Гл.12
Прасковья поставила на печь сковороду и бросила туда кусок сливочного масла, а когда то растаяло, она уложила на ней кружочками пирожки, внимательно наблюдая, чтобы ни один не пригорел, а только лишь зарумянился и корочка у него получилась бы хрустящей. Руки делали, а мысли, одна обгоняя другую, безжалостно беспокоили ранимую душу женщины. Ей не понравилось, что сноха удумала её подловить, будто уедут с Яшкой со двора и поселятся от них отдельно.
"Это она так решила, а у Яшки, небось, своя голова на плечах, навряд сын согласится на участь примака, так что неча тут, а я, дура, повелась. Надоть, нехай сама отсель отчаливает, а то ишь, пугать она меня взялася."
Но немного погодя, помыслы вдруг повернули в другую сторону.
"Ой, чего это я, полоумная... Как так, Авдотья нас покинет, а внучек? А семья распадётся? Не, так негоже." - Прасковья ловко перевернула выпечку, вытерла руки о тряпку, лежащую рядом на припечке, и здраво рассудила:
"Да и права невестушка, если раскинуть. Коли я постоянно зачну за Яшку заступаться, так он обнаглеет и всем тут на загривок усядется. Правильно, что она спуску ему не даёт, пусть лучше в хате сидить, чем с Лёнькой Барановым где попало лазит да пьянку учиняет."
- Мамань, ну что, скоро там? - донёсся до неё голос Авдотьи.
- Да всё уж, касатка, поспели. Тока ухвачу сковороду и на стол поставлю. Ага, наедайся, ласточка моя, шобы молочко твоё не кончалось и Тёмочка наш завсегда сытеньким был. Кады дитя наемши, оно и спит всё времечко, а не капризничает.
- Не скажите, маменька, наш от и накормленный, а орёт как за язык подвешенный.
- Ну бывает, на то он и дитёнок.
- Да я ничего... Мамань, мне бы с вами погутарить с глазу на глаз... Об Якове...
Прасковья напряглась, чувствуя, как заныло сердце. Она через плечо настороженно глянула на невестку и заметила на её лице беспокойство.
- О Божечки, что ещё случилось?
Та медлила и это сильно тревожило. Может, Яков признался жене о какой-либо неизлечимой хвори, которую из тайги принёс, а родителям умолчал, дабы не расстраивались. Она ить и сама наблюдала, будто сын стал не таким, как прежде, как-то изменился он, а в чём причина - непонятно.
Женщина поспешно отодвинула посудину с пирожками на край печки, чтобы поостыли чуток и уселась напротив снохи.
- Говори как есть, Авдотьюшка, не жалей материнского сердца, я заранее должна всё знать, давай, детка, я слухаю. - а внутри всё клокотало и подходило к самому горлу.
- Да я и не пойму с чего начать... В обчим, что-то творится с ним, уж не завёл ли муженёк зазнобу себе каку?
- Зазнобу? - Прасковья облегчённо вздохнула. - Откель такое на ум навалилось?
- Да чую я, что с ним штось неладно, избегает меня всячески, ночью даже не обнимет, вот я и подумала...
- Да тьфу на тебя, глупая! Кака полюбовница, окстись! Он днями и ночами дома, так чего ты выдумляешь зазря? Ну можа ишшо муторно ему, не до любовных потех, уж прости грешницу, не мне тебе баять и не тебе меня слухать. Ну раз ужо грязное бельё вывернули наизнанку, то позволь и я словечко вставлю. Он такое натерпелся, али тебе невдомёк? Дай ему в себя прийти, а ты ревнуешь беспричинно. Стыдись, Авдотья!
- Да я понимаю, маменька, но он как возвернулся с лесов, так всё о чём-то думает и думает. Другим разом и меня не слышит, когда к нему обращаюсь.
- А в тайге, кого он успел себе заиметь, уж не к волчице какой ты Якова притулила? А те люди, дай Господь им долгой жизни, что спасали его, так древние старики, ишшо постарше от нас с Мишкой. Ну и с кем там можно шуры-муры, дура ты по самую спину. Окромя тебя у него никого нету и даже не беспокойся.
- Вы так думаете? - Авдотья повеселела. - Спасибо вам, маменька, прямо успокоили меня.
Авдотья-то привела свои нервы в порядок, хоть и временно, а Яков не находил себе места. До оттепели долгонько ждать, а душа неслась к одинокому срубу, что в непролазных дебрях. Особенно, если кинет взор в сторону тайги, так и выть хочется или громить и крушить всё подряд. От безысходности. Но кто поймёт такое его поведение, когда наоборот надо всячески скрываться и ничем не выдавать себя.
Но однажды не выдержал и как бы невзначай предложил домашним:
- Можа по глухаря схожу да настреляю штук несколько, а? Исть всё одно, что-то надлежит, а тут как находка, коли мне повезёт.
Авдотья красноречиво глянула на свекровь, но та не заметила, она тут же кинулась в атаку:
- И думать не моги! - закричала она на всю хату. - То, что все мы перенесли, покуда тебя не было, так и ворогам не пожелаешь. А сам-то давно помирал и кабы не люди добрые, так и загинул бы насовсем. Тебе опять приключений захотелось или не терпится к Илюхе с Прохором присоединиться?
- Мамань, да Анисима с Емелей и Гришкой увезли отсель давным-давно, а ты всё упоминаешь их к ночи глядючи.
- И что, коли увезли? Другие Гришки с Анисимами найдутся. Или ума не хватает, какое времечко наступило, что из хаты опасно и носу показать, а он в самое пекло засобирался.
- Яшка, а кому нужны твои глухари, коли Пост скоро зачнётся? У нас на тот день одна Авдотья остаётся, кто мясо будет поедать, бо мальца ей кормить, потому и Бог к ней милостив. А мы все говеть готовимся, так для кого оно? - вмешался Михаил Фёдорович.
- Вот для жёнушки и стараюсь. - не растерялся Яков.
- Да твоей Авдотье исть не переисть и за весь Пост, сколько всего нам Анфиса понавозила, так кому надобны те глухари, зачем животину изводить, коли без надобности? - всё больше распалялась Прасковья Ильинична.
- Ага, уж точно. - поддержал супругу Михаил Фёдорович. - Да мы ещё тех двух не зачинали, шо ты принёс, говядины ишшо полно, ну и зачем куда-то переться? Сиди ото дома и не выдумляй, вот и весь мой сказ.
- Что ты за дитё такое неразумное, тока от смерти на волосок висел и опять же туда взгляд свой устремляешь. Коли себя не жалко, так о нас подумай, башка твоя дырявая. Мы скоро на галушках постных сидеть будем, на капусте с картохой да и каши всяки нам в помощь, а он мясом решил нас накормить в тако времечко святое. Оно нам треба, аки вчерашний ужин. Богохульник ты, Яшка и больш нихто. - Прасковья не обращала внимание на грубые слова, которые посылала сыну, но она затаила главное, пусть лучше родители его отругают, чем загробится неизвестно где.
- Да ладно тебе, матушка, чего расходилась, как холодный самовар? Ну без надобности, так без надобности. Откель я знаю, скока харчей у тебя там припасено, я что в ледники твои заглядал? Раз такое дело, то пошёл я в сараюшку у Зорьки навоз чистить. - и Яков нарочито громко хлопнул дверью, чем вызвал недовольство у отца, который выходил следом.
- Чего громыхаешь да кривишься, как середа на пятницу? То ему не так и енто не этак. Я предупреждал, шоб не спешил с женитьбой, никто не неволил, но ты не послухал. То б шастал по вечёркам да девок щупал, при том и горя не знал, а раз захотел быть семейным человеком, дык будь добр, храни жёнку, паче зеницы ока. А не то высеку, как Сидорову козу и не посчитаюсь, что на две головы поболе меня выдул, шалопай беспросветный, сынок маменькин, ити его налево. А всё ты! - Михаил Фёдорович погрозил жене кулаком. - Пороть его надо было, пока поперёк лавки лежал, так ты всё жалела да баловала. А я зараз чую, откель ветерок подул. - и хозяин ещё громче хлопнул дверью.
- От видите, маменька, видите? - тут же вскинулась Авдотья. - Батюшка тоже, штось заподозрил.
- Авдотья, и совесть тебя не зазрит, хучь ты уймись! Слышишь звон, да не знаешь где он. То батька имел в виду бывшую Яшкину зазнобу, шо до тебя была. Думае, вроде он по ней до сих пор тоскуе и кручинится. Да ей давно нема, за мужем в город подалась, а он, чёрт старый, буровит не знамо што. Повторяю, никого у него нету, окромя тебя и не мотай мне нервы. Оно и правда, откуда мужику ведомо, какие у нас там харчи, хотел подсобить, а мы ишшо и обругали его. Но то на пользу, неча рок свой испытывать, он того не любит и обязательно отомстит. Ладно, с тем покончено, я за другое журюсь уж который день.
- А что такое, маменька? Неужто у нас ишшо неприятности?
- Да не то, чтобы неприятности, просто обида у меня... Вот раньше мы иногда наезжали в вашу церковь, своей то николы не было, так мы: то к соседям попросимся, к Веригиным, чтоб с собой прихватили, то ещё к кому. А ныне и лошадь своя заимелась, а ехать некуда. Люди бают, будто большевики все иконы в храме пожгли и батюшку с собой забрали, нехристи. От оно как... Прости Господи, овец своих заблудших. Сами они без понятиев, чего творят. - женщина тихонько приблизилась к иконам и размашисто перекрестилась на дорогие сердцу образа.
А Яков схватил мотыгу и усердно принялся за работу. Он сноровисто подчищал деревянные полы в сарае, сгребая в кучи навоз и использованную солому, легонько постукивая тяпкой по ногам коровы, чтобы не мешалась и вовремя освобождала загрязнённое пространство. Всё это делалось по инерции, потому как думки его в эти минуты были далеки от реальной действительности.
"Ну даже, если я и появлюсь в хозяйстве Кирилла Николаевича, ну и что дальше? Допустим, скажу, что проходил мимо с ружьём да и решил заночевать, а по утру отправлюсь в обратный путь. Они-то пустят, а толку? Наедине с Варькой всё одно не получится остаться, так что родители правы, зачем жилы рвать по такому ненастью? Вот кабы знатьё, когда старики снова куда в гости уберутся, тады другой расклад. Да где уж прознаешь..."
Мужчина тяжко вздохнул.
"Да мне бы только одним глазком на неё взглянуть и то б не отказался, но видимо придётся терпеть до самого тепла, а иного выхода нету."
- Яшка, ты что, до сих пор по Людке сохнешь, что ли? - в сарай заглянул Михаил Фёдорович и со вниманием уставился на него.
- По какой Людке, батя? Ты об чём?
- Да всё о том. Та, что Васьки Климова дочка наибольшая.
Яков громко рассмеялся, чем сильно удивил бурёнку. Она повернула к нему лобастую голову, с завёрнутыми наверх рогами, и замерла, изучая хозяина, чего ещё он тут выкинет.
- Ты что, батя? Да кабы ты не завёл разговор, я бы о ней и не вспомнил. К тому ж, не она меня бросила, а я её, чтоб на Авдотье жениться.
- Бросил он... - старик незаметно улыбнулся себе в усы. - Гляди, добросаешься, а то судьбина так тебя припрёт, что и имя собственное начисто забудешь. Бросальщик мне нашёлся...
Авдотья нынче не тревожила, когда спать улеглись. И матушка с батюшкой, как специально из дома смываются каждый вечер, ну прямо все обстоятельства против него. И не успел Яков порадоваться, думая, что Авдотья уже заснула, как вдруг услышал:
- Яша, скажи без утайки, ты меня разлюбил?
- Авдотьюшка, с чего ты взяла, милая? Чего ты постоянно что-то выдумляешь?
- Яков, да будь ты мужиком, скажи честно и я от тебя отстану. - повысила голос молодая женщина.
- Авдотья, мне надоели эти подозрения, ты после родов совсем сумасшедшая стала. Следишь за мной, придираешься, ну сколько можно?
Авдотья подскочила в постели.
- Знаешь что, не смей меня в дуру превращать, я покуда не ослепла и всё вижу! Ты кого вздумал провести, бабу? Да каждая жинка насквозь своего мужика чует. В обчем так, я устала тебе доказывать то, что и так чёрным по белому шито. А просто скажу вот чего: коли продолжишь притворяться и мне лгать, то через Проскуриных передам матушке, чтобы явилась и меня с Тёмочкой забрала. А ты живи потом, как знаешь. Я устала, Яков, и хочу нормальных человеческих отношений, какие у нас раньше были, а вот так, в догадках и страданиях, я не согласна пребывать. Поэтому выбирай: нужна семья - будь значит, семьянином. Нет? То на "нет" и спроса нет. Тады оставь меня в покое, небось, и без тебя сына воспитаю. А теперь, спокойной ночи. Не бойсь, не трону, но помни - думать тебе до утра.
Авдотья не шутила на этот раз. И Яков выбрал семью.
Вернее, свидание с Варькой он не отменял, но решил и жену не доводить до исступления, а то, чего доброго и взаправду укатит отсюда. А тогда всё, родные ему такое никогда не простят.