Все началось вечером в половину восьмого, когда Дэвид вошел в гостиницу. Его выкинули на улицу за неуплату квартиры, хотя ее так обозвать можно было с трудом. Мрачная, маленькая темница. Квартирой ее называл только владелец, который крал деньги у отчаявшихся людей, приходивших к нему в поисках четырех стен. Им ничего не нужно было, только крыша над головой. Таким был и Дэвид. Один из отчаянных, но не сломленных. Эта "квартирка" не стоила своих денег, поэтому Дэвид и не платил. Ну и деньги у него, тогда не особо водились из-за постоянного пьянства и поиска того, чего нельзя объяснить.
Гостиница располагалась на вершине холма, а винная лавка ровно настолько, насколько хватало сил Дэвида, чтобы спуститься, прикупить пару бутылок вина и подняться обратно. Для больных, хилых ног Дэвида каждый день как пытка. Ну а что поделать? Если что-то любишь, будь готов идти на жертвы. Дэвид заплатил за неделю проживания вперед, взял ключ у старого, морщинистого администратора и потопал в свой номер. "Лифт сломан" - гласила перекошенная табличка. «Проклятый лифт! Придется опять нагружать ноги!» - подумал Дэвид. Он откупорил первую бутылку, сделал внушительный глоток. Откупорилось второе дыхание.
Седьмой этаж. Стены покрашены в блекло-синий цвет. Скрипящий паркет, лампы, если вообще горели, то горели тускло, и почти ничего не освещали. Он опять вспомнил свое бывшее пристанище. «Ну, я хотя бы не на улице», - подумал Дэвид. – «На улице еще хуже».
Семьдесят седьмая комната. Дэвид вставил ключ, но дверь открылась сама собой. Отлично! «Значит здесь добрые, порядочные люди, если дверь всегда нараспашку», - сказал вслух Дэвид и сделал большой глоток вина. Только оно сдерживало его гнев. Есть хоть какая-то польза от употребления алкоголя в таких дозах - полное отстранение от проблем в жизни, хоть и на время. А потом они тебя опять загоняют в угол.
Как бы то ни было, он стоял посреди комнаты с набитым грязным тряпьём чемоданом. В одиночестве, но зато, в этот раз, с деньгами и вином. Дэвид щелкнул выключатель. Теперь он понял, почему в коридоре почти нет света - все работающие лампочки выкручивались, видимо, прежними жильцами и вкручивались у себя в комнатах. Комната Дэвида не была исключением. Добрые, порядочные люди. По сравнению с коридором, комната, на удивление была хороша: приятного цвета обои, пол не скрипел, имелось окно с видом на улицу, а не на парашу. В комнате была даже газовая плитка, стоявшая на тумбочке и маленький холодильник возле кровати, на котором стоял телефон. По мнению Дэвида, эта комбинация вещей была очень удобной. Был стол, стоящий напротив окна, стул, шкаф и кровать. Все остальное человек может приобрести сам.
Дэвид закинул вещи в шкаф и принялся праздновать новоселье. Друзей у него было не особо много, поэтому пил зачастую в одиночестве, или, если повезет, с дамами. В ход пошла вторая бутыль, а первая полетела в открытое окно. Дэвид взял телефон, набрал номер дамы. Но там были лишь гудки. Видимо, она была занята кем-то другим. Дэвид все понимал и просто пил дальше, размышляя о чем-то важном.
Часов в десять кто-то постучал в дверь. Дэвид кое-как поднялся с пружинистой кровати, накинул халат и открыл дверь. На пороге стояла женщина, тоже в халате.
- Да? - сказал Дэвид.
- Я ваша соседка, Стэйси. Живу дальше по коридору. Я видела вас, когда вы только заезжали.
Потом она достала из-за спины бутылку хорошего виски.
- Проходите, - сказал Дэвид.
Он достал из чемодана стаканы, протер их, открыл бутылку.
- Чистый или разбавленный?
- Примерно половину воды и если есть, то можно и льда.
Нормального льда не оказалось, хоть морозильник и был одним большим куском льда. Дэвид просто налил ей две трети воды, пока она перед зеркалом поправляла волосы и красила губы. Дэвид протянул ей стакан и сел на кровать.
- Я видела вас в коридоре. Вы что-то говорили про добрых и порядочных людей. Я с первого взгляда поняла, что вы из этих людей. В людях я разбираюсь. Среди здешних есть и не очень порядочные.
- То есть дверь все-таки стоит закрывать... - пробурчал Дэвид.
- Что, простите? - переспросила Стэйси.
- Ничего, просто мысли вслух. А вот мне все говорят, что я - ублюдок.
- Не верю.
- Я тоже.
Дэвид допил свой виски. Она пила маленькими глоточками, поэтому он налил себе еще. Они непринуждённо болтали. За это время он выпил третий стакан, а она допила свой первый и присела к нему, закинув ногу на ногу. Халат задрался "не нарочно" и Дэвид смог оценить всю красоту ее ног. Он положил руку ей на колено и нежными, плавными движениями начал двигаться вверх. Трусиков на ней не было. Поэтому он и решил действовать. Дэвид взял ее за шею и повалил на кровать.
- Ай-яй-яй! Как не стыдно оголять ножки перед первым встречным...
- Это не то, что ты подумал, - отталкивая Дэвида, заявила Стэйси. – Все-таки ты ублюдок! Такой же, как все эти здешние.
- Нет! Я особенный...
Дэвид приподнял Стэйси и поцеловал ее тонкие, страстные губки. Они были мягкими и податливыми. Она была готова, хоть и все отрицала. Он понимал женщин настолько, насколько они позволяли ему. Дэвид наполнил ей стакан чистым виски и сказал: "Пей". И она опустошила стакан. Дэвид более страстно и жестко поцеловал Стэйси и снова повалил ее на кровать, не давая подняться. В этот раз она не отстранялась. Ей это нравилось. Ей нравились настойчивые мужчины. А Дэвида возбуждали раскрепощённые дамы.
Как только Стэйси почувствовала, что там выпирает, она взяла его в руку и начала поглаживать. Она ловко управлялась с ним. Дэвид распахнул халат Стэйси и увидел ее груди. Ничего особенного, не повезло. Но это не главное. Он опустился и приник губами сначала к одной груди, потом к другой, а после спустился ниже. Она стонала, то выгибая спину, то растягиваясь на кровати. Дэвид закончил водные процедуры и вошел в нее. Ритмичные движения с элементами ускорения. Пару раз они меняли позу. И после двадцати минут скачек он кончил ей на грудь. Оба обмякли. Они вновь выпили. Дэвид закурил, Стэйси пару раз тоже затянулась. Между ними возникла любовь без лишних слов.
Так они и жили: пили и трахались, трахались и пили. Иногда вместе ходили по друзьям и выбирались в бары. Дэвид изредка ходил на работу, а Стэйси занималась писаниной, думая что изливает на бумагу умные мысли. Но чаще всего они сидели дома. Затворники, что сказать. Через неделю она переехала к Дэвиду, чтобы не платить за свою комнату и чаще кувыркаться. У них была любовь. Многим бы показалось, что все это отвратительно, но, если вы видите только плохое, это не означает, что нет хорошего. Это уже ваши проблемы.
Это была странная любовь. Ну, зато хоть какая-то. У кого-то даже такой нет. Любовь обретает разные обличия, надевает разные маски. Но главное, что Стэйси был дорог Дэвид, а Дэвиду была дорога Стэйси. А что еще нужно? Теперь они стали парочкой отчаянных, но не сломленных. Боролись, как могли с трудностями этого жалкого мира, но теперь уже не поодиночке, а вместе. Любовь помогает пережить многое в жизни и ради нее ты можешь пойти на всё что угодно. Как на самые прекрасные, удивительные и поразительные поступки, так и на самые гнусные, жалкие и омерзительные.
Были и ссоры, которые слышала вся гостиница. Дэвид надрывал глотку, крича о том, что Стэйси бесполезная, ничего не делающая шлюха. А Стэйси орала в ответ: «Ублюдок! Страшная и омерзительная скотина!» Пожалуй, это единственное, что можно было разобрать. Она била все, что попадалось под руку: тарелки, стаканы, пустые бутылки. Она бросала в своего ублюдка вилки с ножами, выбрасывала в окно его одежду. Зачастую доходило до рукоприкладства с обеих сторон. Но всегда Дэвид и Стэйси мирились посредством криков в постели. Грязный секс после ругани приятнее всего. Можно сказать так они снимали стресс, накопившийся от проблем и отчаяния. Так они оставались вместе.
Спустя полгода ругани, грязного секса и, как им казалось, отличной жизни, наступил день, который изменил жизнь Дэвида навсегда. За окном был ливень и ужасный, сильный ветер. Он вырывал с корнями мелкие деревья, поднимая их в воздух с мусором и пылью. Одним словом, на улице находиться было бы сейчас страшнее всего. Поэтому Дэвид вместе со Стэйси сидели дома и пили то, что у них было припасено на черный день. На судный день. Это он и был.
- На улице просто ад, - сказал Дэвид.
- Ты прав, начисли мне еще, - ответила Стэйси.
Стаканы наполнились снова. Они разговаривали о книгах, музыке, фильмах и при каждой смене темы обновляли стаканы.
- Ты же знаешь, что я тебя люблю... - сказала Стэйси.
- Естественно, - ответил Дэвид.
Они выпили и поцеловались.
- Допью и пойду чего-нибудь напишу, - заявила Стэйси.
- Ага, давай потрать время на бездарную писанину! - сказал Дэвид, выдавив ехидный смешок.
- Какая муза, такая и писанина! - парировала Стэйси.
- Я же сказал тебе не называть меня так, тупая ты шкура, - оскалившись, заорал Дэвид.
- Тупая? Ах ты ублюдок!
- Да, тупая. В твоей писанине нет никакого смысла, как и в твоей жизни!
Стэйси швырнула в него почти полный стакан с виски, а после в расход пошла и сама бутылка.
- Ах ты сука, это последнее бухло! Давай пи*дуй в винную лавку! И мне все равно, что там творится за окном.
- А малиной тебе губы не помазать?!
- Да, давай, помажь! Хоть какая-то польза будет от тебя.
- Может мне вообще уйти?!
- Да, давай! Только куда ты пойдешь?!
- Не твое собачье дело!
Стэйси начала собирать вещи, попутно ругаясь с Дэвидом. После хлопнула дверь.
- Ты все равно вернешься! - крикнул Дэвид.
Второй стакан полетел в дверь, только уже из рук Дэвида. Нервы сдали. Он просто лег спать. В этот раз один.
Где-то в полдень Дэвид проснулся. Собравшись с мыслями, он решил прогуляться за пивом. Похмелья у него давным-давно не было, ему просто нужно было себя чем-то занять, а алкоголь способствовал этому. Надевшись и захватив мусор, он направился к винной лавке. На улице был полный хаос: куча поваленных деревьев, кучи разбросанного мусора плавали в необъятных лужах. «Отличный денек», - сказал Дэвид, вдохнув полной грудью воздух с пылью. Он поставил пакет с мусором возле одной из куч и пошел, ни о чем больше не думая.
Купив шестерку пива и пачку жаренных орешков, он решил прогуляться до парка. Несмотря на то, что на улице было скверно, в парке было много людей. Дэвид не очень жаловал толпу, он по большей части был затворником, копающимся в своих собственных мыслях. Толпа для него это всего лишь сборище ведомых дураков, которые слепо верят всему, что им внушают. Причем эти дураки считают себя счастливыми из-за того, что у них имеются деньги, хорошее жилье, одежда, медицинская страховка, дорогие аксессуары, машина, успешная работа, на которой им внушают еще кучу другого, бесполезного мусора, такого же, по сути, как Дэвид выбросил недавно. Но самое смешное, что Дэвид находил в этих людях, так это то, что они выставляют себя лучше. Пакет с дорогим мусором, все такой же пакет, что с любым другим мусором. Мусор есть мусор. Но они этого не понимали или просто не хотели этого понимать. А зачем? Лучше внушать себе хорошее и не замечать плохого. Так устроен наш мир.
Выпив три банки и съев все орешки, Дэвид понял, что одинок. Его Стэйси больше не было рядом с ним. Он потерял настоящее счастье. Он не знал где она сейчас и с кем. Может, она сидит в баре и клеит очередного ублюдка, а может дома у матери так же задается вопросами. Размышляя на эти темы, он потопал обратно в гостиницу.
По пути он еще раз зашел в винную лавку. Прикупил вечернюю дозу и начал взбираться на высоту. «Слава Всевышнему! Я добрался и ноги еще на месте», - подумал Дэвид. На входе администратор вручил ему письмо. Зайдя в семьдесят седьмую, он кинул его на холодильник и принялся пить. Он пытался залить воспоминания о Стэйси, но алкоголь только усиливал желание увидеть ее. Допив пиво, он откупорил вино и начал рыться в оставленных вещах Стэйси. Все, конечно, она не могла ухватить за один раз, и Дэвид ждал, когда она вернётся за остальным добром. И тогда он мог бы услышать ее нежный голос, снова почувствовать запах ее духов. Ну а сейчас ему оставалось только нюхать ее белье.
После нескольких минут копания в забытом, он нашел пару листов с писаниной Стейси. Это были стихи. Дэвид сел на стул, сделал глоток вина, закурил сигарету и принялся читать. Прежде он не считал увлечение Стэйси серьезным занятием, на которое стоит тратить время, но сейчас, когда ее не было рядом, он увидел в ее стихах смысл. Когда чего-то лишаешься, тогда понимаешь, насколько оно тебе было важно и нужно. Дэвид понял, что совершил ошибку, но он понимал, что и исправить уже ничего нельзя. Поезд ушел и больше не совершит остановку на его станции. Очень редко жизнь дает нам второй шанс. Но маленькая часть надежды еще не угасла в нем. Дэвид пил, надеялся и зачитывал до дыр стихи, пока не отключился. Следующие дни были похожи друг на друга.
Спустя три или четыре дня Дэвид узнал о смерти Стэйси из письма, которое все-таки открыл ночью, пьяный в умат. В нем так же было написано, где и когда состоятся похороны. «Черт, они же уже завтра!», - простонал Дэвид. Он опрокинул целый стакан неразбавленного и отрубился, ничего не чувствуя.
Это было самое тяжелое утро в жизни Дэвида. Все чувства, которые он должен был ощутить вчера, словно цунами накрыли его за одну секунду. Он лежал в оцепенении. В голове творился ад. В душе разбилась на мелкие осколки надежда. Умывшись и кое-как надевшись, потупив голову, он вышел из гостиницы и отправился на похороны.
Церковь находилась на окраине города и все время, пока Дэвид был в пути, он не думал ни о чем, кроме: "Как?". То, что тебе дорого, начинаешь по-настоящему ценить только тогда, когда теряешь это. Дэвид ненавидел себя за то, что они со Стэйси плохо расстались, и он хотел только помириться с ней.
На похоронах было мало народу. Присутствовала мать, сестра Стэйси, парочка друзей, и несколько не знакомых Дэвиду человек. Он высказал свои соболезнования матери и сестре. Это были самые искренние слова за всю его жизнь, можете не сомневаться. За некрасивой оболочкой может скрываться прекрасная душа, которая вырывается наружу в минуты истинного отчаяния.
После панихиды, даже когда все уже ушли, Дэвид сидел, просто сидел, думая о том, какой же он ублюдок. Церковь была пуста. Дэвид подошел к гробу, где лежала Стэйси.
- Ты так красива… - сказал он. - Прости меня за мои слова, это я тупой. Я тупой ублюдок, не ценивший то, что имел... Прости!
Дэвид поцеловал Стэйси в лоб.
- Помнишь, когда мы ругались, как мы мирились? Почему я не остановил тебя тогда? Почему..?
Дэвид снова поцеловал, но на этот раз уже в губы.
- Как я хочу с тобой помириться!
Дэвид залез в гроб, снял с себя штаны и задрал платье, в котором была Стэйси. Он вошел в нее. В ее тело. Ритмичные движения с элементами ускорения. Через пару минут он кончил. Привел себя и Стэйси в порядок. Он наклонился и сказал:
- Где бы ты сейчас не была, моя дорогая, я всегда тебя буду любить и помнить. Любить больше всего на этой земле. И я надеюсь, ты не держишь на меня зла.
Он поцеловал ее очень крепко в губы и ушел.
Приехав домой, он открыл бутылку и начал перечитывать ее стихи. Теперь Дэвид всегда носит их с собой. Они напоминают ему он ней. Напоминают ему, что он когда-то кого-то любил.
Трудно в этом мире без любви, особенно, когда она у тебя была, а ты сам все испоганил. Любовь порой затмевает твой рассудок настолько, что ты не понимаешь, что делаешь. Словно ты проснулся утром, а у тебя похмелье и ты не помнишь ничего из того, что было вчера. Любовь прекрасна, но она рождает худшее в нас.