…или «Диалог Аксёныча и Геши в середине девяностых».
____________________________________________________________
(Памяти друга, хорошего человека и прекрасного музыканта – гитариста Геннадия Эдельштейна)
*
В е д у щ и й :
- Сегодня гостями нашего ночного эфира будет дуэт из бывшей легендарной группы «Атональный синдром». Это Александр Аксёнов, ныне режиссёр Рижского театра-студии музыкально-пластической импровизации «ТЕСТ», и Геннадий Эдельштейн, замечательный гитарист, лидер некогда бывшей на слуху группы «Поезд ушёл». Сейчас они положат свои инструменты, и мы поболтаем…
Здравствуйте, Александр и Гена. Мы рады вас слышать на волнах радио FM 102,7. Расскажите, пожалуйста, кто же сейчас входит в вашу новую интересную группу? Думаю, что те, кто вас давно знает и ценит – они в курсе. А тем, кто слышит о вас впервые, надеюсь, будет приятно с вами познакомиться.
А к с ё н ы ч :
- Дело в том, что мы не совсем группа – в общепринятом смысле этого слова. Мы музыкально-пластический театр, основанный на живой саксофонной музыке и актёрской пластике движения тела. А с Геной мы встретились в те давние времена «Атонального Синдрома», когда его ещё возглавлял Олег Горбаренко. К сожалению Олег уже три года как покойный, царствие ему небесное…
Г е ш а :
- … хотя он всё ещё с нами.
А к с ё н ы ч :
- После ухода Олега мы с Геной продолжали встречаться и вместе музицировать. И раз уж мы заговорили об этом, то через неделю в ЖДК состоится выступление всей нашей труппы: и актёры, и те музыканты, кто ещё остался от бывшего «Синдрома». Такой своеобразный вечер памяти Олега – для наших друзей и поклонников «Атонального Синдрома».
В е д у щ и й :
- Да, жалко, что Олег не сможет там присутствовать. А кроме Горбаренко кто ещё помогал вам в вашей музыкальной карьере? Может быть, из тех, кто играл с вами не так давно?
Г е ш а :
- Да не стоял вопрос карьеры. Помогал дух единения. Все были вместе в одной обойме. Было весело, интересно, зажигательно – просто здорово!
А к с ё н ы ч :
- С нами были не просто музыканты, а музыканты-личности, да ещё какие! Это и Нежат Аблемитов – скрипка и бас-гитара; Миша Никитин – бас-гитара; Серёжа Сёмин – гитара; Серёга Сушко – ударные. В самом начале был ещё Шура Жилин – трагически ушедший гитарист. Он умудрялся играть в «Синдроме» и ещё в двух группах параллельно: в «Превращении», под руководством Лёни Глезера, и в «Зге», которую возглавлял неординарный кларнетист-экспериментатор Николай Судник…
Г е ш а :
- Блин, у нас какой-то заупокойный эфир! (обращается к ведущему) Слушай, а что, собственно говоря, должен делать ночной эфир? Будоражить? А сейчас он усыпляет… (смеётся) …гипноз на усыпление!
В е д у щ и й :
- Да, сегодня у нас сплошные непонятки. Наша чудо-техника явно не выдерживает внешнего давления. Голимый непер…
Г е ш а :
- Дьявольщина какая-то.
В е д у щ и й :
- Да нет, Геша, не дьявольщина. Это за окном творится нечто невообразимое – жуткий ураган, гроза, ливень. Одна из молний попала в центр и обесточила нам аппаратуру. Пока работаем в авральном режиме.
Г е ш а (заливаясь смехом):
- Я ко всем смертям могу добавить ещё одну: у меня сгорел блок питания, а процессор накрылся медным тазом и приказал долго жить. Как шандарахнуло! Я даже подпрыгнул от испуга (смеётся). Такой вдруг нежданчик! Музыка свернула в другую сторону, зато весело!
В е д у щ и й :
- Да, и вместо фирменного Гешиного процессора, который должен был звучать в эфире, вы слышали совершенно другой, не обладающий теми возможностями и наворотами. Я понимаю, ребята, что вас это расстроило, поскольку нарабатывали одно, а получилось, как всегда…
А к с ё н ы ч :
- Фактически, играли вслепую.
Г е ш а (смеётся):
- Если бы вслепую. Вглухую!
В е д у щ и й :
- Чего только ни бывает в жизни… дорогие радиослушатели, напоминаю вам наш номер телефона: шесть, ноль, четыре – шесть, шесть один – один, четыре, три. И несмотря на каверзные чудеса природы, мы ждём ваших вопросов… стоп, а вот и один их них! Представьтесь…
Г о л о с :
- Вадим. Хочу понять, что служит мотивацией для музыки Александра Аксёнова и его театра «ТЕСТ»?
В е д у щ и й :
- Интересный, и одновременно непростой вопрос.
А к с ё н ы ч :
- Свобода. Только свобода.
Г е ш а :
- Стремление к свободе.
А к с ё н ы ч :
- Музыка, не имеющая никаких границ, позволяет полностью реализовать свои возможности – как творческие, так и технические. Она способствует полёту фантазии актёров, который они воплощают в пластике движения. И всё это существует в абсолютной свободе импровизации. Творчество, рождающееся на глазах у зрителя.
В е д у щ и й :
- Скажите, а кто-то из ваших друзей работал в таком ключе? Или вы являетесь первооткрывателем для всей нашей страны?
А к с ё н ы ч :
- Нет, ну что вы! Много лет я работал с москвичами и питерцами. Совместные проекты были с Сергеем Летовым, с композитором Валентиной Гончаровой, с Михаилом Жуковым, с Александром Кондрашкиным, с Владиком Макаровым из Смоленска. Серёжа Курёхин работал в этом направлении. Да он и сейчас, как композитор, много работает в кино, придерживаясь этого ключа. А трио ГТЧ – Ганелин, Тарасов, Чекасин? Каждый из них привносил что-то своё. В том числе – и «Атональный Синдром». Музыка очень экспрессивная, в духе того времени, в противовес, как нам казалось, всем чинушам и «людям в штатском». Им наша музыка начисто отрывала яйца на всевозможных подпольных фестах. Всякое было…
В е д у щ и й :
- А как они вам противостояли? И что им не нравилось? Вроде бы ничего противоправного в вашей музыке не было. Да и от политики она далековато находилась. Почему они относились к вам с таким недоверием и опаской?
Г е ш а :
- Так ведь музыка – это информация, и её можно трактовать в рамках времени. В своё время это был бунт и для тех, и для других. Нам было приятно играть бунт, а им было приятно сечь бунтарей. Но на самом деле музыка – это не бунт. И коли мы заговорили о мотивации такой музыки, то это просто определённое стремление. Каждый музыкант, ну… как плотоядное животное – выбирает себе к столу яства по своему желанию. Нет, вначале – по тому, чему его мама научила, а уже потом, повзрослев, он стремится познать некоторые вещи в жизни самостоятельно.
В е д у щ и й :
- И это здорово! Но раз уж мы заговорили о наших родителях, давайте выясним, чему вас мама научила, и где вы учились музыкальным наукам.
Г е ш а :
- Мама научила меня всему. Во-первых, она явила меня на этот свет, дав мне понять, что здесь всё замечательно. А в семь лет она мне купила гитару, за что ей большое спасибо!
В е д у щ и й :
- Гитара, надеюсь, не «Уралом» называлась?
Г е ш а :
- Да нет, акустическая такая, обыкновенная гитара ленинградской фабрики. Очень бедовая! Я обклеил её наклейками, ходил ней в походы. Там, у костров, и учился.
А к с ё н ы ч :
- А мне «мамами» стали кабак и музыка в духе семидесятых. И на деньги «мамы» не скупилась.
В е д у щ и й :
- Скажите, а почему ваша музыка называется «новой импровизационной»? То, что «импровизационной» – понятно, а вот почему «новой»? Импровизация была и раньше, много десятилетий тому назад, а что нового внесли в это направление вы? В чём, на ваш взгляд, ваша «новинка»?
А к с ё н ы ч :
- Этот вопрос – к музыковедам. Но я бы сказал, что корни нашей музыки идут от фри-джаза. Если раньше музыканты, отворачиваясь от традиции и от классики, уходили в необузданный боп, то позднее они стали отрываться во фри, пытаясь тем самым ещё ярче себя выразить. А потом появилась масса всяческих форм самовыражения. Это джаз-рок и панк, хард-рок и рок-оппозишн, фьюжн и металлик. На любителя – кул-джаз и соул музыка, новые эксперименты в классическом авангарде и поиски необычного в экологическом джазе, и т.д., и т.п. Об этом можно говорить часами. Основой же новой импровизационной музыки стала спонтанная импровизация. Это музыковеды дружно повесили на неё ярлык «НИМ».
А вообще-то «новое» возникло из хорошо забытого «старого». Музыка, она и в Африке музыка. И нашу игру трудно уложить на полку и дать ей определение, поскольку данная музыкальная форма – это состояние души. Я могу взять в руки саксофон, а сопутствующая этому действию погода, место и время действия определят характер моего состояния и дадут толчок к рождению какой-то душеспасительной, противостоящей сумбуру и хаосу нашей повседневности, темы. Или, наоборот, войдёт с ней в унисон и настучит по голове слушателю. И он, слушатель, или растворится в плавной медитации, или обалдеет от сгустка музыкального маразма. За примером далеко ходить не надо: Гешина гитара в одной полярности легко утащит тебя на дно, а в другой – подбросит высоко в небо.
Г е ш а :
- Всё правильно. Нужно дорожить каждым мгновением. Если мы проезжаем по жизни и ничего для себя не открываем – она становится какой-то пресной…
В е д у щ и й :
- Ребята, а может, сделаем ещё одну музыкальную паузу вслепую? Гулять, так гулять!
Г е ш а :
- А давай! Вот, кстати и гром. Ну-ка, под него гитару настроим и – погнали!
*
В е д у щ и й (после игры):
- Спасибо музыкантам. Эта композиция – яркое представление того, что скрывается под брендом «НИМ». К нам непрерывно поступают звонки. Вот один из них от Юли, которой пятнадцать лет, и она почему-то не спит в этот поздний (или слишком ранний) час.
А к с ё н ы ч :
- Юленька, а почему ты не спишь?
Г е ш а (смеясь):
- Мы так старались тебя усыпить…
В е д у щ и й :
- Юля наверное не понимает, что она слушает. Здесь скорее всего простое любопытство. Но это тоже здорово!
Г е ш а :
- Дети – это свято.
В е д у щ и й :
- У Юли несколько вопросов. Начнём по порядку: сколько лет существует группа?
А к с ё н ы ч :
- С семьдесят пятого года. Я тогда начал работать с Олегом Горбаренко на базе дома культуры «Илга», где создавал театр-студию современной фантастики. А Олега пригласил для оказания помощи в музыкальном оформлении спектакля.
Г е ш а :
- В семьдесят пятом году?
А к с ё н ы ч :
- Да, в далёком семьдесят пятом.
Г е ш а :
- Надо же, в том году мне было на год меньше, чем Юле…
А к с ё н ы ч :
- Серьёзно?
Г е ш а :
- Куда уж серьёзнее – переходный возраст пацана, живущего на Московском форштадте…
А к с ё н ы ч :
- Да… А база ДК была шикарной для наших экспериментов. Одним из активистов студии стал известный уже тогда художник-фантаст граф Уваров. Время было интересное. Те, кто представлял сообщество хиппи, хорошо помнят этот период «волосатиков». Да я и сам был таким же патлатым. Мы фанатично делали нестандартный театр с нестандартными людьми. Часть была из хиппующей молодёжи универа, часть – из физкультурного института. Олег загорелся идеей живой музыки в спектакле и с головой окунулся в работу над нашим «марсианским» проектом под названием «В серебристой лунной мгле». Это была моя инсценировка по рассказам Рэя Брэдбери. Актёры и музыка очень органично переплетались в едином действии. Ярким дополнением стали двое приглашённых участников из студии пантомимы Виктора Бусыгина. Фактически этим проектом мы заложили первые зёрна «Атонального синдрома». Не могу не отметить нашего оператора Фреда Калныня и первопроходцев Володю Гурвина, Серёжу Сушко, Толю Попова, Мариса Салминьша. Ну а плоды совместной работы созреют и примут окончательную форму уже на базе ГВФ…
В е д у щ и й :
- А какие характерные образы проходили в пантомиме? Там был какой-то сюжет, или просто красивые движения?
А к с ё н ы ч :
- Это была классическая пантомима, и она служила фоном для словесного действия. Ребята работали в традиции. Но всё вместе было интересно и на тот период ново и необычно. Хотя потом я ушёл в академическую форму и много лет работал в ней со студентами, ставил спектакли. Кто-то из критиков хвалил, кто-то хаял. Дело не в том, какой материал ты поставил. Плох он, или хорош – это понятие зрителя, его вкуса и его представления о театре как таковом. И здесь, к сожалению, мы не всегда находим общий язык. Много лет прошло, прежде чем мы вышли на профессиональную основу. Со временем стал приглашать на работу так называемых профессионалов, имеющих дипломы театральных вузов, но заточенных на академическую форму работы и искусно владеющих мастерством закулисных интриг. Вот так мы и стали превращаться в обыкновенный захолустный театрик, который можно было обнаружить в любой точке нашей необъятной Родины. С годами понял, что мой паровоз попал в тупик в конце туннеля. И ни намёка на просвет. Наступил момент, когда мне стало влом заниматься казалось бы любимым делом и появляться в помещении, которое я ещё не так давно боготворил.
После очередных гастролей по крайнему Северу выяснилось, что проверку на вшивость «профи» не выдержали, труппа разделилась на два лагеря: свои и чужие. По приезду конфликт вынесли на общее собрание. Я выслушал все претензии от «профи» и активную защиту своих ребят, спокойно встал и вылил ушат холодной воды на головы профессионалов и их группы поддержки: «Всё, ребята, мы с вами приехали на конечную остановку. Дальше поезд не идёт. У меня пропало желание с вами работать. Всё, что произошло на гастролях, я предвидел и не поехал с вами, чтобы ускорить процесс избавления от коррозии. Мне стало просто неинтересно работать с вами, поскольку утеряно самое главное: дух нашего института, атмосфера студенчества и кураж эксперимента. Уверяю вас – то, чем мы сейчас являемся, есть составная часть театральных клонов, которых по Союзу сотни.
Спасибо, что вы облегчили мне задачу, разделив зал на две части. Левую половину я благодарю за совместную работу, и с сегодняшнего числа будем считать наши договорные отношения расторгнутыми. Завтра вы получите расчёт. А правая половина – те, кто создавал для вас рабочие места – останется со мной, и мы продолжим работу, но уже в нужном мне ключе.
Всё. Спасибо за внимание. До свидания.
Вот таким образом через много лет я вернулся к музыке и пластике тела своего «марсианского периода», но уже в совершенно ином качестве – через призму опыта «Атонального Синдрома». Часть актёров я натаскал на игру на саксофоне. Ушло много времени, но результат налицо: ребята великолепно играют на саксах и прекрасно справляются со своими актёрскими задачами. Думаю, что те, кто придёт в ЖДК на вечер памяти Олега, вполне в этом убедятся.
В е д у щ и й :
- Значит, ваш коллектив, как я понимаю, занимается в основном театральной деятельностью?
А к с ё н ы ч :
- Совершенно верно. Только – на фестивальных площадках.
В е д у щ и й :
- А раньше был ли какой-то клуб, или помещение для вашего театра?
А к с ё н ы ч :
- Безусловно было, я же об этом рассказывал. На улицу мы вышли с уже готовыми работами и в тот момент, когда потеряли своё помещение в институте. Оно превратилось в крышу для финансовой биржи-однодневки. В одночасье все стали крутыми бизнесменами. Люди с мешками денег выкупили помещение у чиновников института, а нас, как нашкодивших котят, выбросили на улицу. Какой там театр!
Вот так мы стали первым уличным театром в Латвии. Но свобода от помещения сделала нас свободными и в душе. Мы превратились в настоящих «межа брали» – всё лето, до поздней осени, пугая собачников, репетировали в имантском лесу. Потом вышли в город, отшлифовали материал на «Домчике» и в «Яня сета» – и поехали по Польше. В общей сложности мы там работали год, во всех крупных городах. Объездили бедную Польшу вдоль и поперёк, от севера до юга, и благодаря этому стали выскакивать на фестивали: один, другой, третий. Вместе с голландцами по счастливой случайности попали на стажировку к Ежи Гротовскому, а оттуда, уже по рекомендации, – в Международную театральную лабораторию к Влодеку Станевскому. Вот где была настоящая сказка для нас! Актёры со всех континентов работали Шекспира под жёстким диктатом Сесиль Берри, знаменитого педагога и режиссёра Шекспировского театра. И работали мы на польском языке. Просто ей бзик в голову зашёл – поставить с нами спектакль на польском. Захотелось проверить мелодику языка на людях, совершенно его не знающих. Эксперимент, и одновременно тест на вшивость для актёров: смогут – не смогут.
В е д у щ и й :
- По-моему затея какая-то странная и нереальная.
А к с ё н ы ч :
- Ещё как реальная. Через две недели мы уже «мовили» по «полску», а я великолепно научился читать. Невероятно, но факт. Ну а потом уже пошло, как по маслу. Нас знали и стали приглашать в совместные проекты. Работали с немцами, с французским аудио-балетом, с итальянской группой «La ZATTERA». Вместо Польши стали бомбить Германию, что помогло нам держаться на плаву в материальном плане. Вот сейчас чуток передохнём, и опять туда же.
В е д у щ и й :
- Ну, коли речь зашла о материальном плане, скажите: те композиции или спектакли, которые вы играете, носят одноразовый характер или всё-таки наиболее интересные из них записываются и используются в будущем?
А к с ё н ы ч :
- Обязательно. Заготовки остаются, а уж как ими распорядиться, это наша головная боль. А «болванок» очень много, спектаклей на десять уже точно набралось. Причём, многое зависит от музыкантов, которые с нами работают. Допустим, с Валей Гончаровой будет один вариант, с Геной – совершенно другой…
Г е ш а :
- Когда мы с тобой, Сашка, по-настоящему последний раз играли?
А к с ё н ы ч :
- В Русской драме запись на TV делали – фрагменты из спектаклей.
Г е ш а :
- Обалдеть, как время летит…
В е д у щ и й :
- И что, каждый раз у вас что-то новое?
А к с ё н ы ч :
- В общем-то да, но мне приходится ребятам делать «раскладушки». Актёрская группа саксофонистов играет нотированую музыку: сначала пишу, потом делаю аранжировку и заставляю актёров выучивать свои партии наизусть. Поэтому и создаётся очень крепкая, слаженная основа, на которую я с приглашёнными профессионалами могу в свободном полёте накладывать картинки для пластической группы. Создаётся очень мощное энергетическое поле, от которого зритель просто ошалевает. Как правило, после выступления к нам подходят и музыканты, и актёры из других коллективов, чтобы высказать своё восхищение: «Вау! Здоровски!», «Дас ист фантастиш!», «Как у вас получилось заставить музыкантов так двигаться и работать актёрски?» Мой ответ обычно вгонял их в ступор. Они не могли поверить, что мне удалось актёров научить играть на саксах, и ту функцию, которая нам необходима в спектаклях, они выполняют качественно и профессионально. Поэтому мы и смогли пробиться на фестивали и занять там свою нишу, а потом попасть в лидирующую группу коллективов. В Европе нас очень хорошо знают.
Да, в наших выступлениях есть всё: и музыкальная эксцентрика, и гротеск, и пародийность. Это даёт возможность усилить восприятие видеоряда. Зритель фиксирует в своём сознании и комичные картинки, и философские зарисовки. Да и музыка воспринимается им совершенно по-другому. Ведь в действии обязательно заложен некий смысл, но музыка доминирует, ибо движение видеоряда обязательно подчинено музыке. А всё вместе это единое целое.
В е д у щ и й :
- Если музыка у вас – в основном импровизация, то есть ли у театра какие-либо интересные сценарии, которые можно было бы повторить в ближайшем будущем?
А к с ё н ы ч :
- Да, конечно. Я же говорил об этом. У нас несколько спектаклей активно работались в Елене Гуре, Вроцлаве, Познани, Ростоке. Пару сюжетов обыгрывали в Берлине, Гамбурге, Дюрене. Много заготовок в загашнике, и мы их используем по мере надобности, в зависимости от состояния, времени суток и атмосферы центральной площади города.
Наша фишка в том, что на площадке работают ещё и режиссёры. Мне удалось в своё время убедить двух своих актёров получить режиссёрское образование, что дало нам новые возможности и краски. Горючая смесь актёрских и музыкальных талантов, плюс режиссёрское мышление – всё это позволило добиться нам невероятных успехов в свободном творческом полёте. Прорабатывая заранее обусловленную тему-идею, мы можем её трансформировать и вывести в совершенно иное русло с новыми задачами и вытекающими отсюда последствиями. Поверьте, это очень здорово и интересно как для нас самих, так и для зрителя. Гена знает, потому что сам подвержен подобной инфекции.
Г е ш а (смеётся):
- Вот уж точно зараза! Как прыщ на заднице. Сначала егозишь, егозишь, а потом бац – прорыв! И полетел высоко-высоко, и уже не ты летишь, а душа твоя. Кайф невероятный!
В е д у щ и й :
- Ну, если музыка у вас такая специфическая, вы не могли бы привести пример – сценарий из того прошлого? Кратко рассказать сюжет, который был обыгран вашим театром?
А к с ё н ы ч :
- Я не думаю, что это нужно рассказывать. То же самое, как подойти к художнику в галерее и спросить: слушай, старик, ты не мог бы рассказать мне сюжет данной картины? Вот здесь два пятна каких-то, высохшее дерево, очки, два колеса, штурвал… о, и задница! Что бы это значило? Нельзя рулить страной с голой задницей?
И вот здесь начинается карусель: дискуссия, сцепка, аналитика и навязывание своего понимания. Но художник имел в виду совсем иное, отличное от зрителя, видение. Однако, цель достигнута: он заставил зануду шевелить мозгами, взбудоражил его нутро. Результат на холсте есть конечный продукт фантазий и ассоциаций творца, вызванных внешними раздражителями и его внутренней потребностью самовыражения. А у зрителя свои эмоции, зависящие от его интеллекта и мировосприятия. «Нра» – «не нра», моё – не моё.
Можно говорить о спектакле – плох он, или хорош, соответствует ли режиссёрское воплощение замыслу драматурга, или нет, насколько добротно сделана работа, и есть ли жизнь в материале, или это всего лишь эффектно преподнесённая мёртвая форма. Вот об этом можно говорить. Ещё – о каких-то ярких моментах, которые потрясли зрителя. Это если было, чем трясти, а если нет? Что может дать мёртвый живому? Разве что назидание.
В нашем деле включается автопилот подсознания, где ты должен выстроить действие так, чтобы зритель увидел произошедшее на его глазах событие, интересное, значимое и понятное для него.
Мой педагог по режиссуре Валерий Израилевич Плоткин любил повторять гениальную истину: «Если ты хочешь, чтобы зритель тебя понял, не мудри! Расскажи таким языком, чтобы скушала твоя бабушка, и при этом не подавилась».
Зрителю глубоко до фонаря, какую идею преследовал режиссёр, какая сверхзадача у актёра и в каких предлагаемых обстоятельствах она выполняется. Для него главное: интересно, или нет. А понимание приходит уже исходя из собственного багажа. Мы же – актёры, музыканты – зависим от режиссёрской задачи, поставленной перед нами, от места действия и времени, в котором работаем. На площади в Кракове, где сумасшедшая акустика и неповторимая естественная сценография, днём получится один спектакль, а вечером – совершенно другой. То же самое и у нас в Риге: на «Домчике» прозвучит одно, а в «Яня Сета» – совершенно другое, более камерное действие. Ведь мы работаем безо всяких примочек – только действие и живой звук.
В старинном замке под открытым небом, где фантастическая акустика, восприятие будет на уровне чуда. Представь себе: ночь, свечи, живой огонь, звук в расщеплении… и зритель в центре звукового колокола впитывает в себя мистический видеоряд, не понимая, что сам в этот момент является составной частицей звуковой вибрации. Ни одна студия не даст такого завораживающего эффекта. Поверь, это больше, чем «хорошо», «красиво» или «здорово».
В е д у щ и й :
- А как вам удаётся на уровне подсознания общаться со своими коллегами во время спектакля? Это что, какие-то способности в области гипноза?
А к с ё н ы ч :
- Ни в коем разе, Игорь – гипноза нет. Скорее, чёткое партнёрство и интуиция. Не тянуть одеяло на себя, а делиться им со своим партнёром. Уметь его видеть и слышать. Одним словом – работать на партнёра.
Г е ш а :
- Знаешь, как взрослые смотрят кино? Каждый видит своё. А дети? Ты помнишь фильмы про индейцев? С компашкой идёшь, садишься, и смотришь какого-нибудь Чигачгука – и ты не испытываешь никаких сомнений в том, что вся твоя компания видит одно и то же. Понимаешь?
В е д у щ и й :
- Да, очень интересный такой образ создаётся…
Г е ш а (смеётся):
- Назад к детям!
В е д у щ и й :
- Так что же получается? Смотри, не смотри, а птичка всё равно вылетит и не чирикнет?
Г е ш а (смеётся):
- Старик, когда кайф и тебе хорошо, то и не надо что-то говорить. И так всё ясно, просто, и само по себе получается.
В е д у щ и й :
- Может, потому и возникают проблемы с официальными органами? Они не воспринимают и боятся непредсказуемости?
Г е ш а :
- Официальные органы – это рамки и рамочные люди. У них рамочное представление о жизни, о вещах, явлениях – обо всём. Они привыкли так. Хорошо или плохо – не так важно, но многообразие для них опасно…
А к с ё н ы ч :
- А мне кажется, Гена, зависит ещё и от того, кто эти органы представляет. В Германии, на фесте в Ростоке, человек, занимающий пост начальника Департамента по культуре, дал нам зацепку на следующий фестиваль. Посмотрев наше выступление, он офигел. После спектакля подходит и говорит: «Ребята, вам надо обязательно поехать на фест в Бремен!» Я говорю: «О кей, давайте тогда вести конкретный разговор…» Вот вам и официальное представительство.
Г е ш а (смеясь):
- Сашка, это значит лишь одно: и среди официальных лиц есть наши парни!
А к с ё н ы ч :
- Конечно.
В е д у щ и й :
- Вот сейчас в Эстонии состоится фестиваль «Rock Summer»…
Г е ш а :
- Но это не театральный, а музыкальный фест…
В е д у щ и й :
- Но допустим, вы туда попали. Представим такую ситуацию. И как вы будете себя ощущать среди мировых звёзд и групп, подобных вам?
Г е ш а :
- А там бы мы и играли по-другому, и условия были бы соответствующие. Здесь мы пришли – молния упала на гамму, процессор полетел, пульт зажмурился. Экстрим полный. Друг друга не слышим, играем, как слепые котята… (дружный смех). Сцепки нет абсолютно. Это перебор! Я даже не знаю, куда тыкаю пальцем. И вообще, такое чувство, будто двигаемся во вчерашний день. Просто фантастика, адреналин зашкаливает! Ты нам доставил много приятных мгновений, которые длятся со вчерашнего вечера: ночь, гроза, ливень, ураган, тоска, техника вырубилась. Хоть поговорили без помех – тоже хорошее дело… (запел):
«Поговорить о том о сём – ла-ла-ла, лала-лала! Как здорово плывём! Куда, сынок? Не знаю, мама…» (смех).
В е д у щ и й (оправдываясь):
- Ну, что поделать? Мистика! У нас, конечно, с техникой не алё…
Г е ш а (со смехом):
- Кончай со своим официозом. Давай нормально общаться. Поехали!
В е д у щ и й :
- Ты прав, между нами есть интересные моменты. Техника подводит? Не беда! Зато эфирный пульт дышит. Может, слегка ослабленно, но дышит, и мы как-то слышим друг друга, а это уже успокаивает.
Г е ш а (смеясь):
- Я и говорю, что эфир – это снотворное, причём, самое лучшее. Маску тебе бах на лицо! – и улетел…
В е д у щ и й :
- Давайте вернёмся на землю и все маски отбросим.
Г е ш а :
- Куда идти будем?
В е д у щ и й :
- А сейчас определимся. Вам доводилось играть на открытом воздухе?
Г е ш а :
- Тыщу раз!
В е д у щ и й :
- Вот и расскажите об одном таком выступлении.
Г е ш а :
- Да хотя бы сегодня. Вон у тебя окна после грозы нараспашку открыты.
В е д у щ и й :
- Ну, сегодня к сожалению глубокая ночь, и Агенскалнский рынок нас не слышит. А что у вас было в Иманте?
А к с ё н ы ч :
- Одна из бредовых идей. Провели музыкальный мини-фест на крыше Центра культуры «Иманта», поставили на уши район.
Г е ш а (смеясь):
- Такой кошачий джаз.
А к с ё н ы ч :
- Ну, не только кошачий…
Г е ш а :
- «Джаз» переводится как «болтовня». Как у тебя проворачивается язык, насколько он вёрткий в полости рта, настолько и музыка будет…
А к с ё н ы ч :
- Геша, судя по твоему языку ты джазмен хороший…
Г е ш а :
- Сашка, благодаря ему и возникает музыка – хорошая, или не совсем хорошая, но обязательно разная (смеётся).
В е д у щ и й :
- Ну а как тогда насчёт рэпа? Вот он точно трёп напоминает.
Г е ш а :
- Сравнил! То джаз, а то рэп. Джа-а-а-аз… – слышишь этот плавный звук? Ты не смейся, звук очень многое определяет. Не только положение играющего, но и вообще сознание. Рэп – это рэп: «гав» и всё. Понял? Ррррррэп! Фас!
А к с ё н ы ч :
- Очень, кстати, актуально. С кошек перешли на собак. А я категорически против кастрации животных!.. (дружный смех) Но, вернёмся к нашим баранам.
Г е ш а :
- Неужели и их надо кастрировать?!
А к с ё н ы ч :
- Геш, я об игре на крыше. Прикинь, какой класс! Акустика на весь район, это похлеще стадиона, тысяч на сто пятьдесят потянет!
Г е ш а :
- Представляю, как это будет звучать, если поведёт в кайф…
А к с ё н ы ч :
- Ты что! Я год назад вышел на крышу девятиэтажки. Вечер, тихо так, спокойно. Начал играть – люди повыскакивали наружу, кто-то на балконе застрял. Меня не видят, а звук прёт с неба – акустический смерч такой кружит по всем дворам. Обратка идёт сумасшедшая, от неё и плясал. Закончил играть уже у всех на виду, на самом карнизе. Спускаюсь, а внизу целая толпа обалдевших «братков» выскочила из кафеюшки: «Вау, братан, здорово! Супер!! В конце надо было «Мурку» сбацать, пусть знают, кто здесь хозяин!» Знакомый подходит, весь такой ошалевший: «Ну ты, Санёк, испугал меня. Думал – лебединую песню слышу. А когда ты на карниз встал, я глаза закрыл – боялся увидеть твой полёт с саксофоном в руках…»
Г е ш а (смеётся):
- Как же, как же. Не дождётесь! Мы ещё покувыркаемся маленько, наш час ещё не пробил. Просто паровоз на время в депо загнали, там слегка подрихтуют – и снова в путь… (поёт): «Наш паровоз вперёд летит, в Европе остановка, тарара ра-рарара, тарара ра-рарара!»
В е д у щ и й :
- А в Литве у вас что было?
Г е ш а :
- О, это отдельный случай. В Вильнюсе сказка была. Человек, далёкий от искусства, – француз, представляющий свой бизнес в Литве, – организовал Международный фестиваль уличных музыкальных групп и театров. Причём, за свой счёт. Министерство культуры ни копейки не вложило. Мол, тяжёлые времена, кризис в стране…
А к с ё н ы ч :
- Вот Патрик и подарил сказку – и городу, и всем участникам. Мы там в центре на площади два спектакля работали. Это было что-то! Аппарат – супер, звук – о таком только мечтать можно. Человек на деле показал чиновникам от культуры, как надо работать для людей.
Г е ш а :
- Организация по высшему международному классу. Праздник души на целых четыре дня. Улёт полный! Я представляю, какие бабки он выкинул.
А к с ё н ы ч :
- Да, действительно мы все улетели – актёры, и музыканты. Олег с Юлей такое выделывали – мама, не горюй! Зрителей вогнали в ступор и размазали.
Г е ш а :
- Нас принимали в оставшиеся дни, как своих. Очень по кайфу было. Жаль только, что запись не сделали. Вот там было качество, что надо. Блеск!
В е д у щ и й :
- Сколько человек работало у вас на этом фесте?
А к с ё н ы ч :
- Семь. Актёры, они же саксофонисты, и три музыканта. Геша с гитарой, я на дудках, и очень неординарная личность и музыкант (перкуссионист и мастер игры на губных гармошках) Серёжа Буданов. Группа невероятно мобильная и интересная.
Г е ш а :
- О чём ты говоришь, Сашка! Серёга – это человек очень тонкой души, музыку чувствует печёнками, нутром. Сердцем играет!
В е д у щ и й :
- А кого из актёров можно выделить?
А к с ё н ы ч :
- Всех абсолютно. Моя жена Нина – магистр искусств. Она же и педагог, и режиссёр, и актриса, при этом великолепно играющая на саксофоне-баритоне. Олег Панченко – тоже и магистр, и режиссёр, и актёр, и прекрасный тенор-саксофонист. Юля Вилчинская – с академической хореографической подготовкой, в совершенстве овладевшая сложной, не классической формой пластики. Это настоящий авангард. Бомба! Мозги заточены очень правильно. Наш человечек.
Г е ш а :
- Да, Юлька – это что-то. Чудо ходячее! Да и Сандра старалась, как могла, помогала Юльке. На контрасте неплохо сработала, хотя тяжело ей было. Всё видит напрямую. В спектакль, правда, вписалась, но косточки нашей в ней нет…
А к с ё н ы ч :
- Гена, насчёт «косточки» далеко ходить не надо. Мы на днях запись в радиокомитете сделали с девочкой из Питера – Терри. Я её на улице срисовал: сидит с гитарой и классно так поёт. Короче, зацепила меня. Поговорили по душам, а она с такой досадой: «Блин, ну почему мы не можем записаться вместе!» Отвечаю: «Почему не можем? Можем!» Позвонил Гене, потом в радиокомитет – там очень клёвый оператор, наш фан, работает. Вот и записались ночью. Неплохой материал получился для очередного спектакля. Обязательно использую. А девочка гениальная, может работать в любом направлении.
В е д у щ и й :
- Интересное открытие. А у вас что, может быть и рояль в кустах запрятан?
Г е ш а :
- Рояль не рояль, а кассета есть. К кассете мы вернёмся в конце нашего эфира, пока не будем спешить…
/Гена взял инструмент и стал музицировать/
А к с ё н ы ч :
- Если говорить об атмосфере и организации, можно поностальгировать о наших мини-фестах. Возьмём «Дзинтарпилс». Невероятная атмосфера царила в этом, некогда бывшем кинотеатре. Гена помнит. Супер, что происходило. Такие фестивали устраивали!
Г е ш а :
- Да-а-а, приятной чистоты адреналин.
А к с ё н ы ч :
- Столько коллективов, музыкантов проявилось. Причём, уходили на ночь и кайфовали до одури. Сутками погружались в музыкальное затворничество.
Г е ш а :
- И никто не уставал. Всем мало было: «Ещё, ещё!» Глаза светились, как лампочки, энергетика бешеная…
А к с ё н ы ч :
- Играй, Гена, не отвлекайся. Я говорю, ты играешь. Потом поменяемся. Ты же сказал: болтать языком – значит, джазировать. Мы с тобой сейчас как бы дуэтом работаем: я словом, ты музыкой.
Конечно, те времена были чем-то невероятным. Один фест в Иецаве чего стоит! Собрались музыканты из Литвы, Эстонии, Латвии, и всё это под открытым небом. В допотопном сарае сделали площадку, со столба возле избушки лесника сняли напряжение – на «соплях», на экстриме, но по кайфу! Голь на выдумки хитра, и музыканты этим пользуются. Уникально! Всё сделали – аппарат выставили, звук согласовали, и погнали. Вечер, ночь, утро, следующие сутки… сплошной нон-стоп. Спали по очереди в палатках. Кто-то умудрялся и вовсе не спать. Кофе из ушей фонтанировал. Представляешь, на костре готовили его так, что мама таки была бы довольна!
Зато потом участникам долго отзывался постфестовский синдром. Начались разборки в органах. Стали выявлять организаторов и вставлять клизмы по самый си-бемоль. Кто-то вылетел с работы, кого-то на долгое время задвинули в глубокую «дырсу». Но были и плюсы! Благодаря этому событию органы всё-таки прислушались к массам и официально зачали, а потом и родили Рижский рок-клуб – по схеме действующего питерского клуба.
В е д у щ и й :
- В каком году это всё произошло?
Г е ш а :
- В восемьдесят втором.
В е д у щ и й :
- А что сейчас у нас в Риге с рок-клубом? В «Кабате» какие-то фестивали проходят. Вот конкретно сегодня что-то творилось, и Слава Митрохин в жюри был.
А к с ё н ы ч :
- Да, я читал анонс в газете. Честно говоря, не в курсе.
Г е ш а (смеясь):
- Ну, какое жюри может быть в рок-клубе?
А к с ё н ы ч :
- Гена, играй. Ты меня с тональности сбросил.
Г е ш а :
- Извини, я не думал, что у тебя так далеко зашло. Это не рок-клуб. Какое жюри?
А к с ё н ы ч :
- Геш, не останавливайся, играй!
Г е ш а :
- Я вслепую играю. Ничего не понимаю, что играю…
А к с ё н ы ч :
- Да нормально всё. Ты вслепую играешь, я под сурдинку болтаю. Сохраняем видимость дуэта. Насчёт «Кабаты» получилось следующее: первым Карл озвучил идею организовать нечто подобное, но подвёл дофинизм менталитета, и его ноу-хау перехватили. В результате «Кабата» оказалась официальным лидером и мозговым центром этого феста. Но какова вероятность попадания в десятку, я не знаю…
В е д у щ и й :
- Может быть у Карла ещё как-то наладится в жизни? Ведь хороший музыкант, да и голос приятный.
А к с ё н ы ч :
- Ещё как наладится. Честно говоря, не ожидал, что он плюс ко всему всё же окажется прекрасным организатором. Совковое прошлое его закалило и сделало оптимистом настоящего. К сожалению, сейчас уже мало таких людей. Музыканты кто где. Кто-то кинулся в бизнес, некоторые даже на рынке торгуют, свои ларьки имеют, а музыка осталась как хобби. Вот и всё.
В е д у щ и й :
- Может музыка и есть хобби? И если она ещё приносит какие-то дивиденды – это уже хорошо. А не было ли у вас мысли создать какой-нибудь интересный клуб альтернативной музыки или, скажем, кафе с теми же задачами?
А к с ё н ы ч :
- Проект в голове есть, но всё будет зависеть от помещения – насколько оно окажется подходящим для нас и, главное, во что это выльется? Если сумма окажется неподъёмной, придётся эту проблему решать с музыкантами, которые оказались в бизнесе и смогли бы помочь хотя бы с арендной платой. Тогда мы развернёмся в продвижении молодых талантов и в реанимации старых. Что из этого получится, одному Богу известно, но хотелось бы чего-то неординарного. Да хотя бы, чтоб туда могли прийти музыканты и просто расслабиться. Встретиться с друзьями, выпить чашечку кофе, поболтать, а заодно вытащить из кустов инструмент и поиграть. Одним словом, у музыкантов должен быть свой дом – как для себя, так и для своих гостей и друзей.
В е д у щ и й :
- В Москве есть солидные клубы, выступая в которых музыканты и звёзды помельче каким-то образом зарабатывают себе на хлеб насущный. А как быть, допустим, нашим местным, которые кочуют по всяким фестивалям, а потом вдруг пришли в это кафе, и возникает вопрос: на что купить чашку кофе? Вот как решить подобную проблему? И можно ли её решить? Я лично не представляю себе кафе, в которое музыканты вбухают кучу денег. Как правило, творческая личность и бизнес – вещи несовместимые. Может, спонсор какой-то откликнется? Как вы считаете, есть ли надежды на это?
А к с ё н ы ч :
- К сожалению, отвечу: «нет». Наши новоявленные бизнесмены не успели ещё пресытиться своим взлётом. Вот когда они переступят черту удовлетворения чрева и плоти, думаю, у них появится желание и духовного насыщения. Но пока до этого далеко. Не дошли они до нужной кондиции. Я лично давно их понял и перестал обращаться за помощью. В своё время у нас сорвалась поездка во Францию. Зашёл к одному воротиле: глаза навыкате, тупые, холодные, а интеллект весь в заднице. Обсуждает с коллегой свой отпуск на Мальдивах и тёлок, которых он имел «по Камасутре». И ему по барабану, что рядом стоит посторонний человек. Спрашивает: «И чего тебе надобно, старче?» – «Да, собственно говоря, уже ничего, золотая рыбка. Хотел вот тёлок предложить местного розлива, но куда уж им до мальдивских див. До свидания!»
В е д у щ и й :
- Ну, а если будет коммерческий проект, и в связи с этим он почувствует финансовую жилу? Возможно, мог бы образоваться продюсерский центр, который занимался бы организацией фестивалей, привлекая туда массы зрителей, поклонников и просто друзей музыкантов?
А к с ё н ы ч :
- Может быть, почему нет? Но мы в первую очередь будем ориентироваться на бывших музыкантов, преуспевших в бизнесе. Они стали бы учредителями проекта, а там видно будет. А вдруг заинтересуются?
В е д у щ и й :
- А на каком следующем фестивале вы с театром «ТЕСТ» будете представлять Латвию?
А к с ё н ы ч :
- На июль месяц у нас вызов на фест «Искусство в шляпе» в город Росток, а дальше – проект с французской труппой «Аудио-балет», с которой мы год назад работали два совместных спектакля. В коллективе этого театра сплошной интернационал: француженки, шведка, немка, и даже одна танцовщица из Киева. И все, как на подбор – такие модельки, глаз не оторвать. Руководитель – француз. Этот проект предложили немцы. Вначале я к данной затее отнёсся скептически, но после первого выступления заинтересовался, и уже на втором работали по чётко продуманной схеме. В итоге получилась очень классная сцепка, спайка двух коллективов, благодаря чему мы и выезжаем на совместную работу.
В е д у щ и й :
- А бизнес-план на этот раз не сорвётся? Или это уже реальное сотрудничество?
А к с ё н ы ч :
- С годами мы приобрели колоссальный опыт выживаемости: два-три выступления с французами в Германии, затем работаем на фесте в Кракове. Но если б даже их «Аудио-балета» не было, мы сами по себе тоже представляем интерес – не пальцем деланы. Так что, в материальном плане всё будет о’кей.
В е д у щ и й :
- Мне просто интересно было узнать, как наши ребята выживают на «гнилом западе». Казалось бы, Рига – город не очень маленький. И хоть называют его «маленьким Парижем», но здесь дело не поставлено на такую широкую основу, как в Европе. Давайте поговорим о недавно прошедшем фестивале «Ахтунг – 95», который организовывал Карл. По жизни его знают как Игоря, а творческий псевдоним – Карл Хламкин. Он, кстати, должен был быть сейчас с нами, но что-то случилось непредвиденное.
Г е ш а (играя):
- Привет, Карл!
В е д у щ и й :
- Может быть, он слушает нас… если не спит.
А к с ё н ы ч :
- Ну а если ещё и спит, то разговор у нас с ним будет особый. Мало того, что не явился, так ещё и не слушает!
В е д у щ и й :
- Хотелось бы вспомнить что-то из выступления на этом фесте. Были ли какие-то подводные камни?
А к с ё н ы ч :
- Сложности были. Там я работал с минимальным инструментарием: альт-саксофон и всё. Поэтому совершенно другая музыка была. Я уже говорил, что часто приходится работать в зависимости от обстоятельств, и всегда по-разному. С саксами – одно, с гитарой – другое. В данном случае мы приблизились к стилистике «Атонального Синдрома».
В е д у щ и й :
- Несколько слов о вашем предстоящем в среду спектакле в ДК железнодорожников: что это будет?
А к с ё н ы ч :
- Если конкретно, то первую часть мы работаем с Геной: гитара и духовые со всеми примочками и электронными делами. Во втором отделении будет представлена группа саксофонов, бонги, ударные, гитара и актёрская пластическая группа. Я не хочу называть это спектаклем, но вечер посвящён памяти Олега Горбаренко. Поэтому могут возникнуть фрагменты из выступлений «Синдрома», и сидящие в зале музыканты смогут к нам присоединиться и оторваться. Как-никак, соберутся оставшиеся в Риге осколки этой группы, они-то и поставят точку в летописи её истории.
В е д у щ и й :
- А когда состоится этот спектакль?
А к с ё н ы ч :
- Опять ты за своё, Игорь. Не спектакль, а вечер памяти, но с пластическим актёрским перфоменсом. Состоится он в среду, в 19.30, в ЖДК. Если реклама сработает – через радио, газеты, афиши… кстати, Карл и занимается этим – то есть маленькая надежда, что какая-то часть наших «старых перцев» и музыкантов встретятся, и просто почтут память нашего товарища и проведут вместе чудесный вечер.
В е д у щ и й :
- Уточним: этот вечер состоится 21 июня, в 19.30, в ЖДК?
А к с ё н ы ч :
- Да, совершенно верно.
В е д у щ и й :
- Мы приглашаем всех радиослушателей нашего канала 102,7 на интересный музыкальный вечер памяти Олега Горбаренко, который состоится в ЖДК, 21 июня, в 19.30.
Скажите, а если всё-таки найдутся какие-то фирмы или люди, которые пожелают с вами сотрудничать и помогать?
Г е ш а (играя на гитаре):
- Конечно, найдутся. Видишь, как пошло? Самолёт взлетел!
А к с ё н ы ч :
- Надеюсь, что всё образуется и преобразится: станет таким милым, таким прекрасным, – и жить станет чуток веселее!
В е д у щ и й :
- В вашей группе никто не поёт. Скажите, а с чем это связано?
Г е ш а :
- Так сложилось.
А к с ё н ы ч :
- Почему? Есть поющие ребята. Олег Панченко на раз выдаст Розенбаума и не сморщится. В одни ворота. В какой-то момент возьмёт гитару – хоп! – и появилось что-то такое этакое. Но это уже другой пласт.
В е д у щ и й :
- Получается, что всё делается спонтанно?
А к с ё н ы ч :
- Конечно, спонтанно. На приколах, фишках каких-то. Актёр после сакса поработал в пластике, а потом взял гитару – и в разнос!
В е д у щ и й :
- Ну, с приколами всё понятно – мы их любим и ценим. Без них жизнь была бы неинтересной. Но если захочется после себя оставить какие-то работы, чтобы было что вспомнить этак лет через пятнадцать-двадцать? Как быть с этим вопросом?
А к с ё н ы ч :
- Никаких проблем. Наш замечательный ударник Серёжа Сушко на протяжении многих лет записывал все наши выступления… Серёга, если не спишь – привет от меня с Гешей!.. Так вот, Серёжа – единственный обладатель всей фонотеки «Атонального Синдрома». В своё время его записи разлетались по Совку, как горячие пирожки. По сути, он является летописцем группы с самого её начала. Причём, записи очень хорошего качества.
В е д у щ и й :
- А вы не планируете издать компакт-диски? Ведь сейчас в Риге это стало доступным. Можно взять и записать. Есть такая идея?
А к с ё н ы ч :
- Пока нет. Есть мысль – нам с Геной записаться с музыкантами в Европе. С теми, с которыми работал наш театр. Да и с нашими остатками «Синдрома» можно было бы замутить что-то подобное. Тем более, что есть условия, где это реально сделать – великолепная студия с навороченным оборудованием. Но это не сейчас, а позже. Всему своё время. Так что, мы думаем о том, что останется после нас, чтобы поностальгировать в обозримом будущем.
Гена, хорошо зажигаешь! На ночь – то, что надо. Поезд такой мчится, мчится. Уже два часа ночи, а сна ни в одном глазу.
В е д у щ и й :
- Вы по характеру относитесь к жаворонкам или к совам?
А к с ё н ы ч :
- Стопроцентная сова. Ночь – моя стихия. Могу до утра пахать, а на заре сломаться. Работоспособность невероятная. Зато утром я размазан по стенкам, всё из рук валится. Так что, получается, что я ночная бабочка. Путана! Успокаивает, что я не одинок. Судя по всему, Гена – того же поля ягода. Наташа, ты не спишь? За Гену не переживай: девочек нет, сплошной мальчишник. Ты же слышишь?
В е д у щ и й :
- Гена увлёкся своими фантастическими эффектами. Переместился от нас на два метра в сторону и кайфует.
А к с ё н ы ч :
- Он уже в другой плоскости. Крышу совершенно снесло, летает малец! Пользуясь случаем, передаю привет своему Малышику: Малыш, чмоки-чмоки!
В е д у щ и й :
- Сегодня мы больше похожи на передачу «Поле чудес». Радиослушатель Михаил интересуется, как вы относитесь к фонограмме, если она сделана на очень высоком уровне?
Г е ш а (не переставая играть):
- Хорошая фонограмма – это память хорошая. Если удаётся поймать птичку на лету – значит, класс! Просто по кайфу так сидеть и слушать в «ушах». Хорошо, приятно, на душе легко. Поймал волну за хвост – и полетел!
А к с ё н ы ч :
- Держи волну, Гена, играй, играй! Многие сейчас слушают и не знают, что для них играет легендарная личность восьмидесятых, лидер группы «Поезд ушёл». Всем, кто помнит такую, – привет-привет! Хотя, из молодёжи вряд ли кто о ней знает. А группа была уникальная, все музыканты с офигенной энергетикой. Выделялись в ней два красавца: выпендрёжники и хулиганы от музыки Андрей Яхимович и Гена Эдельштейн… (Геша продолжает «летать») Вот и сейчас Гена по-доброму хулиганит. Ну чем не «Дзинтарпилс»? Композиция называется «Спокойной ночи, малыши»…
В е д у щ и й :
- Да-да, спокойной ночи. Ну а мы с вами продолжим эфир на волнах радио FM102,7 (дружный смех). Но малышам действительно давно пора сказать «спокойной ночи»…
А к с ё н ы ч :
- Юленька, тебе надо в люлю. Баю-бай, глазки закрывай – иначе утром проспишь школу.
В е д у щ и й :
- Ну, а у нас время раннее. До утра пара часов есть, и скоро в эфир выйдет передача «Музыкальный нонстопчик». Могу сказать одно: мы живы, пребываем в хорошем здравии, прекрасном настроении, и продолжаем беседу с руководителем театра «ТЕСТ» Александром Аксёновым.
Телефон кипит от возмущения, и вот вам следующий вопрос: как группа относится к популярности, и кто составляет вашу аудиторию?
А к с ё н ы ч :
- Знаешь, Игорь, в польском Кракове у нас произошёл уникальный случай. Работаем на площади старого города, акустика богатейшая. А само место тусовочное, любимое молодёжью. Вокруг нас стали образовываться группы ребят – одна, другая, третья. Потом они уселись прямо на брусчатку. В итоге собралась очень большая масса молодняка, человек двести, которые клюнули сначала на звук, а потом уже не смогли оторваться от самого действа. Мы отработали свой сорокапятиминутный формат и обалдели от их реакции – шквал аплодисментов! Потом стали подходить, знакомиться, разговаривать. Из ратуши вышел человек, оказавшийся режиссёром Фестиваля уличных театров в Елене Гуре, и предложил нам в него вписаться. Мы согласились. А через неделю (уже в числе лидеров фестиваля) вернулись в Краков, чтобы принять участие в заключительном праздничном выступлении. Просто фантастика!
В е д у щ и й :
- А что у нас в Риге? Неужели все ушли в рыночные отношения – сникерсы, пепси – и никому ни до чего нет дела? Я до сих пор переживаю провал «Ахтунга – 95». Больно было смотреть на всё, что происходило. Почему всё так случилось?
А к с ё н ы ч :
- Конечно, больно. Но обвинять кого-то – допустим, тех же организаторов за то, что они не до конца выложились – глупо. Исходя из сегодняшнего времени, они сделали всё, что от них зависело: решили проблему с помещением и с аппаратурой, максимально подсуетились с рекламой. Остался вопрос: а нужно ли это людям? Хотя было невероятно интересно – вон, сколько течений представлено: ретро, рок, бардовские дела, метал. Перед нами «Ландыши» работали, потом Саша – «Alex Rock and Roll». После нас – «Три толстяка» с гитаристом-самородком из Болдераи Володей Кучинским. Потом – Кастот со «Спецбригадой» и Яхим с «Цементом». Группа «Коридор» и Карл Хламкин с «Кукушкой». Групп было больше, чем людей в зале. Конечно, в душе остались осадок и боль. Получилось, что музыканты собрались, чтобы пообщаться. Этакий тусиньш-междусобойчик: повидаться, поболтать, а заодно и поиграть. Отыграли и ушли. А те, кто хотел пива – они таки его получили. И в больших количествах. Его рядом в шатре продавали, очень удобно: можно пить, общаться, а вторым ухом ловить то, что происходит на сцене. Дистанционное прослушивание.
В е д у щ и й :
- Может быть этот пассив связан с тем, что весной нас насытили всякими звёздными личностями из Москвы?
А к с ё н ы ч :
- Я не думаю, что каждая из этих звёзд заполняет зал. Почему так много отказов от гастролей? Потому что ломается график. Вместо двух выступлений одно, и то без аншлага. У людей масса заморочек, не все готовы пожертвовать колбасой ради концерта или феста. Обычно народ требует и хлеба, и зрелищ, но сегодня хлеб более актуален. Какие зрелища? Время колбасы!
В е д у щ и й :
- А как вас в Москве принимали?
А к с ё н ы ч :
- Там зритель подготовленный, да и условия жизни лучше. Москва есть Москва – очень обширное поле деятельности. Я со многими музыкантами и театралами работал, и надо отметить, что «колбасный» период там плавно перешёл в зрелищный. Короче, Игорь, Москва – она и в Африке Москва. Вся музыкальная и театральная тусовка происходит в данном мегаполисе. Поэтому, кто может и хочет преуспеть, перебираются туда. Совершенно другой биоритм, там жизнь бурлит и бьёт ключом.
В е д у щ и й :
- А параллельно той музыке, которую вы исполняли, исполняете, и в среду её же будете играть, у вас не было желания повернуть в сторону традиции?
А к с ё н ы ч :
- Не было. Хотя я играю конкретную музыку в той же Германии, что является моей основной деятельностью, но здесь я от неё отдыхаю.
Г е ш а (закончил играть):
- Есть такое хитрое объёмное понятие, как модальность времени. То есть – заявка самого времени на то, что должно происходить. Совершенно невозможно сегодня взять и просто так вытащить что-то живое из того времени. То время было наполнено другим воздухом, атмосферой, потенцией. А сегодня эти составляющие совершенно иные. Говорить, что сегодняшнее хуже – значит за просто так закапывать себя всё глубже и глубже, шаг за шагом. Это скучно и небезопасно. Нельзя говорить «хуже». Просто сегодня всё по-другому. И вообще, кто сказал, что кого-то, тем более, целую массу людей надо принуждать к культуре?
Сашка, бери сакс, теперь твоя очередь…
(Аксёныч идёт в угол студии, играет тему, обыгрывает её и выходит на импровизацию)
…Нельзя людей заставить слушать то, что им сегодня неинтересно. Если у них сейчас другие заманухи и они увлечены другими делами и идеями, и даже быть может глупостями, это не страшно. Завтра они утолят свой голод и потенцию, натрут задницу от сидения, и снова вернутся на круги спирали. Образуется какая-то общность, и кривая подбросит их вверх. Начнут все резко молодеть – рубашечки с цветами, длинные волосы, любовь-морковь и огурцы… то есть, если это будет, то в каком-то другом, видоизменённом состоянии. Но обязательно будет!
В е д у щ и й :
- Гена, а в каких группах тебе доводилось играть до того, как ты встретился с Аксёновым?
Г е ш а :
- Самое главное, что мне везло на встречи с очень интересными людьми. И если у меня с ними возникал контакт, то я безмерно обогащался. Очень долгое время я провёл с Олегом Горбаренко. Вот мы упоминаем имя, но не можем до конца осознать, какого масштаба была его личность. Фокусник такой. В нём всё было настолько круто, что я даже не знаю, с кем его можно сравнить. Человек, способный на ходу сочинить такую историю, что ни у кого не возникало сомнений в её правдивости, настолько всё было искренне и подробно, вплоть до мелочей. К тому же он владел языком рассказчика высочайшего класса. Человек – умница. Умница, ходивший в обтрёпанных штанах и с какой-то тросточкой. Он просто прикалывался по жизни. На голове белая шапочка, курточка какая-то непонятная и очень странно сочетающаяся с его остальным прикидом. Окружающими он воспринимался этаким лёгким шизиком. Но, в определённом смысле «лёгким». Никто не мог себе позволить открыто назвать его чем-то непотребным. И самое интересное, что когда в СКБ института ГВФ у студентов возникали «непонятки» с какими-либо чертежами, и они не могли въехать в расчёты, то просили Олега найти ошибку и помочь. И он таки давал советы, представляешь?
В е д у щ и й :
- Неужели? Ведь музыка и техника понятия несовместимые…
А к с ё н ы ч :
- А тут ларчик просто открывается: после «Дарзиня» он учился в ГАФе на механическом факультете. Там и травму головы получил, потом инвалидом стал. Но талант – он везде талант.
Г е ш а :
- Уму непостижимо: рационализаторских предложений – двадцать семь! Ну, может я привираю слегка… на несколько штук.
В е д у щ и й :
- Пусть будет двадцать девять.
Г е ш а :
- Согласен. Двадцать девять – в области вертолётостроения. Это круто! Невероятной силы человечище. Я вот второго такого не знаю – чтобы выжил, а потом ещё столько и так прожил. Да для меня он и сейчас живой. Он прошёл мили жизней! Знаешь, как в компьютере: бешеное количество килобайт по наполненности и насыщенности. Другому человеку такое и не снилось. Это очень круто!
В е д у щ и й :
- А мне он кажется просто уставшим от жизни.
Г е ш а :
- А я думаю, что Олег расплескал свою энергию. Но это было его время. Уму непостижимо, какие люди тогда жили! Витька Чердак – но кто сегодня его знает? Миша Никитин – это вообще уникум. Представь: совковое время, улица Фрича Гайля… кстати, красивейшая улица, дома на которой проектировал отец режиссёра Эйзенштейна – Михаил Эйзенштейн… так вот, улица Фрича Гайля, огромная комната в генеральской квартире на первом этаже. В комнате рояль, при входе секретерчик, диван, на стенке ковёр, ещё телек и два шкафа, в которых нет свободного места – они забиты пластинками! В той махровой совковой реальности настоящий клад неортодоксальной музыки! Представляешь? Этот человек – окошко такое в Совке, через которое пришла не та музыка, которую видели на прилавках. И даже не та, которую везли моряки – хотя, спасибо им за это, они нас обогащали. Но была и другая музыка. И вот эта другая, альтернативная той, доступной нам, оказалась огромнейшим пространством. И всё это шло через Мишу Никитина. Как? Такие известнейшие сейчас имена, как Крис Катлер, Фрэд Фриз – тогда о них мало кто знал, а он с ними напрямую переписывался. У нас же были дешёвые пластинки с замечательной классической музыкой – Миша их скупал и высылал им. Здесь была собрана вся классика. Другого не было, но этого добра, хоть отбавляй, и там она стоила огромных денег. И он им отсылал эти пластинки, а взамен получал то, что интересовало нас.
В е д у щ и й :
- Да, хороший способ обмена информацией.
Г е ш а :
- Когда образовался рок-клуб, Миша пришёл туда весь из себя такой недоступный, в необычной по тем временам моднявой клетчатой куртке, бородатый солидный дядька, вызывающий робость и уважение. Он для многих был авторитетом, и к его мнению прислушивались.
В е д у щ и й :
- А что случилось? Почему люди, которые клуб как бы образовывали, отошли от дел, и осталась только группа «Цемент», а вокруг какой-то вакуум?
Г е ш а :
- Игорёшка, я с этого начал. Понимаешь, есть модальность времени, потенция. Она, к сожалению, иссякла и переродилась в другие формы. Когда я совсем молодым играл в «Поезде», мне хватало адреналина, и всё было по кайфу. Вокруг вращалось много людей, которым хотелось тех же ощущений. Но когда в мою жизнь вошли Миша Никитин и мой приятель их Гамбурга Володя Гурвин – философ, открывший мне глаза на какие-то эзотерические тайны и перевернувший мой мозг с ног на голову, – я кардинально поменял отношение ко многим вещам, да и к самой жизни. Вот там, где сейчас находится клуб «Кайя», на втором этаже когда-то была столовая, где поздними вечерами мы репетировали и записывали музыку. Миша играл на бас-гитаре, Серёга Сушко на барабанах. Гурвин, хоть и не клавишник, но человек очень тонкий и обладающий музыкальным чутьём – играл на синтезаторе. Вот как ребёнок, который прикололся, а у него вдруг пошло. Просто потрясающе! Я со своей гитарой в этой компании оказался самым молодым, и они все были для меня мужиками с большим жизненным опытом. Но, что интересно, мы общались на равных! Для меня эти годы стали самыми счастливыми. Это было настолько потрясающе – улёт полный!
Ещё представь: приезжает армия хиппи и разбивает в излучине Гауи палаточный лагерь. Потом они заскакивают в Ригу и забирают меня с гитарой к себе. Там проводим несколько суток и рвём в Москву. Наши записи кочуют по рукам, всё бурлит и клокочет, сама жизнь бьёт аккордами по струнам: «Жизнь! Жизнь!! Жизнь!!!» И кажется, что она никогда не кончится и будет вечной. Вот ты спрашиваешь: как это –
«кажется»? Да, так и есть. Детству тоже кажется, что оно никогда не кончится. Понимаешь? До какого-то момента думаешь, что время остановилось. Или, что его просто нет. И вдруг – бах! – и мы сегодня уже здесь, у тебя. Вот так, запросто – раз! – и приземлились. А всё остальное осталось во вчера.
Нет «Поезда», нет «Синдрома», нет студенческого театра. Но зато есть мы, свежие проекты, новые идеи, переродившийся «ТЕСТ» с талантливыми ребятами, и всё та же жизнь, только совершенно иная, в свободном полёте. Что, плохо нам? Нет, не плохо. Может, не так, как нам хотелось, но нас это устраивает.
В е д у щ и й :
- Хорошо, что это дело как-то возрождается.
Г е ш а :
- Самое главное – вовремя приколоться… (дружный смех). Неизменным остаётся только Сашка (смеётся). Всё дует и дует…
В е д у щ и й :
- Он то тихо, то не очень, пытается в углу нашей студии наиграть какую-то очередную импровизацию. О, звук в узел завязывает… медитирует…
Г е ш а :
- Вот, смотри: звук плавно так перетекает. Эх, стать бы таким же текучим! Сел на ноту, и просто катишься. Катишься, и всё. Вот это счастье, это по кайфу! А если вдогонку бежать и определять: а что это я сейчас слушаю? Как это, блин, назвать? В этом случае ускользает что-то самое важное…
В е д у щ и й :
- Наверно мы, как это у нас принято, привязаны к определённому формату. Тот формат? Не тот? Или это вообще не та концепция?
Г е ш а :
- Совершенно верно. Когда ты успеваешь просто прокатиться на скорости того мгновения, которое сейчас имеет место быть, для тебя всё по кайфу!
Нет глобальных вещей, потому что они все похерились – вот и всё. Или наоборот – стали живыми… представляешь, они живые!
В е д у щ и й :
- Просто замечательно. В такое позднее, а для кого-то и раннее, время это очень актуально звучит: жить?.. или не жить?.. – вот в чём вопрос (общий смех). Слава Богу, что шаровая молния ни меня, ни вас не прибила, и нам ничего не остаётся, кроме как жить и радоваться.
Г е ш а :
- А у меня один знакомый гитарист есть, который во всеуслышание заявил: «Всё, надоело видеть, как она мелькает. Я оседлаю молнию! И прошу зафиксировать рекорд в книге Гиннеса».
В е д у щ и й :
- И как его зовут?
Г е ш а :
- Его таки зовут: «Геша с Москачки»… (смех).
В е д у щ и й :
- Вот и подошёл наш ночной эфир к своему логическому завершению. Мы узнали очень многое о наших современниках и земляках, об их интересном театре, о его актёрах и музыкантах.
Ребята, спасибо вам громаднейшее, что помогли мне скоротать ночь. Вы молодцы! Удачи вам на фестивалях!
Я хотел закончить нашу встречу живой музыкой, но техника не позволяет, поэтому воспользуюсь «роялем в кустах», который подогнали Александр Аксёнов и Геннадий Эдельштейн. А помогают им ленинградская певица Людмила Бринкерт под псевдонимом «Терри» и звукорежиссёр Владимир Любинский, который их записал. С радостью делюсь с вами фрагментом этой записи* из будущего спектакля, который называется «Memory» – в память об ушедшем от нас лидере группы «Атональный синдром» Олеге Горбаренко.
Дорогие мои полуночники, я прощаюсь с вами. До новых встреч в ночном эфире радио FM102,7!
* Спонтанная импровизация «Memory»:
Александр Аксёнов – альт-саксофон, голос;
Геннадий Эдельштейн – электрогитара;
Людмила Бринкерт (Терри) – вокал.
Звукорежиссёр Владимир Любинский
https://rockclubriga.bandcamp.com/track/memory-1995