Измена
сменит перемены, меняя неизменность, изменяя сменность...
Измена все сверит, сменит, запротоколит и выявит.
* * *
1) когда выявлено арифметическое неравенство: (а+с) неравно «сумма».
Х-икс, найти неизвестное... (Сомнения)
Александр опять с самого утра метался как зверь. Он уже узнавал это ощущение острой тревоги: холодное, покалывающее, гнетущее, прозрачное, как туман, цвета сумеречного мокрого асфальта, который отражает тревожные отблески фар. Никакой ясности, только намеки и догадки... Когда эти отблески, словно ноты, играют на твоем дыхании.
Он уже узнавал это ощущение. Он уже давно успел сродниться с ним. Принять. Но не привыкнуть.
Порой оно прилипало. Налипало, словно жвачка по подошву. За годы оно стало почти привычным. Хотя в последнее время находило чуть пореже.
Появившееся 3 года назад, острое, тянущее за самые чувствительные струны, подозрение постепенно переросло в перманентную навязчивую идею. Он то и дело хватал за грудки своих партнеров по бизнесу, норовил врезать своим водителям и телохранителям, принимал, увольнял, снова принимал помощников и персонал. А иногда набрасывался на высоких статных мужчин на улице с одним и тем же обвинением: «отстань от моей жены! Прекратите это! Оставь ее мне! Просто уйди!».
И его поначалу всегда не волновало, что люди смотрят на него ошеломленно и не понимающе. Просто претворяются! Он же точно знал…
Во всем остальном успешный бизнесмен, создатель и бессменный волевой руководитель крупного авто-диллерского холдинга, одного из лидеров региона в своей сфере, был абсолютно адекватен, слыл рационалистом, и вскоре партнеры по бизнесу попросту мельком предупреждали тех, кто пока не в теме: «...суров, честен, беспристрастен, только дичайшее ревнив! Поосторожнее... там...», и новые знакомые попросту от старались десятой дорогой обходить хрупкую приятную хорошо воспитанную 25-28-летнюю блондинку с манящей детскостью в улыбке.
Кристину это вроде бы устраивало. Если с ней любезничали - любезничала в ответ, строго рамках приличий, как положено. Не любезничали - беспечно пожимала плечами и мгновенно забывала об этом. Но Александр все равно знал: У жены есть секрет. Он буквально осязал его, словно у секрета есть материальное воплощение.
Словно у этой мокрой скользкой темной дороги есть своя обязательная точка ”B”, свой пункт назначения, тогда как сама бесконечная темная дорога - его ласковая покладистая юная жена, а точка «А» - он сам. И они всегда на расстоянии ЕЁ, соприкасаются через неё.
Он мысленно ощупывал этот секрет со всех сторон. Но никак не мог его визуализировать. И это сводило его с ума. Именно поэтому он иногда задавался вопросом: А может, их несколько? Они - меняются? Но как это можно так филигранно шифровать, чтоб ни разу не попасться?!! Она ни разу не была замечена ни с кем подозрительным! Он никак не мог поймать ее на измене. Он жаждал и боялся убедиться в своем убеждении. Он просто знал.
Надо отдать должность Кристине, она всегда вела себя достойно. Прям живой образец - как выглядеть и вести себя в лучших кругах! Ее сдержанность, неспешность и естественность, приправленные подлинным утонченным шиком, пленяли всех - от его родственников, коллег, до прохожих на улице. На нее равнялись! Неужели она способна была регулярно пятнать свою репутацию?!!! Себя! Она же всегда была образцова! Непогрешима! Просто ее приветливость всегда получалась манящей, а ее оправдания и заверения относительно очередного предполагаемого и ошибочного романчика казались всегда такими искренними
и, как назло, всегда подтверждались! Поймать ее с поличным никак не удавалось. Хотя она и неумело, а точнее - не слишком старательно скрывала, что есть что-то еще – спрятанное от посторонних, от его глаз. Что-то прочное, потустороннее. Что-то, что откроет его такую знакомую, такую родную, такую обожаемую женщину с совершенно новой, незнакомой ему стороны.
На третьем году совместной жизни он окончательно убедился, что есть что-то «кроме»... Что-то, что не могут заметить даже нанятые для слежки детективы. Какой-то большой, значимый кусок жизни его любимой, который проходит мима него. Он чувствовал это в каждом ее повороте головы, он буквально снимал с нее, неспешной и прохладной, как освежающий лимонад, чужие отпечатки, но никак не мог вычислить виновника. Кто отпивает ее? Кто крадет у него ее внимание? И все лучшее, что в ней есть?!
Но прямых вопросов он ей не задавал, а если и спрашивал, то с осторожностью, не доводя дело до конца, всегда оставляя ей (или - себе?) отступные пути. Он не мог просто поговорить с ней об этом начистоту. Слишком велик был риск вытряхнуть такое, что сделает невозможным дальнейшие отношения, отнимет возможности и дальше ждать, и шансы - дождаться,
...перечеркнет все его надежды на свое терпение... Слишком велик был шанс потерять ее - отдать другому по неосторожности. Рожденная в «непростой» семье, получившая отличное воспитание и образование, имевшая за душей капитал родителей, она явно не страшилась остаться без «удачного» мужа. Она не была избалованной, но она не была и содержанкой. А это серьезно осложняло его положение. С теми, у кого нет выбора, всегда проще...
И как бы он ни хотел знать правду, что-то все время останавливало его, бесстрашного и рискованного в любой другой сфере человека, убеждало переждать. Потерпеть. Дождаться, пока она разлюбит другого, и полюбит наконец-то его самого. Дать ей еще немного времени одуматься, и оценить супруга в полной мере.
Это было пыткой.
Ему мерещилось, как она, такая правильная и воспитанная, лишенная видимых страстей, втыкается носом в чужую шею и вдыхает чужой запах, действующий на нее как наркотик. Как скользит щекой по чужой щеке, вбирая его в себя, впитывая, перебирая пальцами его волосы. И он даже не знал, какого цвета эти волосы! Может, это приблизило бы его к разгадке: Почему именно их??
Он снова и снова стремился заглянуть в свой привычный кошмар: Кто он такой — тот, другой, как выглядит? Как одевается, как говорит? Как двигается? Как реагирует? Чем он приманил ее?
Эта бестелесность, неосуществимость донимала его как навязчивый дразнящий мираж. Он чувствовал, как ее дурманит все, что с этим связано. И он отчаянно пытался урвать, оторвать, отнять то, в чем так нуждался сам. Ее обожание, ее искренность, ее страсть, которой она никогда не обнаруживала за теплой податливостью, были для ее мужа мечтой, потребностью, недостижимым горизонтом, который так легко, раз за разом достигал кто-то другой.
У него даже не очень получалось обвинить ее. Кристина делала все искренне, без лицемерия. Словно не знала, как обойтись без этого. Она оставляла ему догадку и давала ему выбор. Это он из раза в раз выбирал «замЯть». Только женщина может так мягко ставить условия. Безмолвно.
Именно поэтому он был так уверен во всем. Он просто жаждал поскорее вычислить причину, устранить препятствие, и забрать ее всю себе целиком. Но тайна все ускользала от него, доводя до исступления и пугая деловых партнеров и соседей по жизни.
Он часто спрашивал: почему он терпит все это, на чем в действительности основывается его терпение? Только на его привязанности к этой женщине, которую он себе выбрал? Или на чем-то еще?
Он все больше хотел понять: кто же мог увлечь такую роскошную, утонченную женщину? И почему?? Будучи сам достаточно привлекательным, здоровым, полноценным, видным, пользующимся успехом 37-летним мужчиной - высоким и крепим, темным, волевым, источающим власть и силу, он повсюду искал глазами того, кто посмел… кто сумел!!! составить ему конкуренцию. Искал, регулярно находил, и снова ошибался. Он чувствовал, что отгадка где-то рядом, прозрачная на столько, что все время проскальзывает сквозь… И он снова и снова хватался за воздух…
Это был его «крючок». На который он прочно попался.
Он нанимал и почти сразу увольнял детективов, устанавливал и обрывал слежку, так и не получив результата. Призрак продолжал оставаться призраком его женщины, ее «другим миром». Потусторонним на столько, что вселял в Александра полу-суеверный ужас и беспомощность.
Порой он хватался за голову, и подолгу сидел у окна, потягивая нагревшийся в руке виски. Ну что за ерунда?! Есть любимое дело, которое приносит удовлетворение, благосостояние, успех, и многое, о чем другие только мечтают! И семья - образцовая, ему завидуют, и вроде жизнь удалась... Но только Кристина, милая, уютная, сговорчивая, его идеальная Кристина, женщина, ради которой можно двигать горы, так часто смотрит мима и думает о чем-то своем. О чем-то, куда никогда его не пустит.
И не хочет детей. Под любыми предлогами.
Есть понятие «недолюбливает», но в нем обычно кроется другое значение, более обиходное. А вот «недо-любит» - это гораздо ближе к простой и уничтожительной истине. Сколько всего этого мы видим каждый день вокруг себя в благополучных с виду парочках. Не вникая. И только когда это наконец коснется нас напрямик, только тогда перестает быть повсеместной обычностью и поводом для попсовых песенок.
И вот, встретив наконец, в 33 года свою первую настоящую любовь, впервые женившись и подготовившись к счастью, он вдруг напоролся на этот невидимый волнорез, который прежде считал лишь трагикомическим мифом для впечатлительных натур.
И самое странное: ему казалось, что появился этот другой уже после их с женой встречи. Это убивало больше всего. Она не выходила за него с незавершенными связями. Этот «другой» пришел в их семью, с прозрачной легкостью подвинув его, который решил быть идеальным для своей любимой!
И вот тот, кто много лет морочил своим влюбленным женщинам голову, осознал вот это самое «недо-любит»... Он все это видел и ощущал, во всех подробностях. Каждый день, из года в год. И он жаждал сокрушить собственными руками главное препятствие в своей жизни.
А вдруг - Наваждение? Просто мания??
На исходе третьего года, окончательно запутавшись, Александр пришел к психотерапевту, и определился в группу по коррекции ревности. Пришел сам, и определился добровольно, не взирая на то, что ему придется делиться своими потайными переживаниями, самыми болезненными и глубокими страхами, планомерно подтачивающими мужское достоинство, с посторонними людьми совсем другого статуса и уровня. Он просто очень испугался первого скандала с женой, и прислушался к совету лучшего друга, которому курсы реально помогли - убедили в надуманности подозрений.
Он просто испугался, что его счастливой, вдохновленной и истерзанной, искромсанной подозрениями семейной жизни все-таки может прийти конец...
Он все еще мог надеяться?... На беспочвенность своих страхов? Или он просто готов был на любой, даже самый отчаянный шаг, чтоб сохранить свою семью.
Иного он не мог себе и вообразить.
Шли месяцы, он из раза в раз рассказывал психологу и группе: то как он хочет просто взглянуть в глаза этому «другому», то как он будет молотить его лицо собственными руками, пока от него ничего не останется, и не остановится, пока ни выплеснет ему вот таким образом, «в невербальной форме» всю свою ярость, обиду и отчаяние.
Из группы уходили сторожилы – кто расставшись наконец со своими сожителями-мучителями, кто - исцелившись от наваждения и поверив наконец партнеру, а его все шатало из крайности в крайность. Он все болтался в своей неопределенности. И со всей откровенностью рассказывал незнакомцам свои давно выученные всеми наизусть байки, полные философии и фантастики. Только для того, чтоб вечером наедине не раздражать и не огорчать милую Кристину.
Вечерами, держа ее в объятьях, он мысленно умолял: «Прекрати это! Пожалуйста, пускай тебе все это просто надоест! Ну должно же когда-нибудь надоесть!!». Но прислушиваясь к ней, он считывал, что ничто не ушло. Иногда он фантазировал, и ему казалось, что он – тот, другой, он слегка отошел. Но все равно остается рядом: на расстоянии телефонного звонка, на расстоянии нескольких поворотов руля, на расстоянии удачного совпадения по свободному времени, на расстоянии электрического импульса мысли, отпущенной в пространство по заданному направлению - другому человеку, с зарядом «скучаю»... И этот человек – не он сам, уехавший в очередную командировку. Фантазируя, он наблюдал за развитием событий - не видя картинки, одними ощущениями. Он буквально считывал трансформацию тех отношений, и эта ясность сводила с ума.
Ей все не надоедало.
Но и она ему, своему супругу – тоже.
* * *