Деревенька наша хоть и дальняя, но дачная. На сто домов всего три, четыре семьи местных жителей, остальные усадьбы оживают только по весне. Горожане — дачники, отправляют на деревенский отдых или в деревенскую ссылку своих бабок, дедок и деток. А сами зачастую лишь по выходным приезжают на шашлычок.
Интернет здесь не берет, телевизор кое-как три программы ловит, так что отдых в деревне только один — прудик с карасями и окуньками. Как чуть рассвело — бабкин батальон в полной амуниции: с удочками и ведерками, по дороге к пруду вышагивает. А солнышко пригреет — сменяют их пацаны с надувными кругами и ластами. На вечерней зорьке заядлые рыбаки идут — дедули с внуками. Так и развлекается деревня, и ничего здесь особенного, кажется, и нет, да только не скажи! Всего один раз побывала на такой «бабкиной рыбалке», а до сих пор забыть не могу.
Кому интересно — читайте, все по порядку расскажу. Мама, которой в этом году исполнится восемьдесят, ногу подвихнула с вечера, но пропустить свой «клуб по интересам» никак не согласилась. Вот и пришлось мне сопроводить ее, на всякий случай и себе удочку прихватила.
Пришли на свое место, разложили снасти, нанизали тесто на три крючка сразу. Меньше на одну удочку крепить бабули и не думают: «Уж ловить так ловить, один из трех крючков кто-нибудь да цапнет». А бывало и по три окунька вытаскивали. Тут радости и криков на весь пруд хватало, да только кому радость, а кому — удочки сматывай, после такого шума вся рыба от страха на дно заляжет.
Так что самым большим наказанием в эти чудесные часы для наших бабушек — это молчание! Но ведь женский язычок не удержишь. Вижу рядом с нами кое-как присаживается полная бабуля Валентина из двухэтажного дома с ухоженным цветником. За ней как всегда плетется любимец ее лабродорчик Джек. Но сегодня видно, что с ним что-то неладно: весь в зеленке, лапы перевязаны. Из соседних камышей раздается шепоток командирши Кати: «Эй, Валентина, а чой-то твой Джек сегодня как с поля боя?». «Ох, и не спрашивай, - вздыхает хозяйка ленивого толстого Джека, - вчера ему ветеринара вызывали даже. Сколько деньжиш вбухали в лечение! А ему, бедняжке, не легче». «А что с ним? На вид все такой же увалень?» - ерничает бабка Катя. «Все бы вам собачку обзывать, - обижается Валентина. - А его рвало, гнойнички по всему телу». «А чем лечить-то? - спрашивает грустный голос из кустов с другой стороны. Он хоть и некчемный, а добрый. Да, и привыкли мы к нему — сторожу нашему». «Прописали уколы и микстуру - дорогущие, но это мы купим, сказала я ветеринарше.А как диету прописала она ему от испорченной печени, так я руками на нее замахала. Как же это мой песик не будет кушать сырники со сметанкой деревенской? Он же и так всю зиму сидит на магазинском молоке и полуискуственном городском твороге! Говорю, выписывай еще и таблетки, а морить голодом маленького не буду и все тут!» - возбужденно сказала сердобольная хозяйка забинтованной собачищи.
Забыв о мониторинге на молчание, со всех сторон пруда раздался еле сдерживаемый смех, больше напоминающий сдутие резиновой лодки. Когда этот пши-и-и-их закончился кое-как, бабка Катя, утирая кончиком платка слезы от смеха, тихо добавила: «А у меня тут тоже казус с соседкой вышел. Приходит она ко мне и плачет, что коза ее мол заболела: траву не ест, а все на небо, задрав голову смотрит, будто ворон считает, а потом и пойло свежее отказалась пить. Побоялась моя соседушка, что коза ее горемычная совсем помрет и … напоила ее святой водой. Людям ведь святая вода помогает. А я ей говорю, дурная ты, разве можно животных святой водой поить или кропить?» «А что с козой после этого стало», - не удержалась Валентина? «Что, что. Все хорошо. На новое место поутру поставила, где трава нехоженая, да ненюханая, вот коза ее и жевать стала. А зачем ты Валентина интересуешься? Ты не вздумай, грехи то повторять?» - укорила ее командирша Катерина.
Совсем издалека послышался голос бывшей учительницы Антонины (видимо, весь пруд напряг уши и слушал): «Это она плохо сделала, что согрешила, но какая вера у нее в милость Божию! Нам бы такую веру, а то в советское время все повытравили. Так хочется крикнуть словами из Евангелия: «Верую, Господи! Помоги моему неверию!» Все промолчали — это же Евангелие, его мониторинг на тишину не касается.
Но здесь же раздался еще более громкий возглас на дальнем конце пруда: «О, девчонки, какого я окунищу вытянула!» «Где, где, где? - зашумело в камышах и со всех сторон серебристого блюдца прудика повыскакивало не меньше десятка полтора платочков и шапочек. После чего все стали усерднее ладить свои снасти, пруд затих на часок: то здесь, то там слышался всплеск пойманной рыбешки и радостное покряхтывание счастливой обладательницы будущей ухи. Клев пошел.