Открытое письмо Солженицыну 1990 г

Сергей Столбун
Открытое письмо Солженицыну. 1990 год.

Это письмо было написано в ответ на статью Солженицына «Как нам обустроить Россию» и опубликовано в одном из номеров «Литературной газеты» в 1990 году под названием «Кто сменил веру, не имел никакой».

Уважаемые господа!
Пусть Александр Исаевич не обольщается: предложенные им преобразования (по сути, уже начавшиеся) не пройдут без горя и крови. Через мой труп, во всяком случае, вам переступить придётся. Вас это, разумеется, не остановит, чем более, что я  - еврей (хотя и женат на русской), и, что ещё хуже, коммунист по убеждению. Мои взгляды – не повторение всеобщей «попугайщины», а результат собственных многолетних размышлений. Вам это, впрочем, неинтересно.
Для меня превращение России в буржуазное национальное государство означает утрату Родины, семьи, цели и смысла жизни и работы. Вас это тоже не волнует: что для вас судьба каких-то «маргиналов», как теперь говорят. «По делам вору мука», скажет Солженицин. Хотя – какой я вор: никого не убил, не ограбил, «стукачом» никогда не был, репрессии не оправдывал и не оправдываю. А коммунистическую идею принимаю потому, что считаю её воплощением всего гуманного, нравственного и справедливого, что было создано умом и сердцем человеческим за все годы существования цивилизации.
Я и такие как я уже намечены негласно в качестве неизбежных жертв надвигающейся «преобразованщины» (а, попросту говоря, контрреволюции). Бежать мне некуда: Израиль для меня – чужая страна. Здесь мне тоже не выжить: я сохраняю верность Красному Знамени и служить триколору с двуглавым орлом не стану.
Сознаю: меня вы раздавите, даже не заметив, что там что-то было. Ещё не начали «обустраивать Россию», а уже наметили категорию «нелюдей», с чьей жизнью и судьбой можно не считаться. Не так ли мы начинали 70 лет назад?
Уверен: раздавив таких, как я, «белое колесо» не остановится. Уже сейчас сносят памятники Ленину (к мстительной радости Александра Исаевича). Затем начнут жечь книги Ленина и Маркса… Потом пойдут политические процессы, «запреты на профессии». Следом за ними – составление списков, погромы, «охота на ведьм». Коммунистов, бывших коммунистов, сочувствующих, их родственников, друзей…  А потом тех, кто рядом с ними когда-то стоял…  А потом тех, кто не бил…  А потом тех, кто бил, но не так…  А потом тех, кто бил, чтоб следы замести. Всё это уже было в Истории, и не раз, и не только у нас.
«Номенклатура», партократия перекрасится и выживет: они ещё будут командовать погромщиками и громче всех кричать «Смерть коммунистам!». Первыми жертвами будут такие, как я. А КГБ тоже перекрасится, и будет гоняться за коммунистами с таким же ожесточением, как раньше – за противниками Системы.
Я – беспартийный. Но месяц назад я подал заявление с просьбой принять меня в Коммунистическую партию Советского Союза. Весть об этом по институту ещё не разнеслась, но я представляю, как дружно будут крутить пальцем у виска бегущие из партии чиновники, когда узнают о моём поступке.
Седьмого ноября я приколю к лацкану пиджака значок с изображением Ленина, и, рискуя быть избитым (пока ещё только избитым), пойду на Красную площадь и положу к Мавзолею (пока его ещё не снесли) букет красных гвоздик.
Кто сменил веру, не имел никакой.

Столбун Сергей Викторович, младший научный сотрудник. ВНИИ Синтезбелок, г. Москва.
19. 09. 1990 г.    

PS. В «Литгазете» за 13.09.90 некий Соколов, предвидя обострение социальной напряженности в ходе введения «рыночной экономики», предлагает установить в Стране военную диктатуру, чтобы разгонять силой оружия «оголодавшие люмпенские толпы». В качестве примера для подражания автор предлагает Чили времён Пиночета.
Давайте уж будем тогда последовательны: пригласим, подобно Пиночету, в качестве консультанта изобретателя «душегубок» Вальтера Рауфа. Кстати, он же поможет нам окончательно решить проблему охраны русской нации от «загрязнения инородцами», которая так беспокоит Солженицына.
А как будет решаться вопрос о разрешении или запрете деятельности политических организаций, если предлагаемая Солженицыным система власти, по его собственному признанию, в большей степени выражает интересы состоятельных слоёв населения?
И как вы думаете пресекать деятельность «тайных обществ»? Если, например, мы, коммунисты, захотим «начать всё сначала» (а мы начнём, рано или поздно, не мы – так наши последователи), что нас ждёт? ГУЛАГ? Психушка? Камера пыток? «Модификация поведения?
Так что вы ещё выкупаетесь в нашей кровушке, господа.

                *                *                *

После выхода номера  с моей статьёй (я, честно говоря, не особо надеялся на то, что статья вообще будет опубликована) имел место весьма мутный эпизод. Мне позвонили на работу из редакции «Литературной газеты» и сообщили, что моя статья на каком-то конкурсе читательских писем заняла первое место, и я должен явиться в редакцию, чтобы мне в торжественной обстановке вручили приз: книгу Дудинцева «Белые одежды» с личной подписью автора. Я отпросился с работы, подошёл к редакции, выходит женщина, говорит, что никакого торжественного вручения не будет, суёт мне в руки книжку, поворачивается и уходит. Всё. 
Не, ну я понимаю: не хотели давать трибуну человеку с коммунистическими убеждениями. Но зачем тогда было давать первое место на конкурсе, тем более, что ни на какой конкурс я не подавал?
Я понимаю это так. С начала «перестройки» идеологическая установка менялась несколько раз (я не говорю «убеждения», потому  что убеждений у наших «прорабов перестройки», скорее всего, никаких никогда не было). В самые первые годы «перестройки» господствовала идеологема «возврата к ленинской идее социализма», типа «Сталин плохой, Ленин хороший». К концу 1988 года Ленин уже «стал» плохим, социализм тоже, и была провозглашена идея «общечеловеческих ценностей»: гуманизм, свобода слова, равноправие. К месту и не к месту цитировались слова: «Я не согласен с Вами, но умру за ваше право сказать то, что Вы думаете». «Демократические» СМИ демонстрировали свою «веротерпимость», и поэтому время от времени давали слово приверженцам других (в том числе и коммунистических) взглядов, правда, при этом, как правило, оставались в рамках информационной войны,  передёргивая и окарикатуривая последних. Моё письмо пришло в «Литературку» незадолго до окончания этого периода, и потому его успели опубликовать и даже премировать: прекрасная возможность продемонстрировать «веротерпимость» демократов в противовес «тоталитарным» коммунистам.
Но к концу 1990 года (вскоре после публикации моего письма) произошла новая смена установки. На смену общедемократическим ценностям пришла идеология неолиберализма с «безальтернативностью»  рынка, монетаризации  и приватизации по Хайеку, Фридману и Саксу и нетерпимостью к тем, кто эти идеи отвергает. Свобода слова, конечно, но она не распространяется на тех, кто не разделяет наши взгляды. В этих условиях надобность в демонстрации «веротерпимости» отпала, и моё письмо резко превратилось в «неформат».
Конформизм и лицемерие – неотделимое свойство наших политических и общественных деятелей. До «перестройки» они все были «коммунистами», в 90-е все дружно стали «демократами», сегодня все «православные патриоты». Придёт ИГИЛ – они себе обрезание сделают, и заявят, что в душе всегда были мусульманами, просто скрывали это. А если мы снова победим, достанут из матрасов зашитые туда в 91-ом партбилеты, пролезут в руководство новой компартии, и нас же будут ставить к стенке за «недостаточную коммунистичность».

2017 год.