героической позе, а в движении, словно мимоходом обернувшись к зрителю и взглянув ему в глаза. Больше всего Орландо восхитила естественность движения и то, что под каким бы углом зритель не смотрел на портрет, глаза королевы неотступно следовали за ним. С точки зрения принятых канонов живописи, портрет не лез ни в какие ворота – он был написан вопиюще непрофессионально, без проработки деталей, без символов и аллегорий – только немолодая женщина, стремительно вырывающаяся из темного фона и неприлично реальная, как уличная торговка.
Правитель устроил публичную презентацию портрета в Тронном зале, на которую сбежалось пол-Амаранты – уже несколько лет Королевский дворец не открывал дверей, так что любопытство было связано не только с портретом, но и с тем, что по слухам, Правитель затеял невиданную реконструкцию.
Портрет разместили посреди зала таким образом, чтобы в любое время дня и при любой погоде падающий свет не мешал его рассмотреть. Орландо сам пришел посмотреть ранним утром, когда свет в больших окнах падал с левой стороны, и убедился, что Ее Величество выглядит очень эффектно. Он остался доволен, чего никак нельзя было сказать о представителях профессиональных кругов – они в портрет только не плевали.
- Омерзительно!
- Безобразие!
- Куда мы катимся?! Где величие, где красота и изысканность? Где музы, где символы добродетелей королевы? Она выглядит как старая процентщица!
- Где это видано, чтобы королевскую особу изображали с таким лицом? Как бы она ни выглядела, на портрете она должна быть молодой и красивой, без морщин и отеков под глазами. Короли – не простые смертные, и они не должны стареть, болеть или быть некрасивыми!
- А чего можно ожидать от солдатни, которая берет в руки кисть?
Если бы художник Петров не был гренадером, он бы, наверное, застрелился. Вечером, когда толпа схлынула, Орландо подошел к нему, одиноко сидящему в углу зала.
- Как вы? Не сожрали вас?
- Подавятся, - невесело усмехнулся Петров, - что бы они ни говорили, но сегодня мой портрет стоит в Тронном зале, а они просто слоняются без дела.
- Вот это правильно. – Правитель обошел работу, еще раз посмотрел с разных углов, - мне нравится. Она тут на человека похожа, а не на деревянную куклу. Да и вообще – похожа.
- Это всех и бесит, они привыкли, что королей нужно изображать с выпученными от величия глазами и непременно в стаде муз. Без них никак.
- Пусть идут лесом, Брижитт была именно такой. Завтра этот портрет будет висеть вон там, - Орландо показал на центральное место, на котором красовался король Сигизмунд с какой-то синей ляпкой в руке, отдаленно напоминающей фазаний хвост.
- Ого! – присвистнул Петров, - А как же он?
- Повисит в уголку, с него не убудет. Королева Брижитт куда круче, и мне ее портрет действительно нравится.
Когда Петров ушел, Орландо было отправился спать, но заснуть не мог – впечатления прошедшего дня крутились в голове как стайка комаров, отгоняя дрему. Покрутившись немного, он вдруг решил сходить еще раз взглянуть на портрет, а вдруг призрак королевы тоже туда явится? Сейчас было бы очень неплохо задать ей кое-какие вопросы.
Пустые коридоры дворца навевали тоску, особенно в лунном свете, когда яркая позолота декора тускнела и становилась мертвенно-бледной. Казалось, что весь мир вымер, и только внимательные глаза нарисованных мертвецов следят с портретов. Орландо поежился, но страха в душе не было – ведь он сам желал встречи с призраком, много лет желал, но упрямый призрак игнорировал его желание.
- А еще говорят, что во дворце привидения кишмя кишат… Когда надо, так ни одного не дозовешься.
Тронный зал в лунном свете выглядел заброшенным, будто прошло много лет, все покрылось пылью и паутиной и потеряло краски. Портреты королей и королев смотрелись как большие черные пятна, двери в какой-то другой мир – из такой вот двери и выглядывала старая королева, внимательно наблюдая за полуночником.
- Не спится… Вот, Ваше Величество, это мой скромный вам подарок, дань благодарности. Вы знаете, я долго удивлялся, почему вы явились именно мне, а теперь понимаю. Скоро я представлю вам вашу пра-пра-правнучатую племянницу, и, держу пари, она вам понравится. Она очень красивая и умная. Очень.
Он задумался: первый раз он говорил с кем-то о том, что занимало его больше всего на свете, и говорил откровенно. И этот кто-то был портрет.
- М-да, наверное что-то в моей жизни неправильно, - он почесал редеющую макушку, - но я скоро это поправлю.
Наутро Тузендорф явился с докладом и попросил полномочий для распоряжения Плериэльским полком. Орландо понял, что лед тронулся, и подписал бумагу с душевным трепетом, почему-то побоявшись спросить о подробностях операции. Последние дни Правитель Страны Вечной Осени словно летал на карусели. Он переходил от душевного подъема к полному упадку и наоборот, настроение менялось так быстро, что он сам не успевал за ним следить. Что уж говорить о подчиненных, из которых только Тузендорф еще сохранял видимость спокойствия, а все остальные давно впали в панику. Даже княгиня Шварцмауль нанесла ему непредвиденный визит, в ходе которого никак не могла сообразить, зачем пришла. Зато оставила ему в подарок целую бутыль своего знаменитого вина, чему Орландо был по-настоящему рад.
Вечером он решился его пригубить – осторожно и помаленьку, чтобы мозги не разжижались, и, ощущая невероятный ягодный аромат, погрузился в сладостные мысли, которые одолевали его целый день, но днем помечтать было некогда. Его жизнь изменится, все будет по-другому, ведь только теперь начинается настоящая жизнь! Он изменит дворец, он изменит страну и победит в этой войне, и правда - сколько можно? То ли вино подействовало, то ли он сам одурел, но этим вечером ему казалось, что для него нет ничего невозможного.
Орландо подошел к карте военных действий и одним махом передвинул фронт к Мриштино, окружил его со всех сторон, а потом сгреб свою армию и завалил кружок на карте:
- Вот и все! Победа! Я победил! Да здравствую я, Орландо Великий! – и он захохотал, запрокинув голову. Хотелось движения, скорости, воздуха!
Дворцовые коридоры были давно темны и пусты – он тихонько пробежал до первого поста возле лестницы. Там горели свечи, и желтое пятно падало на пол из приоткрытой двери. Завернувшись в плащ, Правитель тихонько проскочил мимо караульных, занятых игрой в дурака, и спустился вниз по лестнице – почему-то ему не хотелось, чтобы его видели. Внизу он свернул в служебный коридор, пробежал лабиринтом тесных проходов и вынырнул возле лакейского подъезда. Там тоже была охрана, поэтому он туда не пошел, а выскочил из маленького окошка кладовой, выходящего на слепую стену. И, будучи в совершенном восторге от самого себя, радостно зашагал куда глаза глядят.
Углубившись в темную череду найкратовских улочек, Орландо едва не потерялся, но и сам не заметил этого, потому что ему было безразлично куда идти. Темные окна, склизкие на ощупь стены, бельевые веревки, кажущиеся издалека привидениями, внезапно выпустили его, и он оказался на Литейной улице. Там он свернул на канал Сигизмунда II, быстро пролетел вдоль него и увидел наконец свой любимый Халидад, раскинувшийся к востоку от Развилки. В этот полуночный час даже Рыночная площадь спала, погасив беспокойные огни, ни одна живая душа не нарушала его одиночества, мир отошел в сторону, позволив ему говорить наедине с собой… или еще кем-то?
Глядя в ночное небо, усыпанное крупными звездами, он словно показывал его кому-то, каждая мелочь теперь делилась им напополам. Он больше не был один, рядом с ним, пусть и незримо, присутствовала живая душа, и ей он говорил о своих любимых местах. О том, что днем в солнечную погоду на воде канала играют блики, о том, что самые вкусные сосиски жарят во второй справа палатке на Рыночной площади, и о том, что он недавно навещал свою дворнягу в «Можжевельнике» - она отъелась и заблестела. Тысячи вещей находил он рассказать, гуляя по ночным улицам, и как же раньше он молчал-то? Никто не знал его переживаний, никому не было до них дела, а теперь у него есть слушатель.
Подмораживало. Лужицы подернулись тонкой корочкой, пальцы мерзли, но в воздухе было разлито что-то пьянящее, как же он раньше этого не замечал! Как он раньше мог уставать или хотеть спать? Да это все вообще ни к чему, он может работать без отдыха сутки за сутками, потому что в его душе горит что-то яркое и восхитительное.
Почти до рассвета Правитель шлялся по улицам, наматывая круги, разговаривая сам с собой, пока не услышал склянку, возвещавшую начало нового дня. В этот час менялся караул, и его отсутствие во дворце должны были обнаружить. Расхохотавшись, представив, какая паника поднимется сейчас, он запахнул полы плаща и двинулся во дворец упругой походкой, перепрыгивая через лужи.
Действительно, тихий ужас властвовал в караульном помещении, когда Его Высокопревосходительство вприпрыжку пересек площадь и постучал в парадную дверь. Капитан МакДермотт решил, что он рехнулся, увидев на улице рябую физиономию Правителя, волшебным образом исчезнувшего из своей постели.
- Испугались?
Широко улыбаясь, Орландо велел принести завтрак и вызвать Тузендорфа. Вот теперь он точно хочет знать, что задумал этот шельмец, и не отпустит его просто так. Захваченный своими чувствами, он падал в водоворот, его ослепляло желание и азарт преследователя. Он ее поймает! Он ее заставит сделать по-своему! Он ее заставит смириться и покориться его воле! И она покорится, она будет принадлежать ему. Во вдохновленно-невменяемом состоянии Орландо излучал энергию, даже его ближайшие подчиненные, привыкшие видеть его энергичным и подтянутым, слепли от этого излучения. Он переделал кучу дел, даже умудрился придумать способ немного облегчить налоговое бремя для народа – прогрессивную ставку, для которой сам написал законопроект почти полностью.
Но и бурная деятельность нисколько не отвлекала господина Правителя от государственных забот, в особенности тех, которые хотя бы косвенно были связаны с принцессой – самозванкой из Касабласа или Нараманской воровкой, как Лию назвали в прессе. Тщательно разработанный манифест о поимке принцессы, появившись в печати, тем не менее не вызвал шума. Казалось, что ничего особенного не произошло, и никто не заметил ее официального появления в стране Вечной Осени. Тысяча септимов, конечно, была огромной суммой, но почему-то не нашлось много охотников ее получить. Или нараманские бандиты газет не читали? А ведь Тузендорф специально внедрил в ряды восставших своих людей, которые должны были донести до простых бандитов мысль о том, что доставив принцессу в Амаранту, можно хорошо заработать.
Однако газеты вышли и стали просто газетной бумагой, манифесты в стеклянных рамках на улицах размыли дожди, а никто не спешил в столицу с пленной принцессой. Орландо сначала был в нетерпении, потом в затруднении, а потом в негодовании, срываясь на ком попало. Больше всех, разумеется, страдал Тузендорф, которому была поручена операция по поимке самозванки.
- Чем вы занимаетесь? Я хочу знать, что происходит!
- Пока ничего, имейте терпение, Ваша Милость.
- Какое к черту терпение??!!! Я вам когда дал распоряжение?
Тузендорф терпеть не мог, когда в его дела, тайные и темные, кто-то вмешивался – это нарушало гармонию в его вселенной. Поэтому постоянные дерганья со стороны Орландо, который словно ума лишился, выводили его из себя до такой степени, что однажды он решился на открытый бунт.
- Я не бездействую! Но пока операция не будет готова, я вам ничего не скажу! Ни-че-го!
- Вы с ума сошли, Тузендорф?
- Это вы сошли с ума – у вас кроме принцессы и подумать не о чем? Эту операцию вы поручили мне, и я за нее отвечаю, а это значит, что все, что в человеческих силах, будет сделано. Вы же своим вмешательством в состоянии невменяемости можете все разрушить, поэтому я ничего вам не скажу! Можете меня казнить… - потный и красный министр, окончательно закусив удила, снял очки и начал их тереть – ну и пусть бесится, все равно терять больше нечего!
Орландо потерял дар речи на какое-то время, но быстро пришел в себя. Ему очень хотелось примерно наказать наглеца, но остаток здравого смысла вовремя шепнул ему, что без своего министра он уж точно никого не поймает. Кроме того, подлец был прав, ему действительно стоило немного отвлечься от наболевшей темы. И случай вскоре представился – докладывая «обстановочку», Тузендорф обмолвился, что принес доклад полицмейстера, с которым стоит ознакомиться подробнее.
В докладе содержалась любопытная информация о том, что, в нарушение пункта такого-то параграфа такого-то статьи такой-то Закона от 93 дня прошлого года о полном запрете на деятельность ведьм, гражданка Ирья ДеГрассо, проживающая по адресу: Касаблас, Черемуховая улица, 9, продолжает свою противоправную практику. По свидетельствам очевидцев, некоторые несознательные граждане, стоящие в стороне от прогресса, продолжают пользоваться ее услугами, и она им не отказывает - в связи с чем можно открыть уголовное дело о колдовстве.
Слов нет, как эта информация порадовала Орландо: наконец-то он к ней подобрался! Спустя столько лет, огорчений и тревог, он сможет отплатить ей за вредительство – это ли не счастье? Но, вопреки ожиданиям Тузендорфа, он не велел ее арестовывать, а собственноручно написал инструкцию, в которой приказал продолжать наблюдение и сбор доказательств с тем, чтобы арестовать ведьму, когда придет время.
- Доказательства должны быть неопровержимыми и достаточными для того, чтобы провести ее по сокращенной процедуре и быстро вывести на высшую меру. Без утомительных слушаний, заключительных речей и прочей ерунды – так что работайте, доложите мне, когда все будет готово.
Барон поклонился, принял инструкцию и подумал, что все это неспроста: знаменитая ведьма явно не давала покоя господину Правителю. Интересно, чем это она ему так насолила?
Знала ли Ирья, какая туча собирается над ее головой? Могла ли искусная ведьма предвидеть будущее, или ей было все равно? Никто не знал, что она никогда не верила в судьбу – сколько ни гадай, все равно не угадаешь, лучше уж бери все в свои руки и действуй, так оно надежнее будет.
После визита официальных лиц действительность повернулась другой стороной не только к Правителю.
- Забудь уже об этом предложении, - Лия стала все чаще хмуриться, - скажи лучше, есть ли у нас, что поесть?
- Пока есть, но скоро не будет, если мы останемся здесь. Окрестные деревни мы уже обглодали до косточек, а на нараманских камнях колбаса как-то плохо растет…
- Это я знаю. И знаю также, что надо уходить, но нам реально некуда. Отсюда есть только одна дорога – в Плериэль, а там нас давно ждут.
Мими сделала вид, что нахмурилась, но через секунду улыбка все равно засверкала на ее физиономии – молодость и счастье не могут омрачаться надолго, тем более, когда солнце светит так неистово. Над Нараманом стояли чудесные осенние дни, прозрачные и нежные – с раннего утра, подернутого тонкой дымкой, и до позднего вечера солнце безмятежно сияло над горизонтом, не омраченное ни одной тучкой.
Лия вставала на рассвете, заставляя себя покидать теплую постель и шла смотреть, как солнце всходит над горами. Самое удивительное зрелище из всех, когда-либо ею виденных, и каждый день оно было новым. Лия извела несколько страниц в своей тетрадке, пытаясь передать свои чувства, но слова были сухими и плоскими по сравнению с живым, дышащим небом и землей, раскрывающейся ему навстречу.
Ее охватывало холодным воздухом, как клещами, не давая вздохнуть, но с каждой секундой дышать становилось все легче, а тело переставало дрожать и чувствовало непередаваемую утреннюю свежесть. Наедине с собой и миром, Лия стояла на утесе и смотрела вдаль, чувствуя нестерпимое желание полететь, раскинув руки, и обнять все сущее.
Мими была права – Нараман исчерпал свой ресурс, и оставаться там стало неудобно. Небольшая армия принцессы росла слишком быстро, и окрестные деревни больше не могли прокормить их. По данным Эрикура, сейчас в распоряжении Лии было около двух тысяч бойцов, и это больше не была шайка с большой дороги. Сам Эрикур, а больше всех Мими, работали над тем, чтобы внедрить и поддерживать дисциплину среди повстанцев. К огромному удивлению Лии, Мими оказалась чрезвычайно способным организатором – день и ночь, не жалея сил, она крутилась, занимаясь снабжением, дисциплиной и обучением людей. Эрикур терпеть ее не мог, но даже он признавал, что маленькая баронесса оказалась весьма полезной.
Нараманское нагорье напоминало ящерку, змеившуюся от южных склонов Таг-Тимира почти до самого Дремучего леса, постепенно мельчая и сходя на нет. С востока оно опускалось в южно-Плериэльские земли – и это был единственный путь оттуда, потому что западные и северные склоны Нарамана были окружены болотами, печально знаменитыми Харамарскими топями.
Говорят, что некогда разыгралась здесь великая битва между первыми людьми, пришедшими в Нараман, и дикарями, заполонившими эти земли позднее. Сорок дней и ночей бились они на западных склонах, устилая землю трупами, но никто не мог победить. Наконец, налетел ветер, пригнал тучи и стало темно так, что глаз не мог различить даже блеска стали, а потом хлынул дождь, сплошной стеной от неба до земли. Разошлись в стороны воины, ибо никто не мог больше сражаться, и ждали, когда же природа утихомирит свой гнев. Но дни шли за днями, а дождь все лил, и устали воины ждать, и разошлись по своим домам, а потом и вовсе забыли о той битве, а на поле боя образовалось огромное болото, которое протянулось до самого Темного леса. Там, по преданию, лежат древние воины, покрытые болотной тиной, но не истлевшие, ждут сигнала, чтобы встать и продолжить битву.
Много интересных рассказов об этих местах Лия услышала здесь, в лагере. Люди со всех концов страны приходили сюда, приносили свои истории, прожитые годы, мысли и песни. Сидя вечерами у костров, они говорили удивительные вещи, заставляющие ее не спать по ночам, обдумывая услышанное. Так, один старик по имени Рауф утверждал, что если выйти к болотам лунной ночью и всмотреться в воду, то можно увидеть лики древних воинов – они лежат лицом вверх и смотрят бессонными глазами, страшные и прекрасные, а между ними – истлевшие безобразные трупы тех, кто утонул в болоте. Воины не подвержены тлению, но если простой смертный попадет в болото, то сгниет и превратится в черную грязь, которая никогда не восстанет и не увидит снова прекрасный мир. Стоит только коснуться воды, как холодные руки мертвецов сразу схватят тебя и утянут на дно – никто не должен беспокоить нараманских мертвецов.
Куда ни посмотри – везде мертвецы. По ночам Лия видела их блуждающие огоньки в долине, она ощущала их присутствие, но оно не тяготило ее, свыклась как-то. А тут еще целое кладбище на западе! Но не тому пристало бояться мертвецов, кто и сам мертвец – улыбалась принцесса.
Она прекрасно знала, что ее люди ее, конечно, любят, но и побаиваются. То ли Эрикур разболтал о ее разговоре на кургане, то ли сами чего напридумывали, но некий потусторонний флер у нее присутствовал. Это было забавно, они с Мими частенько подшучивали над Эрикуром и другими приближенными, а сама Лия с удивлением понимала, что все эти ведьминские штучки по-настоящему работают. Десять лет обучения у Ирьи даром не пропали.
- Это точно, - поддерживала ее Мими, у которой была обширная практика, особенно по части травматологии. Выбитые зубы, подбитые глаза и сломанные носы она уже научилась ремонтировать практически не глядя. – Вот это жизнь, это я понимаю! А ведь я могла бы обтирать паркет в гостиных и сплетничать от скуки, ужас какой!
Думая о Мими, Лия не могла не улыбаться, баронесса Ферро могла разогнать любые тучи одним своим существованием. Но сегодня, глядя на величественные и нежные краски рассвета, Лия чувствовала, что внутри у нее есть какое-то пятнышко беспокойства, которое мешает думать и заслоняет солнце. Перебирая события вчерашнего дня, она пыталась обнаружить источник тревоги, и, в конце концов нашла: это был старый солдат Севрюк, которого так блистательно одолела Мими. Вчера он приходил к принцессе, просил разрешения на двухдневный отпуск – он был из местных, и его семья жила неподалеку.
Севрюку было лет пятьдесят, он был высок, строен и силен, как бык, но для семнадцатилетних девчонок он, конечно, казался старым. У него были длинные белокурые волосы, слегка тронутые сединой, и черные висячие усы - Мими смеялась, что он точно что-то красит. Будучи искусным в обращении с оружием, он обучал девчонок фехтованию, ничуть не раздражаясь на их неловкость, и Лия видела его каждый день. И вчера, когда он пришел просить об отпуске, она выслушала его не оборачиваясь, ибо была занята своими вещами и кивнула в знак согласия, а когда повернулась, то лицо Севрюка показалось ей черным и неживым. Всего лишь какое-то мгновение, но оно отпечаталось в сознании и теперь неприятным холодком отдавалось в сердце.
Почему? Севрюк стоял против солнца, и нет ничего удивительного в том, что его лицо показалось ей черным, но Лия знала, что дело не в этом. Подобную тень она стала замечать и на других бойцах, причем на одних и тех же. Дурные мысли лезли в голову, хоть она и гнала их от себя. Впрочем, самое главное, что лицо Мими виделось ей по-прежнему чистым и светлым, как погожие дни, радующие их.
Когда выдавалось время, они гуляли по лесу, слушали его голос, вдыхали запах мокрой травы и древесины. Лия рассказывала истории, которые слышала от людей и деревьев, а Мими слушала, иногда даже молча. Острая на язык, она любила подколоть ее и упрекнуть в излишнем романтизме, но в глубине души восхищалась ее способностью чувствовать и сопереживать.
- И все-таки ты будешь великой королевой, я горжусь тобой. Но только нос не задирай!
- С тобой задерешь… Ты знаешь, меня беспокоит тишина и покой, которые здесь царят. У меня в душе как будто кто-то дверь не закрыл, и в щелку сквозняком тянет. Все как-то слишком хорошо.
Вчера Лия не сказала ей про Севрюка, не стала драматизировать – мало ли что может показаться, когда нервы взвинчены, но беспокойство не ушло оттого, что она решила его игнорировать. Созерцание восхода не принесло ей облегчения, и она встретила новый день с увесистым камнем в душе, боясь смотреть в лица своим людям. Вот бы сейчас поговорить с Ирьей!
День выдался солнечным, как обычно, ярким и радостным, захватил ее в свой водоворот и утянул куда-то далеко от всех экзистенциальных тревог и переживаний. Около полудня явился Севрюк, и доложил, что со стороны Плериэля их порядочно обложили – он собрался в свой отпуск, но не доехал. Это значило, что время Нарамана истекло, пора собираться и двигаться дальше.
Тень от веточки, растущей на пне, двигалась по солнцу, описывая круг, и Лия следила за ней глазами. На пне лежала карта, по которой Севрюк сейчас водил коричневым пальцем, показывая расположение встреченных им дозоров, и тень от веточки неумолимо уходила из предгорья, почему-то указывая на запад, в Харамарские болота.
- Да, время вышло, нам пора уходить отсюда, - наконец произнесла Лия. Это было сказано совсем по-другому, нежели она говорила это раньше. Да, она соглашалась с Мими и Эрикуром, но теперь она сказала это с внутренней убежденностью, зная, что так и надо. Все обернулись к ней, почувствовав эту силу.
- Ваше Высочество, долина Нарамана закупорена, нам придется пробивать себе дорогу с боем, но другого выхода нет.
- Я понимаю. Нам нужен план действий и план сражения. У вас есть какие-нибудь соображения?
Севрюк, Эрикур и Мими заговорили разом, перебивая друг друга, так что было трудно что-либо разобрать, но мысль их сводилась к одному: нападать нужно ночью, чтобы вместе с мертвецами посеять ужас в стане врага. Мими даже предложила устроить что-то вроде маскарада, нарядив воинов пострашнее – дескать, нараманские призраки пришли по их душу:
- Да, детский сад, но среди малиновых крестьян не меньше, чем среди наших парней, и они ничуть не менее суеверны. Если на меня из темноты вынырнет страшная рожа а-ля Адольф Киршнер, я и то обделаюсь, не говоря уж про деревенских.
- В этом что-то есть… - Лия призадумалась, - а если мы попробуем перелезть через Медведя? Хотя бы добраться до вершины, чтобы прыгнуть на них сбоку? Вернее нет, я имею в виду, что, протолкнув их вперед, мы как бы подвинемся, и они провалятся в Нараман глухой ночью, а мы спустимся с Медведя и спокойно ускачем вперед?
- План интересный, но спуск с Медведя очень узкий, нам потребуется много времени, чтобы проскочить таким образом. Вот если бы вытянуть их подальше в долину, чтобы хлынуть в образовавшуюся брешь… Мы бы загнали их в ловушку: с одной стороны мы, с другой – жмурики.
Обсуждали практически до самого вечера, решили собираться скрытно, по ночам подтягивая людей к Медведю, чтобы в два дня собраться там и устроить малиновым ловушку. Лие план понравился, он был неожиданным, рискованным, и включал, кстати, предложение Мими про маскарад. Она со всем согласилась, только настояла на том, чтобы сборы проходили как можно скорее.
- Вы знаете, я чувствую, что наше время здесь вышло, и чем быстрее мы отсюда уберемся, тем лучше.
- Не волнуйтесь, Ваше Высочество, сегодня уйдет первая партия, завтра вторая. Завтра ночью нас уже здесь не будет.
- Вот и хорошо.
Сумерки легли на лагерь, светившийся редкими огнями. Если бы Лия не знала, что готовится большое движение, она бы ничего не заподозрила – передислокацией руководил Нурик, и он делал все правильно. Вместе с первой партией он выехал к Медведю в тот муторный час, когда ночь еще не упала на землю, но лишь нависла над ней. Спустившийся с гор туман будто специально прикрыл его отход, поглотив уходящую колонну. Лия смотрела вниз, понимая, что это последний закат, который она видит в этом месте. Интересно, доведется ли ей когда-нибудь еще здесь побывать?
Белый туман потихоньку стекал вниз с гор, наполняя долину, как чашу с молоком. Острые верхушки елей торчали из тумана, словно мачты кораблей, белая мгла потихоньку поглощала все, даже блуждающие огни не зажглись в урочный час, как обычно. Вздохнув, Лия побрела в избушку.
Спалось ей беспокойно. Она никак не могла устроиться удобно, все время что-то мешало: то было тесно, то жарко, то душно, то Мими занимала слишком много места. Звуки снаружи создавали шум в голове, сливаясь в монотонное гудение, переходящее в треск огня в печке. Помучившись, Лия, наконец заснула.
Проснулась она от холода. Рядом спала Мими, завернувшись в одеяло по уши – они уже давно научились обходиться без постельного белья и многого другого. Одеяло было большим, но им почему-то постоянно его не хватало, и Мими оно доставалось гораздо чаще. Лия хотела отобрать у нее половину, но увидела, что печурка почти полностью прогорела – надо подбросить, а то к утру они совершенно околеют. Она спустила ноги с кровати и почувствовала жуткий холод, тянущийся по низу. Как ни странно, дверь была плотно закрыта – немного подумав, Лия натянула шерстяные носки.
На улице было темно, почти черно, только одна звезда горела на небе, да и та вдруг вспыхнула и погасла, увидев принцессу. Стало как-то не по себе. Тишина стояла такая, что звук собственного сердца слышался ей барабаном. Странно, из нижнего лагеря как минимум половина должна была остаться, и с этого места их всегда было слышно. Лия подошла к обрыву, и заглянула вниз – в молочной пелене тумана темнота шевелилась, словно стадо тараканов. Лес двигался, не издавая ни одного звука.
Слов нет, как ей стало страшно. Она вернулась в избушку, стараясь не шуметь и затрясла Мими за плечо, предварительно зажав ей рот. Обалделая со сна баронесса уставилась на нее осоловелыми глазами, но через несколько секунд пришла в себя и поняла, что дело, видимо, серьезное, раз ее разбудили так неизящно.
- Тссс… - Лия разбудила Эрикура, но тот никогда не задавал лишних вопросов, даже посреди ночи. Прижав палец к груди, принцесса вывела их на утес и указала вниз – черные тени медленно ползли вверх по склону. Каменщик некоторое время молчал, глядя вниз, потом коротко бросил:
- Надо уходить. Срочно. Седлайте коней.
Через несколько минут весь лагерь, вернее та его часть, которая располагалась на вершине, была разбужена и спешно собиралась, если это можно назвать сборами – в тишине и темноте люди седлали коней и брали только оружие. Лия схватила свой мешок, внутренне порадовавшись тому, что ничего лишнего у нее нет, и хотела прихватить чей-то палаш, стоявший у стены в избушке, но Эрикур отобрал его и поволок принцессу к белой, самой смирной и спокойной лошади.
Как они смогут передвигаться здесь на лошадях? Как вообще эти лошади сюда попали? Каждый раз, когда ей приходилось влазить на гору, она сбивалась с дыхания и проклинала все подряд, что уж говорить о животных? Но отряд тронулся с места и стал неслышно исчезать в стороне, противоположной спуску – спросонья и с перепугу Лия не сразу сообразила, что, видимо, на гору существовал и другой путь.
Кто-то мягко дотронулся до ее колена, и Лия почему-то сразу поняла, что справа от нее Мими, хотя и не видела ее в темноте. Это ее сразу успокоило и помогло привести в порядок расползающиеся мысли – если было куда отступать, еще не все пропало.
- Куда мы едем? – одними губами шепнула она подруге.
- Спускаемся по западному склону – там есть кружная дорога к Медведю.
- А почему я об этом только сейчас узнаю?
- Потом поговорим, - отмахнулась Мими. Действительно, это было не лучшее время для разбора полетов: тихо-тихо уцелевшая часть отряда растворилась в темноте. Туман, вставший еще с вечера, на сей раз играл им на руку, скрывая их надежнее любой маскировки. Самое главное было – не отбиться от остальных, но Мими протянула ей ремень, который Лия пристегнула к своей упряжи, такая связь позволила ей чувствовать себя безопасно.
Тишина, зловещая и наполненная, туман, месмерически мелькающие тени, мерное покачивание лошади навевало сон, вгоняло в транс. Лие казалось, что временами она выпадает из реальности, погружается в некий параллельный мир, полный теней и призраков. Страшно было смотреть по сторонам, страшно было вообще смотреть, ибо ей казалось, что тени заглядывают ей в лицо, и она даже закрыла глаза, но и сквозь сплюснутые веки ей казалось, что кто-то очень страшный сейчас приоткроет капюшон и посмотрит ей в лицо.
Спуск оказался на удивление пологим – так вот откуда на вершине оказались лошади! Интересно, сколько всего она не замечала, озабоченная своими размышлениями? Если тропа, по которой они двигаются, действительно ведет к Медведю, то им удастся ускользнуть, как песок сквозь пальцы у врага. И это здорово, если не считать того, что судьба нижнего лагеря оставалась неизвестной. Успел ли Нурик проскочить или стал первой жертвой малиновых мундиров? Мысль о нем ранила душу так сильно, что Лия забыла о своих страхах и широко открыла глаза: только бы он был жив! Он ведь так хотел работать в магазине Эндквиста, мог часами рассуждать о тканях и платьях, честно говоря, он разбирался в этом гораздо лучше Лии, хоть та и была девчонкой. Да и вообще он был славным парнем, наиболее близким ей из всех ее соратников, и представить его мертвым было выше ее сил.
- Будем надеяться на лучшее… - пробормотала она про себя, но слова были безжизненными и пустыми, как и всегда, когда она не верила сама себе.
Тихий спуск продолжался минут двадцать, но если заглянуть в душу Лии, то ей показалось, что они идут целую вечность. В тумане гладкие стволы деревьев выглядели безмолвными часовыми, охраняющими покой давно ушедших воинов, принцессе казалось, что между деревьев мелькают тени – причем чем ниже они спускались, тем больше становилось этих теней. Она шкурой чувствовала, что они приближаются к огромному мертвому месту, сейчас остающемуся по правую руку от них, и ее очень радовало, что они туда не идут. Ирья научила ее понимать и видеть мертвецов, но не бояться их не научила.
Мими на лошади клевала носом, ей были невдомек мистические страхи своей подружки – везет ей! Внезапно движение стало уплотняться, всадники, ехавшие впереди, словно замедлились, а потом и вовсе встали. Девчонки врезались в плотную толпу, гудящую как растревоженный улей:
- Дальше хода нет! – просипел кто-то ей в ухо, - Нас окружили!
Лия беспомощно оглянулась, но не увидела никого, кто мог бы ей помочь – Эрикур куда-то пропал.
- Откуда такие сведения?
- Нас отправили первыми, разведать путь. Мы добрались до поворота вокруг Туманной и нас окружили. Я успел отскочить в тень, а остальных просто вырезали. Они ждут нас там, госпожа, спасения нет.
- Они не ждут, - раздался другой голос, - они идут сюда. Обходят Туманную слева и идут за нами сверху, из нашего лагеря. Все пропало…
«Действительно, все пропало…» - мелькнуло в голове у Лии. Она совершенно не представляла себе, где они находятся, что это за местность и куда теперь идти. Остановиться и сражаться? Но в тумане, ночью, в лесу, не видя противника это выглядело уж совсем фантастически.
- Они идут сверху, нам надо бежать! – скатился с горы еще один человек, бросив зерна паники в испуганную толпу.
- Куда?! Нам некуда бежать – справа болото, слева засада! Мы все погибнем здесь!
Сверху, из района оставленного лагеря раздался звон клинков.
- Все, они нас догнали… - упавшим голосом сказал высокий человек, подозрительно похожий на Эрикура, - мечи к бою! Хотя бы умрем свободными!
- Иди ты знаешь куда! Я не собираюсь помирать! Я сюда жить пришел, и жить хорошо! Люди!!! – завопил всадник, голоса которого Лия никак не могла вспомнить, - Люди!!! А может, ну их всех? Правитель Орландо тысячу септимов дает за эту девчонку! Кто со мной?!!!
Непонятное движение теней вокруг нее серьезно испугало Лию. Неужели они продадут ее, как овцу на ярмарке? Эрикур обнажил оружие, Мими сделала то же самое, оскалив зубы.
- Только подойди, предатель, и я тебе глаза выколю! Назад! Назад, я сказала!!
Лия растерянно вертела головой, не понимая, откуда ждать подвоха, а тени вокруг приближались, и звон стали сверху доносился все сильнее.
- Стойте! Все за мной! Уходим! – она повернула лошадь вправо, - Есть еще один путь.
Эрикур побледнел так, что это стало видно даже в неверном лунном свете:
- Там нет пути, госпожа. Там только мертвые.
- А я кто? – с внезапным весельем отчаяния расхохоталась Лия, - Я же мертвая принцесса, неужто собратья по гробу мне не помогут? За мной!
И она быстро покатилась вниз, под гору направо.
Спуск занял каких-то десять минут, но это было настоящее паническое бегство. Отряды малиновых быстро и четко сжимали кольцо, наступая сверху и слева, прекрасно зная, что на западе повстанцам некуда бежать. Харамарские болота были надежнейшей из тюремных стен, пусть и невидимой – там, на пятачке у мертвой воды, можно спокойно перевязать всех, кто не испугается и не сдастся еще раньше.
Многие так и делали, ибо животный ужас перед этим легендарным местом оказывался сильнее страха наказания, но, к чести повстанцев, большая их часть продолжала спуск за своей принцессой, которая представления не имела, куда они идут, и что будут там делать.
Стараясь не упасть с лошади, Лия просто катилась вниз, до тех пор, пока деревья не расступились и не открыли ее взору громадное пустое пространство, холодное не от ветра, а от молчаливого ужаса. Одинокая луна в страхе закатилась за тучу, оставив несчастных людей один на один с жутким могильником, безглазым, но бессонным. Куда хватало глаз, повсюду тянулось болото, едва видное проблесками воды. Душно и муторно было тут, несмотря на холодную и туманную ночь, сотни комаров кружили над тусклыми камышами, беззвучно нападая и высасывая кровь.
- Ай! – Лия шлепнула себя по шее, и на ладони остался кровавый след. – Ну вот… Мы и пришли…
Она взяла из руки Эрикура факел и побежала вдоль берега в безумной надежде, что как-нибудь можно будет ускользнуть отсюда. Но старики разведчики свое дело знали, и уж верно доносили ей, что через Харамарские болота даже птицы не летают. Везде была только черная топь, жирная и хлюпающая, ждущая новые жертвы.
- Не может такого быть… Не может… Должен быть выход! – Но только гадкая ворона презрительно-злорадно каркнула ей в ухо.
- И что, куда нам теперь идти? – голоса людей звучали далеко и близко, но отдавались в голове как звон колокола. – Зачем мы пришли сюда? Здесь мертвецы! Взгляните сюда!
Человек в крестьянской одежде наклонил факел к воде – в бликах желтого света им на мгновение показалось, что под водой мелькнуло чье-то бледное лицо и тут же ушло на дно. Лия в ужасе отпрянула, лицо показалось ей знакомым: с пустыми глазницами и черными спутанными волосами маленькая злопамятная утопленница караулила ее в болотной жиже, ожидая, когда она подойдет поближе.
Так вот кто ее звал сюда! А она-то сдуру возомнила, что все мертвые кинутся ей помогать! Воистину, слепота людская безгранична. Стоило ей разок мирно поговорить с парой покойников, как она немедленно решила, что теперь является владычицей морской. И вот теперь пришла расплата – идти отсюда некуда, и неизвестно, что хуже: кинуться в объятия утопленницы или склонить голову перед хитроумным Правителем.
- К черту все! Она завела нас сюда на погибель! Давайте продадим ее Орландо, хоть что-то хорошее будет в этой истории!
- Заткнись, ты, урод!
- Сама заткнись! Сейчас мы и тебя оприходуем, баронесса хренова! А-аааа… - голос человека перешел в хрип, и Мими с противным хлюпаньем выдернула шпагу из тела.
- Кто следующий? Подходи по одному. – Но желающих пока не нашлось, и баронесса Ферро быстро оглянулась, оценивая обстановку. Несколько верных человек, в том числе Мими и Эрикур, собрались вокруг Лии, готовясь защищать ее не только против малиновых мундиров, но и против своих же, от страха готовых на любую пакость.
Среди деревьев на горе замелькали факелы – погоня приближалась. Принцесса еще раз обернулась к болоту, но туман над ним даже еще больше сгустился, подул холодом и страхом. В ночной мгле болото выглядело мертвенно-зловещим, странные звуки доносились из трясины, словно кто-то жаловался или утробно рычал. Да, там были тысячи мертвецов, и они сейчас наблюдали за ними – равнодушно, как наблюдает кошка за метаниями полузадушенной мышки, никому не было дела до того, что какая-то еще живая принцесса отчаянно не хочет умирать.
Факелы приблизились и заметались совсем близко – на подступах к болоту вспыхнул бой. Звенело железо, кричали люди, и сердце билось где-то совсем высоко в горле, наполняя отвратительным страхом все Лиино существо. Эрикур снял плащ и обеими руками взял здоровенную секиру, приготовившись защищаться. Мими же намотала свой плащ на левую руку, и постоянно взмахивала правой, с зажатой в ней шпагой, словно отгоняя кого-то невидимого. Ей было невероятно страшно, детская игра в разбойников внезапно перестала быть игрой и превратилась в настоящее убийство. Факелов было так много, что любая надежда на положительный исход схватки улетучивалась с каждой секундой. Она понимала, что ей суждено здесь умереть, и руки немели от ужаса, поэтому она так суетливо махала ими. Когда Эрикур выпрямился и поднял топор, Мими захотела издать боевой клич, но получилось у нее что-то вроде полувзвизга, полурыдания, и этот звук, жалобный и детский, повис над болотом как крик о помощи.
Услышав ее всхлип, Лия словно кипятком обварилась. Ноги подкосились, и Лия почти села на влажную почву, не в силах даже закричать от страха. Отчаянное сипение вырвалось из глотки:
- Папа…
Думала она, конечно же, о Змее – кто, как ни родной папочка мог прийти на помощь в такой час, разогнать лапами тучи и спасти свою девочку. Кроме папы у Лии не оставалось никого и ничего, за что можно было бы уцепиться, но бедный Змей не слышал ее, он беспокойно спал в своей берлоге, ворочаясь с боку на бок, и видел тревожные сны. Как бы страстно не звала его Лия, он не мог ее слышать.
Слезы текли по лицу девочки, страх отнимал последние силы, не давая даже повернуться лицом к неминуемой гибели и встретить ее достойно. Она с отчаянием вглядывалась в непроницаемый туман, словно оттуда должен был прилететь Змей и разогнать всех, кто рискнет ее обидеть. Змей не появился, но налетел порыв ветра и словно отодвинул туманную завесу в сторону, и за ней почти обезумевшая от страха Лия вдруг увидела человека.
Прямо посреди топи, немного намочив ноги в болотной жиже, стоял ее старый знакомый – король Ибрагим. Приветливое лицо, окладистая бородка и ласковый взгляд ничуть не изменились с тех пор, как он оставил ее одну в ночном лесу. Лия задохнулась, увидев его, а он улыбнулся ей и поманил рукой, словно приглашая следовать за собой.
- Папа… - Принцесса вскочила на ноги и заорала, как ненормальная: - Папа!!!
Король кивнул головой и пошел прочь от берега, постепенно уменьшаясь и превращаясь в голубой огонек, пугливо трепещущий впереди.
- За мной!!! Все за мной!!! – Лия бросилась за ним по трясине, нимало не глядя себе под ноги. К ее удивлению, там оказалось не глубже, чем по колено, и земля под ногами была твердая.
- Ты куда?! Совсем одурела?! – Мими схватила ее за руку, чуть не навернувшись в лужу, - Болотные огни знаешь куда заводят?
Но Лия схватила ее мокрыми руками и почти волоком потащила за собой:
- Иди за мной, след в след…
- Куда вы?! Там трясина! Мы все погибнем! – раздавались крики, а голубой огонек дрожал все дальше, теряясь в тумане. Лия сбросила с себя руки подруги и кинулась догонять изо всех сил. Мими растерянно заметалась на месте, а потом сбросила с руки плащ и решительно двинулась следом:
- Если я здесь утону, это будет на твоей совести. Я стану привидением и буду приходить к тебе каждую ночь!
- И я к тебе! – бросила через плечо Лия, больше всего на свете боясь упустить из виду голубой огонек, который плясал в тумане, то появляясь, то пропадая. Судьба ее людей словно куда-то отодвинулась и потерялась на заднем плане, она спешила вперед и не могла ждать отставших. Однако вслед за Мими и гигант Эрикур бросился в болото, а за ним – многие другие. Отряд двинул за ней, след в след, потихоньку втягиваясь в болото и исчезая в тумане. Когда последний боец ступил в воду, налетевшим ветром принесло туманную завесу и скрыло их от глаз преследователей.
Малиновые мундиры опустили оружие и подняли факелы, но в непроницаемой мгле невозможно было разглядеть даже протянутую руку. Преследовать сумасшедших никто не решился – все равно потонут. Задачу можно было считать выполненной, и полковник Сарагоса сел писать барону фон Тузендорфу о том, что самозванка, именуемая принцессой Лией, благополучно утопла в Харамарских болотах с остатками своего отряда.
Не сводя глаз с голубого блуждающего огонька, Лия шла за ним след в след, и он ее не подводил – в самых глубоких местах воды было по пояс, и дно не засасывало. Она старалась ни о чем не думать и ничего не чувствовать, потому что вокруг царил ужас. Помимо вполне естественной болотной вони, которую чувствовали все, она ощущала невыносимый запах смерти, которым было пропитано все на мили вокруг. Мертвенные, зловонные топи окружали беглецов со всех сторон, над головами жадно каркали вороны с блестящим черным оперением, невесть откуда взявшиеся в этом гиблом месте. Лия понимала, что они идут по трупам – везде, везде в воде лежали тысячи мертвецов.
Сердце билось подстреленной птицей, она больше всего боялась почувствовать на своих ногах чьи-нибудь скользкие и холодные руки или снова увидеть серую фигурку утопленницы в клочьях тумана. Напряженные нервы были натянуты струной, и когда кто-то потянул ее сзади за рубашку, она чуть не умерла на месте.
- АААА!!!!
- Ты чего, это же я… - испуганная Мими отпустила ее и покачнулась, так что пришлось подхватить ее, чтобы она не упала в воду. Качнувшись вместе с ней над гнилой водой, жирно блестевшей в лунном свете, Лия увидела, действительно увидела тех, кто лежал там много лет: мертвые, бледные лица с открытыми глазами без зрачков, а между ними – истлевшие, изъеденные черепа случайных путников, таких же, как они, искателей приключений, сложивших свои головы.
- В-в-ввот это я и хотела тебе показать… - зубы баронессы стучали не то от холода, не то от страха. Они были на самой середине болота, берег давно исчез из виду, даже сияние факелов больше не доносилось до них. Погруженные в трясину, в зыбкий, нереальный мир, они брели по самой его границе, ведомые призрачным огоньком, ежесекундно рискуя свалиться в пропасть.
- Нашла на что смотреть… - Лия стиснула зубы, чтобы не заплакать от страха, и поискала глазами огонек. Он удалялся все быстрее, так что ей пришлось добавить скорости, хотя сил уже совсем не оставалось. Задыхаясь, она шлепала вперед и никак не могла понять: то ли она устала, то ли огонек поплыл быстрее.
Но темнота, окружающая их, стала светлее, приобретая серый оттенок. Уже стали видны камыши и осока, среди которых они брели – ночь, полная ужасов, подходила к концу. Блуждающий огонек заторопился еще больше, словно стремясь вывести их на твердую землю, пока не рассвело. Лия почти бежала за ним, спешила как только могла, но он все удалялся и бледнел. Небо светлело, горизонт загорелся розовым, и на фоне рассвета огонек стал теряться из виду и пропадать, пока совсем не исчез. До боли в глазах Лия всматривалась в клочья тумана, но нигде не было видно ни малейшего проблеска.
Она попробовала двинуться вперед, но нога ее немедленно соскользнула в яму, и только руки Мими удержали ее от падения в трясину. Кругом было болото, и каждый шаг грозил гибелью – только теперь Лия поняла, где находится, и по-настоящему ужаснулась.
- Что случилось? – Эрикур задал вопрос, волновавший всю людскую цепь, протянувшуюся на многие метры.
- Огонек исчез. Теперь я не знаю, куда идти. Надо немного передохнуть и подумать.
Принцесса уперлась руками в бедра и попыталась отдышаться – в висках стучало, кровь прилила к голове, затуманивая взгляд. Ноги тряслись, и больше всего ей хотелось упасть и не двигаться, но страх говорил, что она стоит на крошечном пятачке, и с него нельзя никуда двинуться.
Вонь вокруг стояла нестерпимая. Успокаиваясь, Лия начала осознавать происходящее – такой безрадостной картины она не видела даже на кладбище. В этом месте жизнь была невозможна, удивительно, откуда взялись вороны, которые, кстати, куда-то запропали с рассветом. Туман стелился по грязно-серой воде, отгораживая их от всего мира, лишая чувства направления, поглощая даже звуки. Куда идти? В каком направлении?
- Что теперь делать? Что делать? Не можем же мы жить тут, в болоте…
Не можем. Но куда идти? И откуда они пришли? В сером мареве это было абсолютно одинаково, ни малейшего шанса, ни малейшего намека, только жирно чавкала трясина, ждущая новых жертв, удивляясь, что они так долго барахтаются. Но рассвет наступал неумолимо, разгоняя остатки ночи, и даже сквозь туман стало просвечивать розовое небо.
- Вззззз! – Шлеп! Лия снова убила комара на щеке. Лицо ее было мокрым от пота – воздух совсем не двигался в этом месте, дышать было нечем. Сухие губы ее потрескались, нестерпимо хотелось пить, но не было и речи о том, чтобы хлебнуть хотя бы глоток из вонючей лужи. Она выпрямилась и вдруг ощутила на лице прохладное дуновение – утренний ветерок добрался даже сюда, принес надежду и высушил мокрые волосы на ее лбу. Она все еще не решалась двинуться куда-либо, но увидела, что туман перед ней пришел в движение и медленно поплыл в сторону, подгоняемый настырным ветерком. Клок за клоком, мертвенный саван улетал прочь, расчищал пространство, освобождал место свежему утреннему воздуху.
Когда он совсем рассеялся, Лия вдруг увидела, что перед ними, метрах в пятистах, лежит твердая земля. Ферсанг, такой недостижимый с вершины горы Туманной, оказался ближе, чем она могла подумать. Земля! Люди радостно загудели, ибо теперь спасение казалось делом решенным. Лия повернулась назад и увидела счастливую улыбку на перепачканном лице Мими – они спасены! Силы, которые, казалось совершенно оставили ее, снова откуда-то появились.
- Эрикур, дай-ка мне копье!
Пользуясь копьем, как шестом, Лия отыскивала путь на берег. Как же это было трудно! Каждый шаг давался с колоссальным трудом, она падала и проваливалась, несколько раз едва не захлебнувшись в болотной жиже. Пятьсот метров, отделяющих их от Ферсанга, оказались самыми тяжелыми и трудными, Лия понять не могла, как она умудрилась ночью прошлепать просто так через все болото? Это было что-то невероятное!
Выбравшись на твердую землю, она сделала несколько неуверенных шагов – казалось, что ноги забыли, как ходить. Голова кружилась, горизонт качался, Лия опустилась на колени и набрала полные горсти земли, словно не веря тому, что снова видит ее. Потом в глазах потемнело, и на несколько секунд она потеряла сознание.
Вместе со светом в глазах ее возникло лицо баронессы Ферро, и это было так естественно, словно та никогда и не покидала ее поля зрения. Сознание всплывало из глубины, и скоро Лия снова смогла видеть солнце, чувствовать запахи и слышать звуки.
- Ты чего? Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно! Лучше не бывает! – Лия покатилась по берегу, громко хохоча. – Мы живы! Мы живы! Мы ускользнули! Мы перешли Харамарские болота! Ночью! Хрен теперь мне что страшно! Ничего не боюсь! Ничего!
Чахлые ржавые травинки набились в волосы, и принцесса стала похожа на огородное пугало, но все ее существо было переполнено счастьем. Нежно-розовое небо как покрывало стыдливо укутало мерзкую трясину, придавая даже ей радостный вид. Земля в Ферсанге была красноватая, как проржавевшая, и даже сухая трава отдавала багрецом. Птицы кричали, приветствуя новый день, - мир был новым, живым и радостным, и Лия была невероятно, нечеловечески счастлива оттого, что может видеть его красоту, дышать воздухом, слышать пение птиц. А люди все выбирались и выбирались на берег нескончаемой цепью.
Эрикур встречал каждого, помогал выбраться, заглядывал в лицо – с тайной надеждой он искал среди них своего брата. Серые, измученные лица мелькали перед ним, как в калейдоскопе, и ни одно из них не было похоже на Нурика. Кто-то тронул его за плечо:
- Нурик первым уехал к медведю, вместе с Сердюком. Может быть, ему повезло, и они проскочили?
- Может быть… - Эрикур автоматически протянул руку очередной безымянной фигуре.
- Ты спроси у принцессы, она ведь с мертвяками на ты, она тебе точно скажет.
- Да, да… - Каменщик кивнул. Можно было спросить у принцессы, она ведь ведьма, но он слишком боялся услышать ответ. Когда болото опустело, он почувствовал, как огромный, тяжелый камень опустился на его душу. Трясущимися руками он вытер лицо, зачем-то разгладил на ногах грязные брюки и пошел вдоль берега пересчитывать оставшихся.
- … видел, как она прошла по трясине? Я тебе точно говорю, пока она с нами, нам все нипочем! Она сама мертвая, и мертвые ее охраняют…
- Нипочем-то нипочем, только где половина наших? Отправилась охранять принцессу?
- Разговорчики! – приходилось прерывать их Эрикуру. Много разного наслушался он, пока приводил в порядок остатки отряда.
- Ваше Высочество, разрешите доложить: у нас осталось восемьсот человек из двух тысяч. И… - он осекся. – Каковы будут распоряжения?
Лия подняла голову, внимательно посмотрела на каменщика и лицо ее помрачнело. Усталость брала свое, голова ее кружилась, хотелось хоть немного отдохнуть, но борьба продолжалась, и ей нужно было служить примером для остальных.
- Присядь, Эрикур, ты еле на ногах стоишь. Есть у нас кто-нибудь из этих мест? Нам надо идти, искать кров и пищу, пока мы еще в состоянии это сделать. Я думаю, надо двигаться к ближайшему жилью, чтобы отдохнуть немного, а потом уже решим, что делать. Ступай, найди кого-нибудь местного.
Эрикур молча выслушал ее и ушел, сгорбившись. Через несколько минут он привел нескольких человек, которые пояснили, что принцесса может спокойно двигаться к ближайшим деревням – там ее встретят со всем радушием, ибо население очень недовольно войной.
- Как знать, Эрикур, может быть, все к лучшему – мы потеряли половину людей, но наберем здесь вдвое больше прежнего и сможем дать господину Орландо решительный бой.
- Может быть… - в голосе каменщика не было жизни. Он смотрел поверх принцессы, куда-то в глубину Харамарских болот, а потом, опустив голову, побрел прочь.