Он долго мучительно и тяжко болел. Правда, по городу ходили по этому поводу разные разговоры. Когда я звонил в квартиру Валерия Андреевича Юдина, чтобы спросить его самого о самочувствии, телефонную трубку всегда брала его жена Валентина Васильевна. Она неизменно отвечала, что Валера чувствует себя неважно. Прилег отдохнуть. Ему делали уколы, от которых он отходил тяжело и медленно. У него не было сил, чтобы пойти погулять на улице. Гулял на свежем воздухе он крайне редко. Бывало и так. Валентина Васильевна говорила, что эту ночь Валера промаялся в бессоннице. Теперь пробует уснуть. –
Мне ничего не оставалась, как попросить Валентину Васильевну передать Валерию мой нижайший поклон и пожелание лучших времен в его самочувствии.
Женщинам, работавшим или ныне работающим в редакции, везло больше. В отличие от меня, ограниченного в самостоятельном хождении по городу из–за глаз, они были более мобильны. А потому иногда посещали больного на дому. Из их бодрых рассказов складывалась совсем другая картина. Женщин Валерий Андреевич встречал радостным, веселым и словоохотливым. И у навестивших больного гостей оставалось впечатление, что не все так уж и страшно. И есть много шансов на выздоровление.
Вот тебе и поди разберись, кто говорит правду, а кто находится в состоянии иллюзии. Смерть жестко и безжалостно внесла ясность. Валентина Васильевна говорила мне чистую
жестко и безжалостно внесла ясность. Валентина Васильевна говорила мне чистую правду Косая действительно дышала ему в затылок
Я все время считал, что за многие годы совместной работы я хорошо узнал Валерия Андреевича и могу легко предугадать, каждый его шаг и поступок. Но, видать, всего человека до самого его потаенного душевного донышка никогда не узнать. Выходит, он, несмотря на свое тяжелейшее состояние, не хотел, чтобы в комнате, куда пришли желанные гости, царила печальная обстановка, подобная той, что бывает, когда человек отходит в мир иной. Он находил в себе остатки сил, чтобы предстать перед проведывавшими его женщинами в надлежащем достойном виде. Беды и болезни – это только его. А у подруг по работе должно быть хорошее настроение. И он в своем старании, видать, преуспевал. Отсюда и бодрые разговоры о самочувствии Валерия Андреевича. Каюсь, теперь мне очень стыдно за свои дурацкие необоснованные предположения.
Мы с ним были знакомы очень давно. Помнится, в центре соседней Петропавловки я неожиданно встретил ранее знакомую мне Валю Артюхову (Было время, когда Валентина Васильевна носила девичью фамилию) с молодым незнакомым парнем. Она нас познакомила. Парень – это Валерий Юдин, ее муж. Они окончили университет и получили направление работать учителями в глухом углу Иркутской области. Валя была печальна. Валерий много говорил и часто размахивал руками. По этим явно нервным стремительным движениям легко можно понять, что и он не в восторге от такого распределения. Но по–мужски изо всех сил бодрился.
Случайно встретились и тут же расстались. Им – по распределению дорога в Сибирь, мне – по направлению, в Калачеевскую районную газету. В старом помещении редакции калачеевской газеты через несколько лет мы снова встретились. Сибирь Юдиных основательно потрепала. Они утратили свежий вид юности. Во рту из–за хронической нехватки витаминов в питании поубавилось зубов.
Юдины возвратились в родные места. А они встретили их отнюдь не крепкими объятиями и радостными восклицаниями. На родине Валентины Васильевны, в Петропавловском районе, сказали, что у них свободных мест для работы нет. Пришлось ехать в Калач. Выпало чете Юдиных работать в Четвериково. Валентине Васильевне – заведующей местной восьмилеткой, Валерию Андреевичу – учителем русского языка и литературы. Жить прямо в школе. И получилось так, что они снова оказались вроде как во второй ссылке. Мне с редактором Калачеевской районной газеты Петром Антоновичем Бреховым довелось заходить в квартиру Юдиных в Четвериково. Что–то похожее на солдатскую казарму. Ни уюта. Ни благополучия. Учительская зарплата никогда не считалась высокой. Местные педагоги жили в своих домах, имели огороды и во дворе держали всякую живность. У Юдиных только то, что платилось по линии народного образования. А они в комнате–казарме воспитывали еще двух дочек.
Тогда я, как оказалось, невпопад спросил у Валерия Андреевича: не лучше ли было бы, если бы он стал вместо жены заведующим школой. А Валентине Васильевне домашних забот сверх макушки. Да и девочки в основном на ней. Он с удивлением на меня посмотрел и отверг мою неуклюжую инициативу:
– Нет. Валя на своем месте. Ничего менять не надо.
У меня тогда сложилось впечатление, что, наверное, у Валентины Васильевны заложено гораздо больше организаторских способностей, чем у ее мужа. Эту мысль подтвердил и редактор газеты Петр Антонович Брехов по дороге в Калач. Стоит только раз взглянуть на Валерия Андреевича, сразу можно как по книге прочитать черты его характера – мягкость, вежливость, застенчивость. А в школе нередко требуется и строгость, и настойчивость, и непреклонное решения добиться выполнения поставленной цели.
Не помню, сколько уж прошло лет, как Юдины отправились учительствовать в Четвериково. Но однажды они снова оба появились в редакции. Оказалось, что жить по–спартански стало совсем невмоготу, и они решили переехать в Брянск к родителям Валерия Андреевича. Слово за слово. И в разговоре выяснилось, что у родителей Юдина всего двухкомнатная квартира. И, если не изменяет память, в ней обретались мать с отцом и сестра Валерия Андреевича. Сразу стало ясно, что с его приездом в семье станет семь человек. Далеко не лучший вариант.
Юдины зашли в редакцию с деликатной просьбой. Оба они состояли в партии. Было опасение, что с партийного учета их могут и не снять. Надо позвонить в райком партии и постараться уладить дело миром. Но тут созрела и другая идея. В те годы заведующим отделом пропаганды и агитации райкома партии работал Виктор Александрович Дорошенко. Выслушав суть проблемы, он попросил короткое время на раздумье и разговор в верхах.
И буквально минут через сорок Юдиных пригласили в райком партии. В этот же день все было решено вполне приемлемо для всех сторон. Валерия Андреевича определили инструктором отдала пропаганды райкома партии. Валентина Васильевна согласилась стать завучем в первой средней школе города. Им тут же дали квартиру. Не ахти что. Но жить было терпимо.
Теперь, оценивая жизненный путь покойного, невольно приходишь к выводу, что она у него строилась из цепи случайностей. Нередко вопреки его воле. Как, впрочем, и у многих нас, грешных. Так ли уж он рвался учительствовать – не знаю. И он сам на эту тему никогда не распространялся. Но приходилось слышать, что на его уроках дети не шалили, не дремали, а внимали излагаемому Валерием Андреевичем, раскрыв рот. В этом можно легко поверить. Ибо рассказчик Юдин был отменный. Да и кругозор его познаний был весьма обширен.
Приходилось наблюдать необычную сцену. Известный в нашем городе и области художник Геннадий Бабенко в обеденный перерыв вошел в кабинет Валерия Андреевича и вручил ему одну из своих лучших картин. Так он поздравил его с днем рождения. А потом добавил, выйдя из кабинета, что подарил картину в знак благодарности Валерию Андреевичу, за его блестящий ум и глубокие познания. Оказывается, Геннадий нашел в местном учителе незаменимого собеседника. Он слушал Валерия Андреевича с ненасытным интересом. Такого уровня познаний он не встречал ни у кого.
Вот и выходит, что профессиональный художник Геннадий Бабенко был у Юдина в роли вольного слушателя. И немало почерпнул от своего учителя. И очень благодарен ему за то, что в беседах с Валерием Андреевичем у него широко открылись глаза на многие интереснейшие темы.
Но зигзаги судьбы не всегда определяются нами самим. В райкоме молодые кадры подолгу не засиживались. Пришла пора, и Валерия Андреевича партийным распоряжением определили заместителем редактора районной газеты. Мне помнится его откровенная растерянность и неуверенность в дальнейшей своей судьбе. Быть вторым лицом в редакции, не имея никакого представления о журналистской работе – дело действительно рискованное.
Вскоре зигзаг моей личной судьбы обернулся так, что я вновь после длительной болезни вернулся в редакцию. Наше положение оказалось в какой–то мере одинаковым. Юдин вживался в свою новую должность без всякой уверенности в успехе. Я тоже был неуверен в себе и попросился на должность литсотрудника, самую низшую в редакционной иерархии. В отличие от Валерия Андреевича опыта газетной работы и жизни у меня было выше макушки. А вот здоровье в любой момент могло подвести.
Вот тут–то я убедился, насколько человек переживал свое такое неожиданное назначение в совершенно незнакомую среду и сферу деятельности. Получилось так, что Юдин стал заместителем редактора, я у него – литсотрудником. У меня дело пошло привычное. Больших трудностей со сбором материалов и оформлением их в газетные строки у меня не было. Валерий Андреевич сильно страдал. Мы сидели в одном кабинете. Юдин брал стопку чистой бумаги, чертил на чистом листе знак абзаца и лицо его становилось просто мучительным.
Мне знакомо это состояние. Сам когда–то входил в журналистскую профессию. Вроде в голове есть материал. Есть мысли, в каком порядке его изложить. Но садишься за стол, быстро обозначаешь абзац на бумаге. И все застопорилось. Поэтому я ничего не говорил Валерию Андреевичу, делал вид, что не замечаю его душевных метаний. Он однажды не выдержал:
– Ты один заполняешь всю полосу. Ты ведь работаешь и за меня.
Я беспечно ответил:
– Мне это нетрудно дается. А ты не терзай свою совесть. Освоишься – и у тебя пойдет, как по маслу.
Но ждать Валерию Андреевичу не терпелось. Его душевные метания мешали ему потихоньку втягиваться в профессию. Все продолжалось по–прежнему. Время шло, а дальше коротких информаций у Валерия Андреевича дело не продвигалось. Наконец после длительного сидения над поставленным на чистом листе знаке абзаца я решил дать совет:
– Валер! Ты попробуй сделать так. Не думай о том, что материал в газету. Напиши только для себя. И никому из нас его не показывай. Жене можешь дать почитать. Пусть она будет твоим первым ценителем и судьей. Поверь мне. Стоит раз переступить свою неуверенность, дальше дело наладится.
Он не внял моим словам:
– Тебе легко так рассуждать. Ты специалист по газетному делу. Посмотрел бы я на тебя на школьном уроке. Я ведь в вашем деле – ни уха, ни рыла. Меня из райкома спровадили. Похоже, и тут не удержусь.
Вот тебе на! А я привык видеть Валерия Андреевича всегда веселым, с улыбкой на лице. С шутками да анекдотами. Казалось, у него так же весело и беззаботно на душе. А там такие кошки скребут, что по спине холодные мурашки.
Пришлось объяснять Валерию Андреевичу, что, по моим сведениям, никто его из райкома не выпихивал. Его там ценили и считают, что в заместители редактора он наплавлен потому, что о нем у партийных руководителей высокое мнение. Но, судя по всему, мои доводы не избавили заместителя редактора от неуверенности.
Признаться, при мне дело не сдвинулось с места. Меня взяли работать в райком партии. Считалось, там будет меньше нагрузка на мои слепые глаза. Да и на мое временное место в газете должна была возвратиться женщина из декретного отпуска.
Но за районной газетой я наблюдал очень внимательно. За короткое время совместной работы мы с Валерием Андреевичем сдружились. Душа моя болела за его будущее. Древний Сократ в свое время утверждал: кто ясно мыслит, тот ясно мысли излагает. Юдин очень ясно и толково мыслил. Значит, должен свои мысли правильно и четко излагать. Должна же его покинуть его проклятая неуверенность. И я с удовлетворением заметил, что материалы Юдина начали появляться на ее страницах. В них еще чувствовалась некоторая зажатость, боязнь сказать о сути дела во весь голос. Но появилась уверенность: Валера становится серьезным и вдумчивым журналистом районной газеты. Областного и, тем более, центрального уровня не предполагалось. Ни настырности, ни нахальства, ни нужных связей у этого более чем скромного человека и в помине не было.
Всю жизнь я излагал свои мысли только прозой. А вот пенсионером стал – перешел на стихи. Меньше пялишься на буквы в компьютере, меньше времени за ним сидишь. Как–то решился посвятить свои рифмованные строки Валерию Андреевичу. И, как мне думается, получилось по сути. По крайней мере, мне так кажется.Стихотворение опубликовано рядом спортретом Валерия Андреевича.
По характеру мы с Юдиным разные. Но в отношении к газетной работе, к ее моральным нормам – тут совершенно одинаковы.
В августе 1991 года благодаря стараниям бывшего коммуниста Ельцина райком партии приказал долго жить. Я вновь вернулся в районную газету. Теперь уже с повышением – заведующим сельхозотделом. Приятно было сознавать, что мы вновь оказались вместе в одной лодке. Юдин уже сам без больших трудностей и мучений заполнял материалами свою вторую полосу. А когда выдавалась свободная минута – с ним было очень приятно беседовать.
В моей жизни было всего два человека, которых я слушал с большим интересом. Не только слушал, а узнавал много такого, что очень удивляло и потрясало. Нравилось, пополняло мои познания. Первым был редактор калачеевской газеты Петр Антонович Брехов. Он ухитрялся находить и покупать редчайшие книги. Прочитанное глубоко осмысливал и тут же интересное передавал нам. По утрам, бывало, он заходил в кабинет с сияющим лицом и сладостно произносил:
– До трех часов ночи читал!
И начинал рассказывать такое, что потом запоминалось на всю жизнь. Петр Антонович слыл в городе отменным интеллектуалом. Думаю, Юдин имел багаж познаний не меньший. Но о нем такая слава не шла, как о Брехове. Может, потому, что Валерий Андреевич свои глубокие и обширные познания держал при себе, и без особой необходимости не выставлял их напоказ.
Из–за невоздержанности своего языка я как–то даже обидел Валерия Андреевича на этой почве. Мне часто приходилось спрашивать у Юдина разъяснения по самым различным, незнакомым мне, темам. Ответ был всегда лаконичный полный и убедительный. Однажды неожиданно для себя я ляпнул оскорбительное:
– Валер! Ты все знаешь. Даже то, что не знаешь, все равно знаешь.
Он сухо объяснил мне спрашиваемое и вышел из кабинета. Мне было стыдно и неуютно. Совсем уже собрался идти извиняться, как он сам заходит улыбающийся и тут же предлагает:
– Хочешь свежий анекдот. Обхохочешься.
И я понял: он даже обиды умеет прощать просто и изящно.
К этому момент Валерий Андреевич по журналистскому мастерству уже заметно выделялся среди сотрудников редакции. Он писал яркие репортажи, глубокие аналитические статьи. Читателям очень нравились подборки информаций по городу и району, написанные легким стилем, выразительным, емким по информативности языком.
Многие газетчики стремились завоевать популярность у читателей. А потому часто ставили свои подписи под мало–мальски приличными материалами. Юдин этого избегал. Практически постоянно он сам собирал материал. Беседовал с людьми и обязательно под статьей ставил подпись основного собеседника. Думаю, в этом его непомерная скромность. Но, может быть. и другая причина. Помниться, в районной газете появился яркий критический материал об одном из манинских колхозов. Читатели звонили в редакцию, поздравляли с удачным материалом. И тут же районное руководство так «поздравило» автора, что чертям тошно стало.
Такую же выволочку Юдин получил в ельцинские времена, уже, будучи редактором районной газеты. Тогда в детских садах стали практиковать поборы с родителей детсадовских детей картошкой, соленьями, вареньем. Разумеется, у родителей такая форма обеспечения детских садов продуктами не вызвала восторга. Они обратились в редакцию со своими возмущениями. В результате на первой полосе газеты появился минифельетон. И снова широкое обсуждение, и одобрение в народе. И крепкий нагоняй из администрации района.
Может, такие обработки отбили всякое желание ставить свою подпись под своими материалами. Может, поэтому подпись Юдина в газете была редчайшим явлением. А писал он просто замечательно.
Многие хорошие люди, становясь начальниками, стремительно меняются в худшую сторону. Становятся капризными, придирчивыми, крикливыми. Нередко опускаются до унижения своих подчиненных. С Валерием Андреевичем ничего подобно и близко не случалось. Мне очень памятен момент повышения его по должности. Вероятнее всего, как бывшего редактора меня пригласили в районную администрацию на консультацию. Когда передо мной поставили вопрос, кого назначать редактором, я, не задумываясь, сказал: Юдина. И получил поддержку. Пришел в редакцию. Позвал в свой кабинет Валерия Андреевича и объяснил ситуацию. Надо было видеть в этот момент его физиономию:
– Что ты за ерунду городишь. Ты, что, посмеяться надо мной захотел?
И это было так искренне, и я серьезно забеспокоился, что предварительное решение в администрации района будет сорвано. Не хочу озвучивать, какими словами я отчитал и убеждал тогда Юдина. Я категорически просил его не отказываться. Иначе пригрозил ему натравить на него всю редакцию. Довод был веский. В редакции не просто любили Юдина. Его обожали. И когда Валерия Андреевича утвердили редактором, коллектив с облегчением вздохнул. С этим человеком работа предполагалась спокойная и плодотворная. Без нервотрепки и выволочек.
И редакционные работники в этом не ошиблись. Формально все проходило по старым, давно наработанным канонам. Но на еженедельных планерках новый редактор не морщился досадливо, если ему что–то не нравилось, не повышал голос даже тогда, когда, казалось, без этого просто не обойтись. Редакторский кабинет уже никогда не оглашался недовольным криком. И у газетчиков стало обходиться без свар, которые раньше периодически случались.
Как и его предшественники, Валерий Андреевич в начале каждой недели ходил на совещания в районную администрацию. В зависимости от обстоятельств с ним там разговаривали по–разному. Но к нам он приходил уравновешенный, вежливый и спокойным. Таким же возвращался и с областных совещаний. Даже когда кто–нибудь из газетчиков допускал грубейшую ошибку в своем материале, Юдин не ругал, а просил относиться в работе посерьезнее. И никаких злых обидных эмоций. И виновный понимал, что обижаться надо только на себя.
На первый взгляд странно: при такой казачьей вольнице в редакции не случались чрезвычайные происшествия. Калачеевская газета имела добротное и актуальное содержание в каждом номере. А ведь в области немало случаев, когда такое попустительство во внутренней дисциплине приводило к полному развалу коллектива. В таких случаях, часто освобождали от должности не только редактора, но и сотрудников рангом пониже. В такой обстановке содержание газеты становилось скучным, поверхностным и не интересным.
Ничего подобного в годы редакторства Юдина в калачеевской газете не произошло. В книге приказов ни одной записи о наказании сотрудника. А дисциплина в редакции была не уровне. И газета числилась как добротная, грамотная с глубокими высокопрофессионально написанными материалами.
У редакции всю жизнь был нищенский бюджет. Но если, кому–то требовалась материальная помощь, Валерий Андреевич старался максимально помочь. Примеров можно вспоминать много. Позволю себе только один. Ушел из жизни старейший сотрудник редакции Всеволод Евгеньевич Добрыдень. Жили они с женой бедно. Лишней копейки в доме не водилось. Тогда было принято: организации при похоронах своего члена коллектива покупали гроб, венки и пирамидку. Съездил Юдин в ритуальную контору, присмотрелся к пирамидке. И понял, что она через год вся покроется ржавчиной. Подумал, что в семье покойного подкрашивать ее некому. Поежился и пошел на превышение отпущенных на ритуальные услуги денег. Взял такую пирамидку, которая ржавчине не поддается.
Выдавалось помощь уборщице на приобретение слухового аппарата. Бывала и другая посильная помощь нуждающимся. Время шло. Юдин уже не был редактором. Бухгалтер редакции рассказывала как–то, что некоторых ее коллег крепко обругали за нецелевое использование средств. Имелось ввиду залезание в редакционную кассу. Наш бухгалтер с гордостью сказала, что наш Юдин для себя не взял ни копейка редакционных денег.
Мне он всегда казался очень мягким человеком, не способным поставить на своем. Но однажды в моем присутствии он оказался твердым и непоколебимым, как кремень. Дело это не относилось к редакционным. Потому и говорить о нем не буду. Только я тогда понял, что мы своего редактора, если и знаем, то очень мало.
Очень горько от того, что теперь все время приходится говорить слово «был». А надо бы, чтобы до конца своих дней произносить только слово «есть».
.
.