Начало http://www.proza.ru/2017/01/19/362
Кеша засмеялся.
- Неплохо сказано. Но если так пойдёт и дальше, то в конце концов и нас придётся заносить туда же.
- А чем мы лучше. Только кто будет заносить?
- Как кто? Тот, кто окажется последним. Впишет каллиграфическими буквами «Гомо сапиенс» и отдаст богу душу.
- Земля бы обрадовалась, - задумчиво сказал Андрей, вспомнив летящую планету с коростой городов и сточными канавами рек. – Со временем снова бы расцвела. – Помолчал. – А может, и не расцвела бы уже. Раненое существо не всегда выживает. Но вообще…
- Что?
- Да нет, так…
С некоторых пор Андрея мучили мысли, которыми он хотел поделиться, но стеснялся. Хотя мысли были самые простые и естественные: откуда он, Андрей, взялся на белом свете? И не только он, а всё: и люди, и звери. Из давних школьных познаний он однажды вдруг понял, что буквально всё – хоть камень, хоть листик, хоть человек - состоит из тех же электронов, протонов, ню-мезонов и бог знает, что там ещё найдут. Не было ни земли, ни нашей галактики, а то, из чего он, Андрей , состоит, где-то существовало. Где? Учёные говорят, что вселенная сейчас расширяется. Значит, надо полагать, что она периодически схлопывается в единый комок материи, потом взрывается, триллионы лет расширяется. Во время этих циклов появляются и исчезают цивилизации. И по любой теории вероятности, нет уже во вселенной такого уголка, где бы то, из чего мы состоим, уже не побывало в качестве живой или неживой природы. И ещё, разумеется, побывает миллионы раз. И может быть, именно поэтому нас посещают странные видения и живёт в нас ощущение вечности…
Об этом и хотел сказать Андрей, но очень уж это было далеко от реальной жизни. Да и глупо думать, кем или чем ты был триллион лет назад, когда не знаешь, что с тобой будет завтра. Уже слышался на базе монотонный стук движка, дававшего электричество, и Андрей только спросил:
- У тебя никогда не бывает ощущения, будто уже когда-то жил?
Спросил с некоторой опаской, поэтому произнёс фразу с шутливым оттенком, но Кеша, помолчав, ответил вполне серьёзно:
- Кто его знает. Что-то такое иногда мерещится. Особенно перед сном. Лежишь в темноте, глаза закрыты, а видишь какие-то сменяющиеся фантастические картины: развалины, неизвестные растения или животные, что-то клубящееся… бред, в общем. Слушай, мы же совсем забыли, сегодня Райкин по телевизору! Сколько сейчас времени?
Кеша снял рукавицу и стал вглядываться в циферблат.
- Не пойму. Спички есть?
Андрей достал коробок, чиркнул спичкой. Был девятый час.
- Ну, порядок, - сказал Кеша. – Райкин в девять с чем-то.
Андрей положил спички в карман, и пальцы коснулись белки, о которой уже забыл.
- Ты ещё не выбросил? – удивился Кеша. – Зачем ты её таскаешь?
Андрей хотел бросить её в снег, но передумал.
- Не все же видели, пусть посмотрят.
Послышался лай, и к ним подбежал, виляя хвостом, словно извиняясь за промашку, пёс неизвестной породы Ворон, прозванный так за свою чёрную масть. Деловито понюхал карман Андрея.
- Чует охотник, - похвалил Кеша. Он потрепал собаку по холке. Ворон взвизгнул, попрыгал возле Кеши, снова понюхал карман Андрея и гавкнул, словно спрашивая.
- Потом посмотришь, - сказал Андрей.
Экономя время, они не пошли в барак, а решили сначала поужинать, чтоб не опоздать на Райкина. Кухня располагалась рядом, в отдельном домике, разделённом на две неравные части: собственно столовую и закуток, где жила кухарка тётя Паша. Особым кулинарным искусством Тётя Паша не отличалась, но была добродушной и весёлой женщиной. Вот и сейчас она не стала выговаривать за опоздание, а была, видно, рада, поскольку страдала от недостатка общения: всё одна и одна со своими кастрюлями. Молчать она не умела совершенно, и ребята знали о ней всё. Муж сгорел от водки, но прежде чем уйти в мир иной, успел и её приучить к этому зелью; и в свои сорок семь тётя Паша выглядела на все шестьдесят. Жила с замужней дочерью, рассказывала о прижимистом зяте, решившем купить машину и считавшем каждую копейку. «Не люблю я жадных, - говорила она, - но пусть. Лучше машина, чем водка. Я и дочке так сказала: пусть, говорю, копит. Машина – это вам обоим, а начнёт пить – и с тебя всё пропьёт. Ничего, хороший зять», - заключала она.
В период между вахтами тётя Паша иногда пила два-три дня, приезжала разбитой, но быстро отходила и сама над собой подтрунивала: «Загуляла бабка!» Пьяниц, алкоголиков, она не оправдывала, но понимала их и жалела, как обиженных судьбой людей.
Тётя Паша суетилась у стола, и, пока ребята умывались, успела пересказать все новости. Мастер, оказывается, приезжал, было короткое, но шумное собрание.
- Умрёшь с вашего Капустина! – смеялась она, подавая на стол. Пахом, значит, затеял, как это… ну, годовщина, международная солидарность – политинформация, вот! Ну, все же сидят и слушают, как обычно. И тут Капустин: «Николай Гаврилович, а можно вопрос?» Тот - пожалуйста. «Николай Гаврилович, а какого на земле больше человечества – прогрессивного или непрогрессивного?» И так всю дорогу. Пахом только начнёт говорить, а Капустин снова… Во, опять выглядывает, ну попрошайка!
Из-под кухонного стола выглядывала хитрая мордочка горностая Мишки. На базе он жил вполне легально. В руки, правда, не давался, но никто его не обижал, с обязанностями мышелова он справлялся не хуже кошки. Жить Мишка предпочитал в кухне, но забегал и в барак, считая, видно, его своим охотничьим участком.
- Так что решили насчет работы?
- Немного поартачились, но согласились быть до двадцать пятого. Потом, говорит, отдохнёте хоть три, хоть четыре дня. Перед вашим приходом уехал.
Одеваясь, Андрей вспомнил про белку и вытащил её из кармана.
- Тётя Паша, такого зверя видели? – он расправил на ладони обмякшие перепонки.
Кухарка подошла ближе.
- Что это?
- Белка-летяга.
- Господи, чего только нет на свете. И – куда её?
- А никуда. Нечаянно убили.
- Бедняжка… О-хо-хо! – вздохнула она и начала убирать со стола. – Вот так и вся наша жизнь, как у этой летяги. Нечаянно родился, нечаянно живёшь, нечаянно попадёшь под какое-нибудь колесо…
- Спасибо, тётя Паша, мы пошли, - сказал Кеша.
- На здоровье, ребята.
- Сегодня Райкин по телеку, знаете?
- Райкин? Я люблю Райкина. Когда?
- Точно не помню, но где-то скоро.
- Сейчас прибегу.
В морозном небе зябко дрожали звёзды, ровно стучал движок электростанции, светились окна бревенчатого барака, к которому вела от кухни натоптанная тропа.
Барак представлял собой длинное строение с печками и кроватями для бригады из полутора десятка человек. Капустин, возле которого опоздавшие примостились, спросил:
- Пусто?
Андрей кивнул: пусто. А Кеша улыбнулся:
- Ты тут, говорят, экзаменовал Пахома?
Ребята, сидевшие поблизости, засмеялись. Поощрённый таким вниманием, Капустин сказал:
- То, о чём он рассказывал, я слышал ещё в третьем классе.
- Капуста – несознательный человек, - подключился сосед по койке. Его, понимаешь, просвещают, а он желает оставаться тёмным.
- Спокойно, - ответил Капустин, принимая тон соседа. – Сейчас перестройка, можно говорить всё, что думаешь.
- При условии, что твои мысли - правильные. А у тебя мысли – неправильные…
- Кончайте базарить! Тихо! Райкин! - раздалось сразу несколько голосов, и наступила тишина. Открылась дверь, и вошла тётя Паша. Ей предложили единственный в комнате стул.
Окончание http://www.proza.ru/2017/01/23/624