Мне чуть за пятнадцать было.
Закончили огребать картоху. Женщин с инвентарём отправили попуткой. Мы с отцом двинули пёхом. Путь резали полем, по свежему покосу. Неспешно шли, порожняком. Я на полшага сзади. Солнце в зените. Рубахи скинули. Идём...
Дух от сена такой - мутит аж. Жаворонок запузыривает, высоко - не видно почти. Кузнечики из-под ног врассыпную. Саранки, срезанные косарями, пятнами алыми, да жёлтыми на зелёном подкладе тут и там. Хорошо...
Бате сорока не было, уверенный такой, литой красавец размашистый. Женщины его любили всегда, но в ту пору особо несусветно. Идёт чуть впереди, нагнулся, захватил сено лапищей, к лицу поднёс, втянул ноздрями воздух по-жеребячьи так, с прихлёбом. Отвернулся. Плечи подрагивают. Я окликнул, он обернулся едва и отвернулся тут же - глаза влажные.
Что-то заглавное ворохнулось в его памяти и выкатилось потаённой слезой. Босым мальцом себя вспомнил на стерне колючей, не иначе. Да как он с братовьями голодными и желторотыми, пластались по-взрослому на сенокосе, чтоб прокормить единственную коровушку. Имя её, Майка, он помнил до самого своего последнего часа. Она, голуба молочная, сберегла в ту страшную войну их, мал-мала меньше, от верной голодной погибели. Поклон ей от всех нас, народившихся потом от сбережённых её молоком.
В такую минуту положено молчать. Был в тот краткий миг таким близким мне родитель мой, каким не был ни когда больше.
Я и потом не допытывал про слёзу - чего тут непонятного.
Жилось с отцом не просто, однако без лишнего трёпа. Всё самое главное про жизнь понималось само как-то, по ходу той самой жизни - самое надёжное воспитание.
Разве это словами расскажешь?
Всё равно, что сплясать про географию.
20.01.2017
ПВТ