/Начало http://www.proza.ru/2012/08/21/1814
Глава 6. Веник — Архимед
— Папка ваш пожаловал, глядите-ка детки, и трех лет не прошло!
Изрядно похудевшая Секира, поставив руки в провисшие от жира бока, отчитывала мужа. Зарядка с бывшей нянькой явно пошла ей на пользу, сбросив прилично лишнего веса, женщина стала подвижней.
Она припомнила муженьку все: как он хитростью улизнул от восьми ртов в доме, якобы здоровье поправить на несколько дней, как отказывал ей в ласках после рождения долгожданной доченьки, как стащил из ее шкатулки драгоценное ожерелье и еще по мелочам с десяток провинностей.
Архимед в образе Веника с ужасом изучал особу, брызгающую слюнями, ее жирные ступни то и дело тыкали его по сапогам, и царевич пожалел, что опрометчиво ввязался в авантюру по примирению супругов.
Обвисшие щеки хозяйки каменных апартаментов тряслись при крике и, касаясь ее плеч, бултыхались, словно сдутый парус по ветру. Кабаньи красные глазки сверлили его насквозь.
В замешательстве, парень запустил руку внутрь сюртука, подцепил пальцами бусы из черного жемчуга и протянул их разбушевавшийся женщине. Надеялся он надеть их на другую, но так сложилась ситуация.
Секира замолкла и в тот же миг повисла на шее долгожданного супруга.
— Миленький ты мой! — заголосила она, целуя обернувшегося в Веника царевича.
"Вот, примирение и произошло", — подумал Архимед, и ему захотелось немедленно слизнуть от любвеобильной хозяйки.
Мельком увидев себя в большом зеркале на стене, царевич отодвинул женщину и вплотную прильнул к своему отражению. На него смотрело чудовище со шрамом на левой щеке и грязными кудлатыми прядями. Горбатый нос закорючкой нависал на верхнюю губу. И только глаза остались прежние — синие.
Царевичу захотелось вернуться в землянку немедленно и двинуть колдуну по горбатому носу.
— Я никуда тебя не отпущу, Веничек! — Хозяйка каменного дома закрыла дверь своим телом.
Скопившиеся дети теребили мамку за юбку, не смея приблизиться к Архимеду поближе.
Как же этот урод воспитывал своих детей, если они боятся к нему подойти? Царевич протянул руки навстречу, но ребятишки попрятались за свою мамашу.
— Дождался, что собственные сыновья боятся, я уж не говорю про дочку. — И тут же сменив тему, воскликнула: — Глянь, хромота-то и правда прошла!
— Я это, мешок с барахлом в Ветрославе оставил, одна нога здесь, другая ... — Царевич не узнал собственного голоса.
— Тять, а ты Снегуру приведешь? — Девочка-малютка помахала ручкой.
— Знаю я твою ногу, даже не смей, — перебила дочку мамаша, — костыль свой схватишь и гуляй ветер в поле! — Погладив сгорбившегося Архимеда по спине, Секира вела его за собой: — Покушай, муженек, отмою тебя и баиньки.
Царевичу запах чужого грязного тела был крайне неприятен. Его и раньше во дворце купали няньки, так пусть эта прилипчивая женщина, так и быть, омоет его.
Честно говоря, самому себя голым видеть страшновато.
Переодевшись в чистую сухую рубаху и подштанники, раскрасневшийся Архимед, прежде чем завалиться на лежанку, достал из ножен свой кинжал и положил рядом, на всякий случай.
Секира не заставила себя ждать и залезла в постель с другой стороны.
— Почему, ты не называешь меня своей крошкой Секиренкой, муженек?
Она подкатывалась все ближе и ближе. Царевич взмахнул кинжалом и воткнул его по центру супружеской кровати.
— Уймись, Секира! — его глаза полыхали голубым пламенем.
— Все, все, молчу. — Женщина вдруг стихла.— Подожду твоего хорошего настроения. Только ты свое колдовство дома не заводи, опять. Нежели как прошлый раз...
Она все говорила и говорила, а Архимед засыпал крепким сном.
Проснувшись с рассветом, он второпях, схватив кинжал, бросился искать дверь, в которую вошел из землянки колдуна, но опешил, обнаружив, что она заложена камнями.
Архимед пытался вскрыть их клинком, но тщетно, или ума, или силы в новом теле не хватило.
Будни оказались серыми и непроглядными, царевич начал хиреть и чахнуть, аппетит пропал, и он окончательно слег в пастель.
Очнувшись однажды от нежного прикосновения ко лбу, он вздрогнул, Секира плакала над ним.
— Чужой ты. И очи не твои, голубые. У Веника моего острый, карий глаз. Ты в беспамятстве все время Раду свою зовешь. — Женщина грустно вздохнула. Архимед приподнялся, собравшись все объяснить, но Секира его остановила: — Лежи, сил набирайся, а как поправишься, стену разберем, и ступай восвояси, передашь мерзавцу, сотворившему с тобой это, — домой пусть больше не возвращается, убью, гада!
/Продолжение http://www.proza.ru/2017/01/21/2165