Мы толкали чугунную ванну, а Иван Иваныч стоял рядом и курил папиросу. Он был жилист и стар, имел редкий седой волос, очки с широкими линзами в толстой оправе, отчего его карие глаза казались огромными, особенно для нас — детей десяти лет, брата и сестры.
Пол был деревянный и кривой, из-за чего ванна двигалась плохо: ножки цеплялись за выступающие доски, тогда нам приходилось поднимать ванну с одной из сторон. Это было тяжело.
Иван Иваныч заставлял нас двигать ванну каждое утро, двигали мы ее сорок минут, обычно удавалось сдвинуть на метр.
— Я стар, — говорил Иван Иваныч, — немощен.
— Чаво ты немощен, балда! — периодически кричала старуха, жена Иван Иваныча, с кухни.
В такие моменты Иван Иваныч доставал папиросы и выкуривал их одну за другой. — Нанял бы мужиков из тридцать восьмого, за бутылку бы за день вынесли бы. — не унималась старуха. — Я приучаю бестолочей к делу, к труду! — кричал в ответ Иван Иваныч и закуривал новую папиросу.
Перед сном, лежа в кровати, я размышлял о коридоре, что надо двигать порядка шести метров по коридору, потом будет лестница и ванну надо будет перевернуть ножками к верху. Так она перестанет застревать. К ножкам привяжем веревки, обмотаем другие концы вокруг своих талий и аккуратно станем спускать ванну по лестнице. А там — пустяки. Рядом прихожая, без поворотов. Мы выгрузим ванну за дверь и мужики из тридцать восьмого погрузят ее в тачку.
Утром мы решили ванну сразу перевернуть. И за сорок минут преодолели весь коридор. Иван Иваныч удивился нашей смекалке и разрешил погулять.
Радость была недолгой. Утром следующего дня мы не смогли удержать ванну на лестнице: она сорвалась и покатилась, встав поперек лестницы, после вырвала перила и грохнулась на новый паркет, который старуха так яростно берегла. Иван Иваныч был зол. Он долго ругался со старухой, а после запер нас на чердаке.
Перед сном я все еще слышал их крики, потом громкие пьяные голоса — это были мужики из тридцать восьмого. Я боялся, что они заберут ванну.
Утром ванна оказалась на месте. На ней сидел Иван Иваныч и курил папиросу.
— Я им не позволил, — сказал Иван Иваныч, — продолжайте работать и не благодарите, — Иван Иваныч поднялся и вышел на улицу.
Мы выгрузили ванну на крыльцо и сели на ступеньки. Иван Иваныч подошёл, осмотрел ванну, паркет. Покачал головой, громко закашлял и достал папиросу.
— Молодцы, — сказал Иван Иваныч и постучал три раза по ванне.
— Чугунная, — заметил Иван Иваныч и отпустил нас домой.