Одиннадцать рублей девяносто копеек. Это цена за пачку самых дешевых макаронных изделий. Эквивалент цены на наши жизни. Сосиски по красной цене. Яйца в белых прозрачных формочках. Большая приправа с довольной рожей повара на логотипе. И «Осенние» пряники. Сладкого всегда хочется. Бывает еще картошка с луком. Это недорого. Бывает, на акцию попадает и фарш. Пачки хватает на два дня, как и сосисок, но вкус, конечно же, не сравнить. И все по тому же принципу.
Мы с Федором, моим соседом, хорошо изучаем акции. И вечерами перед ужином делимся своими наводками. Мы стараемся экономить, когда это возможно. Если нет повода ехать - лучше не ехать. Если можешь потерпеть - лучше потерпеть. Если обувь не протекает – нет смысла ее менять. И все по тому же принципу.
Знаете, ко всему привыкаешь. Мы живем на окраине Петербурга, чтобы быстрее добираться до завода. Который находится как раз на выезде из города. Каждый день в шесть тридцать за нами заезжает рабочий автобус. И привозит обратно в семь вечера. Возле дома есть маленький магазинчик, который работает круглые сутки. Но там все немного дороже, поэтому мы ходим в большой супермаркет через остановку от дома. Больше, в принципе, не о чем рассказывать. Каждый день примерно одинаков. Кроме одного дня. Одного дня, которого мы всей душой так ждем…
Мы очень ждем этого дня. Но почти не упоминаем его в разговорах. Это негласное правило. Ведь так легче ждать, когда лишний раз не напоминаешь о его приближении.
Когда наступает тот самый день (последняя суббота месяца), мы с Федором уже с самого утра наполнены некоторым трепетом. Но пытаемся себя сдерживать, чтобы не спугнуть важность момента. Мы вынимаем из шкафа свои пиджаки. Хорошенько выутюживаем их. Выбриваемся затупившимися бритвами и укладываем гелем волосы. Мы собираем все скопленные за месяц деньги и медленно пересчитываем их. Откидываем фиксированную сумму нашим семьям из далеких восточных краев. А все оставшееся аккуратно раскладываем по карманам. Обычно там остается около пяти-шести тысяч на каждого. Мы выходим.
Туда мы едем на метро. Уже с приподнятым настроением и с окрыляющим предвкушением (в метро мы тоже редко бываем). Наслаждаемся видами старых станций, длиннющих эскалаторов и огромных масс людей. Проходим от станции вдоль канала. Рассматриваем здания с ажурными пилястрами, коротенькие мосты с провисшими цепями и огромных каменных львов.
Под вывеской «Синий Эль» с логотипом карикатурного мужичка с кружкой, мы входим в дверь. Все нам тут рады. С нами здороваются. Все нас тут знают, помнят тот день, когда мы придем, и очень рады встрече. Хотя мы ничего дурного или презабавного не делаем. Но вот уже два года(а значит, соответственно, двадцать четвертый раз) приходим в этот бар в одно и то же время, в последнюю субботу месяца.
Первая кружка бодрит и сразу пьянит. Что странно, но вторая немного отрезвляет. Как мы решили в одну из посиделок: в Петербурге кроме разводных мостов еще разводное барное пиво и разводные женщины. В этаком состоянии, слегка захмелевшем, можно пробыть еще кружек пять. Но после всегда хочется чего-нибудь покрепче. Бармены с радостью наливают нам водку(вот такие мы консерваторы), предлагают бесплатные огурчики. Мы их обожаем (не огурчики, в смысле барменов). И всегда оставляем им хорошие чаевые. Хотя порой они стоят трех-четырех дней (иногда и недели) нашей дальнейшей жизни.
Люди заполняют субботний зал. У нас есть «свои личные» места, которые нам придерживают во время отлучек. Вокруг душный влажный воздух, который совсем не тяготит легкие. И громкая потрескивающая музыка.
Персонал рассказывает нам интересные истории, случившиеся в течение месяца. Обычно хотя бы раз в месяц бывала драка. Или выходки каких-нибудь фриков. Или что-нибудь уж совсем невероятное. Нам смешно – мы смеемся. Мы говорим, всплескиваем руками, опираем головы на стойку. Мы угощаем приятных собеседников. Нам хорошо. И мы не думаем о бедности и экономии.
Не скрою, бывает, приходит эта назойливая мысль. Которая пытается меня заставить грустить. Она говорит, что ведь завтра-то все закончится. Опять на завод. Опять всюду будет тлеть красная цена. И этак целый месяц. И неужели всю жизнь так? Вот так откладывать, чтобы… Но вдруг я включаюсь в рассказ бармена на самом смешном месте. И мне вновь хорошо и смешно.
Эти мысли меня чаще посещают не в этот день, а во все остальные. Но знаете, что? Я нашел свой один день. Итого у меня 12 дней в год. Когда я счастлив, и мне хорошо. Я люблю всех людей, и они любят меня. Я есть. Я существую! 12 дней в год. Я сливаюсь с этой жизнью, как все люди должны сливаться ежедневно. Я нашел ключ от жизни на один день в месяц. Вот так я должен себя чувствовать каждый день. Иметь эти ощущения - это и есть жить! А жить - это нормально. Никому в голову не приходит, что жить – это нормально! У меня в груди что-то горит и играет. Мысли принимают дугообразную позитивную направленность. Мне хочется любить и быть искренним. Мне хочется быть бесконечным. Хочется жить. Может мне удастся поменять что-то для остальных дней, чтобы так было всегда… Но пока я готов терпеть все невзгоды, жертвовать мелочными наслаждениями и ждать этого дня. А может (почти точно) этого дня и не существовало бы без остальных скупых двадцати девяти. В любом случае…
И ведь ничего сверхъестественного не происходит. Разговоры, курилка, смех, запотевшие бокалы, рюмки, маленькие огурчики, липкая стойка, объятия (очень хочется обнимать), мятые купюры, шаткая походка, моргающие лампочки, теплые вибрации, пьяный Федор, новые знакомые и… Внутри происходит самая настоящая человеческая жизнь. Такая, какой она должна быть. Ничего сверхъестественного. Вот бы научится чаще быть счастливым.
Бармены подливают нам «крепенькой» и по-доброму посмеиваются над нашими костюмами. Нас это вовсе не обижает. Во-первых, нам нравятся пиджаки, а во-вторых, мы чувствуем себя в них аристократами. Это дело принципа. Этот день хочется сильно выделять ото всех остальных.
Так мы просиживаем почти до самого утра. Людей у стойки в субботу много. Вокруг шумно, весело и пахнет липким элем.
Время пролетает быстро, и, выходя очередной раз покурить, кто-то напомнит про время. Бармены медленно начнут замывать посуду. А мы допивать свой последний бокал. Они пожмут нам руки, и на прощание скажут «До встречи». Это означает, что они будут ждать нас. Это так важно для двух людей в нелепых пиджаках с зализанными гелем волосами, с грубыми заводскими мозолями, которые исчезают в безликие серые будни. И мы, конечно же, ответим: «До встречи»…
Дорога домой – расставание с чем-то приятным, но слишком коротким (как последние две минуты обеденного перерыва). Обратно мы едем на такси. Уже очень пьяные. На поворотах мы податливо клонимся в сторону. Фонари расплываются в длинные желтые полосы. В машине назойливо пахнет дешевым освежителем. Возле Невы я не могу выдержать и прошу водителя остановить на набережной. Я выхожу со светлыми пьяными чувствами. Бегаю туда и обратно. Я еще немного свободен. Кричу. Федор спит в машине, или смотрит потухающими глазами через стекло (он обычно как-то больше напивается). Кричу еще. Водитель махает головой. Еще немного, мне нужно. Это наш день. Падаю, катаюсь по асфальту. Но не резко и агрессивно. А радостно и любя. Я обнимаю Землю. Порой мне становится плохо. Кружится голова, рвотные позывы. Держусь. Еще немного, смотрю на Неву. Различаю вдалеке купол Исаакиевского, пик Петропавловской, Эрмитаж… Как же красиво!
Иду к машине. Всю дорогу нас кидает из бока в бок. Федор спит на моем плече. А я пытаюсь смотреть на этот город, который так мне мил один раз в месяц.
В воскресенье нам плохо.