Отверженные Сергея Шаргунова

Александр Токарев
Октябрь 1993-го – не просто этап политического противостояния власти и оппозиции, каких было немало в новейшей истории нашей страны и, наверное, немало еще будет. Это событие эпохальное и судьбоносное.

И дело не в том, что на глазах у всего мира, вопреки провозглашаемым всем миром принципам свободы и демократии, был разогнан и расстрелян из танков демократически избранный парламент. И даже не столько в том, что установилась совершенно иная политическая система, не позволяющая парламенту законным путем не то что президента снять с должности, но даже премьера не одобрить без последствий для депутатского корпуса. И не в том, что все сегодняшние крупные капиталы создавались как раз тогда, именно их и защищали собственники руками силовиков в те холодные дни.

Главное, на мой взгляд, заключается в том, что это было первое и последнее идеологическое противостояние, вооруженное сопротивление совершенному узурпаторами власти перевороту. Идеологическое, даже несмотря на то, что вокруг Белого дома и «Останкино» собрались люди разных политических взглядов, которые поняли, что если сейчас не сохранить добиваемые Ельциным остатки Советов, то дальше… будет то, что мы уже знаем. Сейчас.

Никто и никогда после не смог организовать людей на подобный протест (может быть потому, что протест этот был больше стихийным, а не организованным). Противоборствующие стороны давно смешались. И поэтому надежды на то, что тот режим, который в оппозиционных газетах 1993 года открыто называли оккупационным, вот-вот падет, - этой надежды больше нет. А  жить без надежды становится всё тяжелее.

Многослойность смыслов этого события и заставляет обращаться к нему не только политиков или юристов. Хотя у нынешней власти, демонстративно противопоставляющей себя власти ельцинской, есть желание забыть те проклятые дни, а у либеральной оппозиции (по крайней мере, у невменяемой ее части, у тех, кого когда-то называли демшизой) – до сих пор преобладает точка зрения о подавлении красно-коричневого мятежа, писатели и кинематографисты нового поколения обращаются к теме трагедии 93-го, пытаясь рассмотреть ее непредвзято, найти истину, а не выполнить очередной заказ. И неслучайно, наверное, к 20-летию трагических событий 93-го вышел потрясающий документальный фильм Владимира Чернышова «Белый дом, черный дым», в котором впервые была предпринята попытка беспристрастного анализа произошедшего в сентябре-октябре 1993-го.

Конечно, писателя Сергея Шаргунова нельзя назвать беспристрастным автором. Потому как своих политических взглядов, в том числе и по отношению к событиям 1993 года, он никогда не скрывал. И в политической жизни  уже не первый день. И в парламентской комиссии по расследованию событий сентября – октября 1993 года работал. Но сегодня это уже не тот человек, чей принцип: «Не забудем, не простим». Все его последние высказывания и действия (а он, надо отдать ему должное, занимается данной темой не только в русле литературы, но и политики) направлены на преодоление последствий той распри, дорого стоившей и стране, и обществу. Хотя многие из «дорогих россиян» ее просто не заметили. Или не поняли. Спроси сейчас молодого человека лет 20-ти, что там такое было в Москве 23 года назад, внятного ответа не услышишь. Зато о событиях какого-нибудь X века готовы спорить до умопомрачения.

В своем романе «1993» Шаргунов выступает в разных, так сказать, ипостасях. Он здесь и публицист, и документалист, и художник, и правозащитник, и политик. И в этом, пожалуй, минус его произведения. Потому что нельзя объять необъятное. Так, в романе Александра Проханова «Красно-коричневый» побеждает-таки художник, несмотря на всю политизированность автора. А у Лимонова, например, в главах «Анатомии героя» или книги «Моя политическая биография» - чистой воды документалистика, написанная от первого лица - от лица непосредственного участника «штурма» «Останкина» и других событий кровавой осени.

Шаргунов идет по другому пути. Как документалист он насыщает свой роман реальными людьми того времени: Уражцев, Румянцев, Аксючиц, Баркашов, Анпилов, Бабурин, Константинов, Макашов – кого только нет на страницах его романа! Многих из них читатель уже и не помнит, а комментариев по поводу того, кто эти люди, чем знамениты, автор почему-то либо не дает вовсе, либо характеризует очень скудно. Хотя фразы защитников Дома Советов, вошедшие в историю, приводит абсолютно дословно. Например, знаменитое макашовское: «Больше нет ни мэров, ни пэров, ни херов…», сказанные им после захвата московской мэрии, или призыв Руцкого «формировать отряды и… взять штурмом мэрию и «Останкино». Детально описан и сам так называемый «штурм» телецентра, и последовавший за ним расстрел демонстрантов. И многое-многое другое, что пытливый читатель уже узнал, уже читал, смотрел или даже сам был свидетелем или участником тех событий.

Однако при описании трагедии 1993 года Шаргунов избрал иной путь. Подзаголовком к роману он ставит: «Семейный портрет на фоне горящего дома». Поэтому самая, как говорится, «жара», занимает от силы треть книги. Всё остальное – дела семейные. И здесь, как мне кажется, автор делает ошибку. Да, и Юрий Поляков – живой классик современной русской литературы – рассматривает судьбоносные для страны процессы сквозь призму семьи. Но если у Полякова весь сюжет того или иного романа основан именно на взаимоотношениях героев, чаще всего – мужа и жены, а происходящее в России служит лишь фоном при раскрытии то ли драмы, то ли фарса их семейного жизни (или просто сосуществования), то Шаргунов ставит цель – привести своего героя аварийщика (а в прошлом ученого) Виктора Брянцева на баррикады Белого дома. Получилось в точности до наоборот: осажденный (хотя и не горящий, ведь действие романа фактически заканчивается не 4-го, а 3-го октября) Белый дом является центральной фигурой романа, а не семья Брянцевых, подобных которым - миллионы, чья судьба как таковая  едва ли будет интересна читателю.

«1993» - так называется роман. Очень лаконичное и ёмкое название. Вместить в роман с таким названием можно что угодно, происходившее в тот год. Автор и вмещает. Всё подряд, нужное и ненужное. И взрыв троллейбуса, и повешенного в подземной коммуникации негра, которого спасают аварийщики, и «Парламентский час», и трансляции съездов, и секту Марии Дэви Христос, на собрание (или как там у них это называлось) которой не доехала на том злополучном троллейбусе тёща Брянцева Валентина Алексеевна. А ещё масса бытовых, не имеющих никакой связи ни с развитием действия, ни с его финалом деталей. А уж сколько героев мелькает (именно мелькает) на протяжении всей книги, всех и не упомнишь!

Девяносто третий год… Сразу возникают ассоциации с Гюго, с его знаменитым романом о событиях в мятежной Вандее, где каждый из трех главных героев был по-своему сильной личностью и выражал свою правду. Вот и здесь читаешь роман и думаешь, а не хочет ли автор привести если не всех, то хотя бы центральных своих героев, из тех, что появлялись на протяжении всего романа то там, то здесь, то в прошлом, то в настоящем, - к телецентру «Останкино» или Белому дому? И по какую сторону баррикад окажется тот или иной герой? С Брянцевым-то всё понятно – он «красно-коричневый», а вот любой из других описанных в книге персонажей, мог оказаться и за и против «демократии», и за и против «мятежников».

И вновь вспоминается, как гениально это сделал Виктор Гюго в «Отверженных». Именно на улицу Сен-Дени, где идет вооруженное противостояние властей и восставших, он приводит своих героев: Жана Вальжана, желающего присмотреть за Мариусом - возлюбленным своей любимой дочери Козетты, инспектора Жавера, посвятившего всю жизнь служению закону и желавшему наказать-таки каторжника за кражу монетки у мальчика-трубочиста, соврешенную 15 лет назад, подонков Тенардье, чувствующих, что во времена революционных волнений можно поживиться, несчастную Эпонину, безнадёжно влюбленную в Мариуса, и героического Гавроша, погибающего на баррикадах.

Вместо этого мы видим в финале весьма унылое противостояние уцелевших после расстрела у телецентра «красно-коричневых» и защитников «демократии», вышедших на улицы по призыву Гайдара. При этом Виктор Брянцев и его жена Лена оказываются по разные стороны баррикад.

Конечно, сравнивать такие произведения не вполне корректно, но всё же…

Почему делает свой выбор Виктор – более-менее понятно, почему противоположный выбор делает его жена, автор объясняет невнятно. Разве что из-за тупой ревности, из-за того, что поверила поклёпу, из-за того, что не ожидала, что ее «безупречный» (каким он всегда был в ее представлении) муж тоже имел за собой грешок супружеской измены. Но этого мало. Ведь за Леной этих грешков водилось куда больше, как выясняется. Да и не является супружеская измена политической мотивацией.

Тема «свой-чужой» в романе не раскрыта. Как и почему стали для Брянцева чужими его «коллеги»-аварийщики, с которыми он и по подвалам ходил, и стаканы опрокидывал? Зарезавший (потому что бойкая слишком) козу Асю, отданную ему семьёй Брянцевых, и накормивший таким образом свою семью лесник, что-то сквозь зубы выдавливающий про проклятого Ельцина, - он кто: друг, враг, единомышленник? А друзья, знакомые, родственники (даже если они теперь сектанты или, напротив, деляги), - они кто теперь? Ведь всё перевернулось, а четкой границы, линии фронта, так сказать, нет. Вот поэтому автор упорно ведёт своего героя туда, где эта линия фронта существует и довольно ярко выражена.

Дочь Виктора и Лены Таня живет своей подростковой жизнью: вино, сигареты, первая любовь, первый секс, первое разочарование и всё такое прочее, чем никого давно не удивишь. Ещё есть ее подруга Ритка – эмансипированная особа, отнявшая у Таньки ее первого мужчину Егорку, которому, конечно, дела нет ни до той, ни до другой. Брат Ритки Федя, влюбленный в Таню и пытающийся ее защитить, – всех их как будто сметает порывистый ветер истории. Извлеки все их индивидуальные истории из романа – и ничего по существу не изменится. Виктор всё равно придет к Дому Советов, а Лена…

С Леной вообще ничего не ясно. Вроде бы и не презирала она Виктора никогда, так, посмеивалась незлобно и всё, и работали они в одной конторе (хотя и в разные смены), и до последнего, как и всякая баба, пыталась удержать мужа не ходить на эту «войну». Но вдруг в нее почему-то вселяется дьявол, она устраивает скандал, и пути супругов расходятся. А почему? И расходятся ли они навсегда? Ведь даже спасая от смерти свою случайную знакомую, получившую ранение в «Останкине», он думает, что всё равно никогда не бросит Лену, какая бы она ни была.

Думаю, что та часть книги, в которой автор описывает бои на улицах Москвы, палаточный городок, разбитый возле здания парламента, штурм мэрии и расстрел людей у телецентра «Останкино», вполне могут войти в школьные хрестоматии. Потому что, всё это, повторюсь, описано с документальной точностью. Всё это правда!
Роман начинается с событий 6 мая 2012 года на Болотной площади. Этими же событиями он и заканчивается. Участником так называемого «Марша миллионов» становится внук Виктора Петя, оказывающийся среди задержанных и дающий объяснения по поводу своего участия в «массовых беспорядках».

Так автор связывает протесты 1993 и 2012 годов, чем уже вызвал на себя великое множество нареканий и с той (советской), и с другой («демократической») стороны. Но при всей несхожести этих протестов, при всём сохраняющемся по сей день ожесточении между сторонами былого конфликта, нельзя не признать, что и те, и другие, в конечном счете, проиграли. Одни были расстреляны в «Останкино» или у Белого дома, другие – чуть позже вышвырнуты на свалку истории, и тем меньше у них  шансов с этой свалки выбраться, чем больше людей будут знать правду о событиях 23-летней давности.