С утра опустился густой туман, укрыв привычное взору пеленой неизвестности. Словно потерявшаяся в этом мареве без границ, в двух шагах от меня ковыляла, раскорячившись, огромная, серо-черная ворона, наклонившись к пожухлой, но все еще необычно зеленой для этого времени года траве. Мое присутствие никак не испугало ее, напротив, ворона подняла тяжелую голову, и принялась с любопытством разглядывать меня, словно это она, а не я вот уже несколько долгих лет была тут единственная хозяйка.
Если пройти еще несколько шагов за ограду, то станет видна дорога, уходящая в тупик. Сразу за дорогой начинается старая липовая аллея, посаженная кем-то, и когда-то, и, неизвестно почему, в стороне от этой аллеи особняком размещается большое раскидистое дерево. Каждый раз, проходя мимо этого дерева я испытываю необычное чувство, вызванное воспоминанием. В тот день, оставив работу, я прибежала сюда, и спряталась под тенью его размашистых веток, чтобы прочитать сообщение, которое получила, едва открыла дрогнувший телефон. Я испытала потрясение, давно забытое чувство радости, но и тревоги одновременно. Меня словно тихонько встряхнуло, и оставив легкую дрожь глубоко внутри, поселило во мне предчувствие чего-то светлого, освобождающего от тяжелых мыслей. Я должна была остаться наедине с этим чувством, чтобы читать и перечитывать сообщение, проникаясь все больше и больше ощущением вспыхнувшего внутри меня света.
В памяти вихрем пронеслись многочисленные прощания, и все слова, сказанные потом по телефону, откуда-то из далекой страны, где ты, уходя с работы, звонил мне, чтобы услышать голос, и твой образ, так и застывший в моем сознании, когда уже в дверях, в пол-оборота, даже не соприкасаясь взглядом, прошептал: «Начинай забывать меня!», и долгие ожидания нового звонка, или встречи, хотя бы тех крупных букв в почте, среди непрочитанного. И когда однажды, случайно открыв папку с удаленными самим компьютером письмами, наткнулась на знакомый шрифт, то не поверив даже, что это правда, с трепетом восстановила, и прочла текст, и убежала сюда, под дерево.
Ты всегда исчезал, и умолкал так же неожиданно, как и появился сейчас. Ты был мне нужен как мечта, к которой я стремилась, и, кажется, вот-вот настигла бы ее, хотя бы своим воображением. Но, в самый последний момент, когда ощущение завершенности почти захватывало целиком, ты исчезал, оставив меня все с тем же недоумением, и даже обидой. По какой причине? Но это сосем не важно, причину всегда можно придумать. Жена, например.
И много раз мы расставались навечно, и порывали навсегда, но опять и опять ты появлялся в моей жизни неожиданно, и с новым приливом надежд и страсти. Теперь все утихло. Осталось только это дерево, приближаясь к которому, я вновь ощущала знакомый порыв.
Но вот сегодня, в этом тумане, я не знала, где остановиться, за что зацепиться взглядом, к чему прикинуть мыслями. Искала то самое материальное воплощение, хранящегося глубоко в подсознании.
Не затем ли рисуют картины, чтобы, взглянув, вернуть себя в переживание, которое однажды захватило, поселившись в сердце.
Наверно так же цепляют и фотографии: для одного конкретного человека, единственный в жизни важный момент.
И те, кто будут смотреть их потом, они не почувствуют то же самое, они лишь увидят отражение чьих-то чувств.
Дерево в тумане - отражение твоих чувств ко мне, хотя ты сам об этом не подозреваешь.
Я вглядывалась в мираж, и, скорее почувствовала, чем увидела, что рядом кто-то есть. Так запахи или звуки выдают присутствие, а очертания рождают образ. Равномерное постукивание, отдающееся цокающим звуком, длинная коричневая морда с мохнатой челкой, - ко мне прибежала лошадка.
Теперь я могла видеть ее поющие, налитые тоской глаза, ее плавно прогнутую спину. Невысокая, такого же роста, как и я, она казалась давней знакомой.
С трудом смогла разобрать то, что хотела мне сказать лошадка, ведь она не произнесла ни звука. Но я поняла, я услышала неким внутренним чутьем, узнала ее тревогу. Она убежала от хозяев, которые обижали её.
- Пойдем, - взглядом пригласила я, кивнув в сторону дома. Она послушно, и даже храбро пошла за мной, пыхтя и фыркая, постукивая мохнатыми у основания мускулистыми ногами. Мы шли так близко друг другу, что я прониклась ее трепетом, и ощущала ее напряженное тело, ничуть не дотрагиваясь до нее.
Неожиданно возникли контуры дерева, и я попробовала притянуть мысли о сообщении. Ничего не получилось. Я чувствовала только усталость, уничтожающую, поселившуюся ноющей болью в груди, и ломотой в суставах, усталость от тяжелого физического труда, но более от мысленного напряжения, сопровождающего меня последнее время. От первого луча утренней зари, до тихой минуты погружения в сон, лишающий привычной боли, которая вновь и вновь возвращалась с пробуждением.
Я видела уже все дерево целиком, но это не было чем-то особенным, потому, что меня тревожили совсем иные мысли, они путались, и каким-то удивительным образом я знала, что охватившие чувства усталости и тревоги объединяют меня с лошадкой, и принадлежат теперь поровну нам обоим.
Я открыла двери заброшенной мастерской, превратившейся из-за не ухоженности в сарай, и впустила туда лошадку. Она медленно вошла, чуть качнувшись, твердо встала посреди помещения, дернув ушами, потянула ноздрями воздух обновления, некогда любимого, но заброшенного мной пространства, которое, впрочем, еще хранило запахи краски, свежесруленного дерева, тайну шелестящих страниц, и неровного треска разрываемой ткани…
В открытую дверь проникал мягкий свет.
Я зачерпнула из старого колодца ведро воды и, отцепив его от веревки, на которой оно с плеском падало в холодную глубину, отнесла лошадке. Пей. У меня нет ничего другого. И в ее маслянистых глазах мелькнула искорка ласкового света.
Чьи-то торопливые шаги, и отрывки фраз, выдающих смятение, приближались извне нарастающей волной. Я вышла, прикрыв за собой дверь, и оказалась перед двумя незнакомыми людьми, мужчиной и женщиной, немолодыми, и по всему видно зажиточными, которые с нотками недоумения, огорчения, и растерянности разом заговорили, обращаясь ко мне:
- Мы ищем лошадку, она недавно убежала. Не встречали ли вы тут поблизости нашу лошадку?
- Я должна зайти в мастерскую, - как можно более сдержано ответила я, и направилась туда, где ждала лошадка. Я обхватила руками ее пахнущую чем-то тяжелым, но издавна знакомым, и приятным шею, и она с таким великодушием, с таким доверием прижалась ко мне, что я едва не задохнулась, почуяв ее порывистое дыхание так близко от своего лица.
Не бойся лошадка, мысленно успокаивала я, теперь мы вместе.
Вода в ведре, успевшая замереть от зачарованности мгновения, отразила прекрасноликое и странное существо: человека – лошадь.
Но ведь это уже было, успела подумать я, и наклонилась к воде, чтобы разглядеть получше.
Что- то дрогнуло в нагрудном кармане, и я вспомнила, что там лежит телефон…