Институт гидродинамики приобретал всё более жилой вид. Заселялись помещения.
Утром к нему через лесок из дома №5 шло все больше и больше народу. Не было полупустых помещений. Напротив, там использовался каждый клочок свободного места. Все над чем-то трудились. У каждого было задание, от руководителя, и каждый обсуждал с руководителем ход своих работ. И в его широких коридорах с утра до вечера не было пусто. Постоянно сновали по каким-то делам люди или выходили на лестничную площадку покурить.
Я ни с кем ни из своих коллег, ни с руководством отдела свою работу не обсуждал и от этого чувствовал некоторый неуют. Но приходили письма из РЖ «Механика», и я трудился над рефератами. Всё остальное время я думал над своей задачей.
Мне хотелось найти аналитическое решение, так чтобы получить красивое решение уравнений математической физики, но оно все не находилось. Гольденвейзера я, пожалуй, уже знал наизусть, хотя эта книга была отнюдь не мала и не проста. Но теперь я понял, что Гольденвейзер не даст мне ответ на мучивший меня вопрос:
можно ли подобрать какие-нибудь известные специальные функции, чтобы получить аналитическое решение. Один раз я поговорил на эту тему с Григолюком, но он, выслушав меня, только сказал:
– Ну, попробуйте ещё поискать.
Я выходил покурить на лестничную площадку и там знакомился все с новыми и новыми сотрудниками других институтов. Получалось что-то вроде клуба: общаясь, мы узнавали узнавали кто и чем занимается.
Тогда большинство мужчин курило. Почти все предпочитали папиросы «Беломорканал». И я тоже их курил. Они были недороги, а табак в них был крепок и не противен.
А в институте был создан новый отдел – теоретический, который возглавил Лев Васильевич Овсянников, а отдел гравитационных волн стал именоваться отделом физической гидродинамики. Им руководил Михаил Алексеевич Лаврентьев.
Была создана вычислительная лаборатория, которую возглавил академик Илья Несторович Векуа. Правда, все знали, что он будет ректором создаваемого университета.
В отделе прикладной гидродинамики появилась гидравлическая лаборатория, которую возглавил Олег Федорович Васильев.
Изменения произошли и в структуре отдела прочности.
Петр Осипович Пашков стал заведующим лабораторией металлофизики (вместо лаборатории металловедения), теперь он сидел в нашей комнате.
Владимир Семенович Седых стал заведующим новой лабораторией сварки (я не знаю, как она точно называлась тогда; обычно названия придумывались так, чтобы было видно, что это научная лаборатория, а не производственная). Алексей Андреевич Жирнов стал руководить новой лабораторией измерений.
Всего в Институте было создано 8 лабораторий, научно-техническая библиотека, заведующей которой стала Люда Вакуленко, механическая мастерская и два конструкторских бюро, одно при отделе быстропротекающих процессов, другое при отделе прочности.
20 июня Государственная комиссия подписала Акт об устранении недоделок и, тем самым, окончательно приняла в эксплуатацию здание института гидродинамики.
Значительную часть здания Института гидродинамики постепенно заняли другие Институты СО АН: Институт теоретической и прикладной механики, Институт теплофизики, Институт Катализа, Институт органической химии и Институт неорганической химии. Их корпуса еще строились, а строительство корпуса Института Катализа еще даже не начиналось. Михаил Алексеевич Лаврентьев показывал на собственном примере: надо жить дружно и делиться друг с другом.
Вместе с лабораториями институтов в Академгородке появилось много их сотрудников, большей частью молодых. Я постепенно знакомился с ними. Все они горели работой, просиживали в лабораториях допоздна, и за ними приезжал специальный автобус из Новосибирска, где они пока жили.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/01/21/563