Откровение

   

Со Славкой я учился в младших классах, к тому же мы были соседями. «Наши окна друг на друга» смотрели бы, кабы между домами не стояли два ряда сараев, без которых жизнь местных была бы просто немыслима. Дома имели печное отопление, потому и уголь, и дрова хранились в деревянных сараях.
А свинью где держать? Там же. Без её существования трудно себе вообразить, как можно было в те годы выжить. Выкармливали поросёнка даже те, чья религия употребление свинины не приветствовала.
В каждом сарае в придачу ко всему имелся погреб. В него по осени засыпали картошку, собственноручно же выращенную на выделенных огородах.
А мои родители (да и не только мои) на зиму заготовляли ещё двухсотлитровые бочки солёных огурцов, помидоров и капусты. Ведь в магазинах окромя скудной бакалеи и купить-то тогда было нечего.
Со многими сверстниками в классе я дружил. Трудно объяснить, почему с одними дружишь, а с некоторыми только общаешься. Посёлок-то был небольшим. Школа одна. Все друг друга знали по именам. Но эта ниточка взаимопонимания с одними складывалась в дружеские отношения, а с другими не проявляла себя никак.
Так вот, со Славкой Павленко я дружил. Ходили друг к другу домой, проводили вместе время.
Помимо Славки в их семье был старший брат. Имелась ещё сестра, на два года моложе Славки и младший брат. С этим младшим братом у них случилась беда. Глаза его изуродовала болезнь, и это было ещё то «зеркало души».
Так всегда в жизни происходит, когда что-то видишь неестественное, то обязательно именно к этому стремится твой взор. От увиденного коробит, но ты всё равно пялишься. Так и мне всегда было трудно отвести взгляд от его изуродованного лица.
Брат большую часть своей жизни находился в интернате, где таких, как он, учили специальной грамоте и привозили домой лишь на каникулы. В интернате его обучили игре на баяне, что доставляло большую радость для родителей, ведь в будущем парень был обеспечен хоть какой-то профессией.
Противоестественность ощущалась в том, что трое старших детей в семье росли абсолютно здоровыми, а вот самого младшего из них почему-то уже в раннем детстве постигла Божья кара.
Тогда об этом не приходилось задумываться, но с годами, немного познав окружающую действительность, пришёл я к умозаключению, что страшные наказания просто так не настигают никого.
Отец Славки вкалывал разнорабочим в карьере по добыче гранита. Работа была не только физически тяжёлой, но и вредной. Так, к примеру, обувь на работягах «сгорала» молниеносно. Но трудяги выходили из положения точь-в-точь по пословице «голь на выдумки хитра».
Брали изношенные покрышки от легковых автомобилей и вырезали из них обувку по ноге. Передок покрышки загибался, и по краям стёжками проволокой «зашивалось». Получался неказистый тупой носок. Задок этой специфической «обуви» тоже скреплялся проволокой. Выходило что-то вроде калоши, но с крепким толстым протектором вместо подошвы. Внутри застилалось соломой, онучей обматывалась стопа ноги. Ходить в таких «сабо» по острым камням было сподручно и безопасно.
Однажды в воскресный день, когда Славкин отец был дома, я сумел внимательно рассмотреть его обувку. Тогда-то Славка и поделился со мной, наверное, самой сокровенной семейной тайной. Почему он мне доверился? Знал, что я никому не расскажу.
А откровение заключалось в том, что во времена «ежовщины» его отец работал следователем НКВД. В то время от этих сотрудников требовалось лишь одно: сделать из невинного человека врага народа.
В последствии его отец оказался между сотоварищами: теми, которых расстреляли и теми, которые продолжили службу в органах. Его уволили с «волчьим билетом» без права приткнуться на мало-мальски канцелярскую работу. После, считай, благополучного увольнения Славкин отец только и мог, что устроиться разнорабочим.
Но без сомнения так и остался бесчеловечным. Его жестокость выявил один памятный случай.
В школе на уроке нам дали задание - нарисовать очки. А в классе их носила лишь одна особа, с которой Славка на беду сидел за одной партой. Он взял эти злополучные очки, чтобы попытаться там что-то воспроизвести с натуры. Потом, естественно, отдал. Но вернувшись из школы, девица не обнаружила предмета своей особой индивидуальности и пришла со своим отцом домой к Славке, чтобы потребовать их вернуть. Отец Славки, даже не пытаясь вникнуть в суть произошедшего, избил ни за что, ни про что тщедушное тело мальца до кровоподтёков.
Очки на следующий день нашлись на полу за партой.
Но поскольку в бывшем следователе НКВД неистово бурлила и требовала выплеска невостребованная ненависть и злоба, истязал он тогда Славку яростно.
Отнести эту ожесточённость на счёт тяжёлой беспросветной жизни? Но ведь так жило почти всё поселковое население. А своих детей мало кто истязал.
Отец Славки не раз переступал грань дозволенного, и думаю, именно это и аукнулось ему уже спустя годы страшной болезнью младшего сына.
Ведь наказание через детей гораздо больнее, чем любое другое. Хотя таких, как Славкин отец даже подобной карой трудно оказалось пронять.