I. МОЙ ДЕД МИХАИЛ ИВАНОВИЧ ТВЕРИТИНОВ
Я родился спустя 19 лет, после того как моего деда Михаила Ивановича Тверитинова (1887 – 1932) не стало, и судить о нем могу лишь по рассказам своего отца, а также двоюродных теток и других родственников, родившихся до революции.
Дед мой в 7 лет остался круглым сиротой и рос в рязанском отцовском доме на Садовой улице в семье своего старшего брата Ивана Ивановича Тверитинова в окружении веселой молодежи – племянниц и племянников - и был всеобщим любимцем. В доме, наполненном молодежью, царила атмосфера артистизма и розыгрышей. Сейчас трудно сказать, кто от кого перенял эту традицию розыгрышей – племянницы ли с племянниками от дяди или наоборот, – но это увлечение, зачастую разряжающее напряженность обстановки, всегда присутствовало в непростом характере деда. Вот пример из его ранней молодости, рассказанный мне отцом.
Деду с неким приятелем-однокашником предстояло осуществить какую-то поездку. Необходимо отметить, что приятель тот, имя его, к сожалению, не осталось в памяти, обладал солидной комплекцией в соединении с заметной скуповатостью. Желая проехаться за чужой счет, он, ссылаясь на безденежье, попросил деда купить ему билет на поезд. Разумеется, за счет деда. Дед, конечно, не мог отказать ему в этом, но задумал шутку. Итак, было условлено, что дед приобретает для них на поезд два билета. Но при встрече на вокзале перед отправкой оказалось, что дед приобрел только один билет для себя. Он объяснил это недоразумение тем, что они как-то недопоняли друг друга.
- Что же теперь делать? Как быть? – запаниковал приятель деда.
- Ничего. Поехали. Как-нибудь доберемся, – попытался успокоить его дед.
Сели, поезд отправился. Через некоторое время появляются ревизоры. Приятель в отчаянии заметался, и дед предложил ему спрятаться под лавку, что тот, не считаясь со своей комплекцией, незамедлительно и выполнил, проявив неожиданную сноровку.
Но вот ревизоры подходят к деду.
- Ваш билет?
Дед, как ни в чем не бывало, достает из бокового кармана два билета и протягивает их ревизорам.
- Так. А где второй?.. Где Ваш попутчик?
- Да вот он там, под лавкою сидит.
- А зачем он туда залез?! – изумились ревизоры.
- А кто его знает?.. – слегка пожав плечами, безразлично ответил дед.
Продолжая движение, долго потом вагон трясся... От смеха. При этом дедов приятель нисколько не обиделся, смеялся со всеми и был очень доволен благополучным исходом дела.
Характер деда отличался большой оригинальностью, совмещая в себе прямо противоположные черты. Например, его удивительная легкость сочеталась с необыкновенным упорством и трудолюбием. В связи с трудолюбием и врожденной социальной активностью он был однажды курьезно награжден портретом Ленина с надписью: «Герою труда тов. Тверитинову М. И. Настоящий портрет преподносится в день 5-летнего юбилея Союза Работников просвещения за широкую общественную работу на фронте Народного просвещения». И дата: «29 июля 1924 года». Курьезность этого дара, становится очевидной, если вспомнить, что дед был монархистом. Причем не по каким-либо мировоззренческим соображениям. Он считал, что обязан быть таковым по одному своему происхождению.
Кроме того, склонность к экстремальным поступкам и совершенное бесстрашие в любых жизненных ситуациях сочетались у деда с интеллигентской мягкостью, простотой в общении, доброжелательностью и деликатностью. В нем, как говорил отец, было, по крайней мере, два разных человека.
Переходя к военному периоду, хочу завершить тему розыгрышей отрывком из фронтового письма деда от 21 февраля 1917 года. За кажущейся легкомысленностью этого, да и других писем, проступили нелепость и бездарность общей обстановки на фронте, вызванные разлагающим влиянием большевизма. И все же цель письма – как-то успокоить близких во всеобщей зловещей обстановке того времени – как будто ничего и не происходит: «Милая моя Женушка! Сижу пока да посиживаю. Руковожу ловлей (живых – А. Т.) мышей. Очень интересное занятие... …Мой прапорщик набрал мышей в банку, а затем и начал их запаковывать: кому в журнал, кому в газету, в книгу и т. д. и рассылать своим приятелям. Конечно, через час телефон еле выдерживает ругань. Заканчивается же все смехом». Вообще дед своеобразно воспринимал фронтовую обстановку. Он имел рыцарское суждение о том, что находится в лучших условиях, чем его семья и близкие. Казалось, здоровье и бытовые проблемы родных его заботили больше, чем военные тяготы с возможностью быть убитым. А о своем быте он зачастую отзывался так, как будто находился не на войне, а на каком-нибудь курорте, в доме отдыха.
Начало войны застало Михаила Ивановича в Смоленске, где он жил с семьей и служил по распределению в учительском институте преподавателем физических и естественных наук после окончания Московского Императорского университета. Под Смоленском с июля 1914 года начал формироваться 222 Краснинский пехотный полк, куда и был мобилизован Михаил Иванович Тверитинов из запаса прапорщиков. 31 июля 1914 года полк в полном составе прибыл в крепость Ковно. Он входил в состав 56 пехотной дивизии 10 армии Северо-Западного фронта. В ведении полка некоторое время находился Виленский тыловой эвакуационный пункт, куда Михаил Иванович был временно назначен офицером для поручений и «за отлично-усердную службу и труды, понесенные во время военных действий» на этом поприще, был награжден орденом Св. Станислава 3-й степени [1]. Далее продвижение полка шло по Восточной Пруссии. Полк был создан только на период войны и отнюдь не предназначался для штурмов и подвигов, так как числился резервным, второочередным. Однако в 1915 году полк попал в окружение – «в мешок», на самое его дно, как пишет дед, и оказался в непосредственном соприкосновении с противником. Но полку удалось из кольца с боями выйти и затем принять деятельное участие в «Виленской операции» и противостоянии «Свенцянскому прорыву» немцев.
Так, в мае 1915 года полк успешно вел бои в районе местечка Велионы. В это же время Михаил Иванович был назначен командиром 12 роты. 27 июня 1915 года «за отличия в делах против неприятеля» Михаил Иванович был награжден орденом Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» [2]. В августе и сентябре полк вел бои в Виленском районе. В этих боях полк добился успехов, «заставив противника отступить с занятых им позиций» [3]. Однако немцы предпринимали контратаки. Особенно запоминающимся для деда оказался бой 6 (в его день рожденья) – 7 сентября 1915 года, в результате которого «наступление немцев было остановлено». За отличие в этом бою дед был представлен к ордену Св. Владимира 4-й степени с мечами. [4].
После наступления затишья полк снова занял свое место в резерве фронта. Ожидался приезд Императора. Для предстоящего Высочайшего смотра приказом по 56 дивизии от 17 ноября за № 150 от полка была сформирована сборная рота в составе 158 человек с тремя наиболее образцовыми офицерами: подпоручиком Александром Капуцким, прапорщиком Михаилом Тверитиновым – моим дедом и прапорщиком Алексеем Зекуновым [5].
В 1916 году полк участвовал в боях при реках Грабарка и Серет, у деревень Усичи, Шашковщина, Инница, в районах Прончейков-Дорохи, Сувозди-Лужаны, у деревень Бороковщина и Явидовщина, позже в районах реки Стрыпы, озер Тресно и Долгое, окрестностях местечка Рудня [6]. Надо полагать, что Михаил Иванович Тверитинов, продолжая командовать ротой, в составе полка участвовал во всех этих делах с неприятелем.
Столь подробное, взятое из Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), описание действий полка я привожу в связи с отсутствием в этом архиве послужного списка деда. Это связано с тем, что, как мне объяснили сотрудники РГВИА, он был мобилизован из запаса и не являлся кадровым офицером. Но разрозненные сведения о Михаиле Ивановиче Тверитинове всё же встречались в архиве довольно часто. Кроме того, в нашей семье среди прочих документов сохранился подлинный военно-учетный билет деда за № 74/73, выданный Раненбургским военкоматом 27. 02. 1926 года в ходе кампании по учету бывших царских офицеров, которая, как известно, закончилась в отношении подавляющего большинства из них жестокими репрессиями. В этом документе отмечено, что дед в рядах Красной армии не служил. А в «старой армии» показано его следующее прохождение службы: 16 июля 1914 года призван из запаса в чине прапорщика по мобилизации и назначен младшим офицером роты; 3 февраля 1916 года произведен в подпоручики [7] и в ноябре того же года – в поручики [8]. 20 июня 1917 года Михаил Иванович вследствие 3-х ранений был переведен заведующим хозяйством перевязочного отряда. 6 января 1918 года Михаил Иванович был уволен в запас как учитель. А в марте 1918 года был расформирован и сам 222 Краснинский пехотный полк.
Примечательно, что в этом оригинальном дедовом документе – военном билете 1926 года, среди прочих сведений есть пункт о национальности, где написано – Великоросс. Когда я делюсь своим «открытием» с друзьями и знакомыми, - никто не верит в существование такой записи в официальном документе. Ведь великоросс для современников - что-то далекое и мифическое. Сейчас уже никто из русских людей и не помнит и не подозревает, что они, в сущности, великороссы. В ходе денационализации были и «советские люди» при Хрущеве и Брежневе и «россияне» при Ельцине – люди, живущие на территории России и, на худой конец, просто «русские». Меня охватывало иной раз чувство досады на беспамятство соотечественников и обиды на историческую дискриминацию. Ведь все народы нашей многонациональной страны имеют свою национальность, дающую ответ на то, кто ты есть. И только русский человек без национальности, и существует как прилагательное, потому что он не «кто?», а «какой?».
Но со временем я вдруг осознал, что понятие «русский», это не что иное, как особое качество, объединяющее единым духом всю российскую многонациональность – можно принадлежать любой нации и при этом быть русским. Русский – это качество! В этой мысли меня поддержала когда-то давным-давно непроизвольно брошенная фраза моего коллеги, - еврея по национальности. Разбирая как-то одну из конфликтных ситуаций в коллективе, он воскликнул: «Что же они так поступают не по-русски!», – имея ввиду – не по совести, не по справедливости, не по Божески.
Суть этого качества – отдельная тема (см. Алексей Тверитинов. От старого документа к национальной идее - режим доступа: http://proza.ru/2017/01/16/1587 ; Влияние исторических корней - режим доступа: http://proza.ru/2017/01/26/77).
Основным источником информации об участии деда в Первой мировой войне являются его частично сохранившиеся фронтовые письма, адресованные в основном его жене - моей бабушке - Анне Петровне, урожденной Перовой, написанные на одном дыхании и без оглядки на какую-либо стилистику. В этих письмах, кроме проявления человеческих особенностей автора, присутствует и уникальный исторический колорит того непростого времени. Ниже предоставляю некоторые из них, с адаптацией к современной орфографии, то есть без «i», «ять» и «ъ»; в некоторых случаях «з» заменено на «с». Остальные особенности орфографии по возможности сохранены.
После демобилизации в 1918 году Михаил Иванович вернулся на прежнее место работы в Смоленский институт, теперь уже переименованный из учительского в педагогический. На создавшемся тогда общем послевоенном уровне образованности дед выделялся своей блестящей подготовкой даже в самой преподавательской среде, и это было естественно, так как в университете его учителями были: Дмитрий Николаевич Прянишников, Владимир Иванович Вернадский, Иван Алексеевич Каблуков, Сергей Николаевич Реформатский и Николай Дмитриевич Зелинский. В нашей семье сохранилась зачетная книжка деда с автографами этих выдающихся ученых. Вскоре дед показал такие результаты в своем деле, что вопреки всем правилам он был назначен на должность профессора, и эта должность избавила его от неизбежного вовлечения в дела Красной армии [9]. Сам он относился к своему профессорству с иронией, считая его незаслуженным. Тем не менее, такой факт был, и был он в то время явлением не единичным.
Со временем Михаилу Ивановичу удалось перебраться поближе к родным местам, в г. Раненбург, Рязанской губернии. Родовое рязанское имение Танинское к тому времени уже было отобрано советской властью и «пущено под откос». Вся семья собралась в просторном и многолюдном раненбургском доме дедова тестя Петра Ивановича Перова (1855 – после 1918) - протоиерея Троицкого собора и благочинного церквей г. Раненбурга (с 25. 07. 1913). К дому примыкал большой двор с обширным сказочным садом. В 1919 году дед был избран на должность председателя правления Раненбургского пединститута [10] – как тогда называлась должность ректора. По собственной инициативе он организовал на территории раненбургского сада опытный участок для практических занятий со студентами по прививкам и агротехнике плодовых культур и биохимии растений.
Живя в Раненбурге, Михаил Иванович целиком посвятил себя делу народного образования и просветительского движения [11]. Одновременно он заведовал краеведческой организацией [12] и культурной деятельностью Союза работников просвещения [13]. Особое внимание Михаил Иванович уделял просветительской работе в далекой от политики области естествознания [14]. В нем пока еще нуждались, и это как-то отдаляло неотвратимость репрессии.
Михаил Иванович скончался в 1932 году, когда ему было 44 года, от чахотки, которую приобрел на войне. Кто знает, может быть, дед, как бывший офицер и потомственный дворянин, именно своим преждевременным уходом из жизни и спас свою семью от неизбежного клейма «врагов народа» и расправы.
Как-то в 1970-х годах, находясь в гостях у родственников матери в г. Чаплыгине Липецкой области, что раньше было городом Раненбургом Рязанской губернии, я зашел в местный краеведческий музей и обнаружил в составе его экспозиций фотографию деда с информацией о его деятельности.
Значит, помнят…
ПИСЬМА (ВЫБОРОЧНЫЕ) С ПЕРВОЙ МИРОВОЙ МИХАИЛА ИВАНОВИЧА ТВЕРИТИНОВА
1. «Милые мои и дорогие папа, мама, бабушка и Аничка с Леней и Димой [15]. При всем моем старании, я не мог выбраться к вам, чтобы обнять вас и благословить детей. Но, во всяком случае, особенно беспокоиться нечего, т. к. я назначен в запасный полк и может быть он совсем не пойдет в бой или, во всяком случае, не скоро. Пишу Вам письмо и все-таки не знаю, куда я еду. Знаю, что на запад и где-то остановимся, но где – в Ковно или Вильно – ничего неизвестно. Так или иначе, но будем сначала стоять в городе. Адрес же мой: 222-ой пехотный Краснинский полк, в канцелярию, прапорщику 6-й роты. Если бы Вы знали, как мне грустно уезжать не простившись, но что же делать – в военное время мне никуда из лагерей нельзя, а тебе, моя дорогая Аничка, приехать и совсем нельзя было. Ведь теперь ходят почти одни воинские поезда. Смоленск – тыл нашей армии и что здесь делаться будет одному Богу известно. Почти все учебныя заведения пойдут под раненых. Вещи перевезут в институт, и ты не беспокойся за них. Сохранней. Продать же не стоит. Ведь я надеюсь, что мы с тобой увидимся и заживем великолепно. Не правда ли? Да, кроме того, и тяжело будет тебе продавать их. Не говоря уже о цене – за них ничего не дадут, но будет казаться, что все кончено, хотя в сущности никакой опасности нет. Пиши обо всем откровенно и почаще. Давай хоть перепиской каждый день видеться... Ты меня любишь и я тебя, поэтому не горюй. Место в институте оставлено за мной и поэтому мирно заживем в Смоленске. Не расстраивайся ради Бога, пожалей себя. Помни, что мы нужны нашим родным детям. Я все-таки пожалуй, и не выдержал бы и вызвал тебя, но ведь ты так была расстроена в Раненбурге, что в Смоленске свалилась бы под поезд и уже, наверное, слегла бы. Да и со мной не знаю, что было бы. Что касается денег, то будешь получать не меньше, чем прежде из института 120 или 130 руб., да, кроме того, я буду высылать тебе руб. 75, не знаю, больше я, вряд ли буду в состоянии. Всего жалованья мне будет рублей 100. Мне не дали ста рублей при поступлении, и мне не хватило на обмундировку. Ведь теперь [ ] так и рвут.
Пока. До свидания, опять повторяю, что не огорчайтесь, Георгиевским кавалером я не вернусь, т. к. придется где-нибудь отсиживаться».
2. «Милые мои и дорогие! [16]
Пока еще жив и здоров, надеюсь, и дальше будет то же. Дела наши идут пока недурно. Во всяком случае «мешок» немцам не удался, да еще им досталось порядочно. По крайней мере, 14 они так поспешно отступали, что растеряли свои зарядные ящики и орудия. Дух у нас теперь бодрый. Дивизия пока еще на отдыхе, но сегодня кажется идем на позиции. Не пугайтесь. Сидеть в окопах не представляет почти никакой опасности. Погода дивная. После холодов и дождей, кажется, и не могло быть такой погоды. Ходим в рубашках, а на ночь даже раздеваемся и иногда еще сидим на бревнышках и беседуем. Голодны не бываем, а вот папирос и табаку – одно горе. Попробуйте, пожалуйста, выслать еще 1000 папирос, авось дойдет. От Вас писем не получаю. Вчера была почта, но мне ни одного письма и никому нет с той стороны. Из Петрограда есть.
Теперь почта, по всей вероятности, наладится. Почтальон поехал за ней по городам, но еще не возвращался. Да и не могло быть никакого порядка при отступлении. Ведь немцы взяли нас в мешок – на 90 верст в глубину, а выход был всего на 30 верст. А в самом дне была наша дивизия. Как шутят – Вильгельм зачислил нас на довольствие и приготовил поезд для нашей отправки, но дело не вышло, а вместо этого немцы сами попали к нам на довольствие [17].
Как раз сейчас получил от Вас одно письмо, да еще со вложением фотографической карточки. Вот была радость для меня, да и гордость за сына. Леня радовался и прыгал, что у меня лошадь? Передайте ему, что у меня теперь есть действительно собственная лошадь. Поймали солдаты на позиции. Должно быть немецкая, так как мы в то время постреляли немецкий разъезд. Ничего себе жеребец – лет 4.
Действительно, Командир дивизии представил меня к Владимиру 4-й ст. [18] за бой с 6 по 7 сент. Если награда эта пройдет, то будет хороший подарок в день имянин. Да больше мне и никаких наград не надо будет. Очередныя – это все не то.
Передайте Ане, что приписками она не отделается. Пусть пишет большия письма. Интересно, на сколько продали всего сена с овсом в Танинском [19], и почем продавали. Если Аня с ребятишками еще в Танинском – напишите, пожалуйста, ей. Она писала, что в первых числах сентября едет в Москву, и где она теперь – не знаю.
Спасибо, мама, за Ваши письма, они меня немного утешают. Крепко всех целую.
Ваш МТ».
3. «Папа наверно узнает свои конверты и бумагу.
Милая моя Аничка!
Ты мне писала, что переехала в Раненбург. Дорогая моя, не лучше ли будет тебе снять квартиру и жить самостоятельно. Обстановка теперь есть. Мне кажется, что слишком уж будет шумно и беспокойно старикам. Папа, как писала мне Варвара Петровна, начал сильно прихварывать. Про бабушку и говорить нечего. Что касается мамы, то ведь у нее тоже силен только один дух, а тело немощно. А ведь им и приткнуться негде, чтобы хоть немного отдохнуть днем. Да и ночью покоя нет. Тебе тоже нужна отдельная комната для работы над сочинением. Поэтому подыскивай себе квартиру и переселяйся. Ведь и вещей-то, должно быть девать некуда. Весь дом заставлен ими. Надо дать покой хоть теперь. Нервы Варвары Петровны тоже надо пощадить. (И это он пишет, будучи сам на войне! – А.Т.).
Пиши мне, голубка, и, надеюсь, что ты сообщишь, что квартиру уже сняла. Пиши почаще. Тебе можно писать каждый день...
Я живу по-прежнему. По-прежнему командую ротой, что хоть немного отвлекает меня от грустных дум о Вас. Ведь с командованием связано много хлопот, на первый взгляд и мелочных, но очень важных для солдат. Большое получаю иногда нравственное удовлетворение, когда присылают письма мои раненые сотоварищи, безграмотно написанные, но полные теплого чувства.
Ждали Государя и деятельно готовились к встрече, но, оказывается, на смотр полк не пойдет, а выделит сборную роту по 13 нижних чинов от каждой роты, преимущественно георгиевских кавалеров, при трех офицерах. Одним из офицеров назначен командиром полка и я. Честь высокая быть представителем полка, но, мне кажется, незаслуженная. Занят сборами. Надо одеться и просто и прилично. Время идет так незаметно и так покойно, как будто бы находишься не на войне, а где-нибудь в лагерях в мирной обстановке. Только изредка буханье орудий напоминает о настоящем. Дух в войсках бодрый, несмотря и на выступление Болгарии. Состояние материальной части, по крайней мере, в нашем полку, блестящее. Сапоги почти у всех совершенно новые. Шинели выдали тоже с иголочки. Вообще повоюем! Не беспокойся, Аничка, обо мне. Господь не выдаст, немец не съест. Три раза Бог спасал меня. Теперь формируются химическия команды. Хочу и я подать рапорт, но как-то жалко расставаться со своими молодцами. Не шутка – 4 месяца провести в такой обстановке с ними. Они меня знают и я – каждого из них со всеми недостатками. Они мне дали и представление к Св. Владимиру и вот теперь итти на смотр к Государю. А если бы ты знала, как они отнеслись к моей контузии. Когда на другой день сменились – прибегали навестить в околоток и все: “Скорее к нам, Ваше Благородие!” Ужасный день был. Я находился с ротой в резерве, и приказано было утром итти на поддержку. В четырехстах шагах от немецких окопов. Они из винтовок били на выбор. Ну, да все хорошо, что хорошо кончается.
Послал две каски Алексею Венедиктовичу. Жалко не могу переслать в Раненбург ребятам. Да теперь и нет их. Надо опять дожидаться боев. Во время нашего наступления ими хоть пруд пруди было. Бросали. Ну, пока довольно, и так разболтался. Крепко целую тебя, моя милая женушка и своих ребятишек. Передай Лене, что открытки кончились, а новых достать не могу – негде. Поэтому наша с ним переписка кончилась на время. Крепко целую Папу, бабушку и маму. Целую мою милую куму и ребяток. Воображаю, как они выросли и похорошели.
Ваш МТ.
27
19 --- 15.
Х
Пиши чаще и откровеннее о своем здоровье.
Пиши на 12 роту, несмотря на печать 9-ой роты. Моя печать утерялась. Не нервничай.
Я здоров как никогда».
4. «Милые мои и дорогие! Сегодня уже “хужее”, как говорят солдаты. Проснулся ночью, а подо мной лужа. С трех часов ночи зарядил дождик. Вот как крепко спал. Встал только, когда шинель промокла насквозь. Сейчас же пришлось разбивать палатку. Встали. Солдаты развели костер, наломали нам сосновых сучьев и даже просушили их над костром. Постелили и опять спать. Да ведь какая роскошь на этих сучьях лежать. И мягко и запах дивный. Все-таки солдаты никак не могут согласиться, как я ни стараюсь, что я такой же, как они. Считают, что я и простудиться могу скорее и “харч” должен быть для меня другой и т. д. Вчера у нас не было сахара и им тоже не выдавали дня два, но все-таки достали несколько иссосанных кусков и все настаивали, чтобы я “внакладку”. Сейчас лежу в палатке – делать абсолютно нечего. Собираюсь съездить в Белосток. Поеду в баню, а то насекомые начинают пробирать. Солдаты вываривают их в котелках, из которых потом и едят. Ну да на походах на это внимания обращать много не приходится. Лишь бы сыт, одет и ладно.
Вчера был прекрасный вечер. На поверке поют «Отче Наш» и «Спаси Господи Люди». Произвело сильное впечатление. Громадныя сосны, тишина, уже темно. Костры кое-где, и поют то там, то здесь молитвы. И вдруг сегодня пасмурно, холодно даже, немного голодно. Зато чай можем сервировать настоящий. Есть и шоколад, и ландрин и клюквенный экстракт и все, что угодно. А обед сервируется – котелок со щами и горчица. А все-таки сытно, хотя и без разносолов. Кажется, скоро двинемся вперед. Пишите мне почаще. Всех крепко целую. Всем привет. Ваш МТ» [20].
5. «Милая моя женушка!
Сижу пока да посиживаю. Руковожу ловлей мышей. Очень интересное занятие. Обтянули потолок палаткой. Положат туда кусочек сальца, - глядь мышонок и выскачет, тут его и изловят. Мой прапорщик набрал мышей в банку и затем начал их запаковывать: кому в журнал, кому в газету, в книгу и т. д. и рассылать своим приятелям. Конечно, через час телефон еле выдерживает ругань. Заканчивается же все смехом. Прямо завидно смотреть на молодых. Откуда только берется энергия. И в роту сбегает, и секреты облазает. Все это конечно мне на руку.
Еще у нас новость и довольно печальная – уходит командир полка [21]. Получает генерала и бригаду. Уже ожидаем новаго командира. Очень жаль старого. Свыклись с ним, да и прослужить вместе столько времени, да в такое время – тоже не шутка. У ротных командиров отбирают лошадей. Что я буду делать на походах и сам еще не знаю. Придется присмотреть себе какую-нибудь клячу. Вот тебе и все мои новости. Федор [22] всем кланяется. Теперь со мной опять отошел и принял приличный вид. Опять с фельдфебелем запанибрата и иногда покровительственно похлопывает его по плечу с цигаркой в зубах. Не научил его видно горький опыт, когда фельдфебель ему отплатил за цигарки в мое отсутствие.
Как давно, кажется, я Вас не видел мои родные, а ведь прошло чуть побольше месяца. Скорее бы наступило лето, а там опять увидимся. Может быть в Танинском. Крепко всех целую. Пойти надо погулять по окопу, а то окончательно разжирею и потеряю талию. Ваш МТ. Как Леня учится? Передай ему, что, если он будет себя хорошо вести, я ему выпишу журнал.
1917 года, 21 февраля».
_______________
II. ОТЕЦ
Поскольку вся основная информация о деде досталась мне от моего отца Дмитрия Михайловича Тверитинова (3. 09. 1913 – 5. 03. 1993), было бы непорядочно с моей стороны не упомянуть о нем самом хотя бы в нескольких словах.
Трудно избежать субъективной оценки человека, который приходился тебе отцом, и еще трудней написать о нем кратко. Но чем дольше живу и чем лучше познаю жизнь, тем большее восхищение в моей памяти вызывает его образ.
Начну с того, что хотя и существует мнение о принципиальной невозможности аристократизма [23] в нашей стране в силу сложившегося социального строя, отец все же был самым настоящим аристократом до мозга костей. Я это осознал далеко не сразу, а лишь спустя долгие годы, после того как отца не стало. Да и сам отец никогда и не подозревал в себе никакого аристократизма. Он просто им был по своей естественной сути. Лишь теперь я понял, что имел дело с настоящим живым реликтовым аристократом. Не перечисляя присущей этой категории признаков, скажу только, что это качество отца проявлялось во всех сферах его жизни, от главного до мелочей - писал ли он научные статьи, пилил ли и колол дрова, философствовал ли, доказывая существование Бога, работал ли в саду и огороде, исполнял ли старинные романсы, аккомпанируя себе на гитаре и т. п. Кстати, именно необычайной музыкальностью отец и покорил мою мать - профессионального-то музыканта Лидию Васильевну, урожденную Надеждину.
Отец мужественно и сдержанно переносил все жизненные невзгоды, источал искреннюю доброжелательность ко всему миру и людям, находясь как бы над реальностью, над земными проблемами и над всякой излишней эмоциональностью. Я с детства чувствовал исходящие от него спокойное бесстрашие и твердую мужественность. О его легендарной невозмутимости в нашей семье сохранилось немало легенд.
Отец, несмотря на состояние здоровья, никогда не брал больничного и ни разу никуда не опоздал. Причем он никогда и не спешил. Но почему-то всегда и во всем оказывался первым. Все движения отца отличались природной неторопливостью. Сам он отшучивался на вопросы по этому поводу, ссылаясь на демонстрацию им химических опытов студентам, что как бы автоматически вырабатывает плавность и аккуратность движений. Речь отца так же отличалась сдержанностью и неторопливостью. Как-то его спросили:
- А почему Вы так медленно говорите?
- Видите ли, я работаю лектором, и мне платят не за количество произнесенных слов, а за часы, - отшутился он.
Никто и никогда и ни при каких обстоятельствах не слышал от него ни одного грубого и тем более бранного слова. И трудно представить, чтобы отец на что-нибудь пожаловался, посетовал или выразил неудовольствие. Обычно в соответствующих случаях от него следовала тягучая сакраментальная фраза: «Ну, ничего».
Мучаясь перед смертью, отец не только не высказал ни слова жалобы на свое здоровье, но и категорически отметал любые вопросы о самочувствии. Вместо всего этого он тихонько пел... Когда однажды пришедшая врач спросила его, как он себя чувствует, отец произнес:
- Хорошо. А как Вы себя чувствуете?
И, то ли, находясь в полузабытьи, то ли в шутку, добавил:
- Простите... Я без галстука...
Трудовую деятельность отец начал с 17 лет учителем сельских школ после окончания Раненбургского педтехникума. Лишившись вскоре отца, он стал основным материальным помощником своей матери. Преподавал весь спектр школьных дисциплин. Заочно Дмитрий окончил Тамбовский пединститут. Был учителем и завучем Кривополянской средней школы, затем инспектором Раненбургского РОНО.
В 1950 году добросовестный работник был замечен и переведен в Рязанский ОблОНО на должность инспектора школ рабочей и сельской молодежи. В 1953 году за успехи на этом поприще Дмитрий Михайлович был награжден нагрудным знаком «Отличник народного просвещения» и орденом «Знак Почета». В 1956 году отец был переведен в Рязанский Институт Усовершенствования Учителей (ИУУ) на должность методиста по химии, а затем заведующим кабинетом педагогики. Руководители подшефных Дмитрию Михайловичу школ с большим огорчением приняли его уход, считая его лучшим из инспекторов.
- Ведь он никогда не повышает на нас голос, но скажет хотя и тихо, но так веско и значительно, что нам становится стыдно.
Творческое отношение к инспекторской работе позволило отцу попутно собрать исходный диссертационный материал. Работая затем в ИУУ, он заочно окончил аспирантуру и в 1963 году защитил кандидатскую диссертацию. В том же году мы переехали в Ульяновск, в связи с тем, что отец был принят там в пединститут на должность доцента кафедры химии как прошедший по конкурсу.
В Ульяновске отец продолжил свои научно–педагогические опыты, организовав для этой цели в ряде школ специальные «экспериментальные» и «контрольные» классы. Он разработал и применил новую систему обучения химии, принципиально отличавшуюся от существовавшей, и доказал ее исключительную эффективность. Я сам был участником экспериментальных уроков по системе отца, которые у нас в 9-10 классах 33 школы проводила учительница химии Вера Ивановна Иванова. Я ощутил на себе мощное влияние этого нового направления в обучении. У меня даже вдруг на какое-то время проснулся интерес к химии, который я так тщетно пытался найти в себе раньше. И, как потом выяснилось, подобных случаев с учениками оказалось множество. Весь фокус этой методики заключался в соотношении категорий «знание» и «понимание». То есть цель ее состояла не столько в простом приобретении знаний, сколько в овладении глубоким пониманием предмета. Я даже как-то однажды принял участие в химической олимпиаде. Надо заметить, что все химические олимпиады, а также разнообразные химические кружки организовывались в Ульяновске моим отцом, за что он имел ряд благодарностей от администрации и признательность от общественных организаций.
Но в то время меня все же больше увлекали спортивные занятия. Зато отцу удалось привить интерес к химии моему племяннику Кириллу Дмитриевичу Надеждину (р. 10. 10. 1972) - внуку моей матери от ее первого брака. В результате Кирилл в 1994 году окончил химфак МГУ с красным дипломом. (Ему тогда был 21 год).
Между тем, по результатам нового направления отцом была подготовлена докторская диссертация на тему: «Проблемы воспитания диалектического мышления в процессе обучения химии в общеобразовательной средней школе». Диссертация получила ряд положительных рецензий и отзывов. Однако до защиты дело не дошло. Возник ряд препон, исходящий из Академии педагогических наук. Видимо эта диссертация кому-то там сильно встала поперек дороги.
Отец же занимался своим делом ради самого научного увлечения. И даже после того как Академию педагогических наук ликвидировали, он не стал возвращаться к защите. Все свои идеи он, так или иначе, изложил в своих научных публикациях – книгах, брошюрах и статьях. Их больше шестидесяти. Но все они лишь грань, очерченная рамками его специальности. В целом же спектр энциклопедических знаний и начитанность отца были столь широки и глубоки, что я всегда мог получить от него исчерпывающий ответ на любой вопрос.
Всего отец проработал на ниве просвещения 55 лет. В семейном архиве кроме написанных им книг остались три портфеля с грамотами и правительственными наградами, среди которых, кроме указанного выше ордена есть медали: «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За трудовое отличие» и многие другие. В 1983 году Министерство просвещения СССР наградило отца нагрудным знаком «Отличник просвещения СССР».
В 1993 году отец ушел из жизни, а вместе с ним безвозвратно ушел и неповторимый уникальный колорит его незаурядной и талантливой натуры.
Бывший мир отца и деда продолжает будоражить воображение своей загадочной душевной притягательностью. Он уже никогда не вернется, и это заставляет задумываться и волноваться о мире будущем. А сможет ли красота старого мира спасти мир грядущий? Ответ на этот вопрос может дать только время.
______________________
1. «Русский инвалид». – Пг., 1917. - № 19 от 20 января (пятница). – Официальный отдел. - С.3 (3-й столбец). – Высочайший приказ от 31 декабря 1916 г.
2. РГВИА. Ф. 2386, оп. 1, д. 393 – Приказ по 56-й пехотной дивизии (“По ВЫСОЧАЙШЕ предоставленной власти”), лл. 28 – 28 об.; то же, д. 394, лл. 41 – 41 об., 1915 г. г. Холм;
То же, «Русский инвалид». – Пг., 1916. - № 86 от 30 марта (среда). – С.1 (1-й столбец). – Утверждение награды Высочайшим приказом от 19 марта 1916 г.
3. РГВИА. Ф. 2835, оп. 2, д. 154.
4. РГВИА. Ф. 2835. Оп. 2. Д. 19. Л. 11, 14 об. – Журналы военных действий; РГВИА. Ф. 2835, оп. 2, д. 62, л. 119. – Полевые книжки командира полка.
Письма М. Т. № 2 от сентября 1915 г. и № 3 от 27 октября 1915 г.
5. РГВИА. Ф. 2835, оп. 2, д. 20 лл. 11 – 11 об., 1915 г.; Письмо М. Т. № 3 от 27 окт. 1915 г.
6. РГВИА. Ф. 2835, оп. 2, д. 38, лл. 1, 68, 83; д. 141, лл. 28, 34, 50, 83, 132, 145, 254.
7. Высочайший приказ от 31 января 1916 г., опубликованный в Официальном отделе «Русского инвалида» от 11 февраля (четверг) 1916 г. за №40. – С. 2 (2-й столбец). – Прапорщик Краснинского пехотного полка Михаил Тверитинов произведен в Подпоручики со старшинством с 24 сентября 1915 г.
8. Высочайший приказ от 26 октября 1916 г., опубликованный в Официальном отделе «Русского инвалида» от 11 ноября (пятница) 1916 г. за №302. – С. 2 (1-й столбец). – Подпоручик Краснинского пехотного полка Михаил Тверитинов произведен в Поручики со старшинством с 27 июня 1916 г.
9. Личный архив. Удостоверение за № 993 от 16 июня 1919 года, г. Смоленск.
10. Краеведческий календарь «События и даты Липецкого края». Тверитинов Михаил Иванович (1887-1932) Краеведческий календарь «События и даты Липецкого края». Раненбургский педагогический институт (1918)
11. Личный архив. Отзыв губернского отдела народного образования от 2 сентября 1927 г. за №015/532 т/23 г. Рязань.
12. Личный архив. Удостоверение-отзыв Раненбургского отделения Союза работников просвещения за № 558 от 5 сент. 1927 г.
13. Личный архив. Удостоверение-отзыв месткома Союза за № 133 от 5 сентября 1927 г.
14. Личный архив. Удостоверение-отзыв за № 258 от 14./VII. - 24 г.
15. Имеются ввиду: тесть Петр Иванович Перов, теща Олимпиада Петровна, ее мать Анна Алексеевна Аманова, жена Анна Петровна и сыновья Алексей и Дмитрий (отец автора) Тверитиновы.
16. Письмо адресовано Перовым и относится к сентябрю 1915 года.
17. В письме отражены события, связанные с «Виленской оборонительной операцией» и противостоянием «Свенцянскому прорыву» немцев.
18. РГВИА. Ф. 2835, оп. 2, д. 62, л. 119. – Полевые книжки командира полка.
19. Танинское – древнее родовое имение Тверитиновых. Михаил Иванович стал последним из Тверитиновых, родившихся в Танинском.
20. На почтовой печати дата: 10. 8. 16. Адресовано Перовым.
21. Полковник Александр Брониславович Рудзский. (19. 10. 1867 - ?)
22. Денщик Михаила Ивановича.
23. У автора этих строк есть свое мнение по поводу аристократизма, который часто ошибочно отождествляется с интеллигентностью. При, казалось бы, внешнем сходстве этих качеств, между ними существует огромная разница, вплоть до противоположности. Аристократ – человек, уважающий себя, а значит - и свой род, и свою страну, и свой народ, свою историю, корни, традиции. Он свято чтит религиозные ценности. Отсюда произрастают патриотизм и любовь к Родине, жажда ощущать её величие и славу.
Интеллигент же, как и подобает человеку умственного труда, наоборот, зачастую имеет критическое отношение ко всему вообще и, как думающий человек, сомневается абсолютно во всем. Еще совсем недавно в историческом девизе «За Веру, Царя и Отечество», он видел: в вере – архаический предрассудок и мракобесие, в монархии – тиранию и самодурство, в Отечестве – национализм. Иногда критическое мышление приводило его в непримиримую оппозицию по отношению к государству, доходящую вплоть до конфронтации к различным проявлениям общественной и политической жизни страны. Так, интеллигент, порою невольно, а иной раз и сознательно своими благими намерениями стимулировал разрушение государственности, подталкивая страну в адову пропасть. Подобное мировоззрение с патриотизмом и аристократизмом не может иметь ничего общего и содержит в себе немало далеких от симпатии веских оснований.
Не берусь судить – что во всем этом хорошо, а что плохо. Но эти личные выводы сделаны мной на основании исторических наблюдений, прослеженных вплоть до современных веяний.