Реквием для Гения ч. 3. Онегин

Анатолий Федосов
Меня так раззадорили определения Роберта, в отношении Матильды – нашей Тины, что я начал настолько активно интересоваться ей - и видя мои внимательные взгляды в её сторону, ребята насторожились. Когда же я позволил себе один раз  проводить её после уроков, на следующий день, на перемене я вынужден был отчитываться о своем не солидарном поведении:
- Ян, мы же договаривались…..
- Я и не собираюсь становиться к ней пристяжным, меня просто заинтересовало – что там у неё внутри, ведь она так немногословна, молчалива……
- Тоже мне, Онегин нашелся!  – она Тина, а не Татьяна, - сверля меня своим придирчиво-оценивающим взглядом, чеканя каждое слово и наступая, при этом, на меня, начала выговаривать мне самая боевая из троицы, Ритка, - и если ты не понял или забыл, можем повторить еще раз – она другому отдана!
- И будет век ему верна! – со смешком, добавила никогда не унывающая Таисс, - а если тебе так уж невтерпеж узнать что у неё там внутри – зайди сегодня на физкультуре в женскую раздевалку, мы тебе там все и покажем, и уж, поверь нам – у неё все то же самое внутри, - и они прыснув от смеха, удалились из класса, оставив меня остывать в одиночку.

Следующим уроком была литература, и наша классная Марго – получившая свое прозвище, не то по причине, что имела мастера спорта по спортивной стрельбе, не то из-за своей королевской осанки и самое главное – такого прицельного и острого взгляда, что мало кто его выдерживал. Однажды она даже пригласила почти весь класс в подвал школы, где располагался тир, и вначале сама показала класс стрельбы с малокалиберного пистолета Марголина, с улыбкой, сказав, что пистолет тоже зовут «Марго», а затем предложила попробовать пострелять и всем желающим. И что интересно – первой вызвалась Тина, ну а затем – ясное дело - все расступились перед Робертом. Надо сказать, что она уступила Роберту лишь одно очко из 50.
Войдя своей королевской походкой в класс, и тут же, своим прицельным взглядом быстро оглядев всех нас, тут же, обратилась именно ко мне:
- Прозоров, - я нехотя встал, но взора своего так и не смог поднять  – она почти никогда не называла меня по имени, по причине своего отчества, после произошедшего на перемене, мои щеки все еще горели.

- Ну, дружочек, потрудитесь сообщить нам всем о своем самочувствии – уж, не больны ли вы, случайно?
- Маргарита Яновна, он в большой растерянности! - выпалила Таисса, и улыбнулась, поглядев в мою сторону.
- ???, - лишь взглядом спросила Марго.
- А ему предложили приватный танец на физкультуре в женской раздевалке, - мстительно произнесли сразу несколько девчонок, и я сразу же осознал, что весь класс уже в курсе нашей беседы, и что мне теперь, это все дорого обойдется.
- Все понятно! – покачав головой, произнесла Марго, весомо добавив, - девочки созрели!
- Не все созрели – а только скороспелые, - тихо промолвила со своего места Тина, и несмотря на то что слова эти были произнесены очень тихо и даже с распевом – они все же произвели эффект майского грома. И все сразу же замолчали.
А я бросил короткий благодарный взгляд в сторону Тины – так приятно осознавать, что ты не один. На физкультуру я не пошел.
К следующему уроку было дано задание к новой теме – Марго выразилась просто и ясно:
- Читаем, читаем и учим 1-ю главу Евгения Онегина – разговор будет серьезный – там и поглядим, кто из вас вырос, и в какую сторону, а кто еще совсем зеленый, а кто уже перезрел.

Следующий урок начался неожиданно – Марго предложила поговорить о том: отчего Пушкин, будучи, гениальным, не стал изображать своего героя – Евгения Онегина – тоже гениальным.
- А кем именно, изобразил он, его? – Марго ненадолго замолчала, проходясь по классу, время от времени, она останавливаясь возле кого-нибудь и клала руку на плечо, как бы позволяя отвечать, не вставая. Ответы следовали самые разные – порой необычные, но Марго только качала головой и продолжала нас пытать.
- Педант он был, лицемер и ревнивец, - наперебой возмущались девчонки, при этом, искоса, поглядывая на ребят.
- Неужто он был настолько плох? - произнесла Марго, кладя руку на плечо Роберта.
- Отчего же – кое в чем он был даже гениален! – спокойно произнес тот, и начал цитировать наизусть:
                Но в чем он истинный был гений,
                Что знал он тверже всех наук,
                Что было для него измлада
                И труд, и мука, и отрада,
                Что занимало целый день
                Его тоскующую лень, —
                Была наука страсти нежной,
                Которую воспел Назон, 

И Вы можете, что-либо сказать о Назоне? – невозмутимо произнесла Марго, - и даже процитировать что-либо из этой самой его науки.
- Древнеримский поэт Назон, более известный, как Овидий, особенно прославился своим произведением: «Наука любви», - и Роберт спокойно начал читать наизусть:

     Скорбь отлетает с души, сходят морщины со лба,
     Хитрость бежит перед божьим лицом, раскрываются мысли,
     Чистосердечье звучит, редкое в нынешний век.
     Тут-то наши сердца и бывают добычей красавиц,
     Ибо Венера в вине пламенем в пламени жжет.

- Довольно! – и она жестом остановила Роберта, - о ком еще кто-нибудь желает потолковать?
- Я бы хотела потолковать о Ювенале, неожиданно подала голос Тина.
- Даааа! – нараспев протянула Марго, и весь класс повернулся в её сторону, невольно поощряя своим вниманием эту «Битву Титанов»
-  В шестой строфе говорится, - спокойно начала Тина:

                Латынь из моды вышла ныне:
                Так, если правду вам сказать,
                Он знал довольно по-латыне,
                Чтоб эпиграфы разбирать,
                Потолковать об Ювенале,
                В конце письма поставить vale,

Римский поэт-сатирик Ювенал, живший на рубеже 1-2-х веков Новой эры, известен своими сатирами. Наиболее известно в наши дни его, искаженное неполным переводом,  изречение: «В здоровом теле – здоровый дух», тогда как полностью это изречение звучит так: « Надо молить, чтобы ум был здравым в теле здоровом»
- Дааааа! – опять, почти насмешливо протянула Марго, - и чем же так опасно может быть здоровое тело, что надо молить о чем то, еще?
- Да наших ребят на вечера не затащишь – все поскорее мчатся в свои спортивные залы, мышцы качают – не накачаются никак! – зашумели со всех сторон девчонки.

Но Марго была невозмутима – прервав перепалку жестом руки, она положила руку на мое плечо:
- Ну, а ты, птенчик, отчего молчишь, не поешь  – неужели ни о чем не желаешь, вместе с нами, потолковать?
- Я бы хотел поговорить о таланте Онегина.
- Дааааааа! – промолвила тоже нараспев Таисса, отчего тут же и заслужила укоризненный взгляд от Марго.
- Я начал цитировать:

                Онегин был по мненью многих
                (Судей решительных и строгих)
                Ученый малый, но педант:
                Имел он счастливый талант
                Без принужденья в разговоре
                Коснуться до всего слегка,
                С ученым видом знатока
                Хранить молчанье в важном споре
                И возбуждать улыбку дам
                Огнем нежданных эпиграмм.

- Ну-ну, - тут же взбодрилась Марго, - тут вот, ранее, девочки осуждали его – называли педантом, а он оказывается был «ученым малым» и более того, что был гением – имел еще и «счастливый талант». Скажи-ка, честно  – а вот, ты хотел бы быть Онегиным, и подражать ему?
- А он и есть Онегин, - зашумели девчонки, - только еще маленький, боится нас, физкультуру даже прогулял вчера.

- Я вижу, некоторые уже стали настолько взрослыми, что не видят ничего дурного в совращении, - опять подала свой невозмутимый голос Тина. Класс опять затих.
- Продолжай, Ян, продолжай, - она впервые назвала меня по имени – и это воодушевило меня.
- Онегин, на мой взгляд, не был, ни талантливым, ни гениальным, - я начал входить в раж, - иначе бы он не сделал так много ошибок, и даже не принес бы своим поведением столько горя и разочарований, окружающим, да и себе, тоже – в самом деле – поглядите, и я начал цитировать наизусть:

                И снова, преданный безделью,
                Томясь душевной пустотой,
                Уселся он — с похвальной целью
                Себе присвоить ум чужой;
                Отрядом книг уставил полку,
                Читал, читал, а всё без толку:
                Там скука, там обман иль бред;
                В том совести, в том смысла нет;
                На всех различные вериги;
                И устарела старина,
                И старым бредит новизна.
                Как женщин, он оставил книги,
                И полку, с пыльной их семьей,
                Задернул траурной тафтой.

- Талант не может быть бездеятельным, увлекшись, продолжал я, - он обязательно отыщет в себе то, что становится делом всей его жизни, в чем не будет ему равных. Он, в конце концов достигнет совершенства в этом деле и станет профессионалом – никакая скука ему не грозит, потому что в любом деле нет предела совершенству, и это совершенство будет его манить всю жизнь. И он никогда не «задернет его траурной тафтой.»
- Впечатляюще! – подвела предварительный итог Марго, - со «счастливым талантом», будем считать – разобрались! Может разобъяснишь теперь, нам всем – почему он не гений?
- Попробую! – Марго вскинула брови, а класс выжидательно затих, - гений талантлив во всем, чего только не коснется его ум, и его душа – ему все под силу, и дается легко. Потому что он рождается уже, как бы «прочитав книгу прошлой жизни» - он не помнит её содержания, но в нем остается мир, описываемый этой книгой жизни. Я, помню, прочитал одно высказывание: «Образование – это то, что остается в человеке, когда он забудет все, чему его учили!» Для гения все просто и легко – более того, он не совершает необдуманных поступков – их он уже совершил и обдумал в прошлой жизни. Многие люди, к концу жизни могут сравниться с гениями – но они не гении. Потому, что у них уже нет сил и времени, чтобы идти дальше. Гений же, уже рождается с этими смутными знаниями и у него полно сил, дерзости и прозрения, чтобы видеть то, чего не могут видеть другие, опираясь лишь на устаревший и закосневший опыт. А у Онегина – ошибка на ошибке, и учился он чему-нибудь и как-нибудь.

Когда прозвенел звонок и все потихоньку разошлись, я  заметил, что в классе, нас осталось только трое – даже Марго, повинуясь вежливой солидарности с нами, незаметно покинула нас. Мы долго сидели одни, ничего не говоря, и даже не глядя друг на друга, пока еще неясно, но все же, отчетливо осознавая, что нас теперь – ТРОЕ!


                (продолжение следует)