Вот и прошла жизнь…
Нет, конечно, я ещё поживу… какое-то время…
Но какая это жизнь, когда нет уже будущего. Уже всё в прошлом, а плоть увядает с каждым днём. И, что бы я не предпринимал, я ощущаю все признаки старости. Когда впервые молодая женщина тридцати лет уступила мне место в троллейбусе, я понял, что наступила на меня она, старость.
Но пока бьётся моё сердце, шевелится мыслями мой мозг, живёт во мне душа пятнадцатилетнего подростка. И в памяти оживают все события моей жизни, а её герои встают перед глазами живыми и здоровыми.
Глядя на теперешнюю «золотую» молодёжь, я понимаю, что их безнравственное, хамское поведение по отношению к окружающему миру воспитано тем, что все блага были им преподнесены на тарелочке, только купи, и ничто не ограничивало их поведения с младенчества.
В жизни моего послевоенного поколения не могло быть таких благ. А если кто-то мог жить чуточку лучше, то безнравственным было хвастаться этим перед окружающими.
И шоколадные конфеты на столе, и пианино в доме или холодильник казались вершиной богатства.
Я родился в Азербайджане в семье офицера в голодный послевоенный год. Считалось, что офицеры жили хорошо. Но это было потому, что им выдавали продуктовые пайки, поэтому семьи офицеров не голодали, как окружающее гражданское население. Но когда я родился, отец продал шинель и сапоги, чтобы купить мне кроватку и ватное одеяло.
В Азербайджане все жили очень бедно, в сравнении с Украиной, где жили родители моего отца, и Россией, где жили родственники моей матери, куда мы обязательно выезжали каждый год в отпуск отца. Конечно, и там жили не богато, но было большее разнообразие продуктов в магазинах и на рынке, и это казалось изобилием.
Вся моя жизнь, и думаю, окружающих меня людей и всей страны строилась на постоянном преодолении разных трудностей. Во всём мы испытывали нужду.
Но мы, дети, радовались жизни! И мы рвались на улицу, где происходили наши игры, в которых развивалось наше тело и мышление. И я в десять-двенадцать лет удивлялся, как солдаты –первогодки не могли взобраться по канату до верха или подтянуться 10 раз на турнике. Мы мальчишки постоянно устраивали игры, в которых бегали, прыгали, подтягивались и отжимались. Мы часто мерялись силой и ловкостью. И хотя я никогда не был силачом, ловкостью я обходил других.
Но первое преодоление началось с болезней. Они начали цепляться ко мне с восьми месяцев.
В жарком климате Азербайджана я заболел «токсической диспепсией» и спасло меня то, что меня срочно, самолётом вывезли в Крым. И хотя там осмотревший меня сказал, что я уже не жилец, я выздоровел. Бабушка потом говорила, что меня вовремя крестили, и Бог спас меня. Потом я болел ветрянкой, корью, скарлатиной, свинкой, ангинами… Заболевал тяжело, но каждый раз успешно выздоравливал. Хотя начавшуюся во втором классе близорукость позже приписывали к осложнению после скарлатины.
Болел я всегда дома. Моя бабушка была фельдшером – акушеркой. Она и лечила меня не хуже докторов, тем более теперешних. Только один раз, когда я заболел скарлатиной, меня изолировали в больнице. Мы жили в коммунальной квартире, где были дети и в других семьях, а скарлатина коварная, заразная болезнь. И врачи не разрешили мне оставаться дома.
В школе я был отличником первые четыре года. И не потому, что был семи пядей во лбу, а потому, что каждый день, под надзором матери я, преодолевая свою лень, учил все уроки. Уже в пятом надзора не стало, и я стал иногда «докатываться» до троек, но преодолевая себя, «исправлял» свои оценки до четвёрок в четверти. Но пятёрок было больше.
В старших классах, когда увлечение чтением книг или радиотехникой занимало всё моё внешкольное время, и даже ночной сон, я с невероятным преодолением жертвовал своими увлечениями в пользу учёбы, понимая, что это вклад в моё будущее.
В институт я поступил на заочный факультет. Хотелось не зависеть от родителей и иметь свои деньги. В те времена на заочный принимали только тех, кто работал. А я только окончил школу, и отец «сделал» мне фиктивную справку о работе. Я поступил в институт «заработав» на экзаменах лишних два балла, всё-таки в школе я учился хорошо. А через две недели я уже работал на заводе, лаборантом.
О-о, институт! Это была не учёба, а песня… Мы жили в то время в Ереване. Город удивлял и радовал глаз архитектурой, планировкой улиц, фонтанчиками питьевой воды на улицах и многим другим. Вдруг оказалось, что армяне бОльшие националисты, чем азербайджанцы. Там, видя, что ты русский, старались говорить с тобой и при тебе на русском, как и между собой. А здесь никто этим не заморачивался, хотя все поголовно знали русский. Позже я узнал, что такими были только ереванские армяне. Они пренебрежительно относились и к своим армянам из районов республики.
Но речь не о них. В институте я хотел учиться и пришёл в деканат «как порядочный» студент 1-го сентября. Вдруг выяснилось, что заочники начинают учёбу с 1-го октября. А до этого методические указания не выдавали. Но их не выдали и в октябре, и ноябре потому, что их «не прислали из Москвы». Их выдали только в начале декабря. И не все они были новенькие из типографии. Позже мы узнали об этом «финте», когда получали справку на учебный отпуск для сдачи сессии. Нам всем выдали справки на неоплачиваемый отпуск потому, что мы «не выполнили вовремя учебный план», не сдали вовремя, по учебному плану, «контрольные работы». Надо было сдавать эти работы равномерно в октябре, ноябре и декабре! А мы скопом еле успели это сделать до начала экзаменов. Но и к экзаменам нас не допустили потому, что на экзамен надо идти с проверенными работами, а преподаватели из-за загруженности на сессии не успели их проверить. Успокаивало только одно. Мы имели время для того, чтобы кое-как подготовиться к экзаменам пока шла сессия и в «ликвидационный период» хоть как-то сдавать предметы.
Позже, когда я доучивался уже в России, я с удивлением узнал, что на сессию положен по закону месяц учебного отпуска, который делился пополам на зимнюю и летнюю сессию. А в Ереване мы получали по месяцу на каждую сессию, хотя только не оплачиваемого. Возможно, это делалось специально, чтобы экономить фонд зарплаты на предприятиях города, где мы работали.
Учёба в институте в Ереване это тоже особая песня. Но об этом я писал ранее.
Трудно было заставлять себя учиться после работы. Тем более, что «установочных лекций» вначале учебного года, как потом в России, нам не давали. Были консультации перед экзаменами на сессии. Поэтому, что учить и как, мы не знали и не понимали. Все поголовно получали двойки и тройки, а потом пересдавали до следующей сессии или прямо на следующей сессии. Так что я постоянно имел один-два «хвоста». Хорошо, что отец отслужил в армии, и мы уехали в Россию. Я хотел перевестись в российский институт, но мне не отдали документы с академической справкой, а без них перевод не получался. Но видя мой студенческий билет и зачётную книжку со сданными экзаменами, декан заочного факультета Новочеркасского института сказал: «Сдавай снова экзамены в институт, поступай на первый курс. А когда поступишь, я позволю тебе учиться на втором курсе, а когда ты вновь пересдашь все экзамены за первый курс, я официально переведу тебя на второй. И потом будешь сдавать за третий».
Удивительно, я сдал все вступительные экзамены на пятёрки. Потом мучился, сдавая экзамены за первый курс. Но когда всё сдал, меня призвали в армию. Поэтому после армии я восстановился снова на втором курсе. Так я трижды проучился на втором курсе в трёх институтах. Если первые два были Политехнические, то после армии я восстановился в Радиотехническом потому, что работать пошёл в НИИ Радиотехники.
В армию я попал в 23 года. Кто желает служить в армии? И я не хотел… Хотя, я не прав. Помню, когда впервые меня вызвали в военкомат в 16, кажется, лет, я увидел в коридоре плачущего парня. Мы с другом удивились, спросили его, что случилось.
- Меня не берут в амию. Списали «подчистую». Я переболел туберкулёзом, а таких не берут.
- Ну, так радуйся, - удивились мы.
- А чему радоваться? Я живу в деревне. Хотел попасть в армию, выучиться на танкиста… Служить может быть, в городе, может даже за границей… Посмотреть мир… А теперь опять возвращаться в деревню…
У нас ситуация была другая. Но когда министром обороны стал Георгий Гречко, по его настоянию и постановлением Совета министров был издан указ о призыве всех студентов, кроме «дневного» обучения, меня, как заочника, тут же вызвали в военкомат и дали предписание явиться на призывной пункт. Я просил месячную отсрочку для сдачи сессии, но мне не дали.
- Радуйся, те, кого будут призывать через месяц, попадут в «стройбаты». А ты попадёшь в нормальную часть.
Я не хотел идти в армию. Но когда это произошло, в душе не было трагедии. Это я воспринимал, как новый этап моей жизни. Более того, попав в воинскую часть, я вдруг ощутил «дежавю». Всё мне казалось знакомым. Запах хлорки в уличном сортире, запах переваренного борща в столовой, запах ваксы от сапог, военная форма вокруг… И я вспомнил! Всё моё детство прошло в армии! Почти все игры происходили на территории полков дивизии. Всё было до боли знакомо…
Вокруг меня были ребята-призывники. Они страдали, не понимая, как теперь жить… И я старался поддержать их. У меня сразу появились друзья.
Конечно, армия не сметана с ватрушками… Было тяжело физически. То, что я мальчишкой с лёгкостью делал на турнике, брусьях и на канате, я уже не мог. Приходилось с трудом преодолевать себя… В свободное, так называемое «личное время», шёл на спорт площадку и, вспоминая детство, тренировал своё ослабленное в городе тело.
Тяжело было преодолевать себя в ночные дежурства дневальным, на технике или на посту с карабином в холод, дождь, снег и ветер… Но не разу не заснул на дежурстве и не сбежал с поста погреться в тёплую котельную, чем грешили некоторые мои сослуживцы…
Были и другие преодоления. Но в армии слово «надо» стало для меня тем знаменем, под которым я преодолел трудности не только армейской жизни, но и невероятные трудности не гражданке после армии, когда кроме учёбы в институте нужно было заботиться о семье.
Отслужил, когда мне шёл 25-й год. Уже хотелось создать семью и жить отдельно от родителей. Вот тут и угораздило влюбиться, жениться и родить дочь… Было невероятно тяжело жить в съёмном деревянном флигеле без удобств с маленьким ребёнком. Утром бежал на работу, после работы 4 часа в вечернем институте. Между работой и учёбой покупал продукты, и вернувшись домой разжигал печку, чтобы она горела до утра и весь день. И часто бывало, готовил еду на утро и день для жены. А жена попалась ленивица. Хотя сначала любовь застилала мне глаза. Был готов на все трудности для жены и дочери. И хотя после третьего курса была мысль оставить учёбу, я преодолел эту слабость и окончил институт. Но спустя год жена ушла от меня к другому.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло!» Спустя год я вновь женился. И увидел совершенно другой мир семейной жизни. Я окунулся в море взаимопонимания, заботы и любви. Мы родили ещё сына и дочь. И прожили долгие годы счастливой жизни.
Это не была лёгкая беззаботная жизнь. По моему, в нашей стране легко никому не бывает. Мы жили «от аванса до зарплаты, а потом до аванса». Я искал подработки, иногда работая в нескольких местах. Чтобы меньше тратиться на одежду, жена шила и вязала на вязальной машинке.
И каждый раз, получая заработанные деньги, казалось, что вот теперь удастся отложить какую-то сумму, чтобы положить её на «сберегательную книжку». Но каждый раз образовывались «дырки», которые надо было затыкать этими деньгами. И что удивительно, именно теми суммами, которые имелись в кармане. Начинало казаться, что Бог даёт их именно для этого.
Даже в тяжёлые 90-е годы, когда в кармане оставалась последняя десятка на хлеб, вдруг появлялась возможность заработать, и мы снова с оптимизмом смотрели в будущее.
Но вот и младшие дети выросли… И Бог снова, (а кто же ещё?), даёт нам возможность обеспечить наших детей квартирами. Не за деньги, а с помощью государства. Как будто кто-то мне подсказывал, как надо поступать, чтобы всё сложилось удачно. Но после нас такой путь был закрыт для других…
Теперь мы с женой живём одни. Тихая спокойная старость?... Фигушки! В нашей стране спокойствия не дождёшься. Постоянно повышение тарифов, новые налоги… И за всё, что декларируется «бесплатным» в государстве, всё равно приходится платить. И всё ссылаются на «запад». Так сделайте нам такие же пенсии и зарплаты! И пытаются доказывать, что в Советском Союзе было плохо. Сделайте мне советскую пенсию и те цены, и мне будет хорошо и спокойно! А тот бред, что несут наши «узники совести» и «поборники свободы», он и есть БРЕД!
Вся моя жизнь – преодоление! Может быть, вам было легче? Сомневаюсь…
И всё-таки было за мою жизнь столько радостных и счастливых мгновений, минут и дней, что в душе моей живёт то состояние, которое в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» описывается словами Ивана Грозного: «ЛЕПОТА»!