Сельцо стояло на реке, слышь-ка, чуть повыше нашего. И жил там дедок по прозванью Шило. Не то, чтобы он по сапожному делу мастером слыл или, скажем, по дереву ладил что-то. Просто любил он вставить словцо с усмешкой о ком-либо. Бывало, выйдет на круг девица ладная, ведёт танец павой, а Шило возьми и скажи:
– Хороша! Нет слов, как хороша, да больно росточку маловата! Ну, чисто карлица!
Девка, понятное дело, смутится и в сторонку спрячется. Или покажет мужик изделие деревянное, красоты невиданной. Все в изумлении, а дед и тут встрянет:
– Оно, конечно, красота, да только такую безделицу мой прадед ладил забавы ради! В избе вон, за печкой валяется!
Ну, знамо дело, не привечали Шило. Под разными предлогами отказывали от дома. А тому, как с гуся вода, токмо похохатывает:
– Правда глаза колет!
Как-то раз осерчал на него сосед за слова язвительные, да и говорит:
– Ежели ты такой умелец, Шило, то изладил бы вещь чудную, невиданную. Вот мы бы и подивились!
– А что, я могу! Ахнете все! – бросил в сердцах и ушёл в избу. А на печи отошел малость и призадумался, чем народ удивить-порадовать. Сам-то он больше по рыбному делу ловчил. Рыбалил, значит. Семьи у него не было. Жена в родах померла, а детки один за другим на погост ушли. Кто от болезни, а кто по шалости. Так и бедовал один. Крутится Шило ночью в одного на печи и тут на ум пришла ему просьба ребячья. Сынок его младшенький перед смертью всё просил на саночках прокатиться. Да не на простых, а на таких, чтобы сами ехали, а где надо, так и летели. Покряхтел дед, самокруточку покурил и решил за советом сходить к ведунье. Жила одна бабушка на краю села, знахарила помаленьку, людям помогала советами. Вот к ней и решил он сходить. У всех на виду не пошёл, а пустился задками, вдоль речки. Пришёл к избушке, почесал макушку и стукнул в двери три раза. А в ответ тишина. Шило дверку толкнул и спрашивает:
– Есть в избе кто, аль нет?
К порогу токмо котище выскользнул чёрный. Стрельнул зеленющими глазами на пришлого и сел напротив. Ну, поскольку хозяйка голос не подала, устроился дед на скамеечку под окно и дожидается. Уж дело к вечеру, а ведуньи нет как нет. Собрался Шило до дому идти, а тут бабушка и показалась из лесу. Несёт котомку полную трав разных. Шило, знамо дело, подскочил, чтоб подсобить. Та его в избу пригласила, за стол усадила, накормила, напоила да и спрашивает:
– Почто на ночь, глядя, пришёл, любезный? Али беда какая принудила?
– Да как сказать, – пригладил дед бородку, собираясь с мыслями, и рассказал всё начистоту. И про разговор упомянул и о похвальбе своей не смолчал. О сыновей просьбе тоже не забыл, о саночках чудных, чтоб летать могли и катиться, где надобно. Даже коль и дороги нет! Выслушала ведунья и молвит в ответ:
– По травам я больше мудрствую, а тайна летающих саночек мне не ведома. Ничем я тебе помочь не могу, уж прости старую!
Помолчала и добавила:
– Однако слыхала я в детстве от своей прабабки, что изладить такие санки можно. Дерево надо особое, а вот какое не помню. Запомнила только, что цветы на том дереве всего одну ночь цветут, утром облетают. Но не успевают они долететь до земли, потому как прилетают их срывать птицы невиданные. Тебе надобна веточка этого дерева, чтоб саночки сделать, – она чуть подумала, – и перья тех птиц не помешали бы. А знаешь что, сходи-ка ты к моей сестрице – Сон-ведунье. Она умеет заказывать вещие сны.
Хозяйка вывела Шило к еле видимой тропе:
– Иди до речки, а там покличь перевозчика. Да шибко с ним не болтай, он в молчунах числится. За перевоз заплати тем, что тебе не жалко отдать. Здесь подумать надо крепко, потому что недодашь, назад не повезёт, а передашь, перевозчик тут же назад тебя переправит.
С теми словами она поклонилась дедку и ушла в избу. Шило постоял малость, подумал да и шагнул на тропу, навстречу своей судьбе. Вскорости достиг он реки, стал выкликать перевозчика. Немного погодя из темноты вынырнула лодчонка-кружонка из бересты сделанная. В ней старичок росту невеликого одним веслом управляется. Залез путник в лодочку кое-как, сам опасается, не перевернулась бы речная повозка. Доплыли они до другого бережка, снял Шило шапку и с поклоном подаёт старику. Тот хмыкнул, шапку взял и молвит:
– Угадал и угодил! За это совет дам тебе: иди по ветру, не ошибёшься! На задки воротишься, шустро перевезу! – оттолкнулся от песочка и скрылся в темноте.
Постоял дедок, оглядываясь. Куда шагать в темень? Решил было тут ночёвку устроить, только чует, ветерок поднялся низовой. В спину так и толкает! Вспомнил тут Шило совет перевозчика и шагнул вперёд, по ветру. И легко так пошёл, без заминок всяких, как по дороге хоженой. Долго ли коротко, но уткнулся он в изгородь, и калитка нашлась тут же. Во двор сунулся, в там кобель бухает, сторож, слышь-ка! Дверь скрипнула, голос недовольный спрашивает:
– Кого нечистая ночами носит? Чего надобно? Чур, охрани меня!
– Шило я! – откликнулся старик. – От сестры твоей весточку принёс!
– Ну, коли так, заходи!
Дедок в двери прошмыгнул, ему на лавку указали. Лучины не зажигая, буркнули:
– Рассказывай, какие вести доставил!
Обсказал Шило всё, как есть, по порядку, без утайки. Тут около печи лучина затеплилась, хозяйка крынку молока на стол поставила, краюху хлеба положила. Смотрит дед, а пред ним дева-краса, до полу коса. Оторопел он поначалу, думал, что Сон-ведунья не молода, а вишь, как вышло! За стол присел, попил, поел, а девица ему и говорит:
– Пойдём, дорогой гостенёк, укажу, где спать тебе.
Вывела его во двор, охапку травы возле конуры собачьей бросила:
– Вот место твоё, самый сладкий и верный сон будет тебе.
С тем и ушла. Шило голову почесал, да и улёгся спать. «Видать, так надо!» – подумал и смежил веки. Провалился в сон беспробудный и сам не понял как. Очнулся утром, пёс ему щёки лижет, в лицо жарко дышит. Вскочил дедок и тут же весь сон до тонкостей вспомнил. Точно знает теперь, куда идти нужное дерево искать и как саночки изготовить летучие. Ступил было со двора, потом опамятовался: «Хозяйку не отблагодарил!» Поворотился, смотрит брёвна вповалку лежат и топорик при них. Стало быть, дрова к зиме нарубить надо. Ну, и давай он работать. К вечеру управился токмо. Правда, Сон-девица кваску выносила не раз. Ну, и перекусить, как водится. На закате вышла ведунья, поблагодарила, птичку-невеличку из рукава достала.
– Иди вслед за ней, Шило. Она верно путь знает. Как раз придёшь в нужный час!
Поспешил путник за птицей. А та из виду не теряется, поджидает на веточке. Уж месяц на небо выплыл, тут и опушка небольшая открылась. Трава по пояс, а в центре деревце неказистое, цветами нераскрытыми усыпанное. Притаился Шило в траве около ствола, почти не дышит. Как месяц поднялся повыше, так и налетели, откуда ни возьмись, птицы чудные. Оперенье неброское вовсе, но в лунном свете ярко мерцает, а хвостик, слышь-ка, на трое разделён и беленький. Как перо достать? Одна из птиц низко на веточку села, и хотел старик её ухватить за хвост, да жалко стало красоту рушить. Достал он припрятанный кусок хлеба, на ладошку накрошил и протянул птице. Та вспорхнула было, а потом ничего, села на край ладони и принялась не еду, а дедка разглядывать. То в одну сторону головку наклонит, то в другую. А Шило улыбается, млеет, вишь, от такого доверия и красоты. Птичка маленькую крошку склевала, хвостиком тряхнула и уронила одно пёрышко. Тут вся стая поднялась в небо, покружилась и улетела, а старик потянулся, отломил одну веточку, положил за пазуху вместе с пёрышком и уснул прямо под деревом.
Наутро дождик начался, Шило глаза открыл. Что такое? Ни дерева, ни травы! Голая земля кругом да проплешины, как от пожара. Мигом подскочил да назад ходко направился. Благо дорожка лесная под ноги легла. И птичка-невеличка, что сюда вела, рядом чвикает, подбадривает. Мимо избы Сон-ведуньи до самой реки шустро добрался! Молчун-переправщик вмиг его доставил через реку. А там и до села недалече!
Отдохнул Шило в избе родной ночку, другую и за работу принялся. А сосед ходит вдоль ограды, подзуживает:
– Ой, скоро ли мастерство своё выкажешь, Шило? Жданки все съедены! Терпежу нет более!
Но Шило помалкивает, сам себе песенку в усы-бороду тянет. Всё, как во сне привиделось, сделал, а всё ж сомнение в душе у мужика – а ну как обманка? Под вечер как-то самосадом подымил и решился проверить изделие рук собственных. Утайкой вышел к реке, на взгорок, саночки вниз направил, сел верхом и оттолкнулся. Поехали санки с горочки! Сперва не шибко, потом всё резвее, а на реку соскользнули, так и вовсе полетели по ней, ровно по льду! Испугался дедок малость, потом засмеялся. Вспомнил сынка своего и сказал:
– Егорушка, сделал я тебе саночки! Всё, как ты просил! – Тут он заплакал. – Некому токмо кататься на них, окромя меня…
Глядь, а на бережку весь народ сельский собрался. Стоят молчком, изумляются, слов не находят для выражения чувств. Выехал Шило на берег, соскочил с саночек:
– Вот, – говорит, – принимайте мАстерскую вещь! Где такое кто видал?
За санки те немалую деньгу предлагали деду. Но Шило всем отказал. Саночки на могилке сына поставил. Говорят, что по праздникам Великорусским слышали люди, а кое-кто и видел, что катался на тех санках вихрастый мальчонка лет семи. Может, правда, а может, и нет.
А дедок с тех пор покладистым стал, более народ подковырками не изводил. Прозвище его забылось, Семёнычем стали его кликать. Санки для деток знатные ладил! Считалось, коли есть в семье саночки Семёныча, то ничего с ребятёнком не случится, потому что с любовью сделаны.