Четыре года

Леонид Корт
Уважаемые читатели и писатели!

 Создатель одного литературного журнала, подтолкнувшая меня на скользкую литераторскую стезю, в аннотации к моему творчеству отметила:
«...его рассказы, смешные и грустные, лёгкого жанра и серьёзной тематики, интересны и легко читаются. Они таят неожиданную концовку и не всегда  рассчитаны на серьёзного читателя..».
Сомневаюсь, можно ли это считать комплиментом, поэтому позволю себе несколько слов о себе же, как о начинающем, хотя и не очень молодом писателе. В третьем лице.
   Опущу те годы, когда автор, как и все мы, учился читать и писать. Ничего знакового в то время им создано не было. Хотя, должен отметить, дурачиться, кривляться и смешить окружающих он начал рано. Будущий писатель смеялся, сидя на эмалированном горшке в годы сталинских репрессий,  веселил до упаду одноклассников во времена хрущёвской оттепели, валял в институте дурака, несмотря на андроповский беспредел,  и даже шутил в суровых водочных очередях горбачёвской эпохи.
   В дополнение к своему бездонному юмору ему удалось унаследовать тонкую иронию и едкий сарказм. И если первые два качества помогали быстро находить новых друзей, то последнее – терять их ещё быстрее.
И, наконец. Был бы очень признателен всем, кто оставит... нет, даже не рецензию, просто своё мнение: "понравилось", "не понравилось", "затрудняюсь ответить".
               
     С уважением ко всем, читающим мои не всегда серьёзные рассказы.
     Леонид Корт.

ЧЕТЫРЕ ГОДА

Кама лежала под старым полукреслом, положив голову на передние лапы и свесив длинные уши на серый линолеумный пол.
«Почему они меня бросили?» - эта мысль не давала ей покоя уже в течение многих лет. Люди говорят, что собака забывает своих бывших хозяев через четыре года. Кто придумал этот бред собачий?
Она помнила всё. Как они, отец, мать и мальчишка, пришли выбирать собаку. Кама, тогда ещё совсем маленькая и ещё не Кама, а просто  месячный щенок, сидела поодаль, спокойно наблюдая за весёлой вознёй своих жизнерадостных братьев. Они, явно пытаясь привлечь внимание к себе, носились по паркетному скользкому полу, вытаращив глупые блестящие глаза и радостно махая маленькими хвостиками. Серёга, их хозяин, громко хохотал, глядя как разъезжаются их толстенькие лапки, как заносит на поворотах их маленькие чёрные тельца.

Цена была твёрдая – пять рублей за брата. И за сестру тоже.
Мальчишке, как человеку несерьёзному, конечно понравились её оптимистичные братья. Зато его родители обратили пристальное внимание на задумчивую сестру.
- Дома будет тише, - негромко сказал жене мужчина.
- И убирать меньше, - практично согласилась она.
«Я бы не торопилась с прогнозами» - подумала Кама.

Они ей понравились тоже. «Культурные, хорошо одеты. И трезвые», - оценила она, покосившись на Серёгу. Покупка состоялась.
Муж, посещающий курсы английского, предложил имя щенку, положив в основу слово “calm”, - спокойная. Полное имя предполагалось Камелия.
 
Она была красивым щенком, но не была породистым пуделем.
- Отец, вроде, имел родословную, - неуверенно объявил Серёга, присовокупив:
- Чем проще происхождение, тем здоровее.
Трудно было спорить. К тому же они с Серёгой жили в одном дворе и знали, как ему сегодня нужна пятёрка.

Камина новая жизнь существено отличалась от прежней. Мальчишка быстро отучил её пачкать известным способом, после чего Кама долго чихала и отфыркивалась. Затем укоризненно посмотрела на него, как бы спрашивая:
- Тебя тоже так учили?
Новая семья жила по тем же законам, как и все нормальные люди.
Утром они уходили на работу, оставляя Каму одну. Она слонялась по большой квартире, быстро съедала оставленный обед, прислушиваясь к звукам на улице, лежала в полудрёме на зелёном диване, скулила, вспоминая свою большую семью, тявкала на дверь, рычала на Чебурашку. Иногда звонил телефон. Она удивлённо поднимала голову и пыталась поднять длинные уши.
 
Зато вечером дом преображался. Мальчишка носился с клюшкой, мячом и саблей. В промежутках он разъезжал на велосипеде и крутил огромный руль, снятый другом отца с «уазика», бывшего неисправным. А, может, ставшего. По свидетельству педиатра у мальчика был в попе гвоздик. Кама, как ни присматривалась, гвоздика не видела. Ребёнок прекращал свои игры только за семейным ужином. Зато у  Камы начинался период активной деятельности.
 
Она ела всё. Рыба хек, хлеб украинский, сосиски молочные, колбаса любительская и крестьянская, яблоки антоновка, конфеты «Цитрон», торт «Сказка» и солёные огурцы - всё подметалось быстро и чисто.
И не болела. Прав был Серёга.
В выходные приходили гости. Замдиректора автобазы в галстуке с супругой, незамужняя бухгалтер с двумя дебильными детьми, кинорежисёр с бутылкой и завотделом с женой и портфелем. В портфеле были тоже бутылки. К каминому рациону добавлялся балык, селёдка под шубой, поджаренный хлеб со шпротами и голубцы. Друг животных, кинорежисёр дважды пытался угостить её пивом.
 
«Почему они меня не взяли? Быть может я была несдержана в еде, - размышляла Кама.
Завотделом говорил: «пуделя за еду продадут хозяев». Так и говорил, грамотей: «пуделя».
Последил бы лучше, как сам ел. Возле тарелки - остатки салата, на пиджаке рыба по-гречески, в бороде бефстроганов. С подливой.

Обычный невыставочный пудель, Кама после стрижки и ванны превращалась в красавицу. Спина её выпрямлялась, аккуратные шарики шерсти украшали лапы и хвост, походка становилась лёгкой и упругой. Невеста. Однако, директор техникума важно заявлял:
- Всё равно видно, что не породистая. По фигуре видно.
Кама иронически подумала:
«Ты – очень породистый. По галстуку видно. Отец – был участковым в деревне, мать руководит самодеятельностью».
Кинорежисёр подметил, что собаки не создают семей, потому что не блюдут верность. При этом он под столом положил руку на колено супруги директора.

С некоторых пор Камой начали интересоваться другие собаки. Разных мастей и пород. Но одного пола. Причём, в определённое время. Её решили выдать замуж. В интересах её же здоровья. Она чувствовала, что что-то должно произойти и, это произошло.
Встречу назначили на тренировочной площадке. Шикарная дама привела пуделька, в два раза меньше Камы. Но с родословной. Пуделёк вёл себя как на конкурсе красоты. Он поворачивался в фас и профиль, показывал белые зубы и галопировал вокруг хозяев, выражая готовность к вязке. Похоже было, что вязка и развязка приближаются.
Неожиданно жених сорвался с места и под одобрительные возгласы хозяйки бросился преодолевать барьеры. Наконец, он, тяжело дыша, уселся рядом с ней и приготовился ловить восхищённые взгляды. Кама спокойно наблюдала за этими эволюциями.
Дама потрепала пуделька за ухом и скомандовала:
- Ну. Иди, трахни её.
Тот недоумённо посмотрел на неё, как бы говоря:
- Ты что? Я уже с барьерами натрахался.

Следующего претендента привёл неопрятный выпивший мужчина. Кама безошибочно отличала профессиональных пьяниц от просто любителей. Мужчина погладил невесту дрожащей рукой, дохнув на неё тройным одеколоном. Кама подозрительно смотрела на приближавшегося жениха. От того тоже пахло одеколоном, глаза были с поволокой, ноги дрожали.
- От страсти, - объяснил мужчина.
Наконец, алкаш пристроился к ней, пытаясь свершить действо. Каме стало противно, и она отошла.
Глупый пёс, так и не поняв, что произошло, продолжал двигать дрожащим задом и получать при этом удовольствие.   
Короче, не сложилось и на сей раз.

Наконец, она забеременела. У мужа не было родословной. Он был из простой трудовой семьи, но дело своё знал туго. С ним она бы связала свою жизнь. Но он исчез, как и все мужики, оставив после себя запах любви и надежды. И адреса не оставил. Скоро она стала матерью-одиночкой.
«Может я была плохой матерью? Но они же сами забрали моих детей и раздали их друзьям. В чём же была моя вина? Нет, не эта причина. Они могли бы взять меня с собой», - размышляла Кама.
Она не надоедала, не мешала допоздна спать мальчишке, терпеливо ожидая, когда же он выведет её на улицу, не грызла мебель и обувь.
 
Однажды она поняла, что в их жизни происходят большие перемены.
Сначала появились огромные чемоданы, потом стали приходить незнакомые люди. Они забирали вещи и выносили мебель. Тогда Кама в знак протеста изорвала русско-английский словарь хозяина и сгрызла резиновый тапок хозяйки. Она была за это сурово наказана, но это не убавило её любви к ним.
 Застолья участились, и это не могло не радовать, хотя тревожное чувство не покидало её. Хозяева, занятые новыми заботами, не уделяли её столько времени, как обычно. Они старались не смотреть ей в глаза, чувствуя свою вину. Желая им помочь, Кама тоже избегала на них смотреть. Разлука была неминуема.

«Но, почему они не могли быть вместе?  Кто не хотел взять её с собой?»
Разве она могла знать, что родственники сказали, что перелёт в Америку для собаки – это тяжёлое испытание и что снять квартиру с собакой очень трудно. А если бы и знала, разве смогла бы в это поверить.
Потом её перевезли к друзьям. У них уже жил ужасный кот, весь день сидевший на шкафу и смотревший на неё злющими глазами. В отместку она начала гадить по всей квартире. Каму не ругали, понимая её состояние.

У них тоже был мальчик. И он тоже регулярно выгуливал её, правда, нисколько не заботясь о её моральном облике. Она перестала быть разборчивой в своих связях. Ей стало всё равно, кто становился её мужем и как от него пахло. Она перестала получать удовольствие от еды, ей было безразлично, как она выглядит.
Она дважды родила и равнодушно смотрела, когда забирали щенков.
 
Прошло несколько лет. Неожиданно приехали её бывшие хозяева. Пришли в гости к друзьям.
Они очень волновались перед встречей с ней.
Кама встретила их лаем.
- Не узнала, - облегчённо сказал муж, успокаивая себя и жену. – Четыре года прошло.
«Глупые вы, люди, - подумала она. - Как я могла вас не узнать. Простить не могу».
Жена заплакала. Каме стало их жалко. Села рядом, дала себя погладить, дрожа при этом всем телом и стараясь не смотреть в глаза. Она по-прежнему любила их. Но ей было так тяжело их видеть и так  хотелось, чтобы они скорей уехали.
 
 Потом Кама стала часто болеть. Она стала задыхаться. Ей вырезали раковую опухоль.
И вот она лежит под старым креслом, вспоминая лучшие четыре года своей жизни и не понимая, почему же они не взяли её с собой.