Ранним утречком, едва забрезжил рассвет над дальним лесом, Андрюха вылез из форточки и рванул напрямик через росный луг к железной дороге. И не потому, что в детдоме было плохо. Вовсе нет! Спонсоры в их детдоме подобрались крутые, денег на всякие кормежки-одежки не жалели, магнитофоны дарили, фотоаппараты-мыльницы, компьютеры и прочие фенечки. Экскурсии устраивали, даже поездки за «бугор». Андрюха, между прочим, благодаря этим спонсорам, в прошлом году в Германии побывал. Вот где, блин, живут люди! Ни беспризорников тебе, ни родителей – алкоголиков, как у большинства детдомовских ребят. Сплошь все правильные…
А сбежал Андрюха из детского дома по той простой причине, что возраст у него такой подошел – двенадцать лет! Запросила вдруг душа романтики и свободы. Так нестерпимо запросила, что и народная мудрость: «От добра добра не ищут», старательно вкладываемая в него дедом, покуда тот был жив, напрочь вылетела из головы. Да и какая, спрашивается, мудрость может удержаться в сознании двенадцатилетнего пацана, коли восхотелось ему свободы, тумана и запаха тайги?
Хоть и промок Андрюха насквозь до пояса по холодной росе, держа свой путь на станцию, все-таки душа его резвилась. Замирала на миг от неопределенности и тут же принималась резвиться, как тот веселый и бестолковый котенок, которому подсунули бумажный шарик на ниточке. Не будет отныне подъема в семь тридцать, зарядки с бегом вокруг спорткомплекса, чего он больше всего терпеть не мог, завтрака с непременной овсянкой на воде, которую по заведенному детдомовским врачом Ник-Ником распорядку каждый воспитанник обязан был принимать вместо лекарства. Вообще-то на завтраки кроме ложки овсянки подавались разные вкусности типа сладких запеканок с изюмом, курагой и папайей, биточки из парного мяса, печеная в фольге картошечка, сливочное мороженое с тертым шоколадом и многое другое, о чем даже у любящего деда Андрюха просто и мечтать-то не мог.
Мысль о еде была первым, еще едва слышимым звоночком-предупреждением от родного брюха, но парнишка отбросил ненужные пока мысли и сосредоточился на первоочередной заботе: на чем и куда уехать со станции? Смываться непременно следовало до подъема, пока его побег не обнаружен. Как только станет ясно, что он удрал, поднимется кипеш на весь поселок, подключатся менты, а от них в местных условиях хрен скроешься. Ведь начальник поселковой милиции как никак – муж заведующей показательным детским домом…
На станции Андрюха первым делом поприглядывался к грузовым поездам. Некоторые останавливались, но пристроиться на них разу было некуда. Дед рассказывал, что давным-давно товарные вагоны имели площадки для составителей, кондукторов или сопровождающих грузы вохровцев, а потом враз эти площадки куда-то сгинули, в чем Андрюха и убедился собственными глазами. Платформ в составах как назло тоже не наблюдалось. Не поедешь же верхом на цистерне или на крыше пульмана. И видно всего с потрохами издалека, и опасно, ибо прямо над головой высоковольтные провода электротяги. Короче, надо было немедленно на что-то решаться и, пересилив собственные страхи перед ревизорами и милиционерами, Андрюха сел в электричку.
До областного города добрался, в общем-то, без приключений, если не считать настырной тетки, дважды пытавшейся его «обилетить». Спасибо сидевшему рядом с ним молодому офицеру. Отшил тетку, коротко объяснив, что Андрюха едет с ним по воинскому требованию поступать в кадетский корпус МЧС. Не фигово, надо отметить, придумал лейтенант: Андрюха мечтал стать когда-нибудь офицером, а лучше генералом. Форма-то какая шикарная а? одни лампасы чего стоят!..
К полудню брюхо запросило жратвы, а часам к двум-трем вредное Андрюхино брюхо принялось вовсе уж безобразно вопить: дай пожрать, дай пожрать! А вот дать-то ему, как оказалось, было совершенно не хрена, поскольку деньгами Андрюха не располагал, а попрошайничать еще не умел. Может, и решился бы в конце концов, да нужда покуда не приспела. Такая именно нужда, когда или побирайся, или ложись и помирай.
А тут он очень даже кстати подвернулся, этот малолетний бомжик Пашка Бык. Так он представился: «погоняло», мол, у меня такое – Бык! Андрюха благоразумно удержался от смеха, хотя подмывало его расхохотаться на весть вокзал. Не очень-то хилый и замурзанный Пашка смахивал на быка… И хорошо, что удержался. Пашка его до отвала накормил тушенкой и напоил газировкой «Леда». Попутно объяснил, откуда берутся продукты. Пашка набирал их на помойке, куда свозились просроченные и непригодные к употреблению банки с консервами, упаковки с макаронами, кашами и прочей сыпучкой, пластиковые контейнеры с прокисшими салатами и всякими тухлыми «богатырскими» бифштексами из соевой муки с добавлением толченых кишок. Пашка умудрялся еще и приторговывать по дешевке всем этим бросовым харчем. Малоимущие одинокие старушки охотно брали у него опасную еду. И ничего, жили, скрипели помаленьку, дожидаясь своей очереди на погост.
Наутро Андрюха проснулся на заброшенной стройке городского культурного центра, разрекламированного перед прошлыми думскими выборами в пух и прах и выданного за благодеяние народу одного местного депутата-единоросса. Пашки Быка и след простыл. Вместе с ним «ушли» Андрюхины французские штаны с блестящими заклепками по боковым швам, крутая, навороченная, с полутора десятками карманов американская штормовка и настоящие, всамделишные кроссовки «Рибок». Остались трусы, носки, продавленный полосатый пружинный матрац с клопами и горка помоечных консервов.
Замели ограбленного и одичавшего Андрюху через неделю. Милиция рейд проводила. Сдали служилые парня в детскую комнату милиции, откуда он был этапирован в приемник-распределитель для несовершеннолетних правонарушителей. А куда его еще-то было девать? Молчал, как партизан-герой на допросе в гестапо, адреса домашнего не выдал, о родственниках слова не сказал, про детдом вообще не обмолвился, а поскольку документов при себе не имел, его и определили в отстойник, хотя преступлений и правонарушений он не совершал…
Невольно Андрюхе довелось сравнить родной детдом и приемник. Естественно, условия первого с последним разнились будто небо от земли. Не в пользу, понятное дело, приемника-распределителя. В тюрьме Андрюхе еще побывать не пришлось, он решил, что это и есть настоящая тюрьма. На улицу здесь не отпускали, дышать загазованным машинами воздухом дозволялось лишь в прогулочном дворике с трехметровыми стенами и под неусыпным присмотром милиционеров-воспитателей. В самом доме из комнаты в комнату ходить запрещалось, общаться друг с другом разрешалось сорок минут в день в актовом зале под контролем воспитателя. На ночь комнаты-спальни запирались решетчатыми дверями и дежурные воспитатели, прохаживаясь по коридору, видели и слышали все, что творилось внутри. Свет несколько приглушался, но не выключался полностью. А еще в приемнике был карцер, куда запросто мог угодить любой вынужденный временный постоялец, то бишь, задержанный, ежели кому-то из сотрудников казалось, что он ведет себя не так, как предписывает внутренняя инструкция.
Воспитатели, больше смахивавшие на старорежимных вурдалаков-надзирателей за революционерами, какими, - Андрюхе доводилось читать в дедовой библиотеке, - их описывала советская художественная литература, были строгие и неразговорчивые, совсем не такие, как в родном детдоме. Приятным исключением являлся лишь пожилой воспитатель Семен Терентьевич, за долгие годы в МВД дослужившийся всего-навсего до звания капитана. Улыбчивый, ласковый, в речи ни одного грубого слова. Конфетками иногда ребят угощал. Андрюха в первый же день своего заточения обратил внимание на тот факт, что предпочитал Семен Терентьевич общение с пацанами, а на девчонок не обращал внимания, хотя вежлив был и с ними. Не понравилось Андрюхе только одно обстоятельство: Семен Терентьевич украдкой пытался щупать наиболее симпатичных пацанов за задницы. И делал он это будто бы нечаянно, отведя масляно блестевшие глаза в сторону и отвлекая ощупываемого пацана какой-нибудь веселой историей, либо не похабным анекдотом…
Андрюху капитан Семен Терентьевич сразу же выделил из общей массы и стал давать различные послабления в режиме. В столовой порции для Андрюхи накладывались пожирней и в двойном размере, телевизор в игровой комнате ему разрешалось смотреть вплоть до самого отбоя, когда других уже разводили по спальням и запирали на решетки. И после отбоя в свои ночные дежурства Семен Терентьевич оставлял частенько Андрюху при себе, угощал сладким чаем с бисквитами и расспрашивал о родителях, родственниках, об обстоятельствах, приведших парнишку в детдом (Андрюхе пришлось все-таки признаться, что он сбежал из конкретного детского дома, иначе его могли бы упечь в спецшколу-интернат, а об этом учреждении пацаны рассказывали вовсе уж страшные истории. ), о планах на будущее. Рассказывал парню о себе. О том, что он одинок, хорошо обеспечен, детей не имеет, зато есть трехкомнатная квартира и машина. Коли Андрюха, в общем, пожелает, даст свое официальное согласие, они могли бы и породниться: Семену Терентьевичу хотелось бы считать его своим сыном.
Короче, за месяц пребывания в приемнике Семен Терентьевич расположил парня к себе, приручил. Андрюха тоже мечтал о семье, о родном взрослом и умном человеке. Отец его, капитан, как и Семен Терентьевич, только не милицейский, а десантный и молодой, погиб на первой чеченской войне, когда мальчишке было полтора годика, мама вскоре умерла, по утверждению деда, с тоски, сам дед простудился в прошлом году и врачи не сумели его спасти. Андрюха склонен был уже ответить Семену Терентьевичу согласием, но тут случилось то, что случилось!
Я не буду описывать физиологические подробности попытки изнасилования несовершеннолетнего. Погано все это. Погано и противоестественно! Ведь именно за такой вселенский грех Господь покарал Содом и Гоморру, показав тем самым человеку, что однополый секс есть не болезнь, как это пытаются ныне в вонючем поте тела и с липкой дрожью лицевых мышц доказать всякие разные сексопатологи и прочие авторитеты от каких-то «наук», а скотское извращение, прощать которое немыслимо! Не буду смаковать сам процесс, как это сплошь и рядом делают теперешние кинематографисты, озабоченные журналисты и писатели, а иже с ними и эстрадные звезды нетрадиционной ориентации. Паскудство оно и есть паскудство, в какие одежды его не ряди, каким эпатажем не прикрывай!
Андрюхе повезло. Сперва он растерялся, не понимая до конца, чего хочет от него потерявший терпение Семен Терентьевич, а когда понял, схватил настольную лампу, саданул захлебнувшегося вожделенной слюной воспитателя по голове и в ужасе поднял крик, переполошивший весь спящий приемник-распределитель. Дежурные охранники и случившийся в этот момент в здании экипаж патрульно-постовой службы, доставивший в вошебойку двух малолетних проституток, мигом влетели на второй этаж, вышибли запертую дверь кабинета и обнаружили на полу голого Семена Терентьевича в бессознательном состоянии и забившегося в угол за сейфом Андрюху, орущего на одной ноте дурным голосом.
Дело, понятно, замяли. Не выносить же, вправду, сор из избы. Семена Терентьевича потихоньку, «без шума и пыли», отправили на пенсию, благо, выслуга лет у него накопилась с довеском. Судьба Андрюхи с того момента покрыта тайной и остается лишь догадываться и додумывать, что с ним случилось. Достоверно известно, что сперва его отвезли в психиатрическую больницу, ибо от пережитого стресса он на какой-то момент выпал из окружающей действительности, перестал адекватно воспринимать реальность. Психиатры вернули парня в мир и встал вопрос, куда его определять? Сошлись на спецшколе для трудновоспитуемых и незаконопослушных подростков. Повезли, но по дороге Андрюха сбежал. И как в воду канул. Розыск не дал результата.
Минуло пять лет… Рассказывая мне эту историю, знакомый следователь прокуратуры подчеркнул, что в тот момент, когда милиционеры ворвались в помещение дежурных воспитателей, Андрюха грозился отомстить Семену Терентьевичу. Сколько бы времени ни прошло, все равно, мол, отомщу. Из могилы достану!
И вот буквально на днях ветеран МВД Семен Терентьевич получил под расписку телеграмму, посланную, судя по штемпелю, из ближайшего к городу района. В телеграмме было несколько слов: «Успокоился? Зря. Я приду!»
Перепуганный пенсионер со всех ног прибежал с этой телеграммой в прокуратуру, ибо на милицию был пожизненно обижен, накатал заявление, потряся при этом медалями за выслугу лет и прочими знаками за безупречную службу отечеству и требуя защитить его от бандитских угроз и наездов.
- Придется реагировать, - говорил мне знакомый служитель закона, - хотя плохо представляю себе, каким образом и на каких основаниях реагировать? Прямых угроз в тексте телеграммы не просматривается даже при достаточно развитой фантазии. Умный парень этот Андрюха, если это он. Не подставился! А Семена, блин, Терентьевича придется теперь охранять, хотя и к этому нет прямых оснований. Придется, поскольку закон на его стороне…