2. Об Одоевском В. Ф

Евгений Говсиевич
2. ОБ ОДОЕВСКОМ В.Ф.  (Князь Владимир Фёдорович Одоевский (1804-1869).

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПОДБОРКА СОСТАВЛЕНА ЛИЧНО МНОЮ ИЗ ИСТОЧНИКОВ, ПРИВЕДЕННЫХ НИЖЕ
               
За свою жизнь, которую он называл «чернорабочей»  Одоевский успел сделать необычайно много. Так много, что современники не смогли оценить и даже просто охватить взглядом его деятельность в полном объёме. Только уже в наше время, когда существуют исследовательские работы об Одоевском как ЛИТЕРАТОРЕ, как МУЗЫКАЛЬНОМ ДЕЯТЕЛЕ, ТЕОРЕТИКЕ-ПЕДАГОГЕ, ХИМИКЕ, ЭЛЕКТРОТЕХНИКЕ, ТРАНСПОРТНИКЕ, ФИЛОСОФЕ, ПРОСВЕТИТЕЛЕ, начинает вырисовываться его настоящая роль и настоящее место в истории русской  культуры.               

Он добился этого не только за счёт своего таланта, но и за счёт большого трудолюбия.  Именно дело, труд составляли смысл и счастье жизни Одоевского. Он «целый день и целый год был занят» и считал это за счастье.               
Он писал: "Смеются надо мной, что я всегда занят! Вы не знаете, господа, сколько дела на сем свете; надобно вывести на свет те поэтические мысли, которые являются мне и преследуют меня; надобно вывести те философские мысли, которые открыл я после долгих опытов и страданий; у народа нет книг, - и у нас нет своей музыки, своей архитектуры; медицина в целой Европе еще в детстве; старое забыто, новое неизвестно; наши народные сказания теряются; древние открытия забываются; надобно двигать вперед науку; надобно выкачивать из-под праха веков ее сокровища.

Там юноши не знают прямой дороги, здесь старики тянут в болото, надобно ободрить первых, вразумить других. Вот сколько дела! Чего! Я исполнил только тысячную часть. Могу ли после этого я видеть хладнокровно, что люди теряют время на карты, на охоту, на лошадей на чины, на леность и проч., проч.»               

При всей разносторонности трудов и дарований В. Одоевского, главным делом его жизни была литература, поэзия. Он был литератором по преимуществу, писателем по призванию. Он был писателем-романтиком.                               

Одоевский считается основоположником русской научной фантастики.
Он был двоюродным братом поэта-декабриста Александра Одоевского, который ответил на знаменитое стихотворение Пушкина "Декабристам" ("Во глубине сибирских руд...."):

Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,
К мечам рванулись наши руки,
Но лишь оковы обрели.
Но будь спокоен, бард: цепями,
Своей судьбой гордимся мы
И за затворами тюрьмы
В душе смеемся над царями.
Наш скорбный труд не пропадет:
Из искры возгорится пламя,
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.
Мечи скуем мы из цепей
И вновь зажжем огонь свободы,
И с нею грянем на царей.
И радостно вздохнут народы.

Одно тянет другое......                               

Поразительно единодушны характеристики друзей и знакомых Одоевского как человека: бесконечно добрый, справедливый, добродушный, доверчивый, бросающийся помогать любому человеку, не думая о себе, с широкими взглядами, терпимый к чужому мнению и твёрдый лишь в одном: в борьбе с ложью.               
В своём фантастическом романе  «4338 год» Одоевский описывает процесс преобразования науки в 44 веке.  При реформе он ставит на высшую ступень Поэтов и Философов, как мыслителей, способных к широким обобщениям.               
«Логика, - пишет  Одоевский, - престранная наука; начни с чего хочешь: с истины или с нелепости, - она всему даст прекрасный, правильный ход и поведёт, зажмуря глаза, пока не споткнётся».

Из книги Одоевского (Об Уставе гениального скопища– стр. 330)
“Гений есть человек, одаренный чем-то необыкновенным, неизъяснимым, новым; для того, чтобы быть Гением, не требуется ни обширных познаний, ни ума высокого; потребно только, чтобы он всем от других был отличен. Внезапно пораженный вдохновением, Гений выдумывает систему, или, другими словами, какое-либо мнение, какого до тех пор не слыхано было. Для распространения оного мнения гений имеет много сподручников, из коих первый – подгений.

ЛЕНЦ: из ВОСПОМИНАНИЙ ОБ  ОДОЕВСКОМ

«У князя Одоевского я встретился с земляком фон Вегезаком, рижским уроженцем... Он служил под начальством Лаваля в министерстве иностранных дел и впоследствии был министром- резидентом в Ганзейских городах. Тут можно было встретить также Дантеса, красивого кавалергардского офицера, от руки которого впоследствии пал Пушкин. Гордый своими успехами между дамами, он был воплощенная спесь. Гораздо скромнее и проще держал себя молодой римлянин, друг Григория Волконского, учитель пения, Чиабатта, ослепительной красоты Антиноева голова... По красоте Дантес не мог идти в сравнение с Чиабаттой, но он носил мундир, а мундир надо всем брал тогда верх!..

Однажды вечером, в ноябре 1833 г., я пришел к Одоевскому слишком рано. Княгиня была одна и величественно восседала перед своим самоваром; разговор не клеился... Вдруг — никогда этого не забуду — входит дама, стройная, как пальма, в платье из черного атласа, доходящем до горла (в то время был придворный траур). Это была жена Пушкина, первая красавица того времени. Такого роста, такой осанки я никогда не видывал — incessu dea pateba4! Благородные античные черты ее лица напоминали мне Евтерпу Луврского музея, с которой я хорошо был знаком.

Князь Григорий, подошед ко мне, шепнул на ухо: «не годится слишком на нее засматриваться».
Пушкин только и говорил что про Гофмана; не даром же он и написал «Пиковую даму» в подражание Гофману, но в более изящном вкусе. Гофмана я знал наизусть; ведь мы в Риге, в счастливые юношеские годы, почти молились на него. Наш разговор был оживлен и продолжался долго; я был в ударе и чувствовал, что говорил, как книга. «Одоевский пишет тоже фантастические пьесы», — сказал Пушкин с неподражаемым сарказмом в тоне».

СОЛЛОГУБ ОБ ОДОЕВСКОМ

На этомъ диване Пушкинъ слушалъ благоговейно Жуковскаго; графиня Ростопчина читала Лермонтову свое последнее стихотвореніе; Гоголь подслушивалъ светскія речи; Глинка разспрашивалъ графа Віельгорскаго про разрешеніе контрапунктныхъ задачъ; Даргомыжскій замышлялъ новую оперу и мечталъ о либретисте. Тутъ перебывали все начинающіе и подвизающіеся въ области науки и искусства - и посреди ихъ хозяинъ дома, то прислушивался къ разговору, то поощрялъ дебютанта, то тихимъ своимъ добросердечнымъ голосомъ делалъ свои замечанія, всегда исполненныя знанія и незлобія...

И не стало больше этого хозяина! Рушился домъ приветливый, просвещенію гостепріимный! Такихъ домовъ вы знали четыре: домъ Олениныхъ, домъ Карамзиныхъ, домъ Віельгорскихъ, домъ Одоевскихъ. Въ этихъ домахъ учоные и мыслители, поэты и художники были не въ гостяхъ, a y себя дома; они чувствовали себя, какъ въ родимомъ гнезд;.  ….Время сделало свое - будущность выработаетъ новыхъ людей, определитъ новыя призванія.
   
Но какъ бы то ни было, имена Олениныхъ, Карамзиныхъ, Віельгорскихъ и Одоевскихъ не умрутъ въ исторіи русскаго просвещенія.
По происхожденію своему, князь Одоевскій стоялъ во главе всего русскаго дворянства. Онъ это зналъ; но въ душе его не было места для кичливости -- въ душе его было место только для любви. Свое родовое значеніе онъ созналъ не высокомеріемъ предъ другими, a прежде всего строгостью къ самому себе и неограниченною преданностью къ началамъ человечности.

Отец  В.Ф.  Одоевского – князь Фёдор Сергеевич Одоевский – принадлежал к одной из родовитейших семей русского дворянства. Он был более родовит, чем царствующие в России Романовы, и вёл своё происхождение от Рюрика.

Фото из интернета