Вероятно, человек как существо, носящее причину в себе самом, тайна не только Земли, и, очевидно, не только макромира. Как приоткрыть эту тайну? Какие фундаментальные основы (и несомненные иллюзии) заложены в строение сознания?
Человек, как считал энциклопедист А.Любищев, даже может дедуцировать «при поддержке костылей эмпиризма» Вселенную, но что в «самом» сознании (в конечном счёте) от Вселенной? если у человека возникают (да и осуществляются!) такие дерзостные «проекты»?
Но автор только осторожно ставит вопрос о самом человеке…
Эта книга создавалась во второй половине 80-х годов, и была впервые опубликована в 1993 г задолго до того, как автор, наконец, не выстроил нечто подобное промежуточной станции перед далёким и долгим путём к ответу на вопрос, что же такое человек.
Настоящий текст – полностью переосмысленное и переработанное содержание книги «Катехизис», 1993.
1. Дом
Это – прежде всего защита.
Это – уже необходимое для нас, это – твоё, от тебя зависящее, это – как продолжение твоего внутреннего мира.
Дом – защита, потому в доме противоречия особые, они остаются, но мы их стараемся не замечать, мы привыкаем к ним, мы закрепощаемся в этих изгибах своих и чужих привычек, и всё равно требуя свой дом.
Дом – это и прошлое: из детства протянувшееся, «проскользнувшее» требование иметь близкие ответы, и уже ответы взрослому человеку.
Дома сгорает ненужное, чаще всего ненужное.
Это неосознаемый ужас закрепощённости, которое открывает тебе только возможности отдыха, но более останавливает их, возвращает тебе какую-то неосознаваемую тяжесть, и не замечаешь ты в уюте и тепле свои привычки – уже ограниченность.
Это и убежище, где тебе должно побыть, где твоё напряжение хотя бы на время может быть снято, где наконец-то есть место твоей естественности, где могут прорастать и лелеяться тайные мысли, забываемые тотчас за порогом.
Дом – это отдых, ожидаемый непременно, где твоё сознательное наиболее часто уходит в неосознаваемое, неконтролируемое или привычное.
И это – человеческое, это свойственно нам.
А повторяется ежедневно всё домашнее – всё часть твоя, результат твой…
Дом как память, как чёрная дыра, куда течёт безвозвратно пространство и время, и где они проявятся?
Необходим дом: необходим как начало тебя, необходим самыми близкими и сильными ответами, примерами, может быть, и неосознаваемыми тобой, но проявляемыми в тебе, в твоём характере. Необходим дом как первый опыт твой.
Необходим как самосохранение – позже… Необходим уже как проявление твоей слабости, которая сохраняется и защищается тобой же, и в доме своём неожиданен ты для других, но и объяснимее.
Но дом – не весь человек; не можем мы вместиться в дом свой, в этот уют, в этот интим, это защита на время нам: перерастаем мы всегда свои слабости, природные, приобретаемые и придуманные.
а) пространство дома
Оно знакомо в момент, в беглом повторении, и одновременно видится как бы заново. Ты забываешься в нём, достраивая в мыслях геометрические продолжения, переиначивая размеры и формы, переживая каждый уголок, и постоянно забывая всё, словно пространство это лишь ступень твоя, с которой смотришь ты…
Пространство дома, необходимое тебе, это уют, это отсутствие враждебного окружения, это наконец-то подвластное тебе.
Заблуждение!
Потому что, это – то мини-пространство, где твоё всё осознаваемо или неосознаваемое аккумулируется, перестраивается – укрепляется, где твоё всё становится сильнее… Но перестройку провоцирует внешнее – знакомое тебе, немногое. Это внешнее соединяет тебя со всем остальным, оно выражает его символически, но достаточно тебе и этой декорации: ты напряжён.
И ты можешь забыться в своих реальных и придуманных построениях, неожиданных для других, легко объяснимых тобой, ожидаемых, ты вообще можешь потеряться в пространстве дома; все силы твои как бы отпрянули к стенам убежища, и мир внешний тогда кажется враждебным.
Пространство дома проецируется из внешнего мира (или контуром внешнего мира), это сжавшийся твой опыт, т.е. дом твой – и изначальная конечная граница мира, но и остающаяся за твоей спиной, и вновь требуемая.
И всё-таки, пространство дома – это что-то постоянное в относительном внешнем мире, но и зависящее от тебя, отторгаемое от тебя, т.е. пространство дома теряет какую то несомненно присущую тебе объективность(?!)
Требование пространства дома – это слабость, это временная остановка, неизбежная, но какова мера?
Пространство дома – это лекарь, это твой ход времени, ход, который часто утрачивается вне дома: ужесточается, для тебя становится опасным или искусственным, становится смешным или пустым… И пространство дома возвращает нам наше время…Естественное?
В уголках твоего дома разрастался или успокаивался твой эгоизм, обнимая и оценивая в какое-то время воссозданный в воображении мир, теперь же ты видел тщетность своего «мыльного пузыря», хотя и требовал повторения воображения;
в пространстве твоего дома доказывалось ежеминутно самопожертвование – не твоё – другого человека, и потрясающее значение подобного отношения понимал ли ты?
Это самопожертвование той же пробы, что и подвиг, да на виду ли оно было? Как не замечаем мы рядом с собой эти примеры? И если кто-то жертвует личным временем – всем своим временем, когда кто-то жертвует собой – для тебя?
Пространство дома – трагично, оно не только твоё, – твоих близких. Пространство дома – хранилище трагедий.
Пространство дома – уже сплошные привычки днём и ночью, и незаметно врастаешь в них ты…
б) семья
…семья рождается как следствие любви (может быть, иногда?) или как следствие желания быть похожим на остальных, но чаще – следствие не быть одиноким: самое страшное для нас – остаться один на один со своим внутренним миром, со своей памятью… А с другим человеком ты перепроверяешь свои мысли в отношении к жизни, доказывая и мысли, и слова (и все свои чувства!). Лишь редкие люди добровольно остаются одинокими, лишь редкие обстоятельства диктуют одиночество, но в том и другом случае находится нечто «воссоздающее» семью.
Семья, если она уже есть, это самое дорогое, дороже твоей собственной жизни, и когда-то она возникает… Умирает она? Нет, если она уже есть, она не умирает: остаётся не просто память, остаются ответы тебе, недавние, самые близкие и сильные
Семья – это связь твоя вообще с остальным миром, человеческим миром.
Семья – это такие взаимоотношения между людьми, которые в момент каждый имеют бесконечно глубокие значения. Семья в каждый миг больше, чем ты оцениваешь её, и ты лишь догадываешься об этом. Близкие твои дают тебе силы, те близкие, о которых ты будто бы всё знаешь.
Но – какие силы и почему? Потому что, человек больше себя самого, т.е. больше, чем он знает о себе: человек – «перекрёсток» неосознаваемых сил…
И ты можешь заблудиться в своих неосознаваемых возможностях: их ты не знаешь, как не знают о них и твои близкие. Но, в конечном счетё, ты уходишь с перекрёстка, ведь на перекрёстке жить нельзя, ты обретаешь адрес, ты обретаешь социальную и интеллектуальную адекватность
В семье забота перестраивает тебя: в семье кто-то нуждается в заботе, защите, и мироотношение твоё в итоге – с необсуждаемым требованием добра. Откуда в нас совесть? т.е. беспричинное добро, как говорят философы?
Семья – это точка нравственного роста всех её членов
В семье постоянная переоценка, но переоценка, не уничтожающая это маленькое единство.
Семья – это не модель человечества. Но весь род людской отражается в семье, как океан в капле воды.
Это и скрытые конфликты. Это пример приспособлений и постоянных компромиссов, это, может быть, ещё более глубокое закрепощение, чем закрепощение привычкой
Семья не случайность у людей; когда-то она поддерживалась религией, сейчас – отстаивается на пути к свободе, т.е. на пути ко всё большим и большим знаниям. И семья давно уже «обросла» примерами доказательств противоположных тенденций: сильнее ли среди них тенденция к целому – семье?
Семья вырабатывает запреты: они не устоялись, потому что не устоялось общество.
В семье рождается любовь к ребёнку – самое сильное и чистое отношение, перед которым словно выцветают все прочие чувства и желания. И эта любовь не может быть слепой!
Семья – это особое пространство свободы и естественности, невозможное в обществе.
Это самое главное – ответственность твоя перед другим человеком, перед детьми твоими, и эстафета человеческих качеств проносится прежде всего – через семью, потому что именно в семье задействованы человеческие чувства все.
в) воспитание
Как результат – это компромисс между всё более и более осознаваемым правом на жизнь одних и пониманием заботы других; скрытый в нём конфликт снимает ум или любовь.
Воспитание со стороны воспитуемого – часто подражание, и чаще неосознаваемое, непосредственное следование примеру другого человека.
«Настоящее» (направленное) воспитание только от убеждённости, от информированности, от того уровня культуры, которого только достоин человек. Но воспитатель – часто сам на пути к этому уровню…
Воспитание – принятие для себя чётко осознаваемой программы действий или следование неосознаваемым собственным принципам жизни; но воспитание – непременно самостоятельное прочтение предлагаемых вариантов. Как будешь читать ты? Не задумываясь?
Это не всегда прямой результат воспитателя, иногда – «выход» воспитуемого в неучитываемые воспитателем неожиданные пространства;
это самопроизвольный (?) отказ от близкого прошлого, незаметный для тебя переход на новую ступень отношений: воспитание и тогда, когда никто тебя не воспитывает. Т.е., можно сказать, это – саморазвитие.
А для воспитателя воспитание – стратегия (!), на отдалённый результат, часто утопический результат.
Воспитание – это только предоставляемые возможности, но их реализация неконтролируема другими.
Но развитие происходит всегда с «учётом» внешних факторов, иными словами, продуманная расстановка внешних факторов, выходит, и есть воспитание? Но не забудем, что внешние, и, тем более, внутренние факторы не прочитываются нами полно, целостно, потому в воспитании больше неудач, чем удач.
Получается, что воспитание – это жизнь в лабиринте чужих схем, это совмещение почти невозможного! А развитие может быть только естественным! Что срастается в воспитуемом?
Воспитание (развитие) как результат – это «взаимодействие» (часто противоречие) человеческого и животного, и этот результат прогоняется в семье, в детстве… Каков будет в итоге взгляд к другому человеку?
Воспитание проверяется – в немногие мгновения ли, в самые важные периоды ли, но ты «отброшен» к сути своей, потому что в текущей жизни не сразу прочитываются другими твоя сущность
В непосредственном поведении также слетает наносное, придуманное, и с чем остаёшься ты? С тем, чем полно прожил.
В итоге – воспитание это уже иная манера поведения, это уже иной твой стереотип действий, это – другие глаза!
Воспитание не может быть без приспособления! Любое развитие не может быть без приспособления – учёта текущих обстоятельств: омывают они тебя, как омывает вода камни…
Но человек – не речная или морская галька!
Может быть, это согласие с единственной мыслью – любой, собственной, «чужой», и внутренний алгоритм уже к согласию с нею всего твоего остального: эта мысль-воспитание, одна-единственная мысль сдвигает неизбежную внутреннюю инерцию. У всех – так!
Но, может быть, воспитание – это медленное накопление не замечаемых тобой же собственных компромиссов до тех пор, пока ты не замечаешь, что оказываешься в совсем-совсем другой ситуации…
П. Детство
Оно укор на всю оставшуюся жизнь, потому что ориентиры тогда прошли перед тобой, как тени, словно настоящего тогда и не было, настоящее возникло много позже, словно в человеческой жизни прошлое-настоящее-будущее – не постоянное движение времени, но растянутые до неестественности детские мгновения… Или – наоборот, настоящее было только в детстве! И вот осталось нам только прошлое – как уже недосягаемый эталон. Это – так?
Но что мы успели в то прекрасное время? что не сбылось у нас сейчас?
И уже взрослыми оцениваем мы детство полнее, заново переживая детские ситуации, стремясь изменить их, направить к волшебному осуществлению того давнего желания, воскресшего сейчас, но не полно, и теряемся мы в смещении времени и в невозможности вспомнить какие-то подробности, наверняка важные…
Это – было! Наше детство – было!
И уже взрослыми мы относимся ко многому через собственное детство: всегда ли?
Потому что время то, наивное, переживаемое полностью, обнажало в нас какое-то стремление, захватывающее нас целиком, и сейчас утраченную эту целостность напоминает лишь какая-то дожившая до нас или «вывернувшаяся» откуда-то подробность в виде, например, домашней вещи
и в детстве том всё видится великим, ибо оно понимается как чудо, а спустя много лет вся (детская) картина мира лишается чудесного…Что остаётся тебе? Боль, что ушло то время?
а проживались нами те дни и годы – долгие: мы же их не оценивали! Потому и боль… Боль, потому что оцениваем мы время словно со стороны. Словно детство наше было совсем не наше!
Оглядываясь на детство, мы словно повторяем невозможное, мы словно подсматриваем запреты
Детство укор нам потому, что взрослыми мы теряем возможности охватить и переделать пространство взаимоотношений людей, может быть, близких людей, теряем возможность помочь кому-то,
взрослыми мы стремительно уменьшаем и обедняем свой мир – правда ли это?
Взрослея, мы забываемся в каких-то слишком жизненных схемах – уже не направленных на объединение всех? Да, не направленных: а на них не хватает сил и у целых государств.
Детство – это рождение вообще человеческого.
…рассыпаны тайны кругом в этом чуде Рождения: для нас кристаллизируется основа, и сохраняется ли она?
а) первые воспоминания
На каких-то изломах жизни они возвращаются к нам, но редко, и всегда с одной или немногими постоянными подробностями.
В этих воспоминаниях спустя десятилетия мы домысливаем значение тех событий, мы тщетно «добираем» подробности: но всё поздно, уже навсегда для нас остаётся эта память неполной – домысливаемой.
А было это с нами, и было «на самом деле». Как? Как вполне обычное и рядовое для других (взрослых) мы увидели Великим и основным для себя – истоком? И немногие подробности те словно насыщены особым содержанием, и сейчас в них мы словно читаем само Время (!).
Как точнее выразить это чувство обращения себя самого к собственному истоку? как состояние то, дня или сумерек, отношение то, родных и близких, откристаллизовалось сейчас в немые и великие сцены? Сцены, свободные от ненужных сопровождений, сцены, подчёркивающие глубину какой-то черты других людей – заботы? долга? преданности? Эти сцены свободы и таинства в отношениях среди людей…
И когда же эти сцены наполнились высшим поэтическим смыслом для нас?
Это возвышенное значение первых воспоминаний – как глубинное и неожиданное (?!) начало: мы ведь забыли их!, и оно подспудное, скрываемое почти всегда, но – существующее в нас. Может быть, это противоречие самое сильное у человека? не знаю.
И немного у нас – первых воспоминаний, тех, что не дают ещё цельных и связных картин, тех, что впереди всех остальных детских воспоминаний.
В подобных случаях мы чувствуем время потому, что сравниваем одно и то же – реальное и мысленное – оценочное сейчас; от тех, уже страшно далёких событий в памяти у нас беспокойный поиск той действительности (реальности), и одновременно – оценка воспоминания… мы неизбежно повторяем в мыслях реальное событие, но мы и ясно понимаем, что повторяем невозможное, и в повторении – беспокойство: «верно» ли наше воспоминание?
Ведь тогда впервые мы преодолели какой-то запрет природы: мы научились…Чему мы «научились»? Повторять?
Но что-то произошло необыкновенно важное, и это дорого нам – это великое событие в нашей собственной жизни… Может быть, ещё ребёнком, ты помнил больше, да забыл
В памяти первые воспоминания уже «отодвинуты» более поздними, по которым мы уже воссоздаём собственное детство, и даже в них мы видим недосягаемое сейчас богатство окружения, отношения, мы видим в днях тех…течение, словно нас вели за руку…Так ли всё это было?
Мелькнул перед глазами неведомый и прекрасный мир, с добрыми и злыми волшебниками, мир со свободой самосохранения, и уже прорываемся мы в него, всё более и более познавая:
какая сила уходит тогда к внешнему миру? приходит к нам? Ведь далёкое то наше состояние – особое, Начальное!
И первые воспоминания – это уже доказательство существования внутреннего мира: тогда, именно тогда рождался человек.
Это – взрыв.
б) память о близких
Из детства несём мы память о близких: из долгого-долгого и богатого детства – бесконечного времени – знаем мы близких себе людей, за которыми всегда имели защиту, мир которых был во многом и наш мир; это мир дома, мир добра, но и мир противоречий, мир поиска «правильных» решений, мир приспособлений, но и мир свободы, мир не безоблачный – реальный…
Это люди, которые дороги тебе так же, как дорога сама жизнь, но и ушёл ты от них давным-давно путём своим, потому значение близких когда-то тебе людей сейчас тебе открывается иногда, но также глубоко и неоспоряемо.
Это люди, характер которых в тебе самом развивается, и которых со временем ты оцениваешь иначе, полнее – или более оправдываемо или более неприемлемо, но всегда этот живой пример, близкий когда-то самой глубокой твоей сути, этот жизненный опыт перед тобой в твоём внутреннем мире с немой укоризной останавливает и мысли и действия твои…
Потому что близких людей ты знаешь полно, может быть – целостно
Память о близких формирует твой долг, но много чаще долг по отношению к совсем другим людям (!?); а близкие твои прошли перед тобою как самая непосредственная связь твоя вообще с жизнью…
Остановишь ли ты необратимое время?
Уже в памяти своей неожиданно когда-то ты осознаёшь значение слова «святость»: эти примеры бескорыстия, самопожертвования, это чья-то целостная жизнь, наполненная, как ты сейчас понимаешь, возвышенным смыслом, проявятся и в минуты уже твоего собственного напряжения, твоего выбора поступка, примеры эти проглянутся сквозь всё твоё личностное и выправят наносное…
Как помнишь ты близких тебе людей? как тех, у которых в далёком твоём детстве можно было найти справедливость? и можно было ждать её? и можно было верить своим близким? Как выразить эту любовь сейчас? когда ты сам уже совсем-совсем другой: какой?
Но детское твоё – не исчезло… Память о близких – это память детства на взрослое время, память, которая в твоём непосредственном поведении (сейчас) спрессована и неконкретна, это «дремлющее» твоё отношение, опосредованное отношение.
И развёртывается память твоя случайно и неожиданно – укор ли она тебе? что же взял ты от самых близких тебе людей, которых знал и знаешь словно изнутри? с которыми переживал всей своей душой?
И вот уже память о родных тебе людях конкретна: не отпускает от подробностей, и повторение давно ушедшего обнажено: больно
И память о близких тебе людях укладывает твою жизнь, известную тебе, в какой-то порядок
в) мечты
а что осталось у нас от времени того? или, может быть, время мечтаний не умирает в нас?
Видоизменяется время, видоизменяются мечты, становясь достижимее, а те – «голубые» и «розовые», но серьёзные! но выражающие нашу сущность! – те мечты незаметно растаяли, исчезли, безболезненным осадком «выпали» на нашем пути, смешались с чем-то новым, и стали как будто безразличными для нас.
А те мечты определяли всё состояние твоё, строили пространство возможностей, и сгорал ты в этих волшебных замках, в этом несуществующем и недоказуемом мире.
Что осталось у нас от того мысленного давления? Как фантазии те обыгрывали всегда жёсткий и предсказуемый (?) мир? и что в фантазиях этих было от реальности?
А держали мы своим детским умом придуманную конструкцию, обживали игрой и…связью с действительностью. И те мечты возвышали кого-то, ставили в какой-то сказочный центр, те мечты наделяли их самыми лучшими чертами…
Почему ушло оно – всё наше возвышенное?, а если и осталось, то обновлённое множество раз, уже совсем-совсем иное. Какое? «Не скучно ли нам на нашем взрослом пути» только с оставшимся?
Мечты – это мыслимые возможности нам, но действительность неизбежно их переплавляет, но эти мыслимые возможности вновь и вновь самопроизвольно появляются: откуда?
Откуда этот дар нам в детстве?
Мечты неизбежны, пока у нас есть сознание. Это хрупкие зацепки, которые чаще ломаются в соприкосновении с действительным выбором, но и мечты яростно «защищаются», «отстаиваются» в борьбе с внешними силами, как и всё детство!
Мечты – направление твоё, вся ориентация твоя, но если бесконечно далеки мечты от действительности, если они только от игры мыслей и замыкаются только мыслями, то эти фантазии, прекрасные, не более чем дым, исчезающий без следа… Но если они связаны с конкретными действиями, где каждое действие обогащает тебя, то мечты всё прочнее и прочнее связываются с действительностью, и вот они уже – необходимые шаги твои в твоей единственно доказываемой жизни.
И твоё будущее, неясное всегда, ждёт тебя
Какие же «две-три» мысли были связаны в детстве с действительностью? и сейчас они вызывают боль утраты? Вспомнишь ты их?
Неосуществляемые же мечты твои, даже незабытые, отторгают от тебя деятельное будущее…
Но мечты могут быть вообще в неопределённых соотношениях между внутренним и внешним, и мы можем задерживаться в этих ассиметричных пространствах внутреннего мира: как тогда? Ведь наше развитие может идти без отклика, без равновесия с действительностью! Кто укажет нам выход?
Но я бы хотел, чтобы всё богатство внутреннего мира было ясным и соотносимым с внешним миром, ведь только тогда мыслимое будущее будет определять настоящее
Твоё.
Ш. Друзья
Все люди не могут нам быть врагами, но могут ли быть друзьями?
Друг – это доказательство твоей правоты, твоих убеждений, твоей жизни.
Друзья должны быть. Если у тебя нет друзей, твоя жизнь – инерция. Друзья естественны в детстве, естественны в любые периоды жизни. Друзья в памяти, в жизни, и друзья многолики.
И другу отдаём мы заботы и радости, отдаём самое дорогое наше – отношение своё, отдаём своё Я – для ответа, отдаём, чтобы самим отвечать, чтобы быть в том напряжении, необходимом и единственном, которое только и свойственно человеку.
Это не единомыслие, но…договор на запреты (?)
Это непременное условие твоего раскрытия в уже далёком детстве, это – игра (тогда), в которой выверялись самые жёсткие возможности будущего (!), и уже – дружба, не игра: потребность вневозрастная
Друг – это неизбежность наша, потому что один – не только не может состояться как человек, но и не может в дальнейшем судить других, не может судить других даже один народ!, нужно единение всех людей, иначе – моральный или интеллектуальный тупик; но может ли быть единение всех людей?
Однако один человек, отображающий в сознании всю человеческую общность, прежде всего, нуждается не в человечестве – немногих людях. Нуждается потому, что иначе человеческое и не проявится в нас – бремя запросов непомерно для одного человека, да и будут ли запросы?
И нужен ответ – удивление, одобрение, порицание, критика, восхищение, совет…
а) ожидание
Сколько мыслей проносится, самопроизвольно рождаясь подсознательно, легко:
в холодное лето, когда вокруг движение гибких ветвей деревьев и порывистый и затихающий шум от зелёных листьев, а пасмурная неопределённость неба не останавливала взгляд;
в жаркие дни, когда многообразие сжимается в какой-то близкой подробности, неосознаваемой полностью, но реальной;
в начинающейся ночи, когда что-то общее, от людей – их забот – всё состояние твоё неотвратимо склоняет к привычной точке зрения, а между тем, огромное пространство неба заполнено движением умирающих красок, и вот уже сквозь них проступает прохлада тёмного неба, и луна, заброшенная в те дали, спешит, оставаясь на одном месте;
и отовсюду сжимается для мыслей какое-то Начало, мгновенно отлетающее, и мы не успеваем его осознать…
Ты – ждёшь, но и ты словно привязан к чему-то главному для тебя, ты почти не замечаешь эти завязывающиеся реальные (!) и мысленные сюжеты и оценки свои, для тебя всё это – фон.
Природный фон – целебный, потому что природное будит смутные соответствия в твоей памяти, и сходность природного и «твоего» (?) неясно и счастливо возбуждает дремлющее в тебе
Но главное – в тебе самом, сейчас – это ожидание избранного тобой будущего…
Ожидание – это великие событие, где с нами тысячекратные мысленные повторения-фантазии всё одного и того же реального повторения, которое должно быть, но которого ещё нет, и которое должно наступить: это – ожидание чуда перевоплощения мыслимого (ожидаемого) в реальное.
Это чудо отдано во власть случаев, чужих ли, додумываемых тобой ли, но неизвестных; это - ожидание того времени, которое тебе дружественно, это ожидание твоего времени.
Ожидание – это желание себя в будущем; а тот, другой человек, собственным значением в это время пересиливает всё эгоистическое твоё, и своё всё ты ждёшь в другом человеке, твоё будущее – именно с ним. Ожидание потому, что центр мира не в тебе лично – но между вами, воссоздаваемый каждый раз: центр – это взаимоотношение. Ожидание – это доказательство твое личной зависимости, прекрасной.
Ты не можешь не ожидать: внутренний мир твой нуждается в доказательствах постоянно.
В ожидании твоё отношение переоценивается многократно, соприкасается с беспокойством, и мысли твои всё более и более «отрываются» от окружения, и теперь окружение становится картинкой, лишённой смысла…
…и потому ожидание – это, прежде всего, ожидание чуда рождения: сквозь все теоретически возможные события. И как они нарастают при ожидании! Действительно, их – сонм!
Ожидание – это требование жизни; требование жизни – повторять!
Это – жажда, неутоляемая, это что-то общее для всех нас, это момент каких-то причин, и доказумых, и только мысленных
Это требование доказательства себя, другого.
И ждём всегда
б) друзья
Мы не можем быть без друзей – даже на время!, но «лучше» – навсегда; друзьями становятся даже животные!, вещи (!), дружественным становится какое-то пространство, какое-то время, какое-то дело, дружественной становится даже память (!), даже сон…
Друзья – это воздух, это тот отклик на наше мечущееся Я, которое никто и никогда не «увидит», но которое сказывается на действиях наших, словах наших.
Осознание друга неизбежно: это – человеческое? Но друг – это также напряжение, ибо «от друга до врага один шаг», но как он свершается?
А в иное время мы так нуждаемся в друге! пусть обманываясь и почти неизбежно обманываясь, узнавая об этом позже… Пусть урывками, но в те немногие часы или дни что-то высказывается тобой, утоляется твоё, что-то важное успевает произойти в это дружеское время, настолько важное, что будет определять даже твоё мироотношение
Мы до такой степени нуждаемся в друзьях, что у нас есть вымышленные друзья, есть идеалы, которые выправляют наши взгляды, безжалостно уничтожая реальные приобретения. И какие конфликты с нами! Между вымышленным и действительным знанием, между нашей внутренней жизнью и жизнью настоящей… Эти конфликты молниеносные, эти конфликты тлеющие всю жизнь, труднопредставимые, неожиданные… И, может быть, именно эти конфликты самые главные у каждого из нас – между идеальным и реальным, между представлением о действительности и реальной действительностью.
Друзья потому, что человеческое рождается только во взаимоотношениях друг с другом – когда-то, а теперь мы вынуждены доказывать свою причастность, т.к. только дела и действия доказывают причастность к человеческому, и более – ничего
Потому что при отношении вообще к миру твоё Я остаётся без прямых ответов (без друга) в безбрежности, оно без основ, которые «воздвигаются» непроизвольно другим человеком, и ты не замечаешь неизбежных нелепостей, и вдруг оказываешься ты полностью в недоказуемых пространствах…
Во взаимоотношениях снимается одиночество – самое жёсткое испытание: тебя понимают, оценивают, помогают, и часто отношения других (друг и я!) ты ставишь выше собственного, и что ты чувствуешь?
В тисках счастливых живёшь ты тогда
Ты человек до тех пор, пока у тебя есть друзья, пока ты надеешься на какое-то отношение к себе других, в том числе на помощь других, на веру в лучшее, даже на осуждение самого себя другими!
Без друзей непосильно тебе перед остальным миром: друг тебе – вера, ты принимаешь на веру многое из того, что получаешь от друга
Но до каких пор ты доверяешь другу? Т.е. до каких пор ты доверяешь вере?
в) порядочность
Это невозможность ожидания удара со спины, невозможность допущения предательства, обмана, невозможность потери обретённого. Это чувство «тяжести» происходящего, это чувство неповторимости, неповторяемости, т.е. это беспредельная вера в другого, других.
Порядочность – это поведение твоё согласно тому, долженствующему среди людей, которого следует «придерживаться» потому, что это – система запретов, разумных, каждый из которых запрещает исчерпывать ситуацию, и запреты все направлены на самосохранение человека.
Но ритм твоего существования имеет собственную внутреннюю силу, внутренние интервалы, личностные, непохожие, и не совпадает ритм твой с ритмом других, и сколько бед и несчастий из-за этого! Более того, почти все мы считаем только себя порядочными, и лишь в чём-то немногом – неправильном – признаёмся, и стыдно нам только из-за немного… Так ли это?
Весь свет мы не можем считать друзьями, и только перед друзьями мы сохраняем что-то своё: правильно ли это? А между тем, это – утвердившийся фон наших поступков, уже фон: не вмещаемся в него!
Порядочность – это внешнее проявление совести, да совесть бунтует всегда, она не может замкнуться порядочностью, потому что порядочность – это проще, это – внешняя дисциплина, это внешняя граница совести, контур, правда, важный и связывающий нас с внешним миром… Порядочность, как и справедливость, есть доказательство совести, правда, мы не можем сказать, что это – весь объём взаимоотношений человеческой личности с миром.
Именно порядочность – потенциальная основа для продолжения дружбы; именно порядочность перепроверяет твой долг, даже любовь (!?), и великие эти достоинства – под контролем… Порядочность – это то, что сложилось среди людей, она «стремится» снивелировать твоё особенное, и в вечном конфликте ты поэтому, в вечном напряжении: жизнеутверждающий конфликт!
То есть, мало того, что имеешь ты какую-то страсть, пусть и «благородную» и для себя и для кого-то, но ты уже тем самым напряжён, ты постоянно соотносишь самого себя с другими: нравственная ноша тяжела! (и неправ: лишь только один выбор твой, пусть и когда-то, и «всё» остальное уже…легко)
Рано или поздно ты замечаешь: когда-то «неправильный», поступок твой, даже жест твой позднее тобой же оценивается иначе, и, может быть, со стыдом ты вспоминаешь его: это напряжение на ответственность, на твою постоянную личную ответственность
Уровень человека – это работа постоянная.
Это не простое подчинение твоего неповторимого общему, но соотнесение с тем общим, что выше компанейского, корпоративного, местечкового, и даже народного: потому что единственный критерий в подобных вопросах у нас – совесть.
Неизбежна порядочность у нас: мы равны друг перед другом как одаренные сознанием – также не наше «завоевание»
Это – нравственный аспект свободы, единственный, придающий направление на человеческое развитие
1У. Враги
Неизбежны и они, те, кто считает тебя ниже своего уровня, своего достоинства, и высказывают они это, подчёркивая свою ложную избранность;
те, кто считает тебя равным себе в привычках, может быть, и в мыслях, но которые не стесняются тебя, унижая твоё Я, загоняя его в немыслимые тупики;
те, кто просто не верит тебе, не принимает тебя, не понимает, ограждая личностное своё всевозможными искусственными запретами, а твоё – домысливая самыми фантастическими и оскорбляющими подробностями…
Да, враги неизбежны среди людей, ибо ритм личностных противоречий, сложившийся у тебя, недосягаемо индивидуален; враги и потому, что иначе всё…нежизненно. Враги среди людей и потому, что самоидентичность естественно требует обособленности, даже защиты.
Но много чаще враг себе ты сам: в неверной оценке событий, явлений, и неверное слово твоё, неверный жест заводят тебя самого во враждебную ситуацию по отношению к внешнему, а в итоге – к себе самому.
Враг тебе – неизвестность, неизвестность будущей твоей жизни: напряжение! Враг тебе – неизвестность самого окружения, которое тебе непонятно: напряжение! Враг тебе – инерция твоя: досада тебе в лучшем случае. Враг тебе твои определённые или неопределённые чувства: ты в постоянном калейдоскопе поиска им оценок. Враг тебе – даже ум твой, перепроверяющий всё на свете: тяжесть знаний не может быть посильной постоянно, и усталость одолевает тебя…
Как преодолевать себя? быть выше духом?
Враг тебе – слабость твоя, и, одновременно, сила твоя: найти как равновесие? Найти как необходимость свою другим и сохранить себя?
Враг – время тебе, потому что «всё имеет начало и конец», а ты стремишься жить остановленными мгновениями…
Враг тебе – весь мир, и потому враг, что мир силён и без тебя
а) неизбежность сопротивления
Неизбежность сопротивления (тебе) потому, что мир текуч и «многозначен» в каждом своём явлении, и сам ты не можешь иметь застывшую оценку: в великом соприкосновении внешнего и внутреннего миров осознание находит тысячи точек зрения…
Однако мир замкнут на недостижимую для осознания целостность: всё неживое и живое, весь мир людей, отдельно человек – всё имеет спешащие к «конечным» сущностям стремления, странные, неожиданные, непонятные. И отдельная точка зрения не охватывает не только все подробности, но и сколь-нибудь их значимые логические связи.
В самозарождающемся мире, вечно разнообразном, в мире, где всё же прошлое и будущее вероятностно читается внимательным взором, ты всегда отстаёшь, ты отстаёшь даже тогда, когда предсказываешь, и потому неизбежно в тебе отношение удивлённое: как? как всё развивается?
Потому, что ты – часть мира, и пусть осознание твоё переживает всё важное в мире, но ты лишь часть. Ты видишь лишь финал, цель, но естественный ход к финалу если и воспринимаешь, то с трудом. Ты оперируешь в познании уже готовым, известным к этому моменту, и, теряясь в дедукции, и объявляешь видимое чудом, и, одновременно стремишься лишить чудо сверхъестественности: когда же это стало? Как?
Может быть, неизбежность сопротивления и потому, что ты теряешь непосредственность: ты осознаёшь, осознаёшь и себя в ряду всего окружения… Да и возможна ли такая характеристика для «зрелого» человека, ведь непосредственность опасна для самоидентификации? Ведь осознание немедленно обособляет – рождает – человека…
Мы знаем, что животные непосредственны, мы часто восхищаемся красотой непосредственности и в нашем, собственном мире, но мы – уже Наблюдатели.
…сейчас же ты более осознаёшь жизнь, чем живёшь, ты строишь жизнь по своему плану, подчиняя не только свою природу, но и отдаляясь от других людей, не найдя или не желая искать что-то общеприемлемое для всех нас: что? и почему?
И в противоречии том теряешься ты, может быть, и не осознаёшь его: какая трагедия! А ведь осознание жизни и полнокровная жизнь – в мгновенных переходах друг в друга, и в мерцании подобном твоя двойственная суть: в чём сущность человека? и что есть полнокровная жизнь?
(осознание жизни – это включение тебя самого в жизнь, и уже твоя собственная ответственность за неё)
При осознании сопротивление возрастает, потому что ты устанавливаешь равновесие на более высоком уровне – на многих и многих взаимосвязях с другими; осознание становится сжатым и переработанным твоим пространством-временем.
И все подробности этого пространства-времени видятся изнутри, система координат становится обжитой: и все подробности становятся живыми, и вся система становится подвижной – пульсирующей! И распространяется – рождается! свет от тебя…Но достигнешь ли ты подобного уровня?
Но… пока же ты только стремишься понять чужую целостность, пока же единство твоё – через немногое, самое важное? Твоё развитие к другому, другим прерывается инерцией, собственной слабостью: ты не преодолеваешь неизбежное сопротивление, и мир внешний закрывается для тебя. Не в этом ли трагедия целых обществ и государств? Мораль в том, что тяжёлая работа (само) воспитания оказывается тебе не по плечу.
Преодолевая сопротивление, ты иногда переворачиваешь всю свою вселенную: так трудно! Но не преодолевать – означает в лучшем случае оставаться на одном месте.
…в постоянном преодолении противоречий со всем внешним, в постоянном преодолении самого себя только и приближается достойный человеку уровень…
б) неожиданность угрозы
Слабость человека – не ожидать ошибки, неприятности, даже угрозы, потому что ожидать – быть в напряжении своего мыслимого, созданного… Строитель ты в своём пространстве! И, несмотря на то, что ты перепроверяешь созданное, может быть, даже жертвуешь чем-то своим, многообразие внешнего всегда превосходит (опережает?) твою точку зрения. Поэтому ты уязвим.
Твоё уравновесит внешнее, но когда это наступит?
Мы существуем в таком мысленном пространстве, которое всё время подтверждается, но свет твоего Я обнажает прежде всего всё новые и новые дружеские доказательства, и даже в неизвестном реальном пространстве прежде всего старается увидеть доказательства именно твоего мира…
Но то пространство неведомо нам! В нём есть всегда невидимые нами стремления, и обнажаются они с «малого» или «большого», одним фактом или несколькими, но свет иной уже будет во всём обжитом нами, свет чужой, чужеродный, даже чуждый. И ты будешь метаться (своим Я), тебе будет неожиданно тесно, словно ты окажешься в каких-то тупиках, и ты будешь страдать от немыслимых ранее запретов.
Неожиданность угрозы потому, что ты естественно увлекаешься, ты просто не можешь быть без своего созданного: это часть тебя, это уже смысл твой, это уже не только внутренний мир твой, но дела и след на земле.
Менее всего «контроль» от друзей: реальная граница твоего, всего того, что создаёшь ты, граница, которая тебе самому едва просматривается, – от тех, кого ты вовсе не считаешь своими друзьями… А граница, оказывается, близка, неожиданно близка.
Угроза – это индикатор твоей слабости, индикатор в чужих словах, жестах, действиях. Если столкновение с чужим миром, недружественным тебе, болезненно, то слаб ты! Но именно этот чужой мир и высвечивает в твоей концепции уязвимые черты. Высвечивается твоя уязвимость. Но индикатором может выступать и совершенно новая ситуация. Как здесь всё? саморазрушается мир твой, переоцениваются основы?
Угроза недружественного, чужеродного, чуждого неожиданно близка, но именно она – другой (противоположный) нравственный аспект нашего существования.
Чужая нечестность, непорядочность это лишь первые симптомы «угрозы», потеря близкого человека – невыносимо предельный…
Неумение быть в необходимом напряжении «первично», оно естественно; самозащита человеческая, однако, требует постоянных усилий…
в) свобода
Но свободен ты: причина (отношения, поведения, действий) в тебе. Всё просто и непонятно, потому, что ты не рождаешься человеком в одиночку, но если бы и был ты всегда один? Было бы яснее? Что такое – быть свободным? «Разумно» охранять себя? своё, именно своё – ставить выше всего на свете? Свободен ли эгоист, например? Как же соотносится со свободой самосохранение (коли мы обладаем сознанием)?
Свобода наша «умещается» ли в противоречие личности с обществом, человека с Природой, даже отдельного человека с человечеством? Насколько свобода есть «осознанная необходимость»? вплоть до полного рабства или полного господства?
Но ты не свободен как анархист или, напротив, как «премудрый пискарь»: свободен ты тогда, когда, сохраняя своё, подчиняешь его общему.
Свобода – понятие личностное, т.е. не общественное, не государственное. Смысл человека, его высокое предназначение немыслимо без свободы.
Но в мире людей существуют множество уровней «целостности», и свобода человека проявляется и преломляется в их иерархии; может быть, свобода в том, чтобы не устанавливать искусственные традиции: но как?
Свобода в том, чтобы не быть в неразрешимом противоречии и с одним-единственным человеком, и со своей семьёй.
Свобода и в том, как ты относишься к своей родине – как раб? господин? Или как хозяин?
Свобода в том, чтобы заставить? (уравновесить? Развить?) все силы внутри себя ради…цели…А если «цель» – любовь? Любовь – может быть целью? Свободен ли любящий человек?
А мы ведь с радостью иногда подчиняем собственную свободу во имя другого, других, наша свобода – не самоцель, мы одарены ею: как воспользуемся?
«Основные» ценности «даны» человеку в дар: свобода, совесть, любовь… И, не обладая большими знаниями, люди замечательно соотносят их с собственной жизнью и жизнью других: много знающий человек обладает ли большей свободой? Нет, и в мудрых книгах, и в памяти народа не говорится об этом, не зафиксировано это преимущество. Это означает лишь одно, что свободным в самом лучшем человеческом смысле, т.е. счастливым может быть каждый человек.
И всё же свобода (как и другие наши достоинства) реализуется также в постоянном усилии (быть человеком), в напряжении. Это постоянный выбор, постоянная работа.
Потому что каждый из нас живёт в человечестве, каждый из нас – человечество. И только поэтому каждый из нас – человек.
Каждый из нас – ответственен.
У. Работа
Какой мир замыкается в себе, захлопывается внутренним богатством? И уже повторяются одни и те же фантазии, охраняются, уже доведены до совершенства, и глубокая печать этой повторяющейся связи на челе иного человека…
Но настоящая связь – это связь всегда с новым – внешним, с риском, это привычка к постоянным опасностям, к тому, что за пределами твоих непосредственных потребностей
Работа (труд) – это постоянное включение в орбиту твоего Я внешних событий, и уже весь внутренний мир твой как бы опережает внешние события, находя немедленные готовые оценки им, и ты готов к действиям… И, оказывается, ты нужен всем остальным
Работа – это доказательство твоего сознания, твоего Я.
Это и неизбежность нашего сознания: тесно мыслям в обжитом пространстве, нужны новые доказательства для прорыва в новые пространства – нужен воздух;
это и тяжёлая ноша, потому что только работа является реальной и единственной оценкой человека: выдержишь ты её?
Это постоянное преодоление преград, и только так формируется твоя «особенность».
Работа – это единственный способ раскрытия нашего Я на развитие: тысячи взаимосвязей укрепляют наш внутренний мир – со всем внешним, с собственными привычками: и уже другой человек перед нами! Не может иначе состояться человек (без работы)!
И простор для человека – весь внешний мир, но можем ли мы иметь всё внешнее для работы? Можем, потому что наш внутренний мир соизмерим с внешним…
а) служба
В стихийно, но необратимо устанавливающейся организации государства, которая вопреки твоим внутренним потребностям требует и создаёт искусственные ступени и иерархию, всё же образуются тысячи направлений для раскрытия человека…
Это – ограничения твоей творческой потенции.
Это – твоя будущая «работа». Это вообще твоё будущее, неизвестное тебе, это подготовленные ступени, «осязаемые», и к этому будущему ты будешь идти от более общего, от того целого, которое социально ещё неопределенно…
Является ли государство более высоким уровнем целостности? Скорее всего – нет, так как оно «лишь» закрепляет языковую и ментальную общность людей. Но получается так, что именно государство в «итоге» и диктует тебе условия жизни, и даже насаждает ту или иную идеологию, а ты – заполняешь ячейки его организации жизненным содержанием… тебе уже уготовлена роль, которую в конечном счетё принимаешь, но которую ты сутью своей перерастаешь: двойная мораль? Отвергаешь ли ты собственную роль в государстве?
Отношение твоё к службе – мера прочности этой ячейки, но и мера твоей собственной значимости в этом государстве: на каких принципах держится это государство? совпадают ли они с принципами общечеловеческой морали, религиозными ценностями? Ясно, что скрытые и явные конфликты, переполняющие, например, наше отечество, буквально кричат о крайнем неблагополучии межличностных и в целом общественных отношений, не регламентированных с точки зрения права.
Человек не вмещается в прокрустово ложе государства, но и не может уже жить без каких либо твёрдых «границ» и правил, пусть и искусственных, пусть даже нелепых…
Ты – на службе, твои «права», декларируемые государством, полностью растворены в твоих профессиональных обязанностях: всё это есть та жизнь, которая в итоге со временем изменяет тебя.
Твоя профессия становится даже твоей натурой: но таким ли ты был когда-то? в твоих обязанностях действительно ли реализуется принцип (человеческой) свободы? Ты выбираешь уже предложенное государством: не раб ли ты?
И человек забывается в том, что он уже делает: профессия становится его натурой!
Однако ты всё равно будешь «торчать» всеми своими «углами» из государственной ячейки, и всё равно тебя будут узнавать не как избравшего профессию, но – конкретного человека! или – наоборот?
Но правда и в том, что только избранная дорога даёт возможность проявить себя, раскрыть свои потенции…
В этой связке «профессия-личность», замечательно противоречивой, всё важно: как мы переживаем её! как гордимся удачей, как ненавидим несоответствие!
Как в живой природе клеточное строение: каждая из клеток универсальна, имеет в себе типичное для вида, но и каждая из клеток содержит в своём строении уникальные тканевые черты (свою «профессию»).
Человек универсален – в себе ты объединяешь всё человеческое; с выбором службы (профессии) усиливается неизбежная (ждущая своего часа) уникальность…
б) увлечения
Служба лишь у иных людей отнимает все без остатка силы, но, может быть, в таких случаях человек обнажает в служении своём невидимое многими нечто общественное… Что? и часто он непосредственен, он убеждён в своей правоте, в службе своей видит смысл собственной жизни без остатка. Он горит на своей работе…
Правомерно ли ставить вопрос о дозировании своих сил на службе? Можно ли полностью увлекаться службой?
Правомерно ли противопоставлять труд, допустим, немцев или китайцев с одной стороны, и русских – с другой?
Национальные особенности отношения к труду – тема особая, но в общем плане нужно сказать о регламентации труда, даже принудительной: служба в государстве есть договор, не более, а увлечение – твоё личное дело. Фанатизм в любом деле – беда, но не вина. И всё же: принудительное построение социализма (несмотря на все ужасы истребления собственных граждан в ХХ веке) в нашей стране могло бы принести результат, если бы государство бездарно не проиграло воспитание подрастающих поколений (?). Можно ли привести к внутренней дисциплине насильственно? В биологии (селекции), например, отбор по фенотипам привёл ведь к созданию тысяч новых сортов растений и пород животных…
Но у нас – человек! у нас человек, непосредственно открытый всему безграничному миру и всем временам – всей вселенной!
Можно? У меня нет ответа, потому что, вроде как, одни и те же клише в природе. Одни и те же!
Но увлечения чаще не связаны со службой: какая нить, какая черта характера объединяет эти события? Ведь человек един, и в том, и в другом случае есть непременно объединяющая перспектива.
А увлечения заставляют забывать время, забывать самого себя: что именно прорывает самоконтроль? И ты спохватываешься не сразу! Но увлечения могут быть и контролируемы (сознанием), и тогда – приближаешься ли ты к каким – то истинам?
Увлечения могут ли быть «контролируемыми»? ведь иногда (?) ты по существу «ставишь на карту» всю свою жизнь, отдаёшь самое лучшее, что есть в тебе: тогда как?
Тогда увлечение твоё – сама жизнь твоя, ты перед бездной Неизвестного, мир твой внутренний растворён во внешнем мире, и как ты ждёшь результата! Как ты радуешься самым мизерным успехам: но будут ли они значимы для других? Этот вопрос без ответа…
в) риск
Без риска нет ни жизни, ни работы, ни увлечений. Рисковать – значит подвергать свои взгляды внешней проверке.
Кроме риска, связанного с угрозой жизни и здоровья, существует риск замаскированный, легко классифицируемый на интеллектуальный и нравственный.
В природе живой риск постоянен, отсюда необыкновенная гибкость всех структур – следствие напора миллионов лет. Среди людей впервые появляется возможность избегать риска – не здесь ли кроется вероятность стагнации, застоя?
Осторожные люди не будут рисковать, они будут прятаться за щитом внешнего разрешения: свободное предпринимательство одних наталкивается на осторожность других, и чаще надындивидуальную…
А рисковать – значит идти по краю, откуда осторожные буду окрикивать тебя, одёргивать: но развитие всегда на переднем крае! Любое развитие соприкасается с неизвестностью, сам процесс познания в любой сфере неминуемо преодолевает какие-то запреты.
Можно ли рисковать «мысленно»? пока ты ещё не сделал выбор?
А когда ты в конфликте со своей совестью и твоё Я «прячется» за какой-то инерцией, и ты смалодушничал, ты прошёл мимо: ты проявил осторожность, как здесь?
Разбросано разнообразие человеческих характеров от самых осторожных до самых рискованных: от тебя до любого другого человека так далеко, что тот, другой, находится в максимально экстремальном для тебя пространстве-времени, и, в сущности, даже понимать другого – значит рисковать, потому, что понимать это принимать чужое, непохожее, может быть, даже неприемлемое для тебя… Но тот, другой, может быть, точно также воспринимает тебя!
А почему «запретный плод нам сладок»? не потому ли, что не проверен (не выверен) твой внутренний мир внешним, он слаб: твой риск преждевременен… И шаг тебе до авантюр, и ступить ты можешь на дорогу ту…
Рискуя, ты не просто знаешь больше – ты воспринимаешь все социальные ценности в действительном напряжении, в той единственной гармонии, которая и держит Мир.
Риск – это жадность жизни, это жажда жизни.
Всё настоящее – с риском, всё жизненное имеет области интенсивного обмена с внешним. Всё настоящее – в самозарождающихся временах!
У1. Компромиссы
Чтобы сохранить для себя нечто важное – «целое», в котором ты – «часть», ты сознательно идёшь на какие-то компромиссы – миришься с тем, что не нравится тебе, что не принимаешь, к чему не знаешь подхода.
Целое – это то, что неостановимо влечёт тебя, например, любовь, что поражает тебя, например, озарение, что увлекает тебя, например, мечта…
Это целое порождает семью, в этом целом возникает общее дело, это целое пронизано долгом: что есть долг? ведь долг – это совсем не рабство, это – сознательное возвращение добра (?).
Компромиссы, видимо, имеют только нравственный аспект.
Переживание за свой поступок, слова – уже компромисс, но более – слова и поступки, которые ты выбираешь до их реализации: компромисс это выбор слов и поступков с «учётом» их оценки другими
Компромиссы неизбежны у всех нас! Это прощение – наиболее известный и сильный противовес нетерпимости: мы прощаем частности! мы прощаем детям, друзьям, даже врагам; мы прощаем потому, что над всеми нами – целое (в которое «включены» и мы), осязаемое и понятное, как, например, семья, таинственное и великое, как всё, что мы не можем объяснить, или просто охватить мысленно…
Компромиссы неизбежны у нас потому, что в каждом из нас живёт человечество, и сам ты уникален только поэтому
Да, компромиссы – это терпимость, но не бесконечная (не «дурная»): во имя ясной тебе цельности ты переубеждаешь, переиначиваешь ситуацию, и «ведёт» тебя вовсе не твоя частная самоидентичность, но прекрасная подчинённость Целому – в конечном итоге то идеальное человечество, к которому уже давно стремятся люди. А во «внутреннем плане» своё неповторимое (и неуловимое!) Я тогда ты «приближаешь» к недостижимому и сияющему центру, который и держит нравственный закон в каждом из нас …
а) ты и все
Да, неповторим ты с тех подражаний и даже рефлексов, которые были в твоём самом «начальном» возрасте; неповторим ты с первых слов своих, ещё подражаемых и неосознаваемых; неповторяема твоя всегда ориентация себя среди всего внешнего окружения и твоя память внутреннего мира…
Ты неповторим, но зависим от других людей, и, прежде всего, зависим…от оценки себя самого другими: здесь утверждается твоё Я – самое неуловимое и уже независящее (!) от тебя. Но как оно «появляется»?
Твоё Я – от других людей?
Но корректируется твоё постоянно всеми – даже самое, казалось бы, установившееся и далее неразвивающееся становится прочнее и «неприступнее» или – неожиданно податливее; только ты настолько внутренне богат, что трудно или невозможно предсказать направление твоего развития
Тебе нужны остальные (все?) иногда с такой силой, с какой в иное время не нужен никто, и в амплитуде этой всё значение твоё – необозримое, охватывающие все осознаваемые и неосознаваемые тобой связи с вольным светом. И ты, то ненасытно смотришь на течение мира, словно впитывая в себя какое-то чудодейственное лекарство, то живёшь собственной инерцией, неизвестной даже самому себе, живёшь «естественным» мысленным круговоротом, живёшь, ожидая иного значения пережитых в действительности фактов… И редко кто-то или что-то может «достучаться» к тебе в такие минуты или часы…
Ты знаешь, что даже теоретически не можешь быть правым во всём и всегда, рано или поздно твоя позиция будет односторонней или ограниченной, а на «практике» ты в диалоге всегда (даже мысленном!)
Ты не можешь быть один ни в детстве – ты не станешь человеком (!), ни в зрелые годы – далеко не на все вопросы ты можешь ответить сам… И тебе совершенно необходимы другие – всю жизнь! Ты постоянно напряжён, твоё напряжение есть результат равновесия разнообразных и разнонаправленных персонифицированных сил внутри тебя, постоянно подпитываемых извне, и ты постоянно «начеку» для самых неожиданных уже собственных ответов кому либо (подобно тому, как в насыщенном солевом растворе что-то немногое смещается, и неожиданно формируются кристаллы невиданной формы и красоты)…
Ты – «плоть от плоти», и в становлении твоего баснословно богатого внутреннего мира одни и те же законы «природы», что и у других людей. Какие?
Но не может один человек стать!
Да, непонятно как «возникает» человек, непонятно, строго говоря, как «начинается» ещё одно Я, но человеческое рождается только в привносимой речи, в привносимых человеческих отношениях…
…когда-то в непонятной тесноте на Земле среди далёких наших предков «выдавливалась» речь-сознание; и в днях тех серых и тяжёлых или ожидаемо привычно-лёгких она не уничтожилась, напротив, приумножилась?
Но задаём мы вновь и вновь вопрос: как же зажигается наше круговращающееся в себе Я?
Очевидно, что создаются условия, в которых спонтанно, «естественно» рождается Человек
А ведь также почти самопроизвольно рождается самое чистое нравственное или самое неожиданное интеллектуальное, и бесполезны иногда гигантские усилия воспитать нужную черту характера у отдельного ребёнка: кто скажет как формируется человек?
б) усталость
Усталость бывает разнообразной – физическая, моральная, «интеллектуальная», усталость от какой-либо болезни, но в итоге в любом случае она проявляется одинаково: требует отдыха
Если осознаёшь ты цель собственных действий, видишь в них смысл, то физическая усталость, например, преодолевается легко
Значит, если ты считаешь собственную работу бессмысленной, то внутренний (подсознательный) протест в конечном итоге «включает» в тебе нежелание вести подобную работу, которое проявляется и виде усталости…
Но ты ведь устаёшь и просто от другого человека, устаёшь от жизни: отчего? С конкретными людьми понятно, они либо предсказуемы до мелочей, либо их поведение вызывает в тебе резкое неприятие вплоть до отторжения. Но от жизни в целом? Ты не можешь отторгать всех, хотя, видимо, так и происходит в случаях, когда люди замыкаются в себе: страшная усталость, видимо, преследует их, им неимоверно трудно, ведь одиночество могут вынести только немногие сильные духом… Скажут, – судьба так сложилось?
Нет, это сам ты не нашёл (не находил) выход из собственных жизненных тупиков; ты виноват, но что делать?
Смотреть, слушать – воспринимать, жить! Кто-то или что-то найдёт тебе твой смысл, раскроет, и ты будешь воспринимать мир словно заново… Появление нового снимает усталость, но бесконечно новое её возвращает, бесполезно новое нам, становясь у иных даже враждебным! Ведь мера каждому нужна, мера нового, мера собственной жизни!
Как найти нам ритм своей работы, своей жизни, ритм, который бы сохранял жажду вообще жизни?
А в жизни у всех нас практически вырабатывается избирательность во вкусах, привычках, требованиях; детский многоплановый сюжет нам оказывается со временем не по силам, потому и теряются незаметно детские увлечения, видоизменяются – приспосабливаются? Верно ли «установили» мы себе взрослый коридор требований? Не приспособились ли мы к чужому (внешнему) пространству? Не является усталость следствием узости нашего взрослого коридора жизни? и он (коридор) однообразен и скучен, и нет в нём открытых дверей в свободные дали? при которых в твоей жизни словно исчезает усталость, и проявляется жадность жить в самом лучшем – возвышенном смысле?
И усталость от того, что не свободны мы, что мы конфликтуем там, где не нужно конфликтовать, что отказались мы когда-то от того, что не укладывалось в схемы приспособления к чужой жизни…
Усталость от того, что живём мы не свою жизнь!
…сама усталость – компромисс между работой и покоем, между жизнью и смертью: это буфер, смягчающий резкие переходы
Это – самосохранение? Мы не можем быть безгранично сильными, безграничная сила это зло (?), так же как и безграничное добро – зло: как это выразить? Тем, что исчезает богатство?, т.к. любое безграничное – это однообразие? Наверное, всё у людей во взаимопереходах – актуальности и потенции, и потенцию человеческого держит недосягаемый для самоанализа уровень … Так? Не знаю.
…усталость – это инерция, это возвращение простой инерции покоя, она естественна; это время мысленных решений, время выбора, переоценки, время сомнений…. Всё потому, что линии мыслей наших когда-то охватили лишь пустоту: не находя «движения» вперёд, не питаясь новым, они переключились на другие направления… Какие?
Это бессилие в чём-то конкретном, физическое, творческое, но, несмотря на то, что усталость предельно конкретна, причины усталости мы не знаем. Не знаем, потому что слабы мы.
Слабы мы, хотя и имеем безграничный внутренний мир и беспредельные духовные запросы: это всё потом! Это всё результат того, что мы сами создаём себя, а поверхностная линия нашей жизни в постоянном самоуничтожающемся выборе
Неужели, это, действительно так?
в) истина
…устанавливаем для себя какие-то неопределённые горизонты, которые и считаем за истины; отчего?
Отчего не «додумываем» собственное поведение, собственную жизнь? не потому ли, что истины сокрыты от нас, и мы руководствуемся фактами? А истины, скорее направление фактов, просматриваемые за большую единицу времени… При «движении» к истине мы находимся в такой же ситуации, когда смотрим вдаль: по закону линейной перспективы даль мала, но она всегда – даль
Для нас истина – явление (?), поэтому она – рядом, поэтому её значение, суть, оценка всегда не полны.
Истина бесконечно близка и бесконечно далека, а к бесконечному путь всегда бесконечно далёк…
Истина – это фокус неизвестных нам сил: сам человек является истиной, любое явление – фокус … Но каких сил?
Да, истина давным-давно и в нас: мы той же природы, что и блистающий внешний мир…Но как читать «свою» истину?
…для тебя истина не может предельно ясно формулироваться: в копиях (также бесконечных?) теряется часть информации (и откуда копии?). Мы можем и жить без открытых пространств, без горизонтов, без дали!, но «осознавать» свет от истин в непосредственной близости – лишать себя богатства внешнего мира: задыхаться
Истина потому и недостижима, что бесконечен мир – как в малом, так и в большом (если он и конечен по Платону, то бесконечны его связи); мир предельно взаимосвязан и не иначе: иначе – хаос, перечень саморазрушающихся элементов
УП. БЕЗЗАЩИТНОСТЬ
Когда и в чём ты беззащитен? Где мера конкретного давления на тебя, которая уже сдвигает состояние твоё неприступное в иное время? сдвигает малым, подобно снежному или каменному обвалу в горах? Но горы остаются и живут долго, а ты – можешь сгореть от одного чужого слова или действия.
И мера есть та – в чём-то неожиданном для других или тебя, может быть, в излишнем сдерживании твоей самостоятельности – «оскорблении» честолюбия твоего, или, напротив, в излишней экспрессии твоей…
И лучшие чувства твои уже ущемлены, и неуправляем разлад в тебе: может быть, ты жил только верой? И настоящий разлад твой был в том, что ты не прочитывал действительность?
Всё – болевые точки твоей неизвестной никому целостности, потому что в ином ты – терпелив без меры… Спасёт ли тебя самообновление? которое также неожиданно, но оно естественно, потому что – отовсюду, и от тебя и от других?
Это всегда болезненная переоценка, где неизвестные связи буквально мечутся, мгновенно находя или разрушая основы всё равно неизвестной даже тебе целостности: беззащитность твоя потому, что перед огромностью внешнего мира объективно ты ничтожен, перед «лицом» его твоё сознание и твоя материальная плоть уязвимы со всех сторон.
Ты беззащитен за пределами узкого спектра природных условий – даже земных; беззащитен ты – в мыслях, их самостоятельность даже тебе смешна…
Ты не готов, ты в дурном противоречии, ненужном, неестественном: не потому ли, что внутренний мир нам такая же ненасытимая свобода, как и мир внешний?
…и забываемся в этом…
а) рассеянность
Даже у сильных и собранных людей, у всех – это моменты той объективности, когда осознание твоё – в бездонных глубинах внутреннего мира, и не охватывает оно непосредственную связь с миром внешним, когда словно возвращается прошлое, естественно, незаметно, но прошлое переросшее себя каким-то значением, и ты – «между небом и землёй», ты – в естественных колебаниях своих неожиданных мыслей, ты вне связи с тем, что вокруг тебя во внешнем мире, ты безоружен, беззащитен в эти мгновения, потому, что до твоей самоидентичности – шаг, но он не сделан, до твоей точки зрения – шаг, но ты забылся (?)…
Рождение человека – рядом во всю его жизнь, именно – рождение. Какое оно? Из каких «блоков» твоё сознание?
Есть ли ты сам в мгновения те? Ведь всё внутри у тебя не просто «разбалансировано», но – словно существует само по себе! И осознание своё ты словно бы ищешь!
И в секунды те проживаем мы целые жизни: чьи?
Рассеянность – это такое твоё состояние, когда словно исчезают все связующие (и незаметные) звенья между памятью, самоконтролем, осознанием, словом, всем тем, что составляет твой внутренний мир, твоё сознание (лишь образы, неясные, перед тобою), но в мгновенье всё может «собраться» в единое органичное целое, и ты вновь будешь «направлен» на момент, на событие, на конкретное решение, ты вновь будешь адекватен к любой ситуации… Как всё? что - всё?
Когда рассеянность? Во время усталости? Во время, когда ты с «ходу» хотел преодолеть трудность, но у тебя не получилось?
А от рассеянности до «созерцания» недалеко: при созерцании мысли твои, осознание твоё – где-то (впереди?), они опережают всё видимое и слышимое в момент, они – уже «замыкают» в себе реальную действительность: мир внешний «становится» (!) твоим внутренним миром, и ты спокоен (!)… Да, «всё течёт и изменяется», лишь неизменна твоя мысленная граница, да и «граница» ли она? Всё – твоё!
Созерцание, наверное, наступает часто: ты принимаешь непридуманное течение природы целиком, ты словно свой внутренний мир «распахиваешь» до предела, и уже не знаешь сам, где только мыслимое, а где реальное, где твоё – уже «обжитое» тобою, а где чужое, которое упрямо (но и незаметно!) сам же наделяешь чем-то собственным…
И всё же при созерцании мир ты воспринимаешь достоверно: ведь мир перед тобой как бесшумные тени гениально похож на действительный мир, но быстрее он, многообразнее?
Рассеянность – твоё «творческое» спасение, ибо прерывается жёсткая связь с окружением; рассеянность – это заложенный самой природой «уход» от точки зрения, и, может быть, не посмотришь ли ты как бы заново на свою работу? на себя? на всё, связанное с тобой?
Ведь наша точка зрения - это усилие, напряжение; рассеянность – естественное состояние внутреннего мира
б) в бане
Ты живёшь долго, иногда тебе кажется, что бесконечно. Время от времени ты остаёшься один на один с самим собой, и происходит…что происходит: самооценка? самоутверждение? или самоуничижение?
А здесь, странно, здесь один на один…со своим телом, но и со своими мыслями; обычно в подобных ситуациях не задумываются, а – если?
Какое же чувство, бесконечно полное, неосознаваемое, и так остающееся тайным (лучше – неизвестным) внутри тебя в это, в сущности, недолгое время?
Какую негу дождался ты, какое окружение вызывает в тебе ни с чем ни сравнимое ощущение всего тела? «Подходит» твоя боязнь – то чувство, которого у тебя и не было, и которого нет сейчас: это чувство только «подходит», оно – возможность, но оно снимает какие-то защитные границы: какие?
Безоружен ты!
Сейчас полностью доверился ты случаю; стонущее доверие всей поверхности твоего вдруг огромного тела, подробного и немного чужого вызывает в мыслях редкое соотношение твоего Я со всем остальным: с чем? сознанием ? Но и телом! Твоё Я будто в тупике или…рассредоточено…по всему телу, но и по всему тому, что вокруг этого немыслимого тепла! Твоё Я собиралось, ещё собиралось (откуда-то), твоё Я постоянно притекало будто в нужное себе пространство-точку, и приятно было тебе, приятно в своём (!) собственном рождении, и успевал ты осознать в этом взрыве наоборот всю неестественность момента, словно промчался ты безболезненно через бездну – невозможное, словно радость с тобой – от инерции? И словно чуждое с тобой – то, что не осознавалось…
И всё – странно, и всё – мгновенье! Всё – какой-то миг, но всё уже иначе… И мысли – уже на волне твоей силы.
Но как всё же воспринимаешь ты тело своё? Ведь твоя мгновенная память тела – что-то сжатое за много лет, что-то общее, к чему ты имел и имеешь самое непосредственное отношение; но вдруг осознаёшь ты, что это тело, знакомое с детства, всегда – средство (не более!). Но также вдруг осознаёшь ты, что тело твоё, оказывается, всегда «требовало» какого-то блага, осознаваемого редко…
И это благо пронизывает тебя сейчас, пронизывает твоё тело, когда-то кричащее о себе при болезни
Забываешься ты, как часто забываешься! Ты забываешься, считая, что твоё тело и сознание едины, ты забываешься, считая своё тело источником блага: в каком же испытании ты сейчас? Какая награда тебе в эти немногие минуты? Какая в тебе оценка всего того, чем обладаешь ты?
И оправдывал ты… себя, оправдывал… тело (!) своё… Поступки свои? Слабость свою? Но и должен побывать ты в собственной слабости, потому что ты вообще должен знать себя
И о каком же будущем или прошлом думаешь ты? как тяжесть времени отразится на тебе? Но – уже отразилась, и тяжесть эта застала тебя врасплох: стыд сопровождает тебя?
Рано или поздно, но время от времени мы бываем в собственных чувственных пределах, и что уносим с собой?
И можем ли унести?
в) инерция
Мы должны использовать эту чудовищную силу: именно по инерции мы можем оказаться в некоем новом, даже подняться на какую-то ступень (и опуститься!!). И остановившись где-то (по инерции), мы в недоумении: почему мы здесь? Как оказались мы здесь?
И начинается неизбежная переоценка.
Как поддерживать в себе нужные ритмы (физиологии, психологии, социологии…)? Как управлять, а лучше – не допускать инерцию? Как жить всеми естественными и духовными противоречиями и не впадать в чрезмерный максимализм? И как не жить на «проценты» от них?
Инерция покоя, может быть, более «опасна», но уже для тебя, потому что можешь ты пребывать во враждебном отношении к чужим стремлениям… Ведь так!
Инерция покоя или движения равно неприемлемы для нас, но они неизбежны; не оказываться в них – призвано уму… Но не просчитаешь же всё на свете! Не просчитаешь, например, во времени собственную жизнь, которая зависит и от физических, и от духовных сил. А, может быть, нужно только во время «переводить стрелки»?
Великие цели ставит себе человек, если он и рассчитывает собственные силы, и видоизменяет конкретные задачи, и сохраняет себя!
Любая система характеризуется моментом инерции, возможно ли нам, обладающим сознанием, полностью нейтрализовать её?
Наша беззащитность в незнании.
…но инерция и спасение, потому что запрос наш безбрежен, потому что «чисто» человеческое – мгновенное и пронзительное противостояние всему природному (в тебе и вне тебя) просто непосильно, и оно каждый миг твоей жизни, и оно в каждой подробности… И не инерция ли сопровождает каждый шаг твой, спасая от «мёртвых точек» в том или ином состоянии? Мы ведь и «заслоняемся» иногда инерцией, ловя себя на осознании того, что делаем ненужную нам работу! И время, выходит, лечит…
И находим мы себя
Что человеческое наше? Как мы поступим?
А что наше Я? Святая святых, пульсирующее на недоступных уровнях внутреннего мира впереди всех инерций, беспокойно оценивая все времена… И уже будит огромные «завалы и залежи» памяти наше Я, и рождаются образы, рождаются мотивы поступков…
Как поступим?
УШ. Тайные мысли
Остаются они у нас? даже у самых искренних? те мысли, которые мы никому не высказываем или не высказываем до поры до времени? те мысли, которые и нам не ясны или предельно ясны, да стыдящие нас?
Не тайные ли мысли опосредованы в сновидениях?
Не те ли это мысли, которые отсекаем мы, исходя из правил общежития, и наше поведение проявляется в более «узком спектре», чем оно возможно? Гибельный ли путь наш тот, при котором мы бы следовали всем рождающимся мыслям? Тайные мысли – это то, что запретно? Или, точнее, – дерзостно? Не живём ли мы в «пресном» мире?
Они неожиданны для тебя, но если и не следуешь в жизни ты этим мыслям, то не они ли именно и «вытягивают» тебя от обессмысливания твоей же жизни?
Неизбежны ли они? Как тайны для себя и других искать открыто, не чувствуя за собой ни стыда, ни обиды, ни подвоха? Почему возникают у нас тайны, и можем ли мы быть вообще без тайн?
От тайных мыслей до увлечений – шаг, до конкретных дел – шаг, до боязни – шаг(?). До всего нового мироотношения – один-единственный шаг, как и от «открытых» мыслей твоих!
Ты можешь и не придавать значения своим неизбежным тайным мыслям, «отмахиваясь» от них, потому что, допустим, сгораешь ты в работе, в открытых взаимоотношениях с другими людьми, и даже можешь быть счастлив них…
Но мысли те – как броуновское движение, или как неизбежное испарение чего-то текучего, или – как диффузия всего того, что «подвешено», что вне силы тяжести… И непредсказуемо забываемся мы …
В чём?
а) тайные мысли
И защищаемся (!) мы в этих странных, нелогичных мысленных «ответвлениях», и очень часто действительно неосознаваемых… И прячется, исчезает личность, потому что личность – только в обнажённом – открытом – мире, где между «нападением» и «защитой» – узко, жёстко… В аморфном (парадоксальном!) мире личности не может быть!
Защита нам – за пределами рационального мира! Но защита ли?
Но почему же нужные нам направления мертвеют, или мы комплексуем перед ними? почему мы оказываемся в тупиках? почему мы не справляемся с напряжением открытого мира, и оказываемся в уродливо разросшихся ситуациях, с трудом приспосабливаясь и к жизни и к своим запросам?
И «защищаясь», чувствуем ли безопасность свою в собственных тайнах? И способны ли тогда видеть действительные ценности?
…тайные мысли сладки, потому что это такие ситуации, где от нас зависит всё, но это – имитации, это такое самовыражение, которое не встречает неизбежного и доказательного сопротивления, хотя бы и в небольших масштабах…
Это всего лишь мыслимые возможности: но все ли они «безобидные»? какой в итоге контроль оттесняет их от действительности? Ибо взлелеянные в болезненном самолюбии эти мысли могут «весь мир перетянуть»! (т.е., по пословице, не только «одно слово правды весь мир перетягивает»!)
А тебе хорошо бывает в этих обжитых и невидимых никому пространствах: но в них нет нравственности! В них – даже не ты, а только твое Я, остальное же – декорация… Поэтому, проявляемые в действительности, эти мысли – как непроросшие семена
Открытая актуальная действительность защищает интересы всех людей, потенциальная – только твои (?)
Но какое же пространство тебе нужно более всего? Просматриваемое всеми? Сможешь ли ты быть только в нём?
…видоизменяются тайные мысли твои, «перевоспитываются»(?), но не можешь быть ты без них: не может рождаться самопроизвольная причина под внешним контролем
б) эгоизм
Это такое твоё Я, которое оценивает освоенное «пространство» внутреннего мира с особой гордостью: отчего же гордишься ты? отчего твоё самомнение уже не совпадает с мнением других?
Всё, конечно, много сложнее; соотношения пространства твоего сознания и «пространства» твоего Я непонятно: есть ли «пространство» у твоего Я (ведь мнение других – уже в твоём сознании)? Ведь себялюбие, самолюбие, честолюбие, подавляя что-то в твоём сознании (что подавляя?) суть того самого, неоспоряемого, пусть и уничтожающе малого, но не подвергаемого сомнениям твоего Я, где никто другой быть не может… И отвоёвывал ты своё Я с детства, и не соглашался ты с какими-то утверждениями - с детства!
Но почему – пространство? Ведь наше Я – везде и нигде? Что «обнимает» Я? Информация разве имеет протяженность? А, может быть, твоё Я обнимает оценки? Но оценки чего?
Я думаю, что при эгоизме твоё Я обнимает пустоту, обнимает такое пространство, где нет чужих, пусть и противоречивых оценок: потому – это отношение только к себе, в то время как ты сам должен быть отношением…
…след наш – на Земле, в других людях, в делах; осознание собственной неповторимости – лишь точка зрения из недоступного никому пространства…
Недоступного даже тебе.
Но, а если у тебя такая точка зрения, фокус которой другие не видят? И ты, не взирая на других, служишь её реализации? Эгоист ли ты?
нет ответа…
А кто же признается в любви к себе, неестественной с точки зрения сознания: ошибёмся мы!
Эгоизм – это такая орбита твоего Я, которая может принести все почести тебе, но, в итоге, может приносить страдании и горе другим. Потому – в нас постоянные «осцилляции»: как выйти с наименьшими потерями для себя и других?
Работа выправляет, даже вытравляет эгоизм, в «лучшем» случае загоняя его в угол честолюбия: что изменяется в тебе? Но эгоизм может вырасти и до вседозволенности, и мы знаем эти «примеры». Выправит работа подобный «эгоизм»?
«Всему» виною твоё Я: где же его (Его?) начало? В обществе? В «чём» наше человеческое? вряд ли так просто решаются вопросы принадлежности человеческого начала, имея ввиду не столько биологию и социологию, сколько общественное и личностное…
в) познание себя
Оно много чаще опосредовано: мы одно целое, странно целое – с мыслями, с ситуацией, с послушным телом, с поисками выхода… И мы будто неделимы, и всё, что происходит с нами конкретно, всё замыкается на это целое…
Несёт ли непосредственность твоя, лицо твоё, весь облик твой – всю информацию, всё богатство твоё? Читается ли возможность познания тебя самого со стороны? без того, что сам ты можешь сказать?
…может быть, действительно, читается человек через своё внешнее,
потому что Начало такого отношения как любви – через внешнее!, самые лучшие мысли твои – через внешнее, ибо додумываешь ты всегда, ибо чувство твоё – с внешнего!
Познание себя – это развёртывание себя? это осознание собственного раскрытия?
В конечном счёте, познание себя это «победа над самим собой»; это попытка освободить…гениальность, т.е. высвободить дух твой. И совсем не обязательно, снимая запреты с себя, резонировать злободневным общественным колебаниям: твои внутренние колебания могут резонансны с более глубинными, неслышимыми абсолютному большинству…
Какое напряжение ума ты выдерживаешь, если «ступаешь» на этот путь? и, вообще, что это? «Учёт и тренировка» собственных (физических, умственных) способностей? И верно ли их ты «подмечаешь» в себе?
Иными словами, когда рождаешься ты как личность? И прежде всего, не в гражданском, а в интеллектуальном смысле?
Познание себя не есть познание только себя самого в отрыве от всего мира: тяжёлая печать окружения останется с тобой навсегда
Всегда ты часть! Ты – фокус бесчисленных сил! Лишь дух твой, неведомый тебе, «расталкивает» притяжения и творит тебя…
С твоим Я?
…что такое «познание себя»? какое освобождение тогда свершается?
1Х. Любимый человек
…когда-то он становится единственным, необходимым, потому что удовлетворяет самым сильным твоим мыслям, удовлетворяет полностью твои запросы… Когда?
С детства кто-то нам именно такой человек, но перерастаем детские мысли свои: и меняем человека? неизбежно меняется любимый человек – успеваем ли мы за ним?
И жить детским оставшееся жёсткое время непосильно; непосильно детским, прямолинейно-прекрасным защищать взрослые повороты судьбы. Непосильно и уже опасно предлагать окружающему миру себя, потому что координаты все в безбрежном сознании твоём – ещё не твои – других : ты лишь подле них, но ты не жил ими; твоё Я «неустоявшееся»
А мы нуждаемся в любимом человеке потому, что самоутверждение наше невозможно без связи полной (полнокровной) с другим человеком, потому, что другой человек – нам прежде всего доказательство самого себя…И пусть заблуждаетесь вы оба! Но связь ваша будет через мир реальный
И вначале любимый человек – просто другой! (?)
…но любовь ведь это такие идеальные (и невысказываемые, даже неясные! до конца) требования, самопроизвольные…. Такое впечатление, что именно нами создаются возвышенные для нас же самих пределы: через наше сознание проецируется то новое, которому мы и удивляемся, и восхищаемся!... И в самом простом своём (?), но, вернее, в простом у другого человека мы видим нечто возвышенное… Даже у себя! нет, всё же – у другого…
В каких лабиринтах твоего же внутреннего мира рождаются эти чувства? Чувства возвышения, чувства возвеличивания! Чувства противопоставления всему миру?
Другой человек становится для тебя недосягаемо возвышенным: отчего? И ты – служишь ему! И служение это - не унижение твоё – возвышение! Для тебя – честь служить тому, что увидел ты в другом человеке, и теплится надежда, что, может быть, и сам ты каким-то образом приобщаешься к этому уровню…
Другой становится божеством для тебя:
какое счастье есть у нас!
И время тогда не играет уже никакой роли: идеал – за пределами времени, а любимый человек – выше идеала, он пример жизни, он раним, он изменяющийся, а успеешь ли ты к нему?
Любимый человек – единственен, каждый шаг его, каждое слово его не заменишь никакими вымыслами, никакой фантазией….
В этой жизни нам, людям, дано слишком много: не выдерживаем!
а) требование природы
Какой-то закон есть природы, закон целостности (?), открывающийся нам отношением к чему-либо, открывающийся неделимым – охватывающим всего тебя, и «всё» – внутри у тебя…
В иной момент ты останавливаешься, потрясённый красотой лица и тела другого человека, и какие мысли его, какие желанья в мгновенья те? – не до всего тебе, лишь образ запомнить, лишь внешнее…додумать?
Ты потрясён откровением формы человеческого тела, даже одетого, ты угадываешь все изгибы его, теряя тут же смысл каждой додуманной тобой подробности, но смысл теряется в тебе же, в твоём подсознании… И останавливает тебя не знание, а именно сила и глубина Начала возможного чувства
Ты поражён сбирающимся в мгновенье обобщением этого чувства, поражён неповторимым и великим его началом, но и остановлен возвышенным смыслом отношения мужского и женского, сильного настолько, что требует и единения через преграды все, но и обеспечивает уверенное бесконечное ожидание (существование) порознь…
Именно это знание спасает тебя?
А ведь в этом требовании единства (и отторжении) умещается вся человеческая история, рождается всё возвышенное, сопровождающее человека, и, оказывается, это требование имеет грубую и природную основу…
Останавливает этот предел конкретного: мысль одухотворяет животную и требующую повторения связь. Останавливает потому, что сам ты – частица общего, иначе всё бессмысленно; останавливает потому, что требует разрешения: что дальше?
Мы связаны дыханием, жаждой с окружающим миром: мы слабы, зависимы, в нас та же природа… Но и сильны мы каким-то чувством (этим же?) сопричастности, многократно и неожиданно пронизывающим нас, сильны знанием этой природы.
…мы, имеющие сознание, мы, выстраивающие чисто человеческие отношения, удивляемся чуду обнажения – чуду тела, удивляемся своей природе
Какое же вращение твоего сознания подчиняется этому требованию? И какое – подчиняет его себе? какой предел откровения, ненасытимый или ненасытный осознаёшь ты? какому – уже стыдишься? и в чём тогда видишь ты необъяснимые свои пределы? И есть ли вообще пределы?
Требование природы – это освобождение, проносящееся сквозь твоё тело и твоё сознание, это опустошение твоё, которое ты можешь только осознавать
Но и находим мы в этой связи слова в собственной жизни, великие слова о любви
Когда?
б) невозможность предательства
Даже оставляя человека, ты не можешь перешагнуть память о нём; это неуничтожимое и уже самостоятельно существующее – развивающееся! – пространство мира внутреннего твоего противоречит (и будет противоречить) всему тому оставшемуся времени, которое будешь ты проживать…
Предательство невозможно уже потому, что время жизни с тем человеком полное, не придуманное, это время решения реальных противоречий; и сейчас они – живые примеры. Ты не можешь пренебрегать своими же примерами собственной жизни: ты не можешь быть ни высокомерным эгоистом ни безбрежным альтруистом. Это запрет!
Как можно отказаться от собственной жизни?
Запрет потому, что это либо шаг к одиночеству, либо к «растворению» собственного Я, и ты либо не выдерживаешь, либо «пропадаешь»… Что лучше?
А нам нужна связь – самая грубая, самая потребительская, но она же и самая возвышенная, самая таинственная для тебя: всегда она нужна как воздух! Эта связь – твоя продолжающаяся (полнокровная?) жизнь…
Твоё самоутверждение без подобных «связей» невозможно: без любимого человека, без авторитета (т.е., иерархии оценок), без духовного судьи… И, может быть, это в какое-то время и не осознаётся, да время прояснит твоё осознание, время вернёт твоё становление: другой человек – твоё богатство, единственное твоё богатство – другой человек!
Личность без других, вопреки другим – ноль; самоутверждение твоё по головам других – не просто безнравственно, оно – противоестественно для человека
Да и как это, забыть человека? Да он укором тебе будет, совестью твоей будет всё оставшееся время, он в буквальном смысле взорвёт твоё сознание, и в сознании твоём всё будет поставлено на грань отчаяния… Это крест твой – до конца, это уже такая реальность, с которой, если сможешь, ты должен идти вперёд
Движение личности к другой, во имя другой (и совсем не обязательно во имя оставленной тобой) формируют и личность и общество, где ты живёшь…
Где ты живёшь?
Ты не можешь предать человека (тем более, любимого) потому, что это – предательство себя самого;
в каждом человеке остаётся человечество: и в тебе, и в другом, и в других…
в) условие нас
причина, почему я что-то люблю, важнее, чем то, что я люблю… (?)
Эту «установку» древнегреческого философа сочувственно цитируют некоторые отечественные философы.
Да, любовь имеет «конечный адрес», и в данном утверждении этот адрес «где-то» в тебе самом… Я же думаю, что это утверждение справедливо лишь по отношению к предметам вне человека, и тогда оно во многом теряет свою значимость.
Но «конечный» адрес – «всё же» человек другой, потому что именно в другом мы можем «рассмотреть», неожиданно «понять» ту степень духовности в самом непосредственном случае, которая передаётся и тебе, которая сможет и возвысить тебя…
Условием нас и будет любимый человек, т.е. такое отношение к кому либо, которое и определяется любовью – самым поэтичным и самым глубоким чувством, на которое только способен человек. И подобное «условие» нивелирует причину и следствие: мы становимся равными друг другу!
Любовь – это защита тобой человеческого вообще, человеческого в себе самом, но странная защита! Она иррациональна, она органично объединяет и природное и духовное, и её неизвестные механизмы не смыкаются – перерастают друг в друга и в тебе, и в другом человеке! и между вами!
Условие нас – это та переоценка ценностей, которая направляет к «правильной» (духовной) ориентации, к естественной иерархии, где во главе угла – сам человек…
И любимый человек даёт силу тебе, определяет настрой твой, и видится тебе всё невраждебным, видится глубоко, видится как бы с опережением времени… Какая гармония чувств и мыслей тогда возникает? Не она ли определяет счастье?
Условие нас – это нечто силы исключительной, это нечто, рождающееся в недрах нашего… происхождения; и условие это рождается как лавина в горах – начинается с незначительного взгляда, с любого слова, с любой ситуации…
Это условие – восприятие другого человека целостно, вместе с тобой, и воспринимается всё это как чудо! Отчего среди людей это восприятие пробивается с трудом?
Это единственное условие объединяющее нас
Это условие «подготовлено» природой, «поддерживается» природой, это условие даёт нам самые возвышенные образцы взаимоотношений людей, и сильны мы этим, горды,
и находим уже в нём самый глубокий смысл – человеческий
Х. Родина
Это – прежде всего огромное не охватываемое твоим воображением прошлое (т.е. время), уже взрезавшееся на окружающие ландшафты, прошлое – давление на тебя. Это прошлое – изначально противоречивое, оно есть непредставимые природные события, есть бесчисленные примеры гордости и трагизма твоих предков…
Родина – это и действительное окружение (т.е. пространство), без которого ты не можешь быть, которое развивается вместе с тобой, но которое также переполнено неизбежными разнонаправленными условиями жизни. А твоя жизнь – вписана, нет, впечатана, даже отпечатана с тех условий…Какие они?
Это вектор невраждебности твоей жизни, твоей неоспоряемой основы, зависимости, невраждебности, не смотря на несводимые друг к другу условия, неоспорямые, не смотря на неуничтожимые в твоей душе (кроме неуничтожимой любви) чувства долга и даже вины… И это – всего-то лишь окружение природой и людьми! Но оно уравновешивает твой внутренний мир, такой же огромный и необъятный, как и внешний мир…
Это – вектор прощения, великодушия, так как необъяснимая любовь оказывается всегда выше разумных построений: общественные, даже государственные институты неминуемо консервируют всё личностное;
обязаны ли дети поступать так, как предписывают им родители (государство, общество)? Иными словами, неужели «народ» всегда будет определять поведение всех своих детей? Ведь даже «общественное мнение» бывает ошибочным (так как характер его формирования очевиден по определению)! Ведь даже государства в истории не вечны (из-за отсутствия гибкости в идеологии и пассионарных личностей)…
Как самообновляется Родина? Какие личности и как оказываются «в нужное время и нужный час» на исторических переломах и определяют на десятилетия (на столетия?) судьбу государств?
А как устанавливается относительная гармония между поколениями? Не «защищают» ли новые поколения идеи давно ушедших поколений? и Родина – выправляет ли собственную предвзятость (антиличностную идеологию)?
Что главным является в формировании характера человека? отчего в нашем Отечестве из столетия в столетие словно законсервировался образ раба? Какая география определила невыносимый примат общества над личностью?
…и ответы есть
Но главные ответы в сознании твоём – в твоей самостоятельно вращающейся Вселенной, – которая должна уравновешивать Вселенную внешнюю
а) природа
...Это бесконечное разнообразие света и темноты, тепла и холода, движения и запаха, тверди и воды, это уходящий в бесконечность весь блистающий мир, подробный и объясняемый.
Но это одновременно – границы физических и химических условий, и мы знаем теперь – границы узкие, в которых можешь ты существовать, границы невраждебные для твоих непосредственных ощущений. И сам ты тоже природа, отгороженная от остального мира прежде всего ощущениями.
И встал поперек тебя разум, твой же, возмущая естественную гармонию (да и есть ли она? а если и есть, то на каком напряжении держится?).
И, оказывается, внешние условия все – это начало тебя и вопросы тебе, оказывается, внешний мир инверсируется в нашем внутреннем мире, мир наш внутренний – это перестроенное пространство и время, и время в сознании может останавливаться, течь вспять, и пространства у нас в сознании необозримы и неожиданны, и не противоречат друг другу: личное свое человек иногда безболезненно выносит вопреки общественному…
Оказывается, противостоящий сознанию мир внешний, действительный, когда-то уравновесил и определил всю силу и степень тенденций внутренних. Как? И мир внутренний – уже также действительный, да зависимый от внешнего – хотя бы первое время, да зависимый – от твоего я.
Как зимний закат солнца сквозь сплетение ветвей деревьев способен вызывать мгновенные оценки, ассоциации? И, тщетно пытаясь охватить все огромное событие, мы, тем не менее, получаем высшее наслаждение от сопереживания, получаем какое-то мысленное направление, устойчивое, важное - не теряемое! Мы насмотреться не можем на свет вольный вообще, словно свет этот – и только он! – вызывает ежесекундно к жизни наше сознание...
Как небо все, огромное всегда, тяжелое или умчавшееся к себе, оставляет тебе свободу - взгляда, радости, действия? И все вопреки твоему личному грузу - забот людских?
Ты легко можешь подчинить внешнее своим заботам и не замечать красоты мироздания, но любой кусочек Земли, невыдуманный, для сознания нашего – всегда повод, не только вопрос, но и ответ: пища для фантазии, напоминание чего-либо, просто отдых – неясное, и уже какой-то исключительно важный момент, уравновешивающий твои внутренние необъятные дали... Природа может всегда провоцировать, побуждать движения чувств - все уже сейчас, после того, как она спровоцировала появление сознания, после того, как человеческое овладело нашим внутренним миром (или - создало внутренний мир?).
Но и тогда! когда не было человека разумного! Как протекало это взаимодействие? Чем уравновешивалось в растущем сознании эта неоспоряемая внешняя красота? все природные условия жизни нашей? Просто быть не может, что только общественные условия и труд сформировали сознание людское, даже если и понимать труд как активный поиск выхода.
Природа – это самая сильная Родина, пусть сейчас и неосознаваемая, забываемая в непосредственных мыслях, в рассуждениях.
Потому что отдых, вдохновение в природе - давным-давно свернутые в нашу плоть и кровь, давным-давно – опосредованные в нас условия Земли. Человек – это одушевленная природа Земли.
... Связь свою доказываем мы грубо: мы из праха Земли. Но – облик свой? Сознание свое? как прочесть все это?
б) Родина
Родина это уровень среза истории, уровень, с которого помнит себя человеческая целостность – народ, с которого развивается(?)
Наша Родина начиналась как постоянная защита с мечом своего очага (так у всех?). Наша Родина – это пространство лесов и степей, это некогда чистая и невраждебная природа. Наша Родина сейчас – это постоянная (до сего времени) борьба национальной гордости, требующей активности во всём, с удельно-княжеским (холопским) мировоззрением…
Непосредственной Родиной нашей с детства нам служат родные места да люди: это время и успевает отложить в сознании твоём Начало, с которого ты есть сам… И возвращаешься ты – к себе, к своему Началу – всю свою оставшуюся жизнь, всё стараясь понять в этом таинственном Начале что-то важное…Что?
Какая преемственность, великая по своей сущности, свершилась, и явился ты? как родилось ещё одно Я – самое таинственное из всех тайн на свете? Но нет ответа, … запечатан ответ многими печатями
Запечатан ответ на вопрос, что есть человек!
Родину не выбирают как товар. И Родина, оказывается, не идеал с безукоризненными чертами, да и осознаём мы Её скорее в зрелое своё время, и стесняемся часто: уходим мы вперёд…Мы не стесняемся лишь тогда, когда и Родина «не стоит» на месте. Но Родины без нас нет! как отдавать её самое лучшее? Отдавать без раболепия, без унижения, отдавать так, чтобы не быть перед нею «в вечном долгу» (как поётся в советской песне), чтобы быть…равным (!) Ей?
А Родина всё равно это гордо; человек имеет свою Родину: это направление наше, самое глубинное в нашей душе, в нашем сознании. (Но, может быть, это просто (только?) язык «несёт» весь груз подразумеваемых вопросов?)
Это лицо народа, лицо твоё. Вдруг, оказывается, среди всех ценностей наших эта, «ценность» происхождения может «перевешивать» и сближать самых далёких друг от друга людей, потому что личностные качества (ценности) незаметно могут отчуждать друг от друга…
Так, какие же ценности нам важнее – личностные или над-личностные?
в) мир твой
Мир твой (как синоним знаний и представлений о жизни человека) – это, прежде всего, жизнь человека в обществе под каким-либо контролем.
Неужели Мир твой (мир мой, мир наш) и должен быть под внешним контролем? Да, мир твой и фактически развёртывается (развивается) на глазах (под «контролем») человека другого, иначе скажем, под моральным и интеллектуальным контролем других.
Мир твой не может и состояться без взаимоотношений с другими людьми! Но это – мир твой, и ничей иной – «личностный» мир.
Мир – это уравновешивающееся напряжение, это баланс постоянной борьбы, движения, выбора, это постоянная переоценка, это весь спектр человеческих проявлений…
Это такая норма взаимоотношений, которая старается отсечь крайние случаи, подпадающие под юрисдикцию различных Кодексов; и очень показательно, что в русском языке эта норма – мир – является антонимом войне
…это естественное рождение и смерть, это сопереживание естественной жизни человека, это вообще все формы человеческих отношений, как-то: хозяйство, быт, наука, искусство и т.п.
И мир твой труден – настоящий мир, потому что держать уровень человека трудно, это живой мир; трудна настоящая жизнь – в любое время!
Труден мир потому, что мы предлагаем себя – целиком! потому что жизнь наша всегда исполосована ложными ценностями – нереальным временем, и потому мир часто – кажущийся
А настоящий мир – враг всякой искусственности, любому волюнтаризму, в нём всегда идёт поиск запретов на саморазрушение
Настоящий мир – это «единство целого при свободе частей», известная формула с далёких времён; и поэтому в настоящем мире зло неуничтожимо: поиски личности неповторимы! поэтому напряжение на самосохранение постоянно; это в насквозь искусственном (придуманном) обществе полагают, что его члены уже живут в «царстве свободы», в атмосфере всеобщей любви и братства
Настоящий мир – полная противоположность любой форме утопии, которые так расцвели в последнее столетие, и за которые уже заплатили невозможно высокую цену… Но достижим ли – настоящий твой мир?