Глава 12. Ночная встреча

Жозе Дале
С виду Правитель Орландо был таким же, как и всегда - встал рано утром, позавтракал, работал до обеда, стремясь решить множество краткосрочных дел, чтобы не занимать ими послеобеденное время. Когда пришло время подкрепиться, он велел принести еду в библиотеку, куда должен был явиться бывший гренадер, а теперь придворный художник Петров.

Маленький рисунок, выполненный им на фантике, решил судьбу этого талантливого человека, забросив его на такую высоту, о которой даже не мечтали выпускники Королевской Академии Изящных Искусств. И теперь, окруженный возмущенно-завистливым ропотом, он должен был доказать, что не зря получил свой шанс.
Промаявшись до утра, подняв на ноги всех своих друзей и домашних, барон фон Тузендорф вдруг понял, чего хочет Правитель. Гениальная мысль посетила его в 7.30, а в 8.00 художник уже должен был стоять в библиотеке, поэтому барон кинулся в казарму в одних кальсонах, прикрытых плащом для приличия. Ровно в 8 парень огромного роста, уроженец Ферсанга, стоял в библиотеке рядом с министром внутренних дел, робея и не понимая, что происходит.

- Ваше Высокопревосходительство, позвольте вам представить господина Петрова, того самого воина, чей рисунок вызвал ваше одобрение. Я подумал, что для задачи, поставленной вами, необходима свежая кровь, незашоренный взгляд, так сказать, посему и рискнул предложить этого человека.

Орландо лишний раз поразился, насколько точно Тузендорф умеет угадывать даже те его стремления, которые он сам не понял. После недолгого разговора, Петрову была поставлена задача: сделать прямо здесь, в библиотеке, копии рисунков из блокнота, на основании которых нужно будет переписать парадные портреты и переделать уродливый монумент на Ратушной площади.

Какой же поднялся галдеж и лай! Скупые брызги, долетавшие до Правителя, и то давали представление о массовой истерике, охватившей художественные круги Амаранты. Все придворные живописцы и скульпторы разом подали в отставку в знак протеста против выдвижения необразованного выскочки, но прогадали – отставка была принята без возражений, а самое главное без выходных пособий. Катастрофа!

А Правитель долго объяснял гренадеру, чего он от него хочет. Тот, одурев от обилия информации, по-военному просто предложил сделать много эскизов и отобрать наиболее удачные, чтобы трудиться над ними дальше. Таким образом, совершив мини-революцию в искусстве, новоиспеченный художник Петров ждал в библиотеке с пачкой рисунков, выполненных на обычной, дешевой бумаге, какую используют в школах. Сущее варварство…

Орландо внимательно посмотрел эскизы, отобрал несколько.
- Вот эти более-менее, остальное не годится. Помните, что я вам говорил: королева была маленькой и хрупкой, а вы тут нарисовали грузчика в золоте и перьях, хотя само движение мне нравится, оно выглядит естественно. Здесь лицо не похоже. Совершенно. У нее нос не такой длинный, и подбородок, если смотреть с этого ракурса, будет немного скошен. Когда она поворачивается, она немного опускает голову и смотрит исподлобья, вот как здесь.

Петров не возражал, он просто взял карандаш и рисовал, пытаясь на лету схватить то, что говорит Орландо, а тот поправлял его по мере рисования.

- Вот! Вот сейчас очень хорошо получилось, она такая и была! Так и смотрела! Знаете, чего я от вас хочу, и почему я выбрал именно вас?

- Никак нет, Ваше Высокопревосходительство.

- Я хочу, чтобы на портретах был нарисован ЖИВОЙ человек, а не плоская картинка. Я хочу, чтобы королева смотрела на меня, и я чувствовал этот взгляд. Я хочу, чтобы ее одежда и движение были естественными. Вы знаете, какой маленькой и худенькой она была? Вот так: мне по плечо, а сколько величия в этой хрупкости! Никто, ни один король даже близко не сделал того, что смогла она! Поэтому вы должны передать ее подлинный облик и сделать его живым, так что трудитесь, друг мой, трудитесь!

Петров вышел от Правителя вдохновленный, почесывая голову и ухмыляясь:
- Он так говорит о ней, будто сам ее видел!


День прокатился колесом, намотав на себя множество мыслей, слов, больших и малых дел, и исчез в сумерках. Потом и сумерки загустели, почернели, став беззвездной ночью, которая раскинулась над городом, наполнив опасностью пустые улицы и тоской – одинокие сердца. Страх смерти, небытия посещает в темноте тех, кто не слышит рядом живого дыхания, не может дотронуться до теплого человеческого существа. Только стук своего сердца отдается в тишине, пугая еще больше, приоткрывая главную, невыносимую тайну – одиночество позади, одиночество впереди. Человек рождается один, человек умирает один, и никто не в силах этого изменить.

Но и ночь стала редеть, отступая куда-то со своими страхами. На черном небе загорелись синие полосы, пока еще не тронутые рассветом, но готовые заалеть, едва лишь солнце покажется на востоке. Собачий лай прокатился волной по улицам и замер где-то на окраине Найкратово. Орландо открыл глаза, выдохнул и сел на постели.
- Пора вставать.

Он умылся, тщательно изучил в зеркале свое отражение, причесался мокрой щеткой, чтобы справиться с непослушными волосами и вернулся в спальню одеваться. Как он ни изображал безразличие, но его черный костюм был тщательно продуман. С виду неприметное платье было сшито из дорогой ткани и прекрасно сидело по фигуре. Лишенное всех знаков отличия, оно делало своего обладателя безымянным человеком, без звания и профессии, и только качество исполнения говорило о многом.

Орландо вздохнул, осмотрел костюм еще раз и позвонил в колокольчик. Заспанному лакею он велел подать завтрак прямо в кабинет и привести господина Тузендорфа немедленно, как только он явится.
Было около трех часов ночи.

Омлет с сыром, немного бекона, поджаренный хлеб и кофе – вот обычный завтрак Правителя Орландо. Даже зная, что предстоит долгая дорога, он не стал наедаться впрок. Умеренность в еде была, по его мнению, залогом здоровья и хорошего самочувствия, и то правда: в свои тридцать семь лет он хорошо выглядел и никогда ничем не болел.

Завтрак был окончен, и Орландо почти полностью собрался, когда дверь кабинета скрипнула, и в нее просунулся министр внутренних дел. В отличие от своего повелителя, он явно не страдал умеренностью в еде, и предстоящая конная прогулка длительностью как минимум сутки, наложила на его рыхлое лицо печать страдания.

- Доброе утро, Ваше Высокопревосходительство.

- Доброе… - Орландо выглянул из дверного проема, - одну минуту, господин фон Тузендорф, я почти готов. Присядьте пока.

Судя по звуку, барон тяжело опустился в кресло для посетителей.
- Ваше Высокопревосходительство, пожалуйста, умоляю вас, скажите, что вы передумали, и я поеду один.

- Прекращайте брюзжать. Ваши стоны действуют мне на нервы.

- Но это безумие! Это невозможно!

- Знаете что? – Орландо появился из спальни полностью одетым, на ходу застегивая плащ, - Если бы я понимал, что значит слово «невозможно», я бы сейчас работал лакеем в доме герцога Карианиди. Поверьте мне, друг мой, возможно все, что вы готовы себе позволить.

Заметив, что министр открыл рот, чтобы возразить, Орландо сделал протестующий жест.
- Я знаю, что я делаю, и я знаю, что у меня все получится. Давайте уже поедем, довольно препирательств.

Орландо оглянулся – на столе аккуратными стопочками лежали бумаги, инструкции правительству он еще вчера отослал. Вообще он никого не ставил в известность о своем отсутствии, кроме княгини Шварцмауль, но даже ей он не открыл подлинной причины, просто сказал, что будет в отъезде пару дней, и что ей придется подстраховать его в случае чего.

Вышли они через лакейский подъезд, чтобы не привлекать внимания, там их уже ждали оседланные лошади и небольшой эскорт в составе четырех лучших бойцов королевского полка. Тузендорф неодобрительно пыхтел все то время, пока они шли и садились на лошадей, но стоило им тронуться с места, как пыхтение прекратилось, ибо господину министру теперь приходилось прилагать усилия, чтобы удержаться на коне. Орландо рассмеялся себе под нос, однако, когда капитан Лугоши позволил себе пошутить насчет верховой езды барона, он довольно резко прервал его, давая понять, что шутки тут неуместны.

Темными переулками они выехали из Найкратово, пересекли мост Семи Мечей и углубились в Сеймор. Жилые дома, узкие проезды, щелястые заборы – Орландо ехал и понимал, что совершенно не знает эту часть города, но его провожатые чувствовали себя уверенно. Наконец извилистые лабиринты убогого жилья закончились и они выехали на неширокую улочку, с одной стороны которой тянулись какие-то склады. Возле одного из них Тузендорф спешился, и открыв ключом, казалось, небольшую дверцу, исчез внутри вместе с лошадью. Орландо немало удивился, заходя в помещение, которое оказалось совсем не складом, а узким туннелем, выложенным камнем, ведущим непонятно куда.

Заперев дверь изнутри, министр зажег факел.
- Следуйте за мной, господа.

Воздух был спертым, как в подземелье, пахло сыростью. Орландо вел своего коня в поводу, почти касаясь плечом каменной кладки, факел Тузендорфа тускло горел впереди, грозя погаснуть, – видимо воздуха тут не хватало. Так они шли молча довольно долго, наблюдая месмерическое движение теней на стенах, которое вводило в транс, лишая чувства реальности. Наконец факел остановился и послышался металлический скрежет, вслед за которым в лицо Орландо дунул свежий ветер, наполняя легкие воздухом.

Небо снаружи уже окрасилось в розовый цвет, нежный и свежий, ветер трепал волосы, доставляя ни с чем не сравнимое удовольствие после тесного подземелья. Орландо оглянулся и понял, что они вышли за городскую стену, и сейчас находятся в лесу, примерно в том направлении, куда им надлежит ехать.

- И много у нас таких выходов, господин Тузендорф?

- Я нашел только этот. – Барон снова взобрался на лошадь и теперь отдувался, вытирая выступивший пот. – Мне попадалась информация о еще двух, но они завалены.

- Вы проверяли?

- Да, Ваше….

Орландо прервал его, приложив палец к губам.
- Тсс… Мы за пределами города, и теперь меня зовут Андерс, я всего лишь ваш секретарь.

- Простите. Итак, один из ходов вел в Синюю башню, и там даже есть потайная дверка в подвале. Причем она так интересно сделана: в кочегарке, за печкой прибит большой кусок войлока. Если его отодрать, то под ним деревянный щит, вроде как стенка, но только в этой стенке имеется щель, в которую можно вставить маленький ключик, открывающий секреты.

- Вы там были?

- Был. Прошел метров сто, а потом ход оказался завален. Я узнал, что в прошлом веке на улице Яблоневой рухнул дом – вследствие инженерной ошибки под ним вымыло грунт, и он просто провалился под землю вместе со всеми обитателями. Это официальная версия, но дело там не совсем в грунте – пустота образовалась и по причине подземного хода тоже, неграмотные строители были во все времена. После аварии яму просто засыпали, возвели новый фундамент и построили доходный дом, в котором, как говорят, регулярно вешаются люди. Якобы дом проклят. Так что ход из Синей башни теперь недоступен.

- А второй?

- Второй ведет в здание тюрьмы на Рыбной улице. Не знаю, заметили вы или нет, но когда мы проходили по коридору, слева было небольшое ответвление, которое некогда вело в здание тюрьмы.

- А сейчас?

- А сейчас я распорядился позвать каменщиков, и они возвели там прочную стену, начисто перерезав этот путь. Уже пять лет, как этот ход прочно забетонирован.

- Почему же вы оставили третий?

- Потому что он нам самим нужен. Я регулярно им пользуюсь, когда мне нужно быстро и незаметно исчезнуть из города. Если вы замечали, то мои передвижения всегда очень сложно отследить. – Закончил Тузендорф не без гордости.

- Интересные вещи я узнаю случайно… - Орландо призадумался. Морщина перерезала его лоб, обозначая работу мысли. Красота местности, нежные краски рассвета разом померкли для него, уступив место тревоге и подозрительности.

- Не взыщите, господин Андерс, но вы вообще многого не знаете, но это не повод для расстройства. Ни один человек в мире, даже самый мудрый, не может знать все – на это и нужны преданные слуги.

- Преданные – от слова «предавать»? – Мрачно заметил Орландо, - мне нужен ключ от этого хода.

- Он у вас есть, лежит вместе с моей докладной запиской от… кажется позапрошлого года, - беспечно отозвался Тузендорф, доставая из-за пазухи какую-то плюшку. – Вы, должно быть, не обратили на нее внимания из-за занятости.

И он смачно зачавкал на весь лес.


Когда они выехали из леса, уже совсем рассвело. Яркое, солнечное утро стояло в Плериэле утром 133 дня 632 года, радуя душу. Золотые рощи сияли, как новенькие монеты на фоне голубого неба, горизонт, подернутый легкой дымкой, уходил куда-то в бесконечность, оставляя ощущение простора и света. Под ногами мягко пружинила земля, покрытая жухлой травой и случайно залетевшими листьями, пахла тепло и сладко, навевала мысли о доме.

Орландо опустил поводья, прикрыл глаза и расслабился. Запах земли уносил его куда-то далеко, в детские воспоминания, которые он считал давно похороненными. Точно так же пахло землей в родительском доме, этот запах был везде, говоря людям, что из земли они вышли, в землю и лягут – земля всему начало и конец. А еще там пахло сеном и навозом, мышами, прелой картошкой, дождями и бедностью. Да, бедность пахнет, еще как пахнет, - подумал Правитель Орландо, каждый день принимавший ванну.

Как только они выехали из леса, к ним присоединился пятый всадник, ожидавший их на границе. Как шепнул ему Тузендорф, это был его лазутчик, в обязанности которого входило проводить их до места.

- Он не знает о том, кто мы, смотрите не проговоритесь, господин Андерс.
 
- Сами не проговоритесь, сударь.

Орландо подъехал к провожатому поближе – его впечатлила внезапность, с которой всадник возник перед ними. Только что его не было, и вдруг – раз, и он уже здесь.

- Доброго дня, сударь, позвольте выразить вам свое восхищение – вы мастер маскировки.

Всадник недоверчиво оглядел его, но похвала ему была приятна. Это был мужчина лет сорока, загорелый и жилистый, с длинными русыми волосами, собранными в пучок.

- Это было нетрудно. Вот сейчас начнется обширная степь, там спрятаться намного труднее, поедем как на ладони у врага.

- У врага? Разве люди самозванки добрались досюда?

- Они везде, так же как и мы. В любом хуторе можно нарваться на вилы, если хозяева что-то заподозрят. Времена нынче неспокойные.

- Надо же… Население так горячо ее поддерживает?

- Не то слово. Война людям… ну сами знаете. Правительству, конечно, виднее наверху что к чему, но местные того не разумеют, им тяжело живется. Им хочется, чтоб война кончилась, да добрую королеву.

Орландо с огромным интересом слушал всадника, не обращая ни малейшего внимания на опасливые взгляды Тузендорфа.
- А почему они так уверены, что королева будет доброй?

Всадник на секунду задумался, видимо доброта королевы была чем-то, не вызывавшим подозрений.
- Надеются. Людишки, они всегда надеются, что дрын мимо пролетит.

- Вы видели принцессу?

- Нет, господин… господин…

Орландо поспешил поклониться и представиться.
- Андерс, секретарь господина барона.

Всадник кивнул в ответ, не назвав однако своего имени.
- Принцессу никто из наших не видел, но говорят, она красавица. Многое болтают люди, сударь, всему не стоит верить. Говорят, например, что она ведьма и может убивать взглядом, а еще говорят, что она встала из могилы и как все мертвецы, ходит только по ночам, а днем лежит себе в гробу, который ее приближенные за собой носят.

- А как вы думаете, принцесса настоящая? – пронзительный взгляд Орландо выдал его, хоть он и задал вопрос с самым невинным видом.

- Я не думаю, господин Андерс, в мои обязанности это не входит. Думают пусть в Правительстве. Нам сказали, что она самозванка, значит – самозванка. Скажут, что настоящая, будем считать, что настоящая.

Орландо разочарованно отстал.

Местность, по которой они ехали, была удивительно красива. Уже давно не покидавший Амаранту, Правитель с неподдельным интересом вертел головой по сторонам, наслаждаясь пейзажами. Тузендорф откровенно страдал, ерзая в седле так и эдак, но удобнее ему не становилось. Проклиная в душе и верховую езду, и самозванку, и безрассудство своего повелителя, он уныло прислушивался к своему желудку, понимая, что обед будет еще не скоро.

Время от времени им попадались мелкие хутора, разбросанные по полям, как камушки в детской игре. Несчастный министр с тоской и надеждой смотрел на каждый дом, но маленький караван неумолимо проезжал мимо, двигаясь куда-то на юго-запад. К вечеру он уже не чувствовал своего туловища ниже спины, и совершенно озверел от голода, в отличие от своего «секретаря», которому поездка явно доставляла удовольствие.

Тем временем, рельеф потихоньку менялся – мягкая лесостепь сменилась сначала степью, а потом начали попадаться скалистые выступы, почва стала сухой и жесткой, потянуло холодом. Когда совсем стемнело, они, наконец, остановились в каком-то хуторе. Судя по хорошей дороге, здесь частенько бывали путники, хоть это был  не Великий Тракт, и даже трактир имелся, что безумно обрадовало Тузендорфа.

- Впереди Нараман. Уже темно и лошади устали, нам нужно сменить их, чтобы проскочить предгорья как можно скорее, ночью там небезопасно. Поэтому у вас есть полчаса времени, можете немного подкрепиться, если успеете.

С жалобным стоном министр внутренних дел свалился с коня и заковылял в сторону трактира. Орландо бы рассмеялся, если бы ему не было жалко, и если бы не нужно было соблюдать конспирацию. Поэтому он просто подхватил своего министра под руку, и вошел вместе с ним в трактир.

Обычная придорожная забегаловка была опрятной и чистенькой, по углам висели куклы-берегини, подковы и пучки ароматных трав, придавая трактиру сходство с жилищем ведьмы или с сувенирной лавкой. Встретила их миловидная женщина, которая, как успел заметить «господин Андерс», сама и приняла лошадей у провожатого.
- Желаете откушать господа?

- Ох, желаем, еще как желаем! Только быстро, у нас времени всего ничего, так что хозяюшка, принесите нам чего-нибудь готового и побольше. – Барон попытался сесть, но натруженное седалище отозвалось адской болью, так что он почти сполз с лавки. – Я этого не переживу…

- Переживете, - весело улыбнулся Орландо, даже после целого дня не утративший интереса к окружающему. – Скажите мне, милая хозяюшка, не страшно ли вам жить тут, на отшибе?

- Чего ж пугаться? От мертвецов у нас берегини висят, они сюда не сунутся, а лихие люди… они тоже люди, господин, им пить-есть надо, я им нужна.

- А как же те разбойники, которые на горе расселись?

Хозяйка выложила на блюдо холодную ветчину, сыр, немного овощей и принялась нарезать хлеб.
- Может, вам с собой завернуть хлеба и мяса, а то отсюда дальше вы до самой границы трактира не встретите. Там на горе принцесса наша, сударь, она нас не обидит, мы ее не боимся.

- А принцесса добрая?

- Должно быть добрая, господин, а как же иначе? Нам обиды от нее не было, да и за правое дело стоит она, плохие люди так не поступают. Нынче нам совсем трудно стало, мужа забрали на войну еще в начале года, и с тех пор я о нем ничего не слышала, а в хозяйстве без мужчины ох, как тяжело! – Она оперлась локтями на стойку, подперев ладонью щеку. – Знаете, я со всем управлюсь, лишь бы он живой был. Каждый день думаю, думаю о нем, пока совсем не измучаюсь, а ничего не происходит, только седых волос прибавляется.

Худосочная девочка принесла кувшин с молоком.

- Простите господа, что чаю вам не предлагаю, да коли у вас времени мало, лучше молочка попейте. Оно и сил прибавляет и страх прогоняет.

В дверях показались их провожатые. С трех их количество увеличилось до пяти, но Тузендорф даже бровью не повел, продолжая торопливо жевать. Капитан Лугоши подсел к ним и заговорил вполголоса:
- Эти двое – люди самозванки, такие же лазутчики, как наш. Отсюда они поедут с нами, проводят нас через Нараман, ибо ночью тут страшновато. У подножия горы Туманной мы вынуждены будем вас оставить, дальше нас не пустят. Я должен предупредить – вам завяжут глаза.

- Чтобы мы не видели дорогу?

- Точно, - его лицо накрыло тенью, - еще не поздно повернуть назад, н если мы тронемся отсюда в Нараман, назад дороги уже не будет. Вы уверены, что хотите ехать?

Тузендорф метнул быстрый взгляд на Орландо, который с безмятежным видом жевал ветчину, и со вздохом кивнул головой.

- Тогда пора выступать. Место здесь паршивое, придется полагаться на наших проводников, и еще много на кого, прежде чем мы сможем возвратиться в Амаранту.

- Доверяйте своей удаче, капитан, и она вас не покинет.

На выходе хозяйка сунула Тузендорфу в руки узелок с бутербродами:
- Удачи вам, господа, и будьте осторожны.


Свежеоседланные лошади нетерпеливо прядали ушами, переступали с ноги на ногу, готовые рвануть с места. Капитан Лугоши отобрал подаренный узелок, безжалостно проверяя многочисленные пряжки, которые должны были предохранить министра от падения.

- Поскачем быстро, вам надо будет за дорогой следить, а не за узлами.

Две темные фигуры, сопровождавшие их, размножились до четырех, стоило им только выехать с хутора. Тузендорф чувствовал нарастающую панику, потому что понимал, что ситуация полностью вышла из-под контроля, но Орландо, который должен был понимать все еще лучше, выглядел абсолютно беспечным, что никак не вязалось со всем, что министр знал о своем повелителе.

Никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах Правитель не был беспечен. Да, он был склонен к авантюрам, но каждая его авантюра была тщательно продумана, основательно подготовлена и полностью обеспечена. Значила ли его безмятежность то, что и эта поездка полностью срежиссирована им? Если да, то можно было расслабиться, выдохнуть и перестать трястись, как осиновый лист. Однако в последнее время Орландо вел себя странно, что давало министру повод для беспокойства.

В любом случае, несмотря на боль в заднице, мыслительный процесс у Тузендорфа не прекращался ни на минуту, и мысли были не из приятных. Его самолюбие немного потешило то, как Правитель оконфузился с ключом от хода – радостно было осознавать себя хозяином положения, пусть и в мелочах. Но теперь он понимал, что ничего не понимает, и является пешкой, которой управляют другие руки. Руки, конечно, свои, хозяйские, но все равно тревожно.

Радовало то, что Правителя почти никто не знал в лицо – он не светился на людях. Шансов быть разоблаченным у него было немного, но Тузендорф вполне мог допустить какую-нибудь гадкую случайность и считал, что Правитель, никогда, ни при каких обстоятельствах не должен рисковать своей жизнью, тем более без крайней необходимости. А какая тут необходимость? Те бумаги, что вез министр, те вопросы, которые он должен был обсудить с принцессой, касались, в основном, ее происхождения, и могли быть решены без участия Правителя, да и вообще без личной встречи. Предлог был явно надуманный, а это значило, что единственной целью поездки Орландо была личная встреча. Правитель хочет на нее посмотреть, но только зачем?

Ночь стала какой-то вязкой и совсем непроницаемой для взгляда. Тузендорф угадывал месторасположение своих спутников скорее интуитивно, чем пользуясь зрением. Тревожно всхрапывающие кони мягко ступали где-то рядом, да негромко позвякивала сбруя – вот и все признаки живого присутствия. Внезапно его лошадь перехватила чужая рука, вырвав у него повод. Министр чуть не закричал от страха, но незнакомый голос негромко проговорил:
- Здесь начинается Нараман, земля мертвых. Они очень не любят, когда их тревожат ночью, поэтому мы пойдем вскачь. Я привяжу вашу лошадь к своей, потому что вы плохой наездник, ваша задача – удержаться в седле. Не оглядывайтесь, не отвлекайтесь и не бойтесь, просто держитесь крепче…

Не успел Тузендорф критически осмыслить сказанное, как в темноте раздался громкий свист, и лошадь под ним рванулась, едва не опрокинув его на землю. Он только схватился руками за луку седла и, что было сил, сжал коленями  лошадиные бока – безумная скачка началась без всякого перехода. Через несколько секунд он понял, что держаться в седле, даже когда ты к нему привязан, намного труднее, чем кажется, особенно, если скачка постоянно меняет направление.

Цокали только копыта по каменистой почве, никакой другой звук не нарушал молчания, всадники летели молча. Казалось, будто все силы ада гонятся за ними, так быстро и отчаянно они скакали. Вдруг темноту прорезал бледный огонек справа, потом такой же показался слева, а потом и еще один. Тузендорф поднял голову и увидел своего спутника, который, протянув руку, указывал своим товарищам на огоньки. Странно, но они не только не обрадовались, а вроде как даже испугались и припустили быстрее. А огоньков становилось все больше, они вспыхивали, то справа, то слева, словно окружая их со всех сторон. Тузендорфу захотелось посмотреть назад, но он вовремя вспомнил о том, что лучше не оглядываться.

Кстати говоря, огоньки бледноваты для факелов – подумалось ему, и вот тут его накрыло. Леденящий ужас, мистический потусторонний страх обдал его с головы до ног мертвенной волной. Тело полностью отказалось служить ему, если бы он не был привязан, он бы точно упал, да и не было никакой уверенности в том, что он не обмочился, но ему не было стыдно, потому что такой страх оправдывал все. Барон словно окунулся в мертвую воду с головой, и почти позабыл, как дышать, все исчезло: запахи, звуки, ощущения, даже задница больше не болела – он вообще ее не чувствовал. Он больше ничего не чувствовал, кроме нарастающего страха по мере того, как огоньки приближались и окружали их. Всадники неслись с немыслимой скоростью, стремясь прорваться, выйти из окружения, уже на горизонте появились другие огни, желтые и теплые, но до них была еще целая вечность.

Вдруг ледяной воздух словно расступился и Тузендорф услышал звуки. Вынырнув из-под воды, он снова стал слышать, видеть и чувствовать, острая боль вернулась, словно никуда и не уходила, но он был рад ей, как родной. Ничего хуже, чем пережитый им ужас, с ним не могло случиться.

А желтые факелы уже окружили их, галдя и сквернословя – это были люди, живые, обычные люди, и министр готов был расцеловать каждого в приступе невероятного облегчения. Наконец оглянувшись назад, он увидел лицо Правителя, бледное, с плотно сжатыми губами – интересно, он так же испугался, или на всю их компанию есть только один трус?

К ним подошел высокий, широкоплечий юноша с черными глазами и приветливым лицом, поклонился и сказал:
- Приветствую вас во владениях Ее Высочества. По нашему обычаю, вам завяжут глаза по пути наверх, прошу вас отнестись с пониманием. Кто из вас идет с нами?

Стараясь аккуратно пощупать руками зад, чтобы точно знать – оконфузился он или нет, Тузендорф едва не проворонил обращение посланца, но Орландо ощутимо толкнул его локтем в бок, выведя из состояния прострации.

- Это я. Простите, меня немного укачало. И со мной мой секретарь, - он кивнул на Орландо, еще немного бледного, но спокойного и собранного.

Им завязали глаза какой-то мягкой тканью, взяли под руки и довольно быстро потащили куда-то в гору. Мелькнула дурацкая мысль, что если бы у него остался узелок, то он смог бы бросать хлебные крошки, но узелка не было, и тогда министр принялся считать шаги.


«…семьсот двадцать четыре… семьсот двадцать пять… семьсот двадцать шесть…» Легкий шепот вывел Орландо из состояния прострации. «Он, что – шаги считает?!» Мда, сегодня все сошли с ума, и даже министр внутренних дел потерял голову. Шагая вслед за провожатым, «господин Андерс» даже и не пробовал запоминать дорогу, он не собирался возвращаться сюда еще раз. Пахло землей и прелой хвоей – лес вокруг явно был вечнозеленый, видимо принцессе в нем лучше дышалось по старой памяти. Запахи и лесные шорохи, легкий ветерок в волосах постепенно приводили его в чувство после жуткой погони. Он и не подозревал, что на свете бывают такие ужасы – единственный раз, когда он испытывал похожий страх, был у Ирьи в тот вечер, когда он приходил разузнать про Змея. Впрочем, нет, никакого сравнения – сегодняшний ужас это был УЖАС, а тогда так, легкое волнение.

Когда они неслись по Нараману, Орландо тоже не сразу понял, что происходит, но, в отличие от Тузендорфа, он был подготовлен, потому что целый день надоедал расспросами разведчику, и тот рассказал ему, что ночью в предгорную равнину лучше не соваться – шансы дожить до утра невелики. Немногих несчастных, кого ночь застигла врасплох, находили утром мертвыми, с лицами, искаженными ужасом, как будто они умерли от страха.

Лазутчик рассказал ему, как сам однажды скакал по Нараману ночью и чуть не умер от ужаса, рассказал, что мертвецы окружают и напускают страх – мерещатся всякие кошмары, тут уж только держись! Поддашься им – навек пропадешь.

Орландо понял, насколько он был прав, когда заметил первый огонек слева от себя – волна ужаса накрыла его так же, как и остальных, но он ждал этого, и ему было легче. Однако в его страхе самым мучительным был не замогильный холод, как у Тузендорфа, а мучительная, невыносимая тоска. Орландо вдруг осознал, что он один, совершенно один в целом мире, и абсолютно никому не нужен, а также он вдруг ощутимо понял, что умрет. Как любой человек он, конечно, знал, что смертен, но тут он четко, почти физически ощутил, что обязательно умрет, и ему стало невыносимо страшно. Старость, болезнь, разрушающая тело, абсолютное одиночество представились ему настолько реально, что он едва не закричал от ужаса, готовый на все, только бы этого не случилось. А когда наваждение сгинуло, он еще долго не мог прийти в себя и поверить, что все ему померещилось.

Но с каждым шагом становилось легче, прогулка оказывала на него свое привычное лечебное воздействие, и когда они, наконец, остановились, он даже пожалел, что все так быстро кончилось. Когда ему развязали глаза, он увидел прямо перед собой, на расстоянии ладони, деревянную дверь, которая тут же и отворилась. Орландо почувствовал толчок в спину, и оказался внутри раньше, чем успел понять и увидеть местность.

Низкая комната, по виду охотничьей избушки, предстала перед его глазами. Некрашеный деревянный стол, лавки возле него и вдоль стен, горящая печурка – таковы были хоромы принцессы, будущей королевы Лии I. Пока он оглядывался, из-за спины у него вышел Тузендорф и поклонился куда-то в темный угол. Вспомнив о том, что он всего лишь господин Андерс, Орландо последовал его примеру и пристально всмотрелся во мрак: в дальнем конце стола он едва различил три темные фигуры.
Скрипнула дверь, и вошедший юноша принес свечу, озарившую комнату.

- Да будет свет! – звонко произнес девичий голос, и сердце Орландо вдруг трепыхнулось. От одной свечи зажгли две другие, и в избушке стало достаточно светло, чтобы рассмотреть всех присутствующих. Тузендорф снова поклонился и заговорил, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно:
- Доброй ночи, дамы и господа! Прошу прощения за свой поздний визит, но раньше никак не получилось до вас добраться. Хотя знай я заранее, какой окажется дорога, я прибыл бы сюда ранним утром.

В ответ раздался смех, который впрочем быстро оборвался.
- Я сожалею, что вам пришлось столкнуться с безмолвными стражами Нарамана, но если вы физически не пострадали, то ничего страшного уже не случится.

- Физически я не пострадал. Почти. – Барон ощупал свою задницу, потом снял очки, достал клетчатый платок и, пользуясь своим положением, начал методично протирать стекла, приводя в бешенство своего секретаря. – Я, Ваше Высочество, на коне отродясь не сидел, так что мне пришлось хлебнуть лиха. А что делать, служба…

- Сочувствую. Присядете? – и тут же, словно осознав свою ошибку, - Ой, простите, я забыла! Может вам подушечку дать?

Она говорила просто, без жеманства или ложной важности – невысокая, худенькая семнадцатилетняя девочка, точно такая, как ее изобразил Петров на своем фантике. Орландо не сводил глаз с ее лица, с каждой секундой понимая, что принцесса настоящая, и в этом не может быть никаких сомнений. Она была одновременно похожа и на отца и на мать, и в то же время не похожа ни на кого, единственная и неповторимая принцесса. Как он мог даже в мыслях допустить, что она страшная?

- Господин Андерс, мой секретарь, - прервал его мысли Тузендорф. Пришлось снова кланяться. – А это, если я не ошибаюсь, мадемуазель Ферро?

- Не ошибаетесь. – Еще один девичий голос зазвенел в убогой избушке, и Орландо испуганно отодвинулся в тень. Ферро! Точно, он слышал, что у барона дома какие-то нелады с дочерью, но то, что он встретит ее здесь, было уму непостижимо! Министр как-то особо внимательно засопел и стал передвигаться так, чтобы заслонить собой Орландо, оставляя его постоянно в тени.

- Я позавчера видел вашего отца, сударыня, полагаю, что вам будет приятно узнать, что он в добром здравии, хоть и огорчен донельзя вашим поведением. – Тузендорф, превозмогая боль, уселся на лавку, по-прежнему оставляя своего секретаря за собой. Вроде бы Правитель не встречался официально с Ферро-младшей, но кто его знает, риск слишком велик.

- Я рада. Когда увидите отца, передайте ему, что я в порядке: здорова, весела и при деле. Впрочем, скоро я буду в Амаранте и сама ему это передам.

- О, вы очень оптимистично настроены, мадемуазель! Но на тот случай, если вы появитесь в Амаранте позже, чем предполагаете, я все же передам ему ваши слова.

- Благодарю. Зачем вы явились сюда?

Юная баронесса была очень хороша собой, хоть и немного грязновата. Было видно, что ей не по душе их визит, и она даже не думает скрывать свою враждебность.

- Об этом я хотел бы побеседовать с Ее Высочеством наедине.

- Еще чего!

- Мими…

- Даже не думай! Я не доверяю этим гопникам, от них можно ожидать всего, чего угодно!

- Сударыня!

- Мими! Оставь нас. – Принцесса обернулась к баронессе и посмотрела на нее так выразительно, что юная Ферро с досады шваркнула перчатками о стол и злобно пнула лавку:
- Учти, я буду подслушивать!

Принцесса только улыбнулась.
- Итак, мы одни. Господин фон Тузендорф, если я не ошибаюсь?

- Так точно, - вежливый министр снова привстал и поклонился, - и мой секретарь господин Андерс. Я прибыл сюда по поручению моего господина, Правителя Орландо, который велел мне полностью разобраться во всей этой истории и выяснить правду.
 
- Это и мое желание, и я рада, что господин Правитель оказался разумнее, чем я думала.

- Вы утверждаете, что являетесь принцессой, дочерью короля Ибрагима и королевы Зои. Чем вы можете подтвердить свои слова? Есть ли у вас доказательства подлинности вашего происхождения?

- Есть.

- Вы не могли бы их предъявить? И заодно поведать мне, как могло получиться, что вы остались живы? Я расследовал это дело шестнадцать лет назад, и я был на месте преступления – хочу вам сказать, что там не было уцелевших.

- И вы видели своими глазами мой труп? – Девушка наклонила голову и что-то сняла с шеи, - не просто человеческие останки, а конкретно мой труп?

Тузендорф замялся, потому что именно ее трупа  он тогда и не обнаружил. Как и все, предполагая, что ребенок был разорван на части, он никогда не заострял внимания на этой подробности.

- Конкретно ваш труп точно не видел, иначе вы бы сейчас со мной не говорили, - попытался отшутиться он.
Принцесса снова улыбнулась:
- Вот видите, а говорите, что уцелевших не было. Посмотрите сюда, - она протянула ему маленькую серебряную подвеску в виде голубя. – Эту вещицу мне подарила моя мама, а ей прислала ее тетка Вильгельмина, королева Ландрии. Во многих газетах и альманахах того времени можно видеть рисунки, запечатлевшие сей славный момент.
 
Тузендорф внимательно уставился на вещицу свозь стекла очков, повертел ее перед пламенем свечи, а потом вернул принцессе.
- Да, я помню что-то подобное, но согласитесь, это всего лишь подвеска. Ювелирное изделие, которое может быть украдено, утеряно, скопировано – оно не является неотъемлемой частью вашего тела, чтобы неоспоримо утверждать, что принадлежит вам.

- То есть вы полагаете, что я ее украла?

- Я такого не говорил. А другие доказательства у вас имеются?

- Имеются. У меня остались пеленки с вензелем, и распашонка, в которую я была одета в ночь убийства.

- Очень мило, но эти доказательства того же свойства, что и подвеска. Есть что-нибудь более существенное?

Принцесса даже растерялась немного.
- А что вы подразумеваете под «более существенным»? У меня есть моя внешность, и, как говорят некоторые люди, я очень похожа на родителей.

- Вернее на их официальные изображения. Ой, знаете, мы тут с господином Правителем нашли некоторые документы, относящиеся к эпохе королевы Брижитт, и там было несколько ее портретов, сделанных в неформальной обстановке – ну совсем другое дело! Сейчас Его Высокопревосходительство приказал восстановить ее подлинный облик, исправить все портреты и даже монумент на Ратушной площади.

- Хм, а откуда он знает, что эти изображения точнее? И что это вообще она? Но дело не в этом, королева Брижитт жила триста лет назад, а мои родители – всего шестнадцать. Еще живо множество людей, близко знавших их обоих, они могут сказать, похожа я или нет. Кроме того, вы можете получить свидетельства моей приемной семьи о том, откуда я взялась. Василиса, Бедный Рыцарь, Змей Горыныч, они все засвидетельствуют, что в ночь убийства я была спасена моим приемным отцом и воспитана им до совершеннолетия.

- Змей Горыныч… Ну надо же… Видите ли, мадемуазель, дело в том, что Змей Горыныч… - тут Тузендорф чуть не ойкнул, потому что сапог Орландо придавил ему ногу с такой силой, что чуть не раздавил свежеприобретенный мозоль.

- Змей Горыныч – пресмыкающееся, при всем к нему уважении, - внезапно заговорил «господин Андерс», - объект животного мира, так сказать. Вам же не придет в голову просить свидетельство у кошечки или собачки?

- Мой отец – не кошечка и не собачка, думайте, что говорите, сударь, - в голосе принцессы послышались металлические нотки.

- Разумеется, я и в мыслях не имел вас обидеть. Посему прошу прощения, но мы здесь для того, чтобы понять, насколько можно верить тому, что вы говорите. Поймите меня правильно, но назваться принцессой может любая девушка семнадцати лет, имеющая подвеску в виде голубя, которую можно заказать в ювелирной лавке, и пару пеленок, которые точно так же нетрудно изготовить. Как мы можем быть уверены, что вы – и есть принцесса? Как?

- Люди мне верят, сударь. Причем, даже без пеленок.

- Люди! – Орландо всплеснул руками, - когда я приеду в Амаранту, и мой господин меня спросит: «Принцесса настоящая?» - что я ему отвечу? Что вы безусловно очаровательны, и лично я вам верю, но доказательств у вас нет никаких.

- Как это нет? А о чем мы тут битый час толкуем?

- Если у вас есть хоть капля здравого смысла, мадемуазель, то вы со мной согласитесь, что подвеска и пеленки не могут служить надежными, неопровержимыми доказательствами.

- А что тогда вообще может служить доказательствами? Что?

- Вот. Вот, - глаза Орландо блестели в азарте спора, - вы сами и поняли истину. НИЧТО. Ничто не может быть достоверным доказательством спустя шестнадцать лет – никакие вещи или свидетельства, никакое внешнее сходство. Все это – лишь косвенные факты, никак не доказывающее ваше происхождение. Поэтому доказательств у вас нет и быть не может. Если вы мне не верите, ступайте в Амаранту, в Государственный суд, и предъявите ваши доказательства – заодно избавитесь от пары-тройки иллюзий, это полезно в любом возрасте.

Тузендорф вытаращил глаза – Орландо точно чокнулся. Здесь, в логове самозванки, выступать, почти оскорбляя ее – да проще самому убиться об стену! Что он творит-то?! А господин Андерс подождал немного, пока принцесса в полной мере осознает его слова, а затем продолжил:
- Но дело в том, что я вам верю, и Правитель верит. Он считает, что вы действительно принцесса, поэтому и послал сюда нас с бароном. Неужели вы думаете, что министр внутренних дел поехал бы в гости к самозванке?

Лия потерла переносицу, внезапно возникшая головная боль мешала ей сосредоточиться. Этот господин Андерс был в чем-то прав, но она точно знала, что она принцесса, а метать бисер как-то не хотелось.
- Тогда мне очень жаль, что вы напрасно потратили время. Если, по мнению господина правителя все мои доказательства ничего не стоят, то я и вправду самозванка, а значит, господин министр сделал как раз то, о чем вы говорили.

- Вы очень умная девушка. Как вы думаете, что такое правда?

- Мы играем в загадки? Раз мои доказательства вам не годятся, то ступайте и объявите меня самозванкой, зачем время терять? А я уж как-нибудь сама поразмыслю над тем, что такое правда.

Орландо улыбнулся.
- Вы обижаетесь, как ребенок. А я ведь не сказал, что я вам не верю, напротив, я вам верю, но доказательства ваши и вправду никуда не годятся. Знаете, что может сделать их вескими и неопровержимыми?

- Простите?

- Вот этот самый голубок, ваши обкаканные пеленки – это все может быть как легкомысленной ерундой, так и стопроцентным доказательством. Как вы думаете, от чего это зависит?

Голова у Лии болела все сильнее, она чувствовала острую железную иглу в своем виске, которая словно ковырялась в голове.
- Кто вы? И что вам от меня нужно? У меня такое ощущение, что я вас где-то видела, ваше лицо мне кажется знакомым.

Тузендорф покрылся холодным потом, сбывался его худший страх. Если сейчас она узнает Правителя, то это конец. Конец стране, конец государству, конец всему. Но Орландо ни капли не смутился:
- Я уже представился, меня зовут Андерс. Скажите мне, чего ВЫ хотите? Нет, не сесть на трон, это ерунда, а чего вы хотите на самом деле?

Лия, мучительно пытаясь вспомнить, где же она видела этого человека, никак не могла ухватить нить воспоминаний. Его лицо плавало перед ней, как в тумане, это было какое-то очень далекое воспоминание, явно не сегодняшних дней.
- Чего я хочу? Остановить войну, облегчить народу жизнь…

- А вы не думали, что Правитель хочет того же? Вы что-нибудь знаете об этом человеке?

- Нет, не знаю, я могу судить о нем только по его делам, и количество людей в моем лагере говорит о них довольно красноречиво.

- Да что вы знаете о его делах? Вы знаете о том, что он был государственным управителем при герцоге Карианиди, которого теперь поминают как отца родного, и что герцог Карианиди самостоятельно мог только рюмку до рта донести! Все благополучие, которое вам помнится, было создано руками теперешнего Правителя!

- Да? И что же с ним теперь случилось? И вообще: почему вы на меня орете?
Только теперь Орландо ощутил боль в ноге, на которую ему уже несколько минут безуспешно давил Тузендорф.

- Простите, Ваше Высочество, - сказал и сам поперхнулся, - я всего лишь хотел сказать, что бывают ситуации, когда чем-то надо пожертвовать, чтобы потом получить многое. Правитель хочет добиться для своей страны и своего народа того, что сделает его жизнь богатой и легкой, и он вынужден пойти на жертвы.

- Не он. – Орландо вопросительно вскинул брови, а принцесса пояснила свою мысль, - на жертвы идет не он. Жертвуют во имя лучшего будущего совершенно другие люди, которым вполне бы хватило хорошего настоящего.

- Вы очень умны, Ваше Высочество, и у вас есть шанс стать со временем великой королевой, как Брижитт.

- Куда уж мне… - проворчала Лия, - скажите, господа, мы тут мило болтаем битый час, но я так и не поняла, зачем вы приехали. Не о пеленках же разговаривать? Министр внутренних дел не поехал бы сам в такое рискованное путешествие без достаточной на то причины.

- Разве выяснение вопросов престолонаследия не является достаточной причиной? – наконец-то снова заговорил Тузендорф, который совсем потерялся за своим темпераментным секретарем.

- Может быть, но я чувствую, что вы не за тем пришли.

Ведьминские глаза уставились на Орландо, пытаясь проникнуть в его мысли, так же, как когда-то пыталась это сделать Ирья.

«Хорошо, что я не знаю, зачем мы пришли» - подумал Тузендорф, «а то бы тут же сдал государственную тайну». Он лишний раз порадовался предусмотрительности своего господина, и удивился тому, что тот без страха смотрит в глаза ведьме, как будто и не боится вовсе.

- Как вы сказали, вас зовут? Господин Андерс? – принцесса не сводила глаз с Орландо, - ваше лицо мне знакомо. Я мучаюсь уже битый час и не могу вспомнить, где я вас раньше видела.

- Если честно, я тоже. Ума не приложу, где я мог вас видеть, но видел – это точно.

- И довольно давно, словно это очень раннее воспоминание. Странно, правда?
У Орландо как-то неприятно похолодело внутри: ведь не может же она помнить его с факелом в ночь убийства? Не может – если следовать логике, ее там вообще не было к моменту его появления.

Свеча задрожала и зашипела, оказалось, что они сидят здесь уже довольно долго. Лия встала и отошла в угол, порыться в мешке, чтобы достать еще одну свечу – Орландо смотрел на нее, и ему казалось, что он узнает каждое ее движение, как будто он всегда ее знал. Она присела на корточки и запустила руку в мешок, волосы ее, небрежно собранные в косу, упали с плеча, и она закинула их назад небрежным жестом. Все, абсолютно все: изгиб шеи, форма рук, манера двигаться и говорить было именно таким, как он себе представлял. Стопроцентное попадание в тот смутный образ, который жил рядом с ним долгие годы.

Свечка никак не находилась, принцесса вздохнула и принялась вытаскивать из мешка вещи.
- Простите, господа, условия у нас походные…

- Вам больше бы подошел дворец и роскошное платье, а не чьи-то мужские обноски.

- Вы знаете, в них гораздо удобнее. - она улыбнулась, выкладывая из мешка суконные брюки, сложенные стопочкой, - не думаю, что теперь меня можно будет загнать обратно в юбку.

- Но женщины носят юбки…

- Пусть и дальше носят, а я не буду. Вот они где, шельмы! – вслед за фарфоровой куклой наконец-то появилась связка свечей. Принцесса вытащила парочку и бросила на стол, - господа, замените ее, пожалуйста.

Орландо хотел было этим заняться, но вдруг замер, пораженный внезапной догадкой. То, что в мешке у этой девочки оказалась кукла, было правдиво и трогательно, ибо она сама еще была ребенком по большому счету. Наивным, милым ребенком, заигравшимся в большие игры. Однако рыжеволосая фарфоровая красавица с голубыми глазами воскресила в памяти Правителя один праздничный вечер много лет назад, Переулок Длинных ножей и маленькую красавицу у витрины магазина.

- Простите, Ваше Высочество, это ваша кукла?

Принцесса погладила ее волосы, прежде чем убрать в мешок, теплая улыбка осветила ее лицо, сделав его мягким и близким.
- Мне, наверное, уже поздновато играть в куклы, но Лори – мой друг, она мне очень дорога. Ей ведомы все мои маленькие радости и печали.

- Вам ее подарили? Однажды вечером, случайный прохожий купил ее для вас?

Тузендорф вертел головой туда и сюда, силясь понять, что происходит, но не понимал. Его роль в сегодняшних событиях была самой дурацкой из всех, что ему когда-либо приходилось исполнять. А Лия повернулась и внимательно посмотрела в лицо Орландо:
- Так вот оно что… Надо же… - Она смущенно заулыбалась и присела на лавку, не выпуская куклу из рук. – Я и не знала, кого мне благодарить все это время.

«Что здесь происходит?» - уже отчаялся разобраться министр, глядя, как эти двое умильно смотрят друг на друга. Что-то явно происходило в этой избушке, и происходило совершенно без слов. «Что это с ним? Он выглядит, как институтка на выпускном балу».

Орландо не знал, как он выглядит, и совершенно не думал об этом, в голове у него стучало. Теперь он окончательно убедился, что был прав, и сама судьба привела его сюда – что бы Тузендорф ни говорил о безрассудстве, он никогда не понимал и не чувствовал, как работает провидение. Ведь это было невероятно, невозможно, немыслимо – столько лет он хранил это воспоминание, теплое и дорогое ему, для того, чтобы столкнуться с ним здесь, в горах Нарамана, в логове врага, готового его уничтожить. Ничто на земле не проходит бесследно, это судьба. В мозгу его в одно мгновение сложилась картина, ранее рассыпавшаяся на множество кусков паззла: все это было предопределено. Он должен был прийти в Амаранту, сделать то, что он сделал, стать тем, кем он стал – для того, чтобы в один прекрасный день встретить эту девочку. И призрак королевы явился к нему потому, что он не был посторонним во дворце, ему суждено было влиться в династию, стать одним из тех, чьи парадные портреты украшали большую галерею.

Кровь его закипела, но в голове словно дул ветер – было пусто и холодно, теперь он знал, что нужно говорить. Теперь он был уверен в том, что судьба держит его за руку.

- Ваше Высочество, вы спрашивали нас, зачем мы приехали? Я скажу вам, зачем. – Теперь он говорил серьезно и абсолютно искренне, Лия даже выпрямилась и отложила куклу, чтобы ничего не пропустить из его слов. – Господин Правитель, как я уже говорил, верит вам, и он послал меня сюда с очень важной миссией: от его имени он велел мне просить вашей руки.

Тузендорф чуть не упал с лавки, вытаращив глаза, он открывал и закрывал рот, не будучи в состоянии что-нибудь сказать. Если бы молния сейчас шарахнула прямо перед ним, он бы так не удивился. «Так вот зачем он сюда поехал! Ну и хитрец!» Министр внутренних дел едва не захлебнулся слюной от изумления и восхищения – все-таки никогда, никогда и никто не сравнится с этим человеком в уме, ловкости и дальновидности!

Принцесса тоже обалдела, растерянно моргая глазами. Выглядела она сейчас действительно по-детски, с куклой и круглыми от изумления глазами.
- Я понимаю, что мое предложение несколько неожиданно, но смею вас заверить, что оно является единственным выходом из положения, при котором все стороны останутся в выигрыше.

Лия сделала протестующий жест, но Орландо перебил ее, торопясь высказать все, что рвалось у него с языка.

- Вы еще очень молоды, и вам предстоит многое узнать и многому научиться. Разве поддержка умного и опытного человека будет для вас лишней? Разве вам не пригодится надежный друг, который будет беречь вас, понимать вас, и очень любить. – Голос его дрогнул, он смотрел в глаза принцессе и пальцы его дрожали. – Да, он будет очень любить вас.

- Как вы можете это знать? – пробормотала шокированная Лия, - подождите, дайте мне сказать. Такие дела не делаются заочно, это не покупка коровы… Вы меня просто огорошили.

- Я понимаю, но не спешите с выводами. Господин Правитель – человек достойный, не старый, и собой вполне ничего, если это вас беспокоит. Но самое главное – вместе вы сможете творить великие дела, сделать эту страну богатой и процветающей. Разве вы не хотите этого? И он хочет. Представьте, какой результат может дать соединение вашего ума, красоты и его опыта? Для вас не будет ничего невозможного! Посмотрите на ваши доказательства – они не значат ничего, это просто слова! Несерьезно, никто и никогда вас не признает, вы останетесь самозванкой на всю жизнь. Но если Правитель Орландо захочет, то ни у кого не останется сомнений в подлинности вашего происхождения, вместе вы сможете продолжить династию, которая едва не прервалась так трагически!

Глаза Орландо сверкали, он никогда в жизни не был так убедителен. Тузендорф подумал, что будь он девицей, уже давно бы согласился. Но его никто не спрашивал, а принцесса сидела с растерянным видом. И тут хлопнула дверь – в комнату ворвалась мадемуазель Ферро, про которую все давным-давно забыли. Орландо обернулся в бешенстве, посмотреть, кто это решился помешать им разговаривать, и напоролся на полный ненависти взгляд юной баронессы.

- Так вот оно что! Ишь ты, что придумал старый козел: жениться! Он что-то перепутал, Лия: господин Правитель Орландо – лакей и свинопас, в присутствии принцессы ему и дышать-то нельзя, а он решил просить ее руки! Видать, переутомился, болезный, голова потекла…

Лицо девушки было бледным, огромные глаза метали молнии, а рука сжимала эфес шпаги с такой силой, что костяшки пальцев были белыми. Она смотрела на посетителей так, что Тузендорф непроизвольно отодвинулся как можно дальше, а Орландо сбился со слова.

- Мими, я не разрешала тебе войти.

- А я вошла. И сейчас буду дырки в шкурах делать… Нет, я знала, что они готовят какую-то пакость, но такой мерзости даже я не ожидала. Они хотят, чтобы ты продалась этому лакею!

- Мими! Выйди!

Не тут-то было! Лие пришлось вскочить, но и она не смогла бы управиться с озверевшей баронессой – пришлось просить здоровенного мужика, который тоже кинул весьма недобрый взгляд на непрошеных гостей. Когда дверь захлопнулась, и крики баронессы переместились на некоторое расстояние, Лия тяжело опустилась на прежнее место и сжала руками виски.

- Почему вы позволяете ей так себя вести? – Непонятно почему, но Орландо тоже с первого взгляда возненавидел молодую Ферро.

- Это вас не касается, господин Андерс. Или не Андерс? – она подняла бровь и криво усмехнулась. Небольшая интерлюдия с участием Мими ее отрезвила, гипноз прошел, осталась только головная боль. Она вдруг поняла, что хочет остаться одна, эти люди ей надоели. После всего сказанного в душе остался неприятный осадок – в подобном предложении руки и сердца было что-то гадкое, это была сделка, игра на повышение. Лие было семнадцать лет, и она еще не умела торговать собой, а главное, не хотела учиться. Казалось, сам воздух в избушке воняет подлостью, она тряхнула головой и нахмурилась:
- Я благодарю правителя Орландо за оказанную мне честь, но боюсь, что не смогу принять его предложение. Испытывая неподдельное уважение к этому государственному мужу, замуж я все-таки предпочту выйти по любви. Да и рано мне еще, я в куклы не наигралась. – Ее ладонь опустилась на голову куклы, и лицо на мгновение смягчилось, - я также хочу поблагодарить вас, господин Андерс, за то, что вы когда-то сделали. Поверьте, вы принесли в мою жизнь много радости. А сейчас позвольте с вами распрощаться, я устала и хочу спать. Всего доброго.

Также как Лия чувствовала тяжесть, так и Орландо почуял, что он близок к провалу. То, что казалось уже завоеванным, внезапно уплыло из рук благодаря этой дуре Ферро! Он вскочил и заговорил горячо и быстро, все еще веря в свою удачу. Он выкладывал ей самые блестящие перспективы, соблазнял красивой жизнью и великой славой, но девочка выглядела уставшей и незаинтересованной.

- Довольно, сударь, не будем больше об этом. Я не имею намерения причинять вред правителю Орландо или еще кому-нибудь. Передайте ему, пожалуйста, что я согласна с ним работать и предоставить ему должность государственного управителя, которую он уже занимал при герцоге Карианиди. И это все. Если он будет продолжать сопротивляться, то мне придется отнимать свою власть силой, и тогда ему уже не светит не государственный пост, а пеньковая веревка.

Орландо хотел еще что-то сказать, то почувствовал, как Тузедорф больно наступил ему на ногу, предостерегая от дальнейших выпадов. Гнев плеснулся ему в голову, он должен был получить свое во что бы то ни стало, а этот трусливый пень становится на его пути! Но тот наступил снова, да так, что Правитель ойкнул и был вынужден сесть. А принцесса открыла дверь и позвала кого-то, приказывая проводить ее гостей вниз. Тут же в избушку набились люди, и она исчезла из их глаз.

Оглушенный и разъяренный, он с трудом понял, что происходит, и даже попытался бузить, когда чьи-то руки подхватили его и поволокли к выходу. Он не договорил, он не доделал своего дела, как смеет кто-то его останавливать.

- Уймитесь, принцесса больше вас не слышит! Уймитесь немедленно, или мы не выберемся отсюда живыми! – змеиный шепот Тузендорфа немного отрезвил его, но не мог погасить огня, жегшего его изнутри. Их вывели на свежий воздух, но ночь была настолько темна, что Орландо даже не понял, что ни находятся на утесе. Темные повязки на глаза, и они зашагали обратно, в таком же неизвестном направлении, а его судьба осталась в избушке со всем этим сбродом, включая ненормальную баронессу Ферро.

- Уберите руки! – прорычал он кому-то, пытавшемуся наставить его на путь истинный.

- Да, пожалуйста… - поддерживающая рука исчезла, Орландо сделал шаг, и… провалился куда-то, заскользил по грязи, обдирая ладони и коленки. Затормозил он головой в пень, но прежде чем он успел сорвать повязку, те же самые руки подхватили его снова и поставили на ноги:
- Не балуй. Я не принцесса, крови не боюсь. А повязку не трогай, если жить хочешь.

Орландо молчал и трясся от злости.

Внизу они обнаружили капитана Лугоши и двоих других провожатых – они сидели в круге вместе с лошадями и явно чувствовали себя неуютно. Кольцо из дезертиров, ворья и бандитов приятно волновалось, готовое броситься на них и растерзать. Лишь команда высокого юноши южной внешности удерживала их от этого.

- А ты приходи ишшо, красивенький, мы тебе тут любовь организуем, по кругу, гы-ы-гы-гы… А то сегодня начальник сердитый, не велит, а я уж тебя облизал бы, обсосал косточки…

- Всем заткнуться! Ее Высочество велела проводить их через Нараман. Ты, ты и ты – по коням! Уже светает, мертвые ложатся спать, так что проедете спокойно. Желаю удачи! – юноша взмахнул рукой, и бандиты расступились, освобождая им проезд. Трое охотников окружили их со всех сторон и двинулись вперед, туда, где край неба уже окрасился лиловым.

На сей раз все было спокойно, никаких блуждающих огней, никаких ужасов. Они ехали трусцой, и дорога под ногами становилась виднее с каждым шагом: обычное предгорье со следами древних захоронений, сказал бы Орландо, если бы не побывал здесь ночью. Он ехал на своем жеребце, и сквозь зубы крыл матом весь белый свет, Тузендорф никогда не слышал от него таких слов, и даже не подозревал, что он их знает.

- Что случилось? Вы просто вне себя…

- А каким я по-вашему должен быть? Меня только что оскорбили!

- Это головой о пень, что ли? Я уверен, что это произошло случайно…

- Причем тут пень???!!! Эта наглая выскочка, которая называет себя принцессой, совсем краев не видит!

- Ах, вот оно что… Ну это вы зря, она очень хорошая девочка, мне понравилась.

- Я вздерну эту хорошую девочку при первом же удобном случае!

- А, понятно… Вы знаете, когда я женился, я просил руки своей невесты семнадцать раз.

Орландо дико уставился на него, и не столько изумляясь фатальной неудачливости барона в любовных делах, сколько почувствовав, что тот опять верно прочитал его настоящие мысли.

- Да, вот так. Причем девушек было восемь, - министр лукаво улыбнулся, - нет, не потому, что я потенциальный многоженец, а потому, что никто не хотел за меня выходить. Я был толстый, некрасивый зануда без гроша в кармане, девушкам я не нравился. Но я не унывал, потому что знал, что рано или поздно мне повезет, если я буду достаточно настойчив. Нужно ли говорить, что я оказался прав?

Орландо нахмурился и закусил губу:
- Вы это все к чему мне сейчас рассказываете?

- Просто так, чтобы немного вас развлечь, а то больно вы сердитый. Смотрите, какой потрясающий восход, такое можно видеть только в горах! Нет, поехать сюда было замечательной идеей!

Правитель чертыхнулся и пихнул своего коня шпорами. Видеть восторженно-умильное лицо своего министра ему сейчас было невыносимо. Голова его горела, в груди жгло, словно он проглотил горящую головню, в нем зрело неистовое желание схватить эту девчонку, подчинить ее своей воле. Во что бы то ни стало.