СЫН.
Колледж святой Магдалены ничуть не изменился за годы войны. Хорошо знакомый Майклу по прежним встречам куратор Эдварда, окинул любопытствующим взглядом погоны на его плечах и нашивки на груди, но презрительного отношения к американскому отцу воспитанника скрывать не стал.
- Ваш сын готовится к тестированию в Итонский колледж, так ли уж нужно беспокоить его в столь ответственный момент?
Этот лысый самовлюбленный болван даже не подозревал, насколько в тот момент был близок к смерти. Наш герой с наслаждением врезал бы ему по постной физиономии, если бы не знал точно, что в таком случае проведет остаток отпуска на гауптвахте. А ещё предстояло свидание с Пэм!
- Я не видел сына целый год,- с трудом сдерживаясь, пояснил Фрейзер, - ежедневно рискуя жизнью в небе Англии! И кто знает, что будет завтра? Я не думаю, что наша встреча менее важна для Эдварда, чем предстоящее тестирование.
Встречу неохотно, но все-таки разрешили. И Майкл растерянно ахнул, едва завидев своего отпрыска. Он знал, конечно, что мальчики в этом возрасте быстро растут, но его десятилетний сын чересчур вытянулся. Но Фрейзера, прежде всего, обрадовала широкая улыбка, вспыхнувшая на лице отпрыска при виде отца:
- Здравствуйте, сэр!
- Здравствуй, мой мальчик! Мистер Смолл сказал, что ты готовишься к тестированию?
И они заговорили. Заговорили так, как Майкл всегда мечтал общаться с сыном - на равных, открыто! Поведав Эду о вылетах во Францию и выслушав в ответ его рассказ о каких-то событиях из жизни колледжа, он все-таки осторожно спросил:
- Ты знаешь, что я женился второй раз?
Эдвард согласно тряхнул кучерявой головой.
- Да! На мисс Келси…, она приезжала к нам в Вормсли-лодж!
У Майкла округлились глаза:
- Твои бабушка и дедушка не рассказывали мне об этом!
- Наверное, думали, что ты знаешь! А разве леди Памела не сообщила о визите?
У Фрейзера тяжелым комом сдавило грудь. Что он мог сказать сыну? А почему бы и не правду!
- Твоя мачеха, сынок, важный винтик в работе министерства иностранных дел, и без неё там все сломается, полетит ко всем чертям и т.д. Со дня свадьбы я ни разу её не видел!
Сын задумчиво скосил на него глаза:
- Тогда зачем ты женился?
Майкл шутливо взлохматил волосы сыну.
- Да так…, влюбился! Она тебе понравилась?
Эдвард ответил ни сразу, о чем-то раздумывая:
- Леди Памела очень умная! Говорят, что в женщине это недостаток!
Майкл едва не рассмеялся, представив какие разговоры в своих дортуарах ведут эти сопляки, но во время сдержался, испугавшись, что разрушит с таким трудом налаженные отношения с сыном.
- Ум - это всегда достоинство, и только ущербные и неуверенные в себе мужчины боятся умных женщин. У меня же самомнение никогда не хромало! И вообще, ребенок, запомни, как дважды два, мы, Фрейзеры - вершина мирозданья! Быть хуже нас возможно, лучше - нет!
Эдвард изумленно улыбнулся.
- Отец, ты шутишь?
- Только в том, что ум - всегда достоинство! Ты не представляешь, как легко живется дуракам!
И они рассмеялись.
Удачная встреча с сыном привела Фрейзера в прекрасное расположение духа, чего уже давно не было. И он вернулся в Аскридж, готовый терпеливо сносить все странности обитателей дома сэра Дадли.
А там его ждала Пэм! Ненаглядная, слегка пополневшая Пэм!
- Ах, мой плюшевый барашек,- счастливо повисла она у него на шее,- как я по тебе соскучилась! Мне дали трехдневный отпуск для свидания с моим отважным мужем-героем!
Три дня! У них никогда не было такой бездны времени друг для друга. Наступили самые счастливые дни в жизни Майкла.
Памела нежно заботилась о своем усталом супруге - её расстраивала седина в его волосах и ранние морщинки на лбу. Она всегда находила время и повод его лишний раз поцеловать или погладить, и млеющий Майкл ощущал себя рядом с женой любимым котом ласковой хозяйки. Супруги много времени проводили наедине, неторопливо гуляя по саду и окрестностям Аскриджа, и Мадресфильды, напрягшись на пределе всех своих сил, старались им не мешать. В жизни всегда есть место подвигу!
Но как не безоблачна была эта идиллия, судьба мило топорщившего платье живота Пэм слегка подпортила Майклу эти дни воистину эдемского блаженства.
- Любовь моя, когда ты собираешься подать в отставку?
Памела смущенно опустила глаза. Супруги неспешно гуляли по саду и наслаждались теплым вечером одного из дней второй половины августа.
- Вряд ли я смогу надолго оставить службу,- неохотно призналась она, - как ты понимаешь, мне не найти замены, дав объявление в газете!
- И? Ты рассчитываешь, что исходя из государственных интересов, кто-то возьмет на себя труд выносить и родить за тебя ребенка?
Лицо Памелы исказилось едва ли не страданием.
- Дорогой, я понимаю, что ты волнуешься, но тетя и Фанни обещали мне помочь с малышом!
Мороз прошел по коже Фрейзера, как будто теплый летний вечер мгновенно сменился арктическим холодом. Он представил будущего новорожденного во власти двух невменяемых истеричек и лишился дара речи от ужаса.
Жена виновато глянула на супруга.
- Все не так плохо, ведь как-то вырастили дядя и тетя Фанни!
Быть Фанни уже само по себе кошмарно, не говоря об остальном.
- Пэм, милая, я уверен, что леди Энн видела младенцев только издали, на руках няни, и то не чаще раза в неделю! Но где мы сейчас сможем найти приемлемую няню, когда все женщины от 16 до 60 демобилизованы?
- Ты преувеличиваешь, мой испуганный барашек! Дядя говорит, что мы купим козу - козье молоко очень полезно для здоровья младенцев. Индийские мудрецы питаются только козьим молоком!
- Да ну?- всерьез разозлился Майкл.- Непонятно, почему тогда Создатель сразу не прикрепил женщинам к грудной клетке козьи соски! И, положив руку на сердце, дорогая, я уже давно пришел к выводу, что в предках у твоих родственников были козлы, судя по количеству употребляемого ими сена!
Но мудрая Пэм не стала демонстрировать обиду, хотя ей вряд ли понравились его генеалогические изыскания, и, подхалимски похихикав, нежно поцеловала супруга:
- Вы такой остроумный, мистер Фрейзер, - и выдержав недолгую паузу, примиряющее добавила,- не волнуйся, все как-нибудь образуется!
Но Майкл не собирался ждать, как там у них все образуется! Печальный опыт Кренфорда красноречиво предупреждал, что у него на это может не хватить времени.
Вот уж никогда не думал, что пойдет на такое, но… чего не сделаешь, когда твоему будущему ребенку угрожала участь вместо слова «мама» сказать «мхатма»!
В последний день пребывания в Аскридже он позвонил теще:
- Джулия, дорогая! Вы не дадите мне координаты няни Томсон? Надеюсь, эта достойная женщина жива и здорова?
- Надо думать, - озадаченно ответила теща,- а что собственно, происходит, зачем понадобилась няня? Вы же вроде бы не ладили?
Уж кому-кому, а ей Майкл все выложил начистоту - и про Шамбалу, и про козу. Джулия ответила не сразу, но после некоторого раздумья спокойно предложила:
- Не лучше ли Пэм будет рожать в нашем доме? В таком случае я бы помогла ей с новорожденным.
Майкл моментально оценил это сверхщедрое предложение, в который раз возблагодарив Всевышнего за эту женщину на своем жизненном пути. Вормсли были далеко немолоды, и понятно, что младенец значительно усложнит их жизнь.
- Не знаю, как вас благодарить!
- Останьтесь живы, Майкл! Больше нам ничего не надо!
Сопротивление Пэм он подавил одной фразой:
- Сделай это для меня! Разве я прошу слишком много?
Вот теперь можно было со спокойной совестью возвращаться на авиабазу.
РУССКИЙ СЕВЕР.
Майкл лежал в госпитале военно-морской базы Полярного.
Здесь и до войны располагался главный военно-морской госпиталь Северного флота, но уже в июне он был расширен до 200 коек. Хотя и этого оказалось мало, поэтому под госпиталь дополнительно было оборудовано здание детских яслей. Об этом красноречиво говорила красочно расписанная стена, на которой в жизнерадостном танце сплелись три толстеньких ребенка разных рас.
Ничего не знающий о прежнем предназначении комнаты Майкл со своей кровати недоуменно взирал на маленького негра, азиатку и беленького мальчика, пытаясь понять - что эти дети значили для полярного военно-морского флота, если их гигантским изображением украсили стены госпиталя?
Русский госпиталь сильно отличался от английского, но Фрейзер затруднился бы сказать, где лучше. В большом зале, ранее бывшим игровой комнатой яслей, тесными рядами стояли койки, даже не отделенные друг от друга привычными пологами. Нашему американцу он показался неудобным и душным, зато, в противовес английскому, понравился русский персонал.
Строгие, кажущиеся чуть ли не железобетонными, уверенные в своем профессионализме английские сестры милосердия проигрывали более задушевным и сострадательным русским женщинам, а уж санитарки отличались, чуть ли не материнским отношением к раненным.
На Северный флот прибыло много женщин-добровольцев, которые самоотверженно трудились в госпитале. А ведь на каждую медсестру в среднем приходилось до 50 раненых. Они носили и мыли подопечных, чинили белье, разгружали баржи с углем, и всегда могли найти для больных ласковое слово. Эти женщины писали за раненных письма домой, безропотно, совсем по-домашнему выслушивали потоки жалоб и житейских историй, старались выполнять большие и маленькие просьбы.
С начала войны главным хирургом на Северный флот был зачислен Д.А.Арапов, известный в то время хирург из НИИ им. Склифосовского, сколотивший и обучивший команду первоклассных врачей. Лечащим врачом Фрейзера стал хирург Лунц Сергей Витольдович - уже пожилой человек в старомодном пенсне. Внимательно осмотрев раны на руке американца, тот только молчаливо покачал головой, профессионально ощупав предплечье.
У Майкла от боли даже слезы на глазах выступили. До него сразу же дошло - что-то не так!
Через час за ним пришли и пригласили в операционную.
- Вы хорошо понимаете по-русски? - спросил сквозь маску на лице Сергей Витольдович.
- Понимаю…, говорю плохо!
- У вас в ране что-то осталось, именно поэтому она не заживает, как должно. Не думаю, что нужно пользоваться наркозом - и вредно, да и надобности особой нет! Потерпите?
И как не согласиться, даже если сердце вдруг забилось где-то в животе?
- Мы вам дадим спирту, голубчик! Лучшая анестезия, скажу я вам! Раньше больного вместо наркоза просто били по затылку деревянным молотком, а мы затуманим ваш рассудок солидной дозой, вы ничего и не почувствуете.
Майкл только криво усмехнулся, заслышав эти заверения. Но когда медсестра дала ему стакан спирта и посоветовала выпить его залпом - он понял, что слова доктора не были пустой попыткой успокоить больного. Жесткая как наждак жидкость так ободрала горло, что он ещё с минуту не мог закрыть рот, судорожно глотая воздух. Слезы изумления посыпались из глаз, а желудок загорелся адским пламенем, и пока он справлялся со всем этими сюрпризами, Сергей Витольдович что-то быстро разворошил в его плече, и в подставленный медсестрой лоток выпала окровавленная пуля.
- Вас что, очередью расстреливали? - спросил доктор своего застонавшего от мгновенной боли пациента.
- Да… «мессер»… парашют… океан!
- Вам ещё повезло, голубчик, что вы упали в морскую воду. Просолившись словно селедка, заодно и продезинфицировали раны. Плечо, как решето… к счастью, кость не задета!
Слово «решето» Фрейзеру было не понятно, но оно так походило по смыслу на крепкое словечко, говорившее, что дело - дрянь, что он решил пополнить им свой словарь ругательств.
И действительно, после этой неприятной процедуры Майкл быстро пошел на поправку. К нему вернулся аппетит, и хотя кормили в госпитале весьма скромно, он охотно ел и кашу, и тот самый экзотический русский борщ, к которому его приучила Люба.
Вскоре Майкла навестил один из помощников военного атташе полковник Ричард Паунд - довольно молодой человек с невозмутимым лицом профессионального английского дипломата.
Военно-морская британская миссия, возглавляемая контр-адмиралом Д. Майлзом прибыла в Полярный уже 25 июня. Впоследствии её возглавил Беван - старый морской офицер, получивший временное звание контр-адмирала (по должности, как принято в английском флоте). Когда-то он был командиром миноносца, но затем долгие годы провел на военно-дипломатической работе — морским атташе. Война застала его в отставке, занимавшимся сельским хозяйством. Подкреплен Беван был начальником штаба миссии коммандером Дэвисом — человеком энергичным, подводником в прошлом и разведчиком в настоящем.
И скорее всего, особый интерес Паунда к раненному летчику был инициирован именно Дэвисом, имевшим много всяких хитроумных комбинаций в голове. Но пока все выглядело вполне невинно.
- Мы послали запрос в 123 эскадрилью и недавно получили ответ. По заверению вашего командования «спитфайр» лейтенанта Фрейзера исчез с радаров в небе у берегов Ютландии. Как вы можете объяснить ваше появление недалеко от Исландии?
Майкл только пожал плечами - он бы и сам хотел знать ответ на этот вопрос!
- Отказали приборы - летел, сам не зная куда! И, наверное, упал бы в море, как только закончилось горючее, если бы не «мессеры»! Решил хоть умереть не напрасно, утянув за собой, сколько смогу фрицев. Как оказался у русских не помню! После того, как один из «мессеров» расстрелял меня в воздухе, потерял сознание.
Паунд все тщательно записал на лист планшета, и удалился, оставив на тумбочке у кровати шоколад, сигареты, тушенку и апельсины. Настоящее богатство по тем голодным временам.
В любой больнице лежать скучно, а уж в иностранном госпитале, в окружении говорящих на малознакомом языке людей, особенно тоскливо. Правда, были в этом томительном существовании и свои маленькие радости.
Несмотря на обычно хмурую погоду, в тот день серо-багровые облака рассвета вдруг прорезало солнце, украсив их палату веселыми пятнами солнечного света. Между рядами коек бродила девочка лет пяти - клетчатое платьице, почти скрытое большим серым фартучком с карманами и изрядно замызганная тряпичная кукла в руках. Туго заплетенные тоненькие косички, смешно поднимаясь, заканчивались маленькими бантиками из бинтов. Нежное аккуратное личико поражало взрослой задумчивостью. Девочка приходила в госпиталь вместе с матерью - санитаркой Дуняшей, которая не могла её ни с кем оставить.
В первые дни войны было эвакуировано почти все гражданское население Полярного - неработающие женщины, дети и старики. В городе находились только военные, жены некоторых офицеров и врачи. Но Дуняша не уехала, оставшись при госпитале - родственников у неё не было, муж воевал на подлодке, поэтому для Маши сделали исключение.
Девочка остановилась у кровати Майкла, серьезно рассматривая незнакомца большими серыми глазами. У Фрейзера губы растянулись в улыбке. Малышка была чуть младше его дочери, и у него горькой нежностью защемило сердце. Увы, его дети росли, практически не зная отца!
- Маша!- с трудом справился он с необычным словом, подзывая ребенка.
Девочка робко приблизилась, и Майкл достал из тумбочки апельсин. Глаза ребенка удивленно и восхищенно округлились при виде оранжевого плода. Она села на край его кровати и, положив на одеяло куклу, занялась подарком. Совместно они очистили апельсин, и тонкий цитрусовый аромат поплыл по палате, перебивая запахи хлорки и лекарств.
Маша задумчиво и увлеченно не столько ела, сколько разглядывала, что ест. И в этом незамысловатом действе было такое количество истинно женской сосредоточенности на всякой ерунде, что у Майкла растаяло умилением сердце. Какое это все-таки чудо жизнь, и как мало нужно человеку, чтобы почувствовать себя умиротворенным! Вполне достаточно солнечного денька и маленького ангела, перепачканного апельсиновым соком.
- Ой, Машка,- прибежала на запах её испуганная мать,- я ведь предупреждала, чтобы ты ничего не брала у больных!
Девочка моментально спрыгнула с кровати, виновато спрятав апельсиновую кожуру за спиной. Майкл огорчился, но у него не хватало словарного запаса русских слов, чтобы защитить ребенка.
На помощь пришел пожилой мужчина с соседней кровати. У него было что-то с легкими, и он часто не давал спать всей палате надрывным тяжелым кашлем.
- Успокойся, Дуняша, не обижай девчонку! Нам ведь только в радость её угостить - дома-то свои дочери остались. Эй, англичанин, у тебя есть дочь?
- Да, - с готовностью закивал головой Майкл,- да, дочь…, Мэйбл!
- Вот видишь, у него Мебль! Вот, прости Господи, назвали же ребенка! Ещё бы комодом окрестили! Не ругай Маню - пусть ест дитенок…, радуется!
С тех пор Маша часто приходила к кровати англичанина. Вскарабкиваясь, усаживалась рядом и показывала ему свои игрушки и книжки, лопоча о своих детских делах, а улыбающийся Майкл подкармливал малышку сбереженными после визитов Паунда лакомствами.
Фрейзеру вдруг до слез захотелось оказаться на родине, увидеть детей, отца, своих заполошных теток, а главное - родной дом, просторные и солнечные комнаты которого ему теперь снились в хороших и светлых снах. В плохих же он бесконечно падал и падал под немецкими пулями в серый вязкий холод океана.
Между тем, Паунд посетил его в госпитале ещё два раза. Один раз, чтобы сказать, что проверка его личности закончилась, и он вновь восстановлен в составе 123 эскадрильи Королевских ВВС, второй же его визит принес Майклу немало сюрпризов.
- Вы знакомы с истребителями «харрикейн»?
- Да, несколько раз летал…, но осуществлял я боевые вылеты только на «спитах», поэтому не знаю, как эта машина ведет себя в деле!
- Вас охарактеризовали, как очень опытного летчика - настоящего аса! Говорят, вы сбили девять самолетов противника и совершили более 200 вылетов на вражескую территорию?
Майкл презрительно хмыкнул.
- Уже одиннадцать самолетов!
Он почувствовал неясную тревогу - к чему этот лестный допрос с перечислением всех его подвигов?
- Понимаете,- проникновенно понизил голос Паунд,- мы не можем сейчас переправить вас в Англию. Хотя вскоре такая возможность может и появится, но пока вы нужны здесь!
- Здесь - это где?
- В Ваенге располагается эскадрилья истребителей, в составе которой летают наши соотечественники!
Майкл мрачно смерил глазами не в меру ретивого дипломата. Неужели, он столько раз избегал смерти, чтобы осчастливить своим трупом именно местных рыб?
- Я, вообще-то, американец!
- Америка так же подписала договор об участии в поставках вооружения в СССР. Скоро здесь окажутся и американские конвои, а вы с таким огромным опытом боевых вылетов окажите неоценимую помощь в обучении русских экипажей вождению «харрикейнов» .
И что толку сопротивляться, говорить, что он плохо знаком с этой машиной? Видимо, все уже решено за его спиной. И следующая фраза помощника атташе это только подтвердила:
- Мы связались с вашим авиакрылом, и там одобрили ваш перевод в 151-й авиационный полк королевских ВВС с присвоением следующего звания старшего лейтенанта!
И что, по мнению Паунда, он должен был умереть от радости при этом известии? Нет, у него были свои условия!
- Хорошо, я полетаю с русскими, но прежде вы должны мне дать слово, что свяжитесь с моей женой и сообщите, что я жив!
- Сделаю все, что в моих силах!
- Тогда и я сделаю всё, что в моих силах!
Они обменялись холодными взглядами.
Позже Майкл узнал, почему английское командование перебросило в Советский Союз 151 авиакрыло Королевских ВВС. Английские пилоты должны были участвовать в совместных боевых действиях и обучать русских летчиков управлению английскими «харрикейнами». Впоследствии все истребители надлежало передать советским ВВС.
151 авиакрыло было сформировано в июле 1941 г специально для отправки в СССР и состояло из 134 эскадрильи, под командованием майора А.Г. Миллера и 8 эскадрильи майора А. Х. Рука. В состав авиакрыла крыла помимо 30 летчиков, входило до сотни человек офицеров управления, техников и летных диспетчеров и около четырехсот человек обслуживающего персонала: медиков, поваров, шоферов, переводчиков. В общей сложности насчитывалось где-то 550 человек. Авиакрылом командовал новозеландец - подполковник Генри Рэмсботт-Ишервуд, прославившийся как отличный регбист и очень остроумный собеседник.
В состав первого конвоя на север России англичане включили «Аргус», везущий 24 «харрикейна» 151-го авиакрыла. Еще 15 самолетов были разобраны, упакованы и погружены на одно из шести включенных в конвой торговых судов. В назначенное время 24 самолета взлетели с палубы «Аргуса» в воздух и благополучно приземлились на аэродроме «Ваенга-1». Из-за повышенной активности немцев в воздухе над Кольским заливом судно с остальными самолетами было вынуждено отклониться от маршрута и уйти в Архангельск. Там их оперативно собрали, и уже 12 сентября они присоединились к авиаполку Ваенги, вылетев в Мурманск с аэродрома со странным для Заполярья названием «Африканда».
В начале октября Майкл выписался из госпиталя. За несколько недель, что он провел в его стенах солидно похолодало, и теперь Фрейзер с благодарностью вспоминал Локтева, выделившего ему матросский бушлат и теплое нижнее белье.
В поисках британской миссии он неторопливо брел по улицам незнакомого города, с любопытством рассматривая расстилавшийся перед ним непривычный пейзаж.
Полярный раскинулся на сером высоком склоне, сбегающем к Екатерининской бухте, темно-зеленые волны которой серебрило отражение неба. Белые домики с крылечками были расположены линиями, возвышаясь одна над другой, а вдоль бухты стояли большие каменные дома, построенные полукругом и прозванные циркульными. Их соединяла между собой арка, от которой вниз к бухте вела высокая лестница. Вот туда-то и приплелся лениво скитающийся по городку Майкл. Он стоял на площадке и рассматривал расстилавшиеся перед ним противоположные берега идеально полукруглой бухты.
Странно чувствовал себя Фрейзер при виде этой жемчужины советского Заполярья - наверное, с таким же удивлением он рассматривал бы и марсианские пейзажи. Чуждым был не только город, но и даже ощущение земли под ногами, не говоря уж о запахах и звуках. Майклу до тоскливого воя хотелось домой, в Коннектикут, ну, на худой конец, в Вормсли-лодж! И наш герой уныло задавался вопросом при виде бирюзовых волн чужого моря - что же он забыл на этом краю земли?
Вот именно здесь его и нашел запыхавшийся шофер миссии.
- Извините, сэр, что не встретил вас по выходе из госпиталя,- откозырял тот, - мне поручили доставить вас в Ваенгу. Вот сопроводительные документы.
Майкл поплотнее закутался в советский бушлат, угрюмо поправил лихую бескозырку на голове и обреченно залез в машину. Ехать ему никуда не хотелось, и уж тем более в авиационный полк. Он вполне обоснованно подозревал, что эта отсрочка возвращения может вылиться в весьма продолжительную разлуку с Англией, а, следовательно, и с Пэм, и со всеми грезами об Америке.
«Ваенга-1» представляла собой просторную гладь песчаной почвы, на которой раскинулся аэродром.
Ниже аэродрома располагались поселения Верхняя и Нижняя Ваенга с непримечательными старыми деревянными домами и подвальными магазинами. Однако в Верхней Ваенге был клуб, где можно было поужинать, потанцевать с местными девушками, посмотреть фильмы или послушать концерт. Здесь же находилась потрясающая русская диковинка - баня с парилкой.
Но с этими особенностями быта военного аэродрома Майкл познакомился позже. Сейчас же ему предстояло влиться в новый коллектив уже слетавшихся друг с другом английских пилотов-истребителей, и что немаловажно - русских летчиков.
Внешний вид вновь прибывшего подчиненного сразу же произвел впечатление на командира авиакрыла подполковника Генри Невилла Рамсботтом-Ишервуда. Когда Фрейзер заявился в его штаб со своими сопроводительными документами, тот изумленно пыхнул трубкой:
- Эй, парень, ты часом не ошибся дверью? У нас тут летают, а не плавают!
Майкл хмыкнул:
- В иных случаях и море - аэродром, сэр! Впрочем, русский бушлат мне пришелся по вкусу - теплая и добротная при внешней непрезентабельности вещь.
Между тем Ишервуд пристально изучал его документы.
- Вы характеризуетесь, как весьма опытный и смелый профессионал, блестяще показавший себя и в небе Англии, и в штурмовках на вражеской территории! Как же вы, такой бывалый летчик перепутали Скандинавию с Исландией?
Фрейзер неловко поежился. Такие вещи всегда неприятно рассказывать, особенно незнакомым людям, да ещё ни где-нибудь в кабачке за кружкой пива, а в официальной обстановке штаба авиакрыла.
- Я ничего не перепутал,- угрюмо заявил он, - потому что шел за своим ведомым как приклеенный, пока мы не нырнули в облако при подлете к Ютландии!
И Майкл рассказал Ишервуду, что произошло с ним в тот роковой день. Ему даже было интересно, как тот отреагирует на столь невероятную историю. Подполковник слушал его с непроницаемым выражением лица, задумчиво попыхивая трубкой:
- Так выходит тебе повезло, старина, что ты наскочил на этих «мессеров»?
Израненная в результате такого «везения» рука протестующее заныла, когда Майкл попробовал пожать плечами:
- Выходит, что так!
Ишервуд немного помолчал, а потом резко сменил тему разговора:
- Что вы можете сказать о «харрикейнах»?
- Ничего такого, чего бы вы ни знали сами! Эти истребители сильно уступают «Спитфайрам» в маневренности, у них капризные моторы, да и огневая мощь недостаточна. Я слышал от бывалых летчиков, что в сороковом году наилучший результат дало применение смешанных эскадрилий «Харрикейнов» и «Спитфайров». Пока последние занимались «мессерами», «харрикейны» охотились за более неповоротливыми бомбардировщиками.
Командир авиакрыла согласно покачивал головой, а потом тяжело вздохнул:
- Однако они все-таки гораздо лучше советских «Ишачков»!
Майкл представил летающих ишаков, и, округлив глаза, недоуменно воззрился на собеседника:
- Так называют русские свой «И-16»! И знаете, применение «харрикейнов» в Заполярье привело к хорошим результатам - за месяц пребывания нашими скромными силами мы уничтожили около 20 самолетов противника. Кстати, некоторые «харрикейны» киснут на земле из-за недостатка запасных частей, поэтому у меня летчиков сейчас больше, чем машин!
Майкл с робкой надеждой взглянул на собеседника. Неужели ему нет места в 151 авиакрыле? Такого подарка от судьбы он не ожидал, но должна же эта капризная дама, хоть когда-нибудь проявить щедрость!
Увы, Ишервуд, оказывается, вовсе не это имел в виду!
- Но, разумеется, такому опытному асу как вы, приятель, мы всегда найдем местечко в аду! Вы поступаете в распоряжение 134 эскадрильи. Отправляйтесь в штаб командира эскадрильи - майора Миллера!
Майкл вышел из помещения и огляделся.
В качестве штаба и места расквартирования офицерам 151-го крыла было предоставлено единственное кирпичное здание в районе аэродрома, которое получило прозвище «Кремль». В этом двухэтажном строении были деревянные полы, и что немаловажно, центральное отопление.
Миллер - сухощавый невысокий офицер с темными волосами и резко очерченными чертами лица, очевидно, был предупрежден о его появлении по внутренней связи, потому что небрежно просмотрев сопроводительные документы, сухо распорядился о выдаче амуниции и о зачислении в состав его эскадрильи флаинг-офицера Фрейзера.
Оглядев выделенные под офицерское общежитие комнаты, Майкл разместился на свободной кровати. Бережно сняв советское обмундирование, он напялил английскую форму, но все-таки не стал расставаться с русским теплым фланелевым бельем.
Какие же странные ситуации иногда подкидывает жизнь! Фрейзер был весьма состоятельным человеком, но в данный момент все его имущество - движимое и недвижимое, состояло из подаренного русским коммунистом Локтевым бушлата, тельняшки и бескозырки с ленточкой «Северный флот». И ни цента в кармане, уж не говоря о рюкзаке с самыми необходимыми для любого джентльмена вещами - бритвой, расческой, мылом, и т.п.! Чувствительный, как и все американцы к комфорту и наличию денег в кармане Майкл ощущал себя весьма неуютно.
- Ты что, старик, потерпел кораблекрушение? Или твои сундуки прибудут позже личным самолетом? - поинтересовался сосед по общежитию пайлэт-лейтенант Дилан Грей.
Майкл дружелюбно растянул губы в улыбке, хотя ему было не до смеха, но нужно же как-то вливаться в новый коллектив!
- Скорее - первое, дружище! Когда покидаешь самолет с парашютом, нет времени думать о чемоданах!
- А, так ты и есть тот парень, что летел в Данию, а попал в Исландию?!
А чтобы он хотел? В тесном мирке английских летчиков в Ваенге слухи распространялись с чудовищной быстротой. Но Майкл уже все рассказал Ишервуду и повторяться не собирался.
- У любого могут накрыться приборы, - миролюбиво заметил он,- но после купания в морской ванне, меня выловили русские. И чем смогли, тем и поделились!
Грей панибратски похлопал его по тот час занывшему плечу.
- Не расстраивайся, комрад, просто надо поговорить с интендантом об авансе. Хотя…, покупать здесь особенно нечего, разве только иногда в местный клуб сходить потанцевать с девушками!
Только оказавшись в составе 151 авиагруппы, Майкл, наконец-то, узнал подробности о месте, в которое его занесло. Он провел целый месяц в госпитале, и не раз слышал гул вражеских самолетов, но не догадывался, что линия фронта пролегает всего в 30 километрах от Полярного, и что по сути дела, здесь проходит прифронтовая полоса.
Соответственно этому обстоятельству и строилась работа обеих эскадрилий английского авиакрыла.
Первый боевой вылет английских эскадрилий на патрулирование линии фронта состоялся 11 сентября, и уже через день союзники подверглись первому боевому крещению.
Но в основном столкновения с противником носили лишь эпизодический характер из-за неблагоприятных метеоусловий. За два месяца пребывания авиакрыла в Ваенге погода благоволила им от силы неделю. Но и за это время они успели сбить несколько «мессеров». Чем по праву гордились!
Майкл с трудом привыкал к новым условиям. Здесь все было иначе, все не так - начиная от воздуха и унылого пейзажа и кончая клозетом! В те дни он легко раздражался и часто впадал в уныние, пытаясь как-то притерпеться к незнакомому окружению.
Между тем, подробности его боевой биографии стали хорошо известны летчикам его эскадрильи в рекордно допустимое время, и к поседевшему в боях янки отнеслись с уважением.
- Старик, говорят, что ты пилот высшего класса - виртуоз? - как-то спросил у него один из сослуживцев лейтенант Гарри Вудстон.
Они сидели в столовой, служившей одновременно и клубом офицерам авиакрыла, и Майкл пытался вчитаться в тексты инструкций, составленных для командированных на север летчиков в Лондоне.
Там попадались забавные пункты. Например, касающиеся общения с русскими. Инструкция на полном серьезе утверждала, что любая самая невинная беседа сразу становится известна НКВД. Так же предостерегала пилотов и обслуживающий персонал от связей с русскими женщинами, потому что они все поголовно коммунистки и шпионки, более всего на свете желающие выпытать военные и стратегические тайны английского правительства.
Майкл только хмыкнул, прочитав эту галиматью - можно подумать, что кто-нибудь из них знал хотя бы одну тайну или носил в кармане секретные директивы, которые могли бы похитить выскочившие из панталон русские «Маты Хари».
Вопрос Вудстона отвлек его от этого увлекательного чтения.
- Допустим,- без ложной скромности признался он, - и что?
- Здесь тебе это мало пригодится!
Фрейзер снисходительно смерил глазами парнишку чуть более двадцати пяти лет. Он был намного старше большинства своих коллег, поэтому относился к ним покровительственно. Сосунки, что они знали об этой жизни?
- Да, ну?
- Русский Север - это нечто, - не принял его иронии собеседник,- и, если честно, тут могут летать только такие бесшабашные парни как русские! Им ничто не мешает - ни дождь, ни встречный ветер, а к туману они относятся не серьезней, чем к сигаретному дыму!
- Они у себя дома!
Всё это время Майкл недоверчиво приглядывался к русским летчикам - неужели они действительно столь виртуозные авиаторы? Языковый барьер мешал полноценному общению, и, не смотря на постоянно трущихся рядом переводчиков, хорошо понимать друг друга при таком посредничестве было непросто. Впрочем, наш герой не занимался обучением русских, так как сам вынужден был привыкать к «харрикейнам». Приноровиться к этой машине после более совершенных «спитов» было нелегко, и часто он ругал себя последними словами, когда совершал досадные ошибки.
Фрейзер уже совершил несколько полетов над окрестностями, когда Миллер надумал поставить его ведомым в одно из звеньев шестерки самолетов своей эскадрильи для прикрытия советских бомбардировщиков Пе-2 (сами русские их называли «пешками») во время набеговой операции.
Охота пришлась на пасмурный день, когда серое море внизу ничем особо не отличалось от неба над головой, и горизонт столь органично сливал эти две стихии, что пилоты в иные моменты чувствовали себя летящими внутри гигантской серой трубы.
В тот день Майкл понял, что имел в виду Вудстон, говоря о нелегких условиях полетов на русском севере.
Очень скоро бомбардировщики зависли над идущими в норвежские порты немецкими кораблями. Казалось, легкая добыча, не смотря на активно работающие палубные зенитки, но не тут-то было! Судна двигались практически вплотную к высоким берегам, насколько только позволяла прибрежная глубина. Выйти в атаку и сбросить торпеды в таких условиях оказалось невероятно трудно, потому что из-за этого препятствия было невозможно пользоваться почти половиной всех румбов.
Англичане ещё столкнулись с тем, что компасы в этом районе давали серьёзную девиацию. Из-за дымки и низкой облачности, присущей местному небу, им приходилось идти на бреющем практически над водой. Изумленный Майкл увидел, как советские пилоты виртуозно уворачиваясь от огня зениток, каким-то образом исхитряются опускаться ниже некуда, чтобы сбросить свой смертоносный груз. Он бы так не смог! Зато, когда над морем появились быстро приближающиеся к месту сражения черные силуэты «юнкерсов», англичане дружно бросились в бой, и совместными усилиями сбили двух вражеских истребителей. И вот только увидев, как таща за собой дымные хвосты, немцы падают в море, Майкл наконец-то смирился со своим пребыванием в Ваенге.
В конце концов, какая разница, где бить врага, главное - это делать успешно!
Кстати, были и хорошие стороны в существующем положении дел - в Ваенге летчиков отменно кормили. Вспоминая скудное немудрящее питание в госпитале, Майкл был приятно поражен наличием на столах знаменитой русской икры и копченой семги, масла, яиц. На десерт давали шоколад и консервированный компот из вишен и слив.
Англичан немного нервировало, что чай приносили не в чашках, а в стаканах с жестяными подстаканниками, и (о, ужас!) без молока. Воду для чая и питья брали из колодца и стерилизовали привезенным из Англии устройством.
Сигареты, виски, ром и джин, так же как шампанское и красное вино были в изобилии. Русские, не смотря на тяготы войны и нехватку продовольствия, изо всех сил старались обеспечить союзников самым лучшим. Многие из английских летчиков не питались столь отменно ни до этой командировки, ни после.
В местном клубе можно было посидеть за выпивкой, потанцевать и пофлиртовать с девушками-младшими офицерами, а главное - посмотреть советское кино! Многое, конечно, англичане не понимали, но Майкл получал настоящее удовольствие от просмотра этих фильмов. Особенно ему нравились киноленты с участием советской Марлен Дитрих - Любови Орловой.
Кинодива лихо отбивала чечетку, пела какие-то русские шлягеры и ею стреляли из пушки, но Майкла почему-то завораживали именно те сцены русской жизни, которые проскальзывали на втором плане. Как будто он подглядывал в замочную скважину за жизнью чужой страны.
Грандиозные парады по Красной площади, улицы каких-то захолустных городков, просторные проспекты Москвы, широкая гладь Волги.
- Когда закончится война,- как-то сказал он после такого просмотра Вудстону,- я непременно съезжу в СССР. Обидно, воевать за эту страну и ничего о ней не знать. А вас готовили к полетам в СССР?
- Мы до последнего не знали, что нас направляют сюда. Говорили, что перебросят в Африку, а потом погрузили на корабли и повезли совсем в другую сторону!
- Командование обожает тайны! - согласился Майкл. – Ну, и как тебе «Африка»?
- Русские - хорошие люди,- убежденно ответил Вудстон,- только вот неизвестно, зачем дали заморочить свои головы идеями немецкого параноика Маркса? Их комиссары рыскают среди населения ещё более рьяно, чем в свое время инквизиция во время охоты на ведьм. Прямо перед войной в стране был развязан такой террор, что теперь русские боятся даже мысленно критиковать своего Сталина. Не успеешь подойти к какой-нибудь девушке, как та шарахается от тебя как от черта!
Майкл, проведший две недели на русском корабле, не заметил ничего подобного, но и сомневаться в словах товарища у него не было оснований. Тем более, что смутно он кое-что слышал о репрессиях в СССР, ещё будучи в Штатах.
Основательно шокировала его и русская баня. Когда Фрейзер попал туда в первый раз, то не чаял выбраться живым из этого огненно-удушающего ада.
Начнем с того, что новичку ничего не рассказали о предстоящем испытании. Англичане по свойственной их менталитету привычке невероятно обрадовались возможности заключить пари. И кто их осудит? При той изолированной монотонности существования, в которой они жили, люди радовались любой возможности развлечься.
Кто-то поставил, что он в ужасе сбежит, едва перешагнув порог парной, кто-то, что его вынесут оттуда без сознания. Были и такие, кто предполагал, что он голым выскочит на улицу при виде бабы Нюры.
И последние были наиболее близки к истине!
Майкла необыкновенно удручало, что он не может толком помыться. На первых порах это была одна из главных причин его хандры. Особенно, когда он узнал, что общая помывка в русской армии осуществляется раз в неделю, согласно установленному графику.
Растерянно ухватив в раздевалке жестяной тазик, Майкл прошел за своими товарищами в парную, изумленно задохнувшись в горячем, обжигающем горло пару.
- Эй, янки, иди сюда! Тут самое уютное местечко,- кто-то коварно поманил его на самую верхнюю полку,- тебе понравится!
И он имел глупость послушаться, поначалу чуть не получив ожог на всю задницу от раскаленного дерева полки. Что было потом, Майкл не смог внятно описать и через день после того, как выполз из бревенчатого здания бани. Ему показалось, что вся кровь прилила к коже, пытаясь выйти через поры наружу, а мясо стало ощутимо отлипать от костей, обожгло нос и горло, и загорелся даже позвоночник.
Он сам не помнил, как сполз с этой деревянной сковородки и выскочил в помывочную. А когда там оказался, то застыл, решив, что перед ним странный мираж, вызванный обезвоживанием.
В небольшой комнате с широкой полкой его ждала полная пожилая женщина с суровым нелюбезным лицом в сером халате с клеенчатым фартуком.
- Что стоишь бараном, - мрачно буркнула она, - укладывайся!!
Майкл жалко улыбнулся, с ужасом наблюдая, как она из шайки с водой достает пучок березовых розог, и, приноравливаясь, со свистом рассекает им воздух.
- Ну! - грозно нахмурилась женщина.
И Майкл трусливо улегся животом на скамью, все ещё надеясь, что он чего-то не понял. Но свист веток в воздухе, и обрушившийся на плечи удар разрушил эти надежды, вырвав из его груди крик отчаяния.
- Молчи, хвороба! Ишь, какой неженка…
Сумасшедшая баба иссекла своим раскаленным орудием ему всю спину, что-то недовольно бурча себе под нос, прежде чем остановить экзекуцию.
- Всё, слазь!
Майкл удивленно шевельнулся, почему-то не чувствуя боли в спине, а так - приятное жжение, и неуверенно сполз с лавки.
Когда он, наконец-то, вышел из бани, то ощутил непривычное чувство легкости, как будто у него диковинным образом заменили старую износившуюся кожу на новую.
- Ну, как тебе баба Нюра и «русский массаж»? - смеялись над ним приятели.- Здорово испугался?
- Уроды,- беззлобно отшутился Фрейзер и тут же задумчиво добавил,- теперь я понимаю, почему русские моются раз в неделю!
- Чаще, если ты только не мазохист, этого не выдержать!
Впоследствии Майкл приноровился к посещениям бани, но больше никогда не влезал на верхние полки парилки. И хотя невольно съеживаясь под грозным взглядом неприветливой банщицы, он подхалимски улыбался, Фрейзер все-таки не мог не оценить то приятное ощущение легкости, каждый раз наступавшее после обработки его спины березовым веником.
Иногда летчики слушали граммофон, ставя привезенные из Англии пластинки, иногда пели хором, играли в шахматы и карты, но в основном жизнь на авиабазе была однообразна и скучна. Полеты, разборы полетов, обучение русских пилотов, разбор их полетов.
Немалое оживление вносили разве что налеты немцев. Вот где начиналось «веселье»!
Практически на следующий день после прибытия Майкла на территорию авиабазы в Ваенге был большой налет. Поначалу прошла информация о том, что большая группа «юнкерсов» взлетела с ближайшего вражеского аэродрома и взяла курс на Мурманск. Восемь «Харрикейнов» 81-й эскадрильи вылетели в район Мурманска.
А буквально через несколько минут над аэродромом зависли 14 «юнкерсов». Майкл как раз выходил из офиса своей эскадрильи, когда завыли сирены предупреждения и раздались залпы зенитной артиллерии. Заслышав огонь зениток, только что вылетевшие на патрулирование летчики развернулись обратно, а оставшаяся дежурная тройка пошла на взлет. Но под бомбами не все смогли взлететь.
Тем временем вернувшиеся «Харрикейны» атаковали «юнкерсы». В результате действий двух эскадрилий пять самолетов противника были повреждены, а шесть выведены из строя. Но когда английские летчики уже праздновали победу, появились ещё шесть самолетов люфтваффе, очевидно из прикрытия, и пришлось начинать все сначала. Правда, после первого же выведенного из строя самолета немцы убрались восвояси.
В тот день на аэродром Ваенги было сброшено около 20 бомб, хотя урон, нанесенный ими, был незначителен - несколько мелких повреждений самолетов и легкие ранения обслуживающего персонала.
Майкл внимательно наблюдал за сражением в небе, отметив про себя высокий профессионализм английских эскадрилий. Рядом с ним, что-то шумно обсуждали и уставившие глаза в небо русские летчики. Судя по всему, их замечания относились не столько к действиям наставников, сколько к боевым характеристикам «Харрикейнов». На взгляд Майкла они оставляли желать лучшего, и уже тогда у него мелькнула неприятная мысль - англичане сбывают русским морально устаревшие машины, чтобы укомплектовать Королевские ВВС более совершенными «Спитфайрами».
В ближайшее воскресение освобожденные от дежурства пилоты совершили вылазку в Мурманск.
Поначалу в планы немецкого командования не входило уничтожение Мурманска. Согласно плану «Полярная лиса» немцы намеревались использовать этот город как морскую базу, и акватория порта им была нужна неповрежденной. Это позже, когда вермахт так и не смог прорвать линию фронта ни летом, ни в сентябре 1941 года командование отдало приказ об уничтожении Мурманска.
Но Майклу и его сослуживцам повезло увидеть этот городок прежде, чем в результате бомбардировок не было уничтожено три четверти городских построек. В общей сложности за годы войны немцами было совершено 792 налёта на Мурманск и сброшено около 185 тыс. бомб, однако мурманский порт ни на минуту не прекращал свою работу.
Мурманск находился в 30 километрах к югу от Ваенги.
За исключением величины он мало отличался от Полярного и Ваенги. Те же одноэтажные и двухэтажные деревянные дома и магазины улиц, вытянувшихся линиями над Кольским заливом, но здесь было много построек из камня и кирпича. По улице Ленинградской проложен асфальт, остальные пока скрипели деревянными тротуарами, а в центре города возвышался многоэтажный каменный дом. Были здесь и другие достопримечательности, но англичан больше манил к себе ресторан «Арктика», несмотря на то, что цены и обслуживание там оставляли желать лучшего. Но всегда интересно посмотреть на разношерстную публику, полюбоваться на красивых женщин, да и просто отдохнуть от приевшихся лиц. В «Арктике» пировали вернувшиеся из глубин океана подводники, смеялись над своими шутками летчики советских эскадрилий, гуляли бесшабашные моряки, и все они, в свою очередь, с любопытством косились на незнакомую форму веселых молодых иностранцев.
Выпив русской водки и закусив, чем придется, летчики отправились в местный дом культуры, где располагался буфет и зал для танцев. Там было весело - играл оркестр, выступали заезжие агитбригады, и появлялась возможность потанцевать с местными девушками. Пахло крепким табаком, неизвестными духами, специфическим запахом сценического грима и спиртным.
Майкл удивленно рассматривал обширный зал с колонами, среди которых в беспечном вальсе кружились пары. На небольшой сцене расположились музыканты с духовыми инструментами, и пела полная немолодая женщина в черном бархатном платье. Несмотря на неказистую внешность, голос у певицы отличался силой и выразительностью, и она проникновенно выводила слова неизвестной песни.
Подвыпившие летчики рассыпались по залу, разыскивая девушек, чтобы с ними потанцевать. У Майкла ещё побаливала нога, да и настроение было не то, чтобы флиртовать с местными красотками, и он убрел в буфет. Заказав себе бокал неизвестного красного вина, Фрейзер уселся за столик возле пыльной бархатной портьеры, отделяющей буфет от общего зала. Отсюда он мог наблюдать и за танцующими парами, и за шумными посетителями буфета.
И было на что посмотреть. Военные мундиры всех мастей мелькали среди немудрящих, но все же нарядных платьев девушек. И вся эта толпа болтала, смеялась и отчаянно флиртовала между собой. И как будто не было войны, бомбежек и немцев в нескольких километрах отсюда, и не уходили в хмарь неба и в глубины моря грозные бомбардировщики и подводные лодки. Все эти люди с кажущейся легкостью словно позабыли на этот вечер и о смертельной опасности, и о потерянных друзьях, и о предстоящих боях.
К его столику подсел какой-то подвыпивший офицер-подводник. Его разгоряченное от вина совсем ещё юное лицо полыхало неровным румянцем. Майкл тяжело вздохнул – наверняка, этот юнец ещё и пить толком не умел, а вот же - носил лейтенантские погоны и, скорее всего, не раз был на грани гибели.
- Вы - англичане,- неожиданно на вполне приличном английском заявил незнакомец,- в гражданскую войну расстреляли моего отца. Сначала содержали в бесчеловечных условиях в тюрьме, а перед тем, как уйти из Мурманска уничтожили всех пленных!
Майкл не понял, в чем конкретно через него обвиняют всю английскую нацию, но мудро не стал обострять обстановку:
- Мне жаль, что пострадал ваш отец,- вежливо извинился он,- но это было так давно… стоит ли ворошить прошлое? Мы - союзники!
- Союзники?! Да вы просто Гитлера боитесь!
Фрейзера немного задел его презрительный тон, и все же он примирительно заметил:
- Не боятся только глупцы!
- Почему же вы отказывались подписать с нами мирный договор до войны?
- Послушай, парень,- Майклу надоела роль козла отпущения за все ошибки английского кабинета,- я не занимаюсь политикой и не люблю политиков! И раз мы сидим здесь и выпиваем, значит, все не так уж и плохо между нашими странами!
- Я всегда ненавидел Англию, и думал, что это чувство умрет вместе со мной! И вот вы здесь - на моей земле, и я вам благодарен за то, что вы с нами бок о бок бьете фашистов!
- Да, наверное, и в войне, при желании, можно найти что-то хорошее. Но было бы лучше, если бы появился другой повод к примирению!
Они стукнулись стаканами.
- Что вам больше всего понравилось в нашей стране?
Вот здесь можно было не напрягаться - достаточно кинуть взгляд на танцующий зал.
- Женщины! У вас много красивых женщин.
- Это потому, что в России не свирепствовала инквизиция, и у нас красоту берегли, не считая дьявольским искушением!
Майкл удивился подобному объяснению.
- Странная точка зрения!
- Процессы над ведьмами - исторический факт!
- Кем вы были до войны?
- До мобилизации учился в Московском государственном университете. Специализировался по истории средневековья.
М-да! В истории средневековья наш герой не был силен, в чем тут же охотно признался:
- Тогда вы разбираетесь в этом лучше меня. И всё же…, я бы дал другое объяснение этому факту.
- Вот как? И какое же, поделитесь?
Но Майкл только улыбнулся, обескуражено разведя руками:
- Воздух у вас такой, что надышавшись, любую дурнушку за красавицу принимаешь!
Юноша рассмеялся, залпом выпив свою водку, и, прежде чем выйти из-за столика, серьезно добавил:
- А женщины у нас, действительно, самые лучшие в мире!
Изрядно набравшиеся и веселые летчики возвращались в Ваенгу на катере. Кое-кто, не рассчитавший своих сил, клевал носом, но между остальными завязался разговор, какой вряд ли бы стал возможен на трезвую голову:
- Мой дядя до войны служил водителем английского посольства в Москве,- заявил Пит Каннингем - здоровяк и весельчак лет тридцати, - он много рассказывал о России и русских!
- Теперь мы и сами можем немало рассказать на эту тему!- хмыкнул пьяненький Вудсток. - И что же рассказывал твой дядя?
- Русские живут в жуткой нищете! У них в 30-е годы из-за самодурства большевиков, согнавших всех земледельцев в сельскохозяйственные резервации, разразился страшный голод и с тех пор вся страна живет по продовольственным карточкам. Но особенно тяжело с жильем - русские теснятся целыми семьями по маленьким комнатушкам в квартирах, где на сорок человек одна ванна и один унитаз! Партийные бонзы, конечно, в лучших условиях, но их положение настолько шаткое, что они первыми попадают под репрессии.
Один унитаз на сорок человек? Майкл изумленно глянул на рассказчика - а если расстройство желудка?
- Русские по своей натуре активные и любознательные - до фанатизма любят спорт, посещают различные кружки по интересам, лектории, очень много читают. Жизнерадостные и очень гостеприимные люди!
Слушатели недоверчиво покосились на знатока русского характера:
- Я,- заявил сержант Джеймс Гуд, - до войны служил осветителем в одном из лондонских театров, и там часто ставились русские пьесы. Так вот, скажу вам я, более сложных сюжетов не найти, вообще, в мировой литературе! Там все мечутся, стонут, ломают руки - безнадежная тоска, и часто не понятно по какому поводу. То какие-то странные девы рвутся в Москву, но почему-то не могут туда попасть. То устраивают драму из-за вырубки вишневого сада…, их невозможно понять! Русские в состоянии сделать трагедию из любой ерунды!
- У них сложное мировосприятие, - согласился Каннингем,- наверное, потому, что в этой стране суровый климат?
Дружный вздох прокатился по тесному кубрику катера - коварная погода русского севера изрядно действовала англичанам на нервы. А ещё говорят, что небо Альбиона коварно - по сравнению с Заполярьем туманы и дожди Англии выглядели курортом! Иногда летчики не могли вылететь с аэродрома из-за резко ухудшавшихся погодных условий на протяжении целых недель.
- Кстати, - обратился Вудсток к молчавшему Фрейзеру,- о чем вы столь задушевно толковали с русским подводником?
О претензиях русских к англичанам по поводу Мурманска разговаривать не хотелось. Вряд ли, эта тема нашла бы сочувственный отклик у его сослуживцев. Британцы, когда речь шла об их имперских амбициях, превращались в нацию глухих. По их мнению, что было хорошо для Британии - хорошо для всего мира в целом, а если кому-то что-то не понравилось в этой позиции, то такому чудаку место либо в Бедламе, либо в тюрьме.
- Обсуждали достоинства русских женщин. И пришли к выводу, что среди них много красавиц!
О, есть две темы, которые мужчины всего мира готовы обсуждать в любой компании - это спорт и женщины. Вот и сейчас они с удовольствием бросились оценивать достоинства туземок.
- Русские дамы солидно в теле, с пышными формами!
- Крепкие и высокие, словно скандинавские богини! Говорят, очень сильные физически и выносливые!
- Зато у них прекрасные волосы, хорошая кожа и зубы!
Майкл оторопело слушал эти высказывания - если опустить начало разговора, то создалось бы впечатление, что речь идет о статях лошадей чьей-то конюшни.
- В своем перечне достоинств русских дам мы не были столь многословны,- вздохнув, заметил он,- но сошлись во мнении, что они не только красивы, но и обладают высокими душевными качествами. Меня после ранения выходила русская медсестра, и я не получал столько искренней заботы даже от родной матери, а ведь не приходился ей даже соотечественником!
- К ним нужно привыкнуть! - наконец, пришли сообща к выводу англичане. - И даже если русские помешались на своих коммунистических идолах, это не мешает им быть в большинстве своем неплохими людьми!
Английские летчики, действительно, сблизились с русскими пилотами. Помимо обучения полетам на «Харрикейнах» между ними завязывались простые дружеские отношения, и когда выпал снег, был даже организован товарищеский футбольный матч, закончившийся поражением родоначальников футбола от русских коллег.
Впрочем, те не обиделись, и все закончилось совместным распитием спиртных напитков в клубе.
Зима на севере наступает рано, и сразу стало ясно, что английская амуниция мало годится для Заполярья. Советское командование щедро предоставило союзникам русские полушубки, шапки и даже валенки, и теперь уже никто не смеялся над постоянно норовящим влезть в русский бушлат Майклом. Тот вечно мерз на промозглом ветру.
Кстати, русские пилоты, не смотря на языковой барьер, довольно быстро сообразили, что этот немолодой с заметной сединой летчик - отличный профессионал. Это явственно следовало не только из его замечаний во время разбора полетов, но и потому, как вел себя «Харрикейн», когда он сидел за штурвалом. И русские его уважительно и любовно окрестили на свой лад:
- Дядя Миша!
Фрейзер долго не знал об этом прозвище, пока не проговорилась одна из русских переводчиц. Их было три - блондинка Анна, инженер по специальности, работающая над технической документацией - Белла, и инструктор русских пилотов - Мирра. Девушки молодые, приятные, и невольно притягивали заинтересованные взгляды мужского окружения. За редким исключением практически все английские летчики уделяли им лестное внимание, но то ли потому, что те боялись НКВД, то ли сердца этой троицы были заняты другими кавалерами, никто не мог похвастаться достигнутым успехом.
Майкла они интересовали не больше, летящих с неба снежинок. Он был настолько сильно влюблен в свою Памелу, что мало обращал внимание на других женщин, и, как нередко бывает в таких случаях, поэтому пользовался их особым расположением.
Вот Мирра как-то, задумавшись, и брякнула - «дядя Миша», переводя ответ своего подопечного на замечание Фрейзера по поводу только что состоявшего учебного полета.
- Дядя Миша? Что есть - «дядя Миша»?
Надо сказать, что русский Майкла с каждым днем совершенствовался, и он уже вполне сносно мог на нем изъясняться. Переводчица смутилась под насмешливыми взглядами соотечественников, с интересом ожидающих, как она выкарабкается из щекотливой ситуации.
- Миша - это сокращенное от Михаила, - уклончиво пояснила она, - русская вариация имени «Майкл»! А «дядя» - это уважительное обращение к людям… зрелого возраста!
Её заминка не ускользнула от внимания нашего американца, больно резанув по мужскому самолюбию. Неужели, в глазах всех этих людей он уже старик? Когда же о Майкл перешел невидимую черту, отделяющую молодого беспечного повесу от усталого седого джентльмена? И ему уже скучно пьянствовать в теплой компании, мало волнуют красивые девушки, и он мечтает не о наградах и подвигах, а о теплом шерстяном белье…
Мысль была крайне неприятной. Утром, счищая бритвой мыльную пену со щек, Майкл придирчиво осмотрел в зеркало свою физиономию. Да, сед! Есть несколько морщинок в уголках глаз, а у кого из вечно вглядывающихся в горизонт летчиков их не бывает?
- Ерунда,- ополоснул он щеки водой,- я выгляжу не хуже, чем прошлым летом, когда вовсю кутил в Бразилии, и девушки относились ко мне вполне благосклонно. Да и Памела не выбрала бы себе в мужья дряхлого зануду! Наверное, у меня на этой бесконечной войне просто испортился характер!
Зато во время боевых вылетов он превращался из угрюмого ворчуна в рискового бесшабашного парня.
- В небе я не чувствую возраста! Видимо, где-то там затерялась моя юность, и чтобы вновь встречаться с ней, мне каждый раз придется взлетать!
Майкл насмешливо подмигнул своему отражению.
- А увлечение философскими парадоксами - признак не старости, а рационального ума!
И сам же рассмеялся - да уж! Он и рациональность - понятия не совместимые!
С каким-то из английских транспортов, курсирующих между Британией и Мурманском, наконец-то пришла долгожданная почта. Среди вороха писем, адресованных летчикам 151 эскадрильи, нашлись и присланные старшему лейтенанту Фрейзеру.
Как же он был рад, получив в руки три плотных конверта. Майкла все это время мучила мысль, что близкие не знают, что с ним или, вообще, считают его умершим. Кто их знает, этих парней из британской миссии? Вполне возможно, что наведя справки в эскадрилье, они не сочли нужным сообщить его семье о спасении!
И вот, пожалуйста - письмо от Пэм, Вормсли и даже от Кена Уотли.
Майкл нетерпеливо вскрыл конверт, и с наслаждением вдохнул тонкий запах, исходящий от голубоватого листа бумаги. Упрямо, прорываясь сквозь тяжелый запах казармы, ноздри защекотал любимый Пэм аромат «Joy». Письмо не содержало особо эмоциональных оборотов, но Майкл хорошо ощущал таящуюся в сдержанных строках тревогу и любовь жены. Пэм ласково пеняла, что он сам не написал ей о том роковом дне, когда оказался на русском судне. По её уверениям, она ни на секунду не усомнилась в спасении своего мужа, хотя и страшилась, что он попал в плен, и только в нескольких словах описывала домашние новости. Майкл с огорчением узнал, что умер старый лорд, и Джо теперь стал новым графом Стенли. О семье Мадресфильдов Пэм практически ничего не писала, кроме упоминаний об их добром здравии, что само по себе говорило о присущей милой женушке снисходительности . Так же кратко сообщала она и о собственном самочувствии. И все равно, Майкл не мог налюбоваться на черную вязь букв, как будто перед ним было бесценное произведение искусства. Никогда он так не радовался письму, никогда не был столь счастлив его получить, и, прежде чем перейти к следующим адресатам, любовно уложил листок бумаги во внутренний карман мундира.
Вормсли кратко, в нескольких строках, сообщали, что счастливы узнать о его спасении, желают ему удачной службы на новом месте и передавали привет от Эдварда. Леди Джулия особо указала, что помнит о его просьбе относительно жены, и он может не волноваться - она сделает всё, что в её силах.
Улыбающийся и в хорошем настроении Майкл открыл последний конверт, и, быстро пробежав глазами по строкам письма, зашипел от злости. Вначале письма Кен передавал привет от Фредди, а вот потом… потом! «Майкл, - писал Уотли,- я знаю, насколько хорошо ты разбираешься в устройстве Кертисса Р-40 - «Уорхаука». Твоя семья брала лицензию на выпуск узлов и агрегатов этого истребителя, и именно ты занимался технической стороной дела. Твое пребывание в Мурманске весьма кстати, потому что согласно достигнутым договоренностям между Черчиллем и дядюшкой Сэмом вскоре на русский Север начнут поступать наши истребители, предназначенные для Англии. Но, как понимаешь, британцам они сейчас не особо нужны, так пусть помогут воевать Советам. Ты можешь оказать неоценимую помощь, оставаясь в роли консультанта и эксперта на территории СССР. Выясни, насколько «Уорхауки» подходят для Заполярья? Возможно, конструкторам нужно доработать эту машину в связи с новыми условиями? Вскоре эти машины должны пойти на русский север уже по ленд-лизу, и не хотелось бы попасть впросак перед союзниками. Мы уже связались с Британской миссией, и наши союзники понимают необходимость твоего дальнейшего пребывания в Ваенге».
Майкл с трудом удержался на ногах. Какого черта?! Такой подлости от друга Кена он не ожидал!
Дело в том, что его нынешние сослуживцы собирались в ближайшее же время вернуться домой. Последний боевой вылет летчики 81-й эскадрильи осуществили 8-го октября, 134-я же продолжала работу, как по подготовке советских летчиков, так и вылетая на прикрытие советских бомбардировщиков. Майкл лично осуществил пять полетов в этой ипостаси, поучаствовав в двух стычках с вражескими «юнкерсами».
Примерно в это же время началась передача «Харрикейнов» русскому командованию.
Ещё 25 сентября один из запасных самолетов 81-й эскадрильи был подарен командующему ВВС СФ генерал-майору Кузнецову. На нем закрасили британские опознавательные знаки, а вместо них нанесли красные звезды и номер «01».
Советские летчики довольно успешно осваивали новую технику. К удивлению английских коллег они великолепно сдавали экзамены, набирая по 90 из 100 возможных очков. Впрочем, в их квалификации сомневаться не приходилось. Чем дальше взаимодействовал Фрейзер с русскими, тем большее уважение к ним испытывал.
Требования, предъявляемые, скажем, к английским пилотам были другие. Английские инструкторы строго следили за тем, чтобы летчик, не налетавший установленного количества часов, не попал в бой. Даже в самые ответственные моменты битвы за Британию, английское командование продолжало придерживаться принципа «Главное - сохранить людей! Самолетами можно рисковать, людьми - никогда!» и, наверное, благодаря этому, они и выиграли сражение в небе над Англией.
Россия же была богата людскими ресурсами, и здесь никому не приходило в голову требовать от пилота налетать 200-300 часов. Иногда достаточно было научиться уверено взлетать и садиться, и человек после 10-20 часов практики отправлялся на передовую – ну, и чего от него, казалось бы, можно было ожидать?
Но не тут-то было! Недостаток опыта с лихвой возмещался фантастической отвагой и невероятной изобретательностью. Майкл сам был свидетелем красноречиво свидетельствующего об этом случая.
Один из русских летчиков сидел в «Харрикейне», ожидая сигнала зеленой ракеты, чтобы взлететь. Тут к нему подошел кто-то из праздно шатающейся обслуги аэродрома и затеял разговор. В руках у этого русского была заряженная ракетница. Кто знает, зачем он таскался с ней по аэродрому?! Может, нес куда, а, может, показывал её какому-нибудь приятелю?
Но заинтересованно переговариваясь с летчиком, парень нечаянно нажал на курок. Майкл как раз шел от своего истребителя, когда грянул выстрел. Он недоуменно оглянулся в ту сторону, и по испуганному лицу летчика понял, что ракета «загуляла» по самолету. Как выяснилось в последствие, она, в конце концов, свалилась к ножному управлению и застряла в районе тормозной трубки. Фрейзер бросился на помощь, и втроем они закидали кабину снегом, но медная трубка все равно прогорела.
А дальше произошло то, что повергло его в ступор.
Русский летчик опрометью выскочил из кабины, и, кинувшись к расположившейся возле аэродрома свалке запчастей, молниеносно выдернул из обломков какого-то полностью разбитого «Харрикейна» такую же трубку и вернулся в кабину. Спустя несколько минут эти двое русских, как ни в чем не бывало, продолжили свою болтовню в ожидании вылета.
- Может,- напрягшись, подобрал русские слова шокированный этим инцидентом Фрейзер,- отложить полет? Опасно!
- А, ерунда,- отмахнулись эти двое от него, как от надоедливой мухи,- иначе, начальство голову оторвет! И ты, камрад, язык-то попусту не распускай!
Да он и не собирался. Однако такие беспечность и фатализм по отношению к смерти ему были в новинку.
- Двум смертям не бывать - одной не миновать! - как-то пояснили ему.
Так-то оно так! Но зачем же злить и без того психованную от гигантского количества работы даму с косой? Пусть хоть дух переведет!
А между тем, миссия англичан подходила к концу. В середине октября представители русских получили матчасть 81-й эскадрильи, а через неделю все машины и 134-й эскадрильи были переданы в руки советских ВВС. Таким образом, британцы передали союзникам 36 самолетов из 39 прибывших в СССР.
За этим процессом с энтузиазмом наблюдал и наш герой. Всё! Скоро они все усядутся на какой-нибудь корабль и…, до свидания, Россия! В Англию, к милой Пэм!
И вот всем этим надеждам пришел конец! Родина вспомнила о своем блудном сыне, и устами предателя Кена призвала его на службу интересам США на русском краю света. Майкл как будто воочию увидел полощущийся на флагштоке звездно-полосатый флаг и услышал слова государственного гимна. Да, это было предложение, от которого нельзя отказаться, будь оно все проклято!
А 23 октября была организована вечеринка в честь окончания британской миссии в СССР.
О, это не было заурядным событием, каким-нибудь простым ритуальным распитием прощальной чарки вина! Англичане выложились на все сто! Дело в том, что когда русские встретили их в сентябре в Ваенге, то устроили грандиозную пьянку, и теперь для британцев стало делом чести показать хозяевам, что они могут угостить своих друзей ничуть не хуже!
Было приглашено пятьдесят русских летчиков, из тех с кем они наиболее тесно взаимодействовали за время пребывания в России. Виски и джин лились рекой, возбужденные голоса, смех, разговоры, мечущиеся между гостями и хозяевами переводчики. Особо дружеские отношения у англичан сложились с военным переводчиком Владимиром Васильевичем Кривощёковым, и сейчас они то и дело обращались к нему за помощью. Короче, все веселились, и только грустный как Пьеро Майкл переходил от группы к группе смеющихся людей, уныло чокаясь стаканом с недопитым джином. Вот уж, действительно, чужой праздник!
К Майклу протиснулся один из русских летчиков - Борис Сафонов. Русский ас был в изрядном подпитье, но в прекрасном настроении.
- Не грусти, дядя Миша, ещё повоюем! - панибратски хлопнул он Майкла по плечу.- Что за машины эти ваши «томагауки»?
Фрейзер поморщился. «Томагауки» - английское название «Уорхаука» во многом проигрывали «спитам», хотя считались все же лучше «Харрикейнов». Они были достаточно простыми в пилотировании и доступными даже летчикам средней квалификации. Высокая прочность позволяла данным истребителям выдерживать грубые посадки, неизбежные в учебном процессе, и даже аварийные посадки на фюзеляж. И все же Майкл сомневался, что несомненные качества этой машины устоят перед нагрузками в условиях Крайнего севера. Сам он летать на отечественных истребителях не особенно рвался, но, видимо, придется!
- К любому истребителю нужно приспособиться. Есть достоинства, а есть,- тут он тяжело вздохнул, понизив голос,- и недостатки!
Будь русский пилот более трезв, он, может, и почувствовал бы отсутствие энтузиазма в голосе американца, но праздник удался, все были оживленными и довольными, и забивать голову причинами дурного настроения Фрейзера никому не хотелось.
До войны Майкл бывал на многих вечеринках организованных людьми, профессионально разбирающимися в устройстве подобных мероприятий, но ни на Бродвее, ни в Сохо никакими ухищрениями не удавалось достичь такого уровня всеобщего веселья как здесь - на краю света, в столь опасной близости от линии фронта. Наверное, сама угроза смерти делала этих людей более открытыми и непосредственными.
А между тем, дела русских в тот момент были не просто плохими - катастрофическими! Немецкие танки выкатились чуть ли не в пригороды Москвы, но Фрейзер не заметил и следа паники среди своих новых русских знакомых.
- Да, куда им, фрицам занюханным, взять Москву! - ответил на его вопрос о положении на фронте один из летчиков Селезин Иван. - Подавятся!
- Но ведь захватили немцы практически всю европейскую часть вашей страны, почему бы им и Москву не взять? - возразил удивленный этой категоричностью Майкл.
Здоровенный рыжий верзила смерил его отнюдь нелюбезным взглядом.
- На то она и Москва, что об неё любой завоеватель зубы обломал! Вон Наполеон, забрался в столицу, как хорь в курятник, да потом не знал, как ноги унести. Да и вообще, камрад, не обижайся, но у нас за одни разговоры о взятии Москвы Гитлерюгой добрые люди в зубы дают!
Грубо, но честно, а главное, больше вопросов не возникает! И все же, Майкл сильно сомневался, что сохранил бы такое же присутствие духа, если бы враг подошел настолько близко к Вашингтону. Но эти русские за всю свою историю прошли через такое количество войн, что уверенность в конечной победе, наверное, у них передается по наследству, наряду со славянскими чертами лица и любовью к выпивке. Первое время англичанам было дико наблюдать, как русские садятся за штурвал с глубокого похмелья, а иногда и вообще, в подпитие. Но, судя по результатам, пилотам это шокирующее обстоятельство не мешало вести успешные боевые действия.
Изрядно набравшийся с горя Фрейзер вышел из прокуренного душного помещения клуба на улицу. В терпком и пронзительном морозном воздухе над головой сияли крупные полярные звезды, и бархатистая тьма окутала заснеженные сопки, окружающие Ваенгу. Царящую над аэродромом тишину нарушали вырывающиеся из клуба оживленные голоса и звуки патефона, да философский перелай собак, которым мало нравились подобные нарушения порядка на подвластной им территории, и они задумчиво делились соображениями о несовершенстве рода людского.
Майкл тяжело вздохнул, уставившись на щедро забрызганный звездами Млечного пути купол небосвода. Странное ощущение возникло у него - то ли от переизбытка джина, то ли от тоски и одиночества, а может от того и другого. Ему вдруг показалось, что он втягивается в эту звездную россыпь, взмывает вверх, и видит не только ночной аэродром Ваенги, но и черное ночное море, и корабли конвоя, пробирающегося под носом у немцев, и белую шапку полюса.
А где-то там, далеко на юго-западе, возможно, на эти же звезды смотрит Пэм и ждет его скорого возвращения. Майклу даже не хотелось ей писать о продлении вынужденной командировки. Ему бы поддержать жену перед родами, а вместо этого он вынужден огорчить её известием о дальнейшем пребывании в этой далекой и чужой стране, да ещё и неопределенное количество времени.
Но звездам над его головой было мало дела и до родов Памелы, и до его тоски. Там в вышине у них была своя жизнь и свои дела, слишком далекие от мимолетного существования обитателей маленькой планеты. Вот так и земные бонзы мнят себя недоступными звездами, затевая дурацкие войны, из-за которых парни вроде Фрейзера не могут быть рядом со своими милыми!
- Товарищ Фрейзер,- тронул кто-то его за локоть,- у вас не найдется прикурить?
Майкл машинально вытащил из кармана зажигалку, и только потом обратил внимание на худенькую до прозрачности девчушку с жуткой русской папиросой «Беломорканал» в зубах.
Девушка работала раздатчицей в столовой аэродрома, да и сейчас на её гладко причесанной головке топорщилась смятая накинутым платком затейливо вырезанная бумажная наколка. Звали её Фира, и черные чуть выпуклые глаза туманились извечной еврейской печалью.
Крепкий запах русского табака неприятным диссонансом вторгся в заоблачные грезы нашего героя, и заставил внимательнее присмотреться к торчащей рядом девушке, в накинутом пальтишке с потертым неизвестного меха воротником.
- Папиросы не слишком крепкие?
- Какая жизнь, такой и табак!
Что ж, русские евреи мало отличались от американских - они обожают поговорить о тяжелой судьбе как своего народа в целом, так и себя в отдельности! Впрочем, евреев Майкл уважал и охотно им прощал эту слабость. Наверное, тех тоже бесила привычка американцев жизнерадостно улыбаться даже на похоронах.
Выражение лица девушки и то, как она зло затягивалась папиросой, красноречиво указывало, что ей очень хочется поговорить. Майкл легко вздохнул, и пошел навстречу.
- Что-то случилось? - вежливо осведомился он.
- Идет война!
Язык у Фиры, очевидно, был колючим как кактус, что характерно для разочаровавшихся или обиженных девушек.
- Хорошо, что вы мне напомнили!
Но собеседница, казалось, не заметила его добродушной улыбки.
- Вам-то хорошо! - агрессивно нахмурила она брови.
Майкл удивился - ничего особо завидного в его положении не было.
- Мисс Фира, я ещё плохо понимаю по-русски…
- Да что тут понимать - скоро вы уедите,- горько прошептала она,- и забудете эту страну, как кошмарный сон!
Видел он места и пострашнее Заполярья, например, волны зимнего Ла-Манша!
- Не думаю, - осторожно заметил Фрейзер,- что когда-нибудь забуду то, что видел здесь! Вы, русские - неплохие люди!
- А что вы видели? - презрительно осведомилась Фира, надменно вздернув остренький подбородок. - С вами носились, как с тухлыми яйцами – кормили словно королей, когда все вокруг голодают, развлекали, предоставили самое лучшее жилье!
- Мы, вообще-то, рискуем жизнью, поставляя вам самолеты!
Девица презрительно рассмеялась.
- Здесь рискуют жизнью, просто дыша воздухом! Вся Россия окутана колючей проволокой лагерей, за которой истязают и убивают тысячи невинных людей. Впрочем, вам этого не понять! Вы живете в сытой богатой стране, где слово «закон» - не пустой звук!
Русские обычно избегали говорить о сталинском режиме и шарахались от любых расспросов о своей жизни, хотя и без того было заметно, что живется им несладко. НКВД строго следил за своими поднадзорными и на аэродроме Ваенги. Видимо, эта девушка слишком много выпила, вот и разболталась!
- Репрессии? - слово было трудным, но Майкл справился, произнеся его по слогам,- пострадал кто-то из ваших близких?
Девушка зло рассмеялась, и тут же, подавившись дымом, закашлялась.
- Пострадал - не совсем удачное слово!
Майкл с сожалением посмотрел на сотрясающиеся плечики и подумал, что с удовольствием бы вернулся к друзьям вместо того, чтобы вести столь опасный разговор. Он прекрасно понимал, что девушка сильно рискует, посвящая его в свои дела, но, видимо, той очень хотелось выговориться.
Фрейзер не любил чужих тайн ещё со школы. Как правило, доверяя тебе какую-то интимную информацию, люди делятся ей также «по секрету» ещё с кем-нибудь. И потом очень трудно убедить таких «доверившихся», что их неприятности возникли не вследствие твоей болтливости, а благодаря их собственному неумению держать язык за зубами.
- Русский язык дается мне тяжело, - намекнул он на окончание беседы,- понимаю слово из трех!
- Дело не в вашем русском, - Фира категорично отказалась расстаться, - а в тех зверствах, которые творят большевики! Моя семья практически полностью уничтожена, потому что дед был одним из тех, кто делал революцию, и знал слишком много о наших вождях! Я спаслась чудом - меня едва успели отправить сюда, в Заполярье, к далекой родственнице.
И чем интересно отличаются советские партийные боссы от американских мафиози, если и те, и другие стремятся избавиться от свидетелей и объявляют кровную вендетту их родственникам?!
- Да, - сочувственно протянул Фрейзер,- наверное, в каждой семье есть свой пламенный трибун, изрядно портящий жизнь близким! А чем занимались ваши родители?
- Другой мой дед до революции торговал бакалеей, но об этом не принято вспоминать, поэтому в анкете я пишу, что мои родители пролетарского происхождения. Отец и мать до ареста преподавали научный атеизм в институте марксизма-ленинизма. А чем занимается ваша семья?
- Так… всем понемножку!
Внучка революционера и бакалейщика, зло прищурив глаза, нервно докуривала папиросу. Что-то там ворочалось в её голове под напряженно нахмуренным лбом, какие-то настораживающие Майкла мысли.
- Вы женаты?
Предчувствия его не обманули. Любимый вопрос девушек всех племен и народов красноречиво намекал на особую заинтересованность.
- Да! И очень предан своей жене!
Лучше сразу расставить все по местам и прямо сказать - секса не будет! Так, на всякий случай!
- Она очень красивая?
- Очень!
Майклу надоело торчать на морозе. Джин потихоньку выветривался из головы, и он почувствовал, как промерзли давно уже нетерпеливо притоптавшие снег ноги.
- Пройдемте в помещение, мисс Фира, холодно!
Но не тут-то было!
- А я вам нравлюсь?
Фрейзер выругался про себя - ну почему истерички по обе стороны океана именно его выбирают своей жертвой? В клубе куча молодых, истосковавшихся по женскому телу, а потому и непритязательных парней - так нет! Фире зачем-то понадобился он! На лице у него, наверное, написано, что он к услугам любой малахольной девицы, будь у неё хоть внешность папуаски?!
- Конечно, нравитесь, мисс! Но я, как и всякий истинный христианин, не нарушаю клятв, данных у алтаря!
У девушки изумленно округлились и без того немаленькие глаза.
- Истинный христианин? - презрительно протянула она.- Уж не хотите ли вы сказать, что верите в Бога?
Майкл даже согрелся от удивления.
- Да, - недоуменно признался он,- верю! А в чем, собственно, дело?
Девушка нервно вытащила из пачки новую папиросу.
- Не может быть,- машинально смяла она фильтр,- вы меня разыгрываете? Не может взрослый и основательный человек верить в подобную чушь?
- Я не знаю… - растерялся Майкл,- что вы, русские, называете словом «чушь»?
- Любой рационально мыслящий человек понимает, что нет ни одного мало-мальски убедительного доказательства существования сверхъестественного разума!
У Фрейзера кисло сморщился нос. Фира слово в слово повторила слова Лайонела, когда тот обвинял своих сестер и племянника в ханжестве.
- Что вы таскаетесь в церковь, как стало тупых овец? - возмущался домашний атеист,- разве можно верить во всякие небылицы, сочиненные жадными попами? Лицемеры! Ради буржуазных условностей вы способны кривить душой даже перед собственной совестью!
С Лайонелом никто и никогда не спорил - что без толку набивать мозоли на языке, толкуя с человеком, который все равно тебя не слушает! Но тот был старым маразматиком, а Фира - совсем юной, хотя и в силу обстоятельств, чересчур озлобленной девушкой.
- Мне кажется,- медленно подбирая слова, пояснил Майкл,- ничего доказывать не надо. В этом нет необходимости!
Девушка презрительно фыркнула.
- У вас просто нет убедительных аргументов!
- Есть. Один. Я не хочу жить в мире, где нет Бога!
Девчушка вновь протянула руку с папиросой за огоньком и пораженно заглянула в его освященное зажигалкой лицо:
- Странный довод!
- Зато важный! Каждый из нас решает для себя - довериться Богу или, отринув всякую помощь извне, пробираться по жизни в одиночестве!
- Разве существование Бога зависит от наших решений?
- Нет! Но зато наша жизнь кардинально меняется, когда мы определяем, какое место занимает Всевышний в нашей судьбе!
Фира с минуту молчаливо затягивалась папиросой. Было отчетливо заметно, что она изрядно озадаченна.
- Вы в прошлом священник? - наконец, подозрительно спросила девушка.
- Нет,- сухо улыбнулся Майкл,- но я два раза покидал горящий самолет с минимальными шансами выжить, и вот - стою перед вами целый и невредимый! Разве это не лучшее доказательство существования Бога?
- Это простая случайность!
- Можете так думать, но вы не погибли, как вся ваша семья в лагерях, вас не убило при бомбежке, остаетесь по другую линию фронта от зверств нацистов - и всё это, по-вашему, благодаря только разрозненным случайностям?
Фира напряженно покосилась на собеседника.
- Вы необычный человек, мистер Фрейзер!
- Не думаю! Но не пора ли нам все-таки вернуться в клуб? Я не привык к вашим полярным морозам и изрядно продрог!
Но эгоистичная девчонка и ухом не повела в ответ на призыв к благоразумию.
- А что вы думаете о…
Но в этот момент распахнулась дверь и на улицу высыпала пьяная развеселая толпа из десятка летчиков его эскадрильи. Шумно галдя и заполонив воздух запахами виски и водки, они плотно окружили Майкла:
- Что ты здесь делаешь, старина? Мы уж думали, тебя медведь украл!
- Да вот… разговариваю!
Фрейзер обернулся к собеседнице и потрясенно замер - Фира буквально испарилась. Казалось, ей негде было так быстро спрятаться, но она все-таки умудрилась.
- С кем ты разговариваешь?
- Да так… со звездами!