Кандидат

Александр Волгин
Не знаю, почему я решил тогда позвонить Андрею, ведь зарекался же когда-либо иметь дело с женатыми, да тем более, контакт мы не поддерживали. С ним я познакомился за полтора года до этого на сайте, причем, почти месяц мы каждый вечер виртуально общались о литературе, кино и живописи (в чем Андрей был весьма подкован по сравнению со мной), полностью обходя сакральные темы сантиметров, и того, кто акт, а кто пасс.
Мало того, что Андрей был не по-ботански симпатичным парнем, он еще защитил кандидатскую, преподавал, написал учебник, свободно владел английским и немецким, и чуть менее свободно - французским. А я, как совершенно необразованный «интеллектуал» и интеллектофил, на такие вещи очень велся. Да и по сей день, пожалуй, ведусь на мозги и образование. Ну и, естественно, когда общение на высокие темы уже неприлично затянулось, я предложил-таки кандидату наук познакомиться поближе. Мы встретились, как ни странно, не разочаровались друг в друге при первой встрече, и он провел для меня одну спонтанную консультацию в парке, и две или три индивидуальных лекции у меня на квартире. Очень даже удачно, на мой взгляд. В процессе, выяснилось, правда, что он женат, «в целом, натурал, но немножко би», мужики для него - это «способ переключения». Потом он раза три меня отшил по причине семейной и рабочей занятости, сам больше не звонил, в сети вяло копошился и почти не появлялся, и я выбросил его из головы, но из контактов его номер почему-то не удалил.

В тот вечер я «совесть свою от укора» спасал бутылкой какой-то дешевой испанской бурды, и от тоски тыкался по списку контактов. Попался номер Андрея, и я почему-то решил выяснить, как у него дела, и не защитил ли он докторскую. Или «краковскую». Видимо, он тоже не удалил мой номер, потому что узнал сразу, и даже, на удивление, обрадовался, судя по голосу. Поболтали минут десять о ерунде, и он предложил мне приехать к нему в гости.

– А жена не против? – поглумился я. – Или ты развелся?

– Жена в отъезде, вернется дня через три, – ответил Андрей.

– Вот это я удачно зашел. Но давай лучше ты ко мне, я по семейным гнездам не люблю летать. Дорогу знаешь, я все там же.

– Не могу. Если не хочешь, давай тогда как-нибудь потом.

Ну какое «потом»? Во мне плескалось сухое красное, тоску оно не разогнало, но голос разума слегка приглушило. Воспоминания об Андреевых «лекциях» пробудили приятную ностальгию. Быстро помылся, запихнул себя в куртку, прихватил вторую нераспечатанную бутылку, и отправился на ночь глядя, по морозу, к черту на рога, благо, ходила прямая маршрутка. Потом еще блуждал двадцать минут по «третьей улице Строителей», созваниваясь с Андреем, чтобы уточнить маршрут. По дороге я проветрился, остыл, но не возвращаться же.

Андрей встретил меня на пороге, открыв дверь, когда я еще поднимался. Он был босиком и в одних спортивных штанах. Кажется, чуть пополнел, но не сильно, это его не портило. Из темной квартиры сразу же дохнуло тем приторно-теплым загадочным запахом, какой бывает в обжитых семейных домах. И не кухней пахнет, не освежителями и духами, а чем-то неуловимым, по которому четко определяешь, что здесь живет не одинокий холостяк, а обитает женщина-хозяйка и масса других полезных домашних вещей.

– Заходи, только тихо, – шепотом сказал кандидат.

– Ты что, не один? – я тоже зашептал. – Ты же говорил – уехала.

Он неопределенно махнул рукой и скрылся в комнате. Когда я разулся и повесил куртку, он вышел, притворив за собой дверь. Мы прошли на кухню, я выставил принесенную бутылку, а хозяин плюхнулся на стул, и выдохнул.

– Уфф, еле уложил!

На мой непонимающий взгляд пояснил, что жена уехала к родителям в область, ее мать заболела, а он тут остался один с годовалой дочкой, и думал, что она уже совсем не заснет.
Он поставил чайник, достал колбасу и сыр для бутербродов.

– Пить не буду, мне завтра надо быть свежим.

Оказалось, что и курить он тоже бросил, потому что ребенок и запах дыма – несовместимы. Зато, как видно, «переключения» не забросил.
Я взял штопор, открыл бутылку, и, расположившись на мохнатом табурете, налил себе в чайную чашку. Мы сжевали по бутерброду, я расспросил, как продвигается его профессиональная деятельность, он рассказал, что подумывает уйти из науки, потому что гадюшник это еще тот, денег не приносит, а ему сейчас, как никогда, надо обеспечивать семью. Я вяло посочувствовал, попробовал отговорить, что, мол, потом пожалеет, а Андрей предложил переместиться из кухни «в зал», там удобный диван. Ну, хорошо хоть, не в супружескую спальню. Впрочем, как раз там стояла кроватка, где спал с боем убаюканный младенец.
Мы на цыпочках прошли по темному коридору, закрыли за собой дверь, и Андрей облапил меня, еще не доходя до дивана. Видно, давно не переключался, бедняга. Мы возились, стараясь не шуметь, у меня настрой был не очень, смущал чужой семейный дом, спящий в соседней комнате ребенок, но в процессе я все-таки начал распаляться. Мы еще не дошли ни до чего серьезного, как Андрей вдруг застыл и прислушался. А через миг из спальни донесся детский плач. Высвободившись от меня, Андрей натянул штаны, и двинулся проверять дочку, а я развалился на диване и стал ждать. Мой с трудом разбуженный энтузиазм поник, я захотел домой и спать. Но вскоре плач за стеной затих, а минут через пять Андрей вернулся, и, на удивление, энтузиазм удалось разбудить снова. Правда, ненадолго – «пожарная сигнализация» сработала опять, и пришлось прерываться прямо в процессе. Андрей оделся и вышел, а я понял, что начинать третий цикл уже точно не способен даже физически, не то что морально. Сидел, и тупо разглядывал свет уличного фонаря, отраженный в экране телевизора. Думал о том, что, наверное, не зря жена оставила дочку дома - видимо, это у них такой родственный заговор по блюдению мужеской и отцовской чести.
Через некоторое время я услышал шаги, на кухне зажегся свет. Мне надоело сидеть в темноте, я нашел свои трусы, надел джинсы и свитер, и тоже вышел на кухню. Андрей сидел за столом, держа на коленях щекастого младенца в подгузнике. Дочка уже не плакала, но глядела заинтересованными и совсем не сонными глазенками. Отец намочил в молоке печеньину, и дал ей, и она с упоением размазывала ее по мордочке. Я сел рядом за стол и налил себе еще оставшегося вина, выпил залпом.

– Можно? – я протянул руки, чтобы взять ребенка. – Я умею, я племянницу нянчил.

– Она к тебе не пойдет, от тебя вином пахнет.

Но мелкая, кажется, не была такой уж поборницей трезвости, потому что сама потянулась ко мне. Я взял теплое, мягкое, будто лишенное костей тельце, аккуратно прижал, покачал на колене. Мы с Андреем молчали несколько минут. Ребенок стал внезапно и без предупреждения засыпать, как это случается с маленькими детьми. Измусоленное печенье вывалилось на пол.

– Давай ее осторожно отнесем, сейчас уже должна заснуть нормально.

Я тихо встал, и мы процессией проследовали в спальню, где я бережно опустил малышку в кроватку, а Андрей накрыл ее одеялом, убрал пальцем крошку в уголке ее рта, провел рукой по волосикам.
Мы вышли в коридор, и он снова потянул меня в зал, но я высвободился.

– Пойду, пожалуй.

– Ну ты чего? Извини, я не знал, что так получится, у жены она всегда засыпала влет. Давай, все нормально уже, теперь тихо будет. Я тебя часто вспоминал, кстати, серьезно... Все хотел позвонить, но как-то...

– Хотел, да бог хотенья не дал? – я не знал, зачем это сказал, мы ничего друг другу не обещали тогда, да и контактировали всего ничего. Видимо, я просто устал или был немного пьян.

– Ну ты же понимаешь, что не до этого было, Ира на сохранении лежала, потом тяжелые роды, ребенок маленький...

– Ну, главное, сейчас все хорошо.

– Да, сейчас все хорошо.

Он замолчал, а я стал обуваться.

– Транспорт уже не ходит, – сказал Андрей. – Как ты доберешься?

– Доберусь как-нибудь, не переживай.

- У тебя деньги на такси есть? Я дам сейчас, погоди.

Он стал рыться в своей куртке, висящей на вешалке, но я его остановил. Ну да, подайте мне еще на такси – от скудного семейного бюджета, от детского питания и подгузников.

– Спасибо, не надо, деньги есть, а ты лучше жене что-нибудь купи к возвращению.

– Зачем ты так?

Я замотал шарф и открыл дверь.

– Ну давай, может созвонимся потом.

– Я тебе позвоню обязательно. Послезавтра, идет?

– Идет. Пока!

На самом деле, выбираясь в гости, я не подумал, как буду возвращаться. Видимо, подсознательно планировал пробыть до утра. На маршрутку у меня было, а вот на ночное такси с обдираловкой – увы. До получки оставалось несколько дней, а еще ездить на работу.
Вышел из подъезда. С неба натрясло свежего снега, он блестел в свете фонарей, чистый и нетронутый, какой-то искусственный на вид. Так я и пошел по этой целине, думая о том, что до дома доберусь уже под утро, если, конечно, не окоченею по дороге.
На полпути тормознул случайного частника. Ни на что не надеясь, честно сказал, что денег почти нет, предложил полтинник. Мужик за рулем кивнул на сиденье, видимо, сжалившись, и я нырнул в тепло, мимоходом разглядев водителя. Это был мужик лет сорока, стандартно потрепанный, но еще не до состояния утиля, и с довольно приличным, на быстрый взгляд, содержимым ширинки. У меня появилось искушение хоть намеком предложить что-нибудь еще помимо того полтинника, но я благоразумно сдержался, решив не нарываться, несмотря на несбывшиеся надежды, и все еще бродивший в голове легкий хмель.
Мужик довез меня прямо до подъезда, не взяв моих грошей, зато поведав обо всех своих семейных делах и политических взглядах.
Я порадовался, что вовремя захлопнул пасть. Нельзя ничего предлагать человеку, который призывает «мочить чурок», мечтает клонировать Сталина, и пускает слюни на задницу своей тещи.

Андрей действительно позвонил мне послезавтра, как и обещал, но я сбросил вызов. Он снова набрал, я снова сбросил. Номер, наконец-то, удалил.
Как-то потом я из любопытства нашел его в соцсетях. Он располнел уже основательно, науку не оставил, но, кажется, и не продвинулся. Преподавал. В друзьях много студентов и коллеги, ни намека на «невинное хобби в целом натурала». Жена оказалась интересной брюнеткой с профилем Клеопатры. Дочка подросла до первоклассницы, появился еще сын. Их фотографии занимали несколько альбомов на странице. Это было настолько пошло и тошнотворно-нормально, что я даже почувствовал легкую зависть.