Космическая сага. Глава 5. Часть пятая

Никита Белоконь

В круглой комнате слышно было лишь дыхание, боязливое, прерывистое. Сацерия лежала в кровати матери, всматривалась в балдахин, дымкой утопающий где-то под потолком. В темноте не видела ни узоров на колоннах, ни вышивки на ткани – пальцами только чувствовала ее мнимую невесомость и приятную шероховатость. Под балдахином хотела укрыться от всего света, хотела быть одна, хотела прятаться вечно, лежать где-нибудь, куда никто не придет.
Быть одна,- подумала и улыбнулась кисло. Была ведь одна. Видела это, когда ходила по коридорам и приветствовали ее не Алманены, но маски, охраняющие ее мнимый покой. Видела это, когда оказалась одна в тронном зале и тысячи несуществующих лиц уставились на нее с просительным и ожидающим выражением. Видела это, когда сотни незнакомых ей Алманенов – министров, советников, наместников, вельмож, просто влиятельные особы в обозначенном этикетом порядке представлялись Сацерии во время пира. Какими ненужными они все ей тогда казались, тараторящие что-то, кланяющиеся изысканно, разодетые в сверкающие доспехи, переливающиеся блеском хрустящие плащи, в кожаные туфли с длинными загнутыми вверх узкими носками, облитые духами так, что запахи цветочных масел стояли у Сацерии в носу и она не чувствовала вкуса еды, которую пыталась съесть в перерывах между притворными улыбками очередному гостю и таким же притворным кивком, когда он уже заканчивал лестную речь.
Сацерия хотела, наконец, укрыться в тишине и в темноте. От мыслей же, воспоминаний и воображения не получится укрыться нигде,- вздохнула. – Для некоторых это – дар, устройство, позволяющее вернуться в прошлое, убежать от настоящего – или же его скрасить – попасть в будущее, облачить его в краски, создать иллюзию того, что можно управлять жизнью.
Для Сацерии мысли, воспоминания и воображения стали бременем, которое она боялась нести, бременем, неизменно возвращающим в прошлое, пропитанное потом, хрипом, замораживающим сердце пением жриц, смешенное со смрадом дымящихся в каменных плошках порошков. Сацерия боялась закрывать глаза – боялась засыпать, боялась даже моргать, потому что снова увидела бы растворяющуюся болезнью маму, растворяющуюся в этой самой постели. Кожей чувствовала пот, просачивающийся в нее.
В двустворчатую дверь постучали.
Сацерия вздохнула снова. Не будет открывать, не будет отзываться, шевелиться даже не будет.
Стук повторился, настойчивее.
-Императрица,- послышался искаженный толщиной дерева голос. И снова стук.
Нет меня,- подумала. – Проваливай. Я сплю.
Металлически что-то залязгало, а мгновение спустя Сацерия услышала, как ключ провернулся несколько раз в замочной скважине.
Сацерия задержала дыхание.
Потянулась к прикроватному столику, куда несколькими орассе ранее бросила небрежно свое платье. Уже чувствовала кончиками пальцев холодный, скользский материал, когда дверь бесшумно отворилась. Зеленое свечение из коридора смешалось с темнотой в комнате, но серый низкий силуэт едва можно было рассмотреть.
Сацерия сглотнула, казалось онемела, натянула мягкую шкуру на глаза.
-Стража,- выдохнула.
-Не нужно бояться, Императрица,- услышала она едва различимую тень.
Дверь закрылась, почудилось, что сама по себе. Незаметные контуры исчезли.
Ненавидела этот голос, хриплый, усталый, странно властный. Тебе давно уже пора заснуть навеки в келье, предательница.
-В самом деле не стоит бояться,- сказала заботливо Реджента, подходя к кровати.
О, она умела притворяться, умела носить маски, умела изменять голос, умела быть той, кем не была. Нельзя ей верить. Она обманула маму. Она убила ее.
Сацерия облизнула пересохшие губы, с трудом сглотнула. Долго смотрела в холодные паучьи глаза Редженты, чувствуя, как не может найти в себе той храбрости, что спасла ее в тронном зале.
-Тебе тут не место,- выдавила, наконец. – Как ты посмела прийти ко мне, откуда в тебе столько наглости?
-Не наглость меня приводит, Императрица, но долг.
Опять она улыбается. Так участливо, будто не знает, что я знаю.
-Поверь, эта церемония намного приятнее предыдущих. Тебе не придется слушать ничьих разговоров, ничто не будет стеснять тебя, ты сможешь вести себя естественно. Пожалуй, то, что ждет тебя, – истинное проявление нашей природы, всего живого. Самая манящая из обязанностей Императрицы.
-Императрица не имеет обязанностей! – крикнула Сацерия горячо. – Все Алманены – и ты – мои подданные! Они обязаны мне достатком, домами и жизнью...
-Прошу меня простить,- склонилась Реджента притворно извиняющимся жестом,- но у Императрицы обязанностей ровно столько, сколько Алманенов. Ты – их защитница, ты – их мать, ты – их благодетель; но если не будет их, не будет и тебя.
Она слышала уже когда-то, где-то эти слова... Закрыла на мгновение глаза, пытаясь ощутить тот призрачный момент, тот разговор. Увидела замок из облаков, замок светился, как белый прозрачный драгоценный камень, и хрупок был, как жизнь. Они разговаривали на верхнем этаже Небесной башни. Их окутывало тепло друг друга, любовь была их воздухом. Но потом тепло испарилось в один миг, замок растаял, а она – падала беззвучно, хотя голова ее разрывалась от испуга, отчаяния и боли, появившейся так неожиданно, однако укоренившейся так быстро. Упала.
Слезы не потекли. Шкура медленно сползла с глаз на грудь, и Реджента увидела растрескавшееся скорбью лицо Сацерии.
-Почему?- запинаясь от непонимания и обиды застонала Сацерия. – Почему ты убила ее? Что она тебе сделала? Что сделала тебе я?
Реджента не заметила, как маска спала с ее лица. Воспоминания выбили воздух ей из легких. Верховная Жрица разучилась дышать. Несмотря на ноющие суставы, опустилась на пол. Даже сквозь грубую необработанную ткань длинной туники колени обожгло холодом. Обняла Сацерию, прижала ее к себе крепко, словно боялась отпускать. Чувствовала, как спазм страха обхватил мышцы девочки.
-Все хорошо,- шептала она неразборчиво ей на ухо. – Все хорошо. Пройдет много Затемнений, и ты поймешь, что несправедливость и смерть ходят рука об руку, поймешь, что не имеешь власти над жизнью, даже когда ты – Императрица, поймешь, что за нас выбирает Небо вслепую, что Небеса не могут быть добрыми или злыми, честными или обманчивыми, благородными или самолюбивыми. Небо играет в кости и забавляется своими тряпичными куколками.
Отстранилась от Сацерии, когда девочка перестала дрожать. Взяла щеки Сацерии в свои шершавые от старости ладони. Смотрела долго в ее глаза, там бледно догорала ярость.
Должно быть, я так выглядела тогда. Так жалко и беззащитно.
Смотрела в лицо Сацерии, но видела себя, молодую и наивную.
Небо распорядилось с ней тогда безжалостно, однако что для Него такое сломанная душа одного Алманена, тлеющего под никогда негаснущим сводом? Пообещала тогда, что починит себя, что заберет отнятое. Пока все шло, как было запланировано. Каждое мгновение опасалась того, что мистерно сплетенные фантомы превратятся в ничто, так и не успев стать правдой. Опасалась думать, что Небо забывает об однажды сломанной душе, что только лишь сломленной душе давалась свобода.
Отчего тогда в мире нет справедливости?
-Я не убивала твою мать. Я не убивала прежней Императрицы,- соврала Реджента. – Даю тебе слово. Ты веришь мне?
В жестких ладонях, которые так неожиданно ласково обхватили ее щеки, Сацерия чувствовала тепло. Тепло как-то странно одолевало ее злобу. Те слова, что сказала ей Реджента, в них пряталась мама.
-Что мне нужно сделать?- спросила она надломленно.
Реджента, скривившись, тяжело поднялась с колен.
-Оденься, ваша милость. Я буду ждать вас за дверью.
Снова заглянула в глаза девочки, увидела в них смятение и серую тень страха:
-Поверьте, нечего бояться. Все вас любят и никто не желает вам зла. Вы – наша опора. Вы должны быть сильны, помнить прошлое, но стремиться к будущему. Так, как вы сделали это на церемонии.
Сацерия улыбнулась.
Реджента надела привычную маску за дверью, только тогда почувствовала себя собой. Ненавидела себя за то, что позволила старым воспоминаниям взять над ней верх. Столько Затемнений ей стоило научиться играть многие роли, что иногда забывала, кем была на самом деле. Тогда давала волю слезам, тогда выла от боли, которая возрождалась из, казалось бы, пустоты, тогда долго сидела в запертых покоях наедине с кувшином вина. Пила бокал за бокалом, перебирая в памяти тех, кому клялась отомстить и проклинала себя за то, что некоторых смерть отобрала у нее. А потом просыпалась вместе с Небом, рассматривала безжизненные седые горы. Голова трещала, зато душа погибала и не болела.
Чтоб непременно ожить страданиями снова.
Улыбнулась, когда из-за двери показалась Сацерия.
Имперские стражницы подтянулись, согнули правую руку в локте и приложили ладонь к сердцу. Императрица быстро кивнула.
-Это платье определенно идет тебе, ваша милость,- склонилась Реджента, подавая Сацерии руку.
Сацерия взяла руку лишь из вежливости. Серебряное платье до пола, расшитое золотой и изумрудной нитью ей совершенно не нравилось: чувствовала себя неуклюже и постоянно путалась в оборках, а длинные рукава были более, чем неудобные.
-Что это за церемония?- спросила девочка, когда они проходили третий или четвертый коридор. Молчание ее угнетало.
-Сейчас узнаешь, ваша милость,- ответила Реджента и снова улыбнулась.
-Но в чем?..
-Империи нужна наследница, Сацерия. Наследница укрепит твою власть. Наследница сделает тебя мудрее и в некотором роде расчетливее. Наследница научит тебя любить.
Сацерия не заметила, как Реджента подвела ее к высокой двустворчатой двери. Верховная Жрица постучала коротко. Алые створки растворились почти сразу, ослепляя зеленым светом ламп. Сацерия закрыла глаза быстрее, чем заколола в них яркостью боль. Реджента повела ее, а девочка ставила шаги вслепую.
-Посмотри,- услышала она над ухом.
Стены покрывал рубиновый материал, в свете ламп принимающий голубоватый оттенок крови, полы выложены были мягким деревом. Посреди комнаты в полукруге каменных плошек стоял простой топчан, застеленный шелковистыми до блеска фиолетовыми шкурами. Из плошек едва заметно поднимался дым и терпкий аромат чего-то, что в них тлилось.
-Приветствую вас, Императрица,- донесся голос из-за угла.
Сацерия вздрогнула.
-Право, нечего бояться,- сказал тот же голос, хотя и знал, что бояться Сацерия станет лишь больше. – Каждая Императрица приходит сюда с одним и тем же выражением на лице, с одной и той же опаской в груди. И каждая возвращается. Делать что-то впервые всегда страшно. Первое слово, первый шаг, первая шалость, первое наказание, первая ошибка, – все они даются поначалу тяжело, но потом входят в привычку. Мы привыкаем к тому, что делаем постоянно, иначе бы, пытаясь заснуть, ужасались бы самим себе и умерли бы либо от стыда, либо от бессонницы. Не знаю только, от чего скорее.
-Малия, выйди уже. Не пугай свою Императрицу,- услышала Сацерия над ухом. Видела лишь топчан напротив нее.
Высокая тощая Малия с необычно короткой прической отделилась от стены.
-Реджента, мило тебя видеть. – Малия изогнула тонкие губы в насмешливой улыбке. – Останешься?
-Забавно,- ответила Реджента, осматривая холодно слишком открытое платье Малии. – Служительницы Неба чтят невинность.
-Даже Верховная Жрица?- рассмеялась тихо Малия и, не дожидаясь реакции Редженты, подошла к Сацерии, поклонилась и сказала:
-Наслаждения и удовольствия эти покои знали в сотни раз больше, чем тронный зал, ароматов здесь намного больше, чем на самом дивном пиру. Ваша милость должны сделать это по собственной воле, иначе вы вкусите лишь утрату и разочарование.
-Я сделаю это, Малия,- подтвердила Сацерия, и лицо ее разгладилось. Познала сполна и утрату, и разочарования. Не хотела знать их снова. Не могла вернуть мать, но могла стать не хуже нее. Хотя бы этим она ей обязана.
-Тогда лишь позвольте пожелать Вам доброго Затемнения, моя госпожа.
Малия хлопнула в ладоши и удалилась вместе с Реджентой.
Четверо Имперских гвардеек вышли из темного угла. Сацерия не знала, стояли ли там все это время, или в стене есть потайная дверь. Заметила кого-то между стражей. Бесформенную фигуру, почти такого же роста, что и гвардейки. Стражи стали по углам топчана, лязгая слишком громко серебряными доспехами. Тень подошла к постели. Только теперь Сацерия смогла рассмотреть незнакомца. Одет он был в длинный и свободный черный плащ с капюшоном, закрывающим всю верхнюю половину лица. Были видны полные губы, немного выпирающий вперед подбородок. Алманен в плаще упал на колени, но не издал ни звука.
-Встань,- сказала Сацерия удивленно. – Как тебя зовут?
Молчание.
Девочка взглянула на гвардеек, но те стояли неподвижно, их пепельные маски скрывали истинные эмоции. А, может, они вообще ничего не чувствуют?
-Опусти капюшон.
Из-под мягкой ткани показались короткие изумрудные волосы и смиренные немного лишь бледные глаза. Аккуратный короткий нос.
-Что мне нужно делать?
Алманен показал, чтоб повторяла за ним. Снял плащ. Под тонкой, почти что прозрачной кожей бежала легкими толчками кровь. Расшитый золотом и изумрудом серебряный материал бесшумно соскользнул с плеч Сацерии. Алманен подошел к топчану и лег на спину. Девочка сняла золотые сандалии и босо теперь шла по теплому дереву, вынимая красные ленточки из волос.