Sin of self-love possesseth all mine eye,
And all my soul, and all my every part;
And for this sin there is no remedy,
It is so grounded inward in my heart.
Methinks no face so gracious is as mine,
No shape so true, no truth of such account,
And for myself mine own worth do define,
As I all other in all worths surmount.
But when my glass shows me myself indeed,
Beated and chopped with tanned antiquity,
Mine own self-love quite contrary I read;
Self so self-loving were iniquity.
'Tis thee (my self) that for myself I praise,
Painting my age with beauty of thy days.
Грех себялюбия целиком владеет моими глазами
и всей моей душой и всем мной безраздельно,
и от этого греха нет исцеления,
так глубоко он укоренился в моем сердце.
Мне кажется, что ни у кого нет такого очаровательного лица,
такой совершенной формы, такой большой добродетели,
и я сам определяю собственное достоинство,
поскольку я всех других по всем достоинствам превосхожу.
Но когда мое зеркало показывает мне меня таким, каков я на самом деле,
потасканного, в глубоких морщинах*, задубленного от времени,
свою любовь к себе я понимаю наоборот:
так любить себя было бы чудовищно;
это тебя -- то есть, себя -- я восхваляю в себе,
украшая свою старость красотой твоих дней.
Красой твоей свою украсив старость
* По мнению комментаторов, "chopped" здесь следует читать как "chapped" (потрескавшийся, в глубоких морщинах).
Грех себялюбия, владеет безраздельно
Моей душой, он всех грехов упорней...
От этого греха нет исцеленья,
Во мне он, как сорняк, пускает корни.
Мне кажется лицо мое прекрасным,
Фигура совершенной, добродетель
Невероятной...Всем должно быть ясно -
Нет лучше никого на белом свете...
Лишь зеркало — исток моей кручины,
В нем старость вижу жалкую такую,
Что отрезвляюсь… Глядя на морщины,
Я так любовь к себе тогда трактую:
Восторг внушает красота твоя,
С тобою рядом молодею я...