Глава 21. На другом конце радуги
На холмике, украшенном цветами и всё более напоминающем мне могилу, я обнаружил старую жестяную фляжку. Брезентовая сумка, в которой она находилась, только на первый взгляд выглядела хорошо. Достаточно было взять её в руки, как она начала распадаться на куски. Я потряс фляжку над ухом... Тихое шуршание, и больше ничего. С осторожностью я отвинтил пробку и заглянул внутрь. Там лежали свёрнутые в трубку листки пожелтевшей бумаги. Осторожно вынув их и сверив нумерацию, я приступил к чтению. Скупого света звёзд и щедрого сияния ночного миража на горизонте для этого вполне хватало. Письмо было написано карандашом, поэтому никаких проблем с разбором слов не возникло. По мере продвижения по частоколу строк моё удивление росло. И дело было даже не в том, что к этому тексту приложил руку русский человек. Просто, я начинал догадываться, кем он мог быть.
—————————————————————————————————————————
29 октября 1947 года от Р.Х. Всем тем, для кого слово "Земля" не пустой звук.
Не знаю, зачем я это пишу. Но приговорённые к смерти всегда испытывают нужду выговориться. Господи, сколько же всякого разного я наговорил за свою жизнь. C молодости я был склонен к мистификациям, но никогда не рассматривал их как самоцель и, тем более, путь к обогащению.
Последние годы я жил рядом с Наггаром, что находится в западных Гималаях. Если театр начинается с вешалки, то Тибет начинается именно отсюда. Свет гор, который все эти годы меня вдохновлял и направлял, неожиданно стал вызывать чувство глухого раздражения. Я рисовал свои картины, как пьёт пьяница стакан за стаканом, в надежде растворить яд, осевший на дне души. Их количество росло, и вместе с ним росло моё недоумение. Почему мне так неуютно на этой благословенной земле?
Сегодня утром, возвращаясь с этюдов домой, я встретил своего хорошего знакомого, нёсшего в руках пару больших бутылок, хотя ещё не было одиннадцати. В розовых лучах восходящего солнца они походили на кометы, которых тот ухватил за хвост. Я попросил продать их мне, в надежде изобразить что-нибудь подобное на бумаге. Но получил неожиданный отказ. Я удвоил цену. Хозяин был непреклонен. Такое поведение человека, всегда любезного и предупредительного, меня удивило. О чём я ему прямо и сказал. В ответ на мои претензии добрый индус поведал об истинных целях своего приобретения. Оказывается, он решил совершить жертвоприношение богу Индре на "радужном алтаре".
Сказать по правде, те времена, когда меня как магнитом тянуло посмотреть на подобные церемонии, уже прошли. Тамошняя липкая грязь и полное отсутствие культуры пития могли отвратить от забулдыжной мистерии любого, кто вопреки мукам абстиненции не утратил хорошего вкуса. Однако, на сей раз я насторожился. Мой религиозный друг слыл ярым последователем одного восточного учения, именуемого "дзогчен", которое ставило перед своими адептами цель получения в личную собственность "радужного тела" с последующей дематериализацией. Настоящие мастера уходили из жизни, оставив после себя лишь пустую стеклотару, кое-что из одежды, а также ногти и волосы. По какой-то таинственной причине эти две последние субстанции считались в их среде "нечистыми".
Я попросил индуса показать предмет своего поклонения. По-видимому, он испытывал передо мной неловкость за отказ продать культовые предметы, поэтому согласился довольно легко. Мои приготовления были короткими. Я взял с собой походный дневник, маленький этюдник, штопор, флягу с водой, коробку собачьих галет и "Алка-Зельтцер", к которому пристрастился за долгие годы путешествий. Дорога к капищу заняла полдня. Наконец мы подошли к небольшой пещере, внутри которой и располагался "радужный алтарь". Он в полной мере соответствовал своему названию. Буйство переливающихся красок, размазанных по створу изящной арки, походило на безумное творение художника-импрессиониста...
Тем временем почитатель Индры закончил чтение молитв и приступил к делирию. Абсолютно бесшумно две бутылки "Столичной" канули в радужную пустоту. Я был потрясён. Забыв об уважении к чувствам верующего и пренебрегая собственной безопасностью, я засунул руку под своды загадочного сооружения в попытке обнаружить лежащие там дары. Мою руку сдавило. Она вытянулась так, что я смог бы не сходя с места пощекотать Луну под подбородком. Язык во рту одеревенел, а мысли разбежались.
Больше не оставалось сомнений. Передо мной находился тот самый Радужный Мост, по которому на нашу планету переправлялись всамделишные махатмы. Я вдруг почувствовал величайшее в своей жизни облегчение от того, что моя многолетняя игра в "Посвящённого" оказалась отнюдь не блефом самозваного гуру, а прелюдией к открытию, способному перевернуть мир. Собрав экипировку, я направился к вратам. Индус подумал, что я хочу принести себя в жертву Индре, и с восторженным воплем пал ниц. Для него этот день складывался в высшей степени удачно. Отговаривать меня он не стал. Я же надеялся совершить короткую разведку и вернуться максимум через полчаса, чтобы успеть домой к ужину.
Всю свою сознательную жизнь я бредил Шамбалой, но меня даже не пустили в Лхасу, которая значит для буддистов то же самое, что Иерусалим для христиан... Меня, полноправного посла западного буддизма, завернули как заблудшего осла и направили в стойло. Но судьба преподнесла мне прощальный подарок. Сегодня я пройду по мосту между прошлым и будущим, опередив своих недоброжелателей раз и навсегда.
Я вошёл под арку и очнулся уже лежащим на койке. Постепенно ко мне вернулся контроль над собственным телом. Я ощутил себя полным здоровья и сил. Оставалось предположить, что при перемещении меня разобрали на части, а при новой сборке переписали начисто, выкинув накопившиеся за долгую жизнь ошибки. Однако, моя радость была недолгой. Анестезия быстро прошла, и все чувства резко обострились. Жара стояла немыслимая. Пустыня Гоби могла показаться средиземноморским курортом по сравнению с тем адом, что царил здесь. Лившийся с мутного белого неба ослепительный свет причинял боль глазам. Тёмно-синее, местами фиолетовое, пространство пожухлой травы выглядело неправдоподобно огромным. Я не смог оценить размер здешнего солнца... Да и не солнце это было вовсе, а сосредоточение дикой непримиримой силы. Запредельная тишина подмяла под себя все звуки. Не было слышно ни пения птиц, ни привычного бормотания пациентов. Шамбала, а я не сомневался, что это была она, встретила меня гробовым молчанием.
Только тут я понял, что чего-то не хватает. "Радужная арка" отсутствовала. Такого развития событий я не ожидал. Теперь все мои помыслы сосредоточились на поиске обратной дороги домой. В зыбкой плавящейся дали виднелось высокое строение, похожее на сверкающий бриллиант. Я двинулся к нему, подгоняемый любопытством и страхом... Господи, до чего же далёк здешний горизонт!
Дойдя до подножия бастиона, я отправился на поиск дверей. Найти их было несложно, но все они оказались запертыми. Я с остервенением бился головой о бесчувственное железо. Я орал и стучал фляжкой по могучей ограде. Я несколько раз обошёл это исполинское сооружение как город Иерихон, страстно желая, чтобы его стены пали от моего крика.
Оставалась надежда на то, что к вечеру станет прохладнее. К моему ужасу, часы уже показывали заполночь, а здешнее солнце не сдвинулось и на миллиметр. Привлечённый моим шумом, из-под одеяла вылез небольшой зверёк, похожий на крота-альбиноса. Он что-то пропищал. Я кинул ему галету. Съев её, он исчез в своей норе. Наверное, только так и можно было пережить местную жару. Зверёк принёс мне немного каких-то червей из своих запасов. Контакт состоялся. Я показал, что хочу пить. Не сразу, но он понял, что от него хотят и отвёл меня к маленькому чугунному бассейну с горячей, как чай, водой...
(Дальше шло что-то неразборчивое. Потом сознание писавшего опять прояснилось, чтобы вскоре померкнуть уже навсегда.)
Трудно найти чёрного бога в чёрном небе, особенно если там его нет.
Николай Рерих
—————————————————————————————————————————
Среди бумажек я нашёл рецепт на галоперидол и зарисовку Храма Духовной Гегемонии, выполненную на скорую руку явно перебравшим художником...
Теперь мне стало понятно, почему о последних днях этого человека было так мало информации. По всей видимости, хмурым декабрьским днём 1947 года в долине Кулу вместо тела Николая Константиновича сожгли труп какого-нибудь чандала, собакоеда, каких в Индии немало. Причиной такому странному поступку могла послужить непростая ситуация, в которой оказались Рерихи. Глава семейства ждал ответа на запрошенную им советскую визу. Посему предстояло объяснить чиновникам и журналистам бесследное исчезновение 73-х летнего старика. Неправдоподобные рассказы о "радужном алтаре" сразу бы скомпрометировали рассказчиков и вызвали вполне обоснованные подозрения у служителей закона. Кроме того, вставал вопрос о наследстве. А хорошо известно, что в таких делах пропавший без вести человек всегда становится камнем преткновения.
Я поблагодарил шамбальского крота за заботу о могиле, отдав ему все свои галеты, прихваченные мной из Некросферы. Письмо и картинку надо будет отнести в Храм. Наверняка там есть какой-нибудь краевой музей или библиотека. Порывшись в кармане куртки, я нашёл Анх. Он уже утратил свою воскрешающую силу, но в качестве символа Вечной Жизни вполне годился. Воткнув его в изголовье и немного помолчав, я двинулся в сторону культового сооружения.
Читайте главу 22 — В ТИШИНЕ ПРИХОДЯЩИЙ