Электронный будильник коротко пропиликал начало дня: «7.15am». Это лишнее, я уже давно проснулся. Или еще не засыпал? Ладно, что там на дворе? Расшториваю окно и открываю форточку настежь. Прохладный поток свежего воздуха пронизывает тело бодрящей свежестью – весна! Собрав постель, стелю на пол гимнастический коврик: физзарядка – святое дело. Итак, ноги на ширину плеч, начинаем с приседаний: и-ии – раз!
Из прихожей доносятся приглушенные, возбужденные голоса: жена провожает сына в институт. Невыспавшийся Торопей не успел толком позавтракать и забыл в коридоре сумку с лекциями. Зато безо всяких напоминаний занудливо клянчит у матери обещанные позавчера 500 рублей на карманные расходы. Замок входной двери с громким клацаньем щелкает: Первый – пошел!
Переходим к отжиманиям: один! Два! Три! Четы… Ч-черт! Спину сводит судорога. Вообще, оно мне надо, а? Голоса за стенкой перемещаются в прихожую. …Шесть, семь, восемь. А-ах! Долго там еще? Двенадцать, тринадцать… пятнадцать… Еще, еще! Двадцать пять… Вот так! Быстрее! Двадцать девять. Mamma mia! Теперь – выдох и в душ. Прихватив полотенце, открываю дверь в прихожую.
Жена «наводит марафет» перед зеркалом. Она уже почти готова к выходу. Ждет, когда подъедет водитель.
- Доброе утро, дорогая! Как спалось?
- Доброе. Ты, что там трахался, что-ли? Почему такие звуки? – она продолжает быстро водить щеточкой по ресницам.
- Как ты могла подумать такое!? – стучу я себя по голове, как Никулин в «Бриллиантовой руке», - ты – мать моих детей! Знаешь ведь, что я в завязке! И вообще, у меня сейчас такая работа – сплошные спецзадания! Может быть меня даже, наградят! Так что сегодня рано не ждите.
- Клоун. Смотри, чтоб тебя еще чем-нибудь не наградили. На «спецзадании».
- Пойду, приму душ.
- Вот-вот, поди. Как же без этого-то! Проходи, уже.
На выходе из подъезда в мои колени уперся нос соседской собачки.
- Привет, Филя! Давно не виделись.
Когда-то этот пес весело бегал в паре с моей собакой – длинноухим бассетом по кличке Грей. Его уже четыре года как нет, а поди ж ты – вспоминаю его часто. Особенно по ночам. Смешной был, хоть и норовистый очень. Десять лет у нас прожил как член семьи. Когда его не стало, я очень горько переживал эту потерю. И не зря, видать. Вместе с ним что-то ушло из нашей дружной семьи. Доброта, что-ли? Мм-да... Иногда по вечерам, возвращаясь из гаража дорогой, где мы с ним раньше часто гуляли, я оглянувшись по сторонам, тихо зову, как раньше: «Грей, Грей – ко мне!». Глупость, конечно. Но это так… Просто, чтоб вспомнить.
Работа. Ничего интересного: привет-привет, как дела? Так точно! Будет сделано… В 9.00 «выключатель» в положение – «вкл.», в 18.00 – «выкл.» Все. С работы домой. Метро, как всегда переполнено, тысячи замороченных соотечественников возвращаются к своим берегам. И я вместе с ними - к своим. Вроде бы…
Странные все-таки они, эти Люди. Хрен их поймешь: мечтают о высоких чувствах и прекрасной любви, а когда, вдруг, сталкиваются с ними, пугливо отступают. Не хотят менять привычный жизненный уклад. А придя домой после суматошного дня и переделав все постылые бытовые дела, отдыхают, почитывая сладкоречивые «женские романы» и снова мечтают о Большой Любви. И так – день за днем. Понедельник – пятница. Выходные - на дачу. Наломался в грядках, обратно в город. Воскресенье, вечер: пиво. Иногда – водка. Завтра снова понедельник. Все по кругу, по кругу, по кругу… А жизнь-то – одна, и она не стоит на месте. Просто проходит мимо.
Почему я чувствую Музыку или какую-то поэтическую фразу так долго? Естественно, не такую, как в современном супер-хите: «100% любви, и немножко еще»… А если, не 100%, а 38% - это как, нормально? Нет, меня трогает другое:
«Прохладное и круглое,
Как слово «далеко»,
Сорвалось с ветки яблоко,
И стукнулось легко…»
/Олег Митяев/
Странное дело, эти простые слова звучат в моей душе месяцами. Почему? Нет ответа. Родные меня не понимают. Впрочем, все остальные тоже. Возможно, поэтому я чувствую себя Инопланетянином. На этой Земле.
Все, пожалуй, на сегодня хватит. Я встаю из-за кухонного стола, на котором примостился старенький ноутбук. Время – половина второго ночи… Или утра? Нормальные люди уже третий сон видят. Пойду на лоджию, покурю перед сном. Беру сигареты, выхожу в коридор, на ходу набрасывая на плечи куртку, сворачиваю направо в комнату сына. Из-под двери пробивается узкая полоска электрического света. С усилием толкаю заевшую створку – под нее подложен раскрытый учебник и протискиваюсь в узкую щель.
- Кто там, опять?! – недовольный голос младшего отпрыска доносится откуда-то из-под стола. Комнату заливает мертвенно бледный свет двух настольных ламп, подкрепленный неоновым мерцанием компьютерных мониторов. Ступить некуда, вокруг жуткий бардак. Бледно-соломенное пятно ковролина, словно островок пшеничного поля после Мамаева побоища: детали одежды вперемешку с разбросанными там и сям инструментами, компьютерными запчастями, стаканчиками из-под йогурта и пустыми тарелками с остатками чипсов и бурыми огрызками яблок. Натюрморт живописно дополняется сваленными в углу учебниками и коробками от CD. Раскрытая постель у стенки не убиралась дня три. Картина маслом «Отступление немцев из Кракова».
На экране большого монитора вспыхнула и тревожно замигала белая надпись: ALIEN! Чужой, значит. Вот зараза, родной отец ему «чужой». А это, что еще за дьявольщина?! Ноги плотно обвили жадные щупальца проводов сетевого разветвителя, хищным спрутом притаившегося за книжным шкафом. Со стола что-то свалилось.
- Осторожней там! И вообще, хватит здесь шастать. Просто проходной двор какой-то!
- Ты что, сынок? Какой «двор»? Рассвет скоро! Завязывай, давай! А то утром тебя с постели не стащишь! И кстати, у тебя завтра зачет, помнишь?
Голова сына вынырнула из под стола, в зубах зажат миниатюрный электрический фонарик:
- Фиг с ним! У меня система в третий раз зависла. Опять «кривой» Windows подсунули, гады!
Волосы компьютерного Гварнери стояли дыбом.
- Погоди, не уходи… Покажу одну фишку!
Сложив в три погибели тонкое долговязое тело, он зависает над ноутбуком, притуленным на подоконнике. На мониторе вспыхнули стремительные строчки «Бейсика», взвыла прерывистая, гундосая сирена и по экрану посыпались изумрудные знаки инопланетного алфавита из «Матрицы». Торопливым сверчком в них вклинился компьютерный голос Масяни:
- Система к перезагрузке готова, сэр. Разрешите взлет!
Замученный «сэр» в потной майке вальяжно ткнул «enter» и взялся за микрофон:
- Roger,* взлет разрешаю! Параметры?
- Начинаю разгон процессора: сорок секунд – полет нормальный! Двадцать секунд – система стабильна, температура процессора сорок два градуса... Пять секунд - полет нормальный, перехожу к загрузке данных.
На мониторе наливается синью полоса загрузки: 10, 20, …60… 90, 100%.
- Система готова к работе, сэр! – бодро отрапортовала Масяня.
Сын выглянул из недр вертящегося кресла:
- Ну, как тебе?
- Убиться веником!
- Нет, правда класс?
- Супер! Просто нет слов. А теперь, друг ситный, давай-ка спать. Два часа ночи уже!
- Сейчас. Поди, покури пока.
Я вышел на лоджию. Царица небесная! Звезд на небе высыпало – как перед концом света. Потуже запахнул полы куртки – холодно, однако!_
Когда вернулся в комнату, сын уже с кем-то «аськал» по Интернету, одновременно стуча по клавиатурам двух компьютеров сразу.
- Спать иди уже, олух! – Прикрикнул я на нерадивого. Несильно, правда.
Он даже не повернул головы.
- Слышь, кому говорю!
Отпрыск нехотя оторвался от «коннекта».
- Сейчас, еще пять минут! Ящик пока включи там сейчас клевый фильм будет по СТС.
- У тебя что – совсем крыша съехала?!
- Да не хочу я спать. Днем отоспался. Давай телек посмотрим, а? Не долго.
Спать расхотелось. Я вообще, это дело не очень люблю - позже 7 утра никогда в кровати вылежать не могу. Если один, конечно. Тоже психоз, наверное.
- Ладно, хрен с тобой! Но смотреть будем вместе. Приходи, давай.
Передвигаясь, как Сталкер по Зоне, выбираюсь из этой компьютерной помойки, и перехожу в гостиную. Включаю телевизор, убрав звук до минимума – жена в спальне за стенкой спит очень чутко. Через минуту сын плюхнулся рядом со мной на диван, и по-братски протянул раскрытый пакет попкорна:
- Будешь?
Я зачерпнул пригоршню:
- Врубай!
Заиграла музыка, и на экране пошли титры на английском. Американское кино. Ладно, поглядим немного.
- Прибавь звук, только не сильно, а то маму разбудишь.
- А где пульт? – не отрываясь от попкорна, он пошарил вокруг босой ногой.
- Вон на тумбочке. Да не там! Рядом с фотоаппаратом.
Он ловко поддел пульт пальцами ноги.
- Ты что - обезьяна?
- Сам обезьяна! – Незлобливо огрызнулся сын и тут же состроил озабоченную физиономию:
- Кстати, ты бы цифровики свои не разбрасывал, где попало, - он понизил голос, - а то позавчера мама взяла, хотела внука бабушке показать, а там – ты с какой-то телкой обнимаешься. По-моему, еще и пьяные оба. Мама расстроилась.
- Г-хм… Фигня! И никакая это не «телка»! Так, сотрудница одна… День Рождения на работе отмечали, понял?
- Да понял, понял! Я-то, что? Я – ничего. Сотрудница, знакомая – один черт. Только я тебя предупредил. По-дружески...
- Спасибо, друг! Ладно, давай уже фильм смотреть.
Музыка заиграла «самбу». Ага, вот и название: “Assasin” – «Наемный убийца». Веселенький фильмец, на ночь-то глядя. Я встал:
- Спокойной ночи, малыши!
Сын с полным ртом пенопластовой кукурузы, протестующе замахал руками:
- Не, пап… Погоди! Сейчас будет самый супер! Точно тебе говорю, - он потянул меня обратно.
- Так и быть – за компанию. Но если окажется фуфло, тогда – извини.
Несмотря на черно-белые кадры, фактура прекрасно чувствовалась - яркий летний полдень в Майами конца сороковых. Из шикарного ресторана в мавританском стиле, выходит элегантный мафиози в белом костюме и такой же широкополой шляпе, надвинутой на глаза. Он спокоен и доволен жизнью – отличная погода, безоблачное высокое небо и шикарная блондинка, нетерпеливо машущая ему из открытого светлого «Кадиллака». Мистер «Коза Ностра» само воплощение сдержанной мужской красоты: стройная сухопарая фигура, невозмутимые серые глаза на волевом, загорелом лице, сильные пальцы лениво подносят сигарету к твердым сухим губам. Он неспешно прикуривает и поднимает глаза к небу: жизнь удалась.
Киллер, из окна противоположного здания, смотрит прямо в лицо «Крестного» сквозь оптический прицел. Когда перекрестье мушки совпадает с переносицей под низкими полями белой шляпы, они встречаются взглядами…
Звука выстрела не слышно: в кадре только стая потревоженных голубей, испуганно хлопая крыльями, взмывающих в безмятежную голубую высь.
Я снова смотрю на низкие, яркие звезды в холодной ночной тишине. От табачной горечи першит в горле. Калиф на час. Вся жизнь уместилась в коротком звуке передернутого затвора: «клак-клик» - и все. И эти мирные, всполошившиеся голуби, торопливо провожающие заблудшую душу прямиком в ад…
Комок подступает к горлу, и предательская влага щиплет глаза. Закуриваю вторую. Почему ты такой чувствительный, приятель? Будь проще, ты же мужчина. Конечно, конечно. Это я так… Дым попал.
Интересно, будут ли вот так же голуби провожать мою грешную душу, когда придет срок. Все-таки в этом что-то есть. Ну, вроде прощения, что ли. Нет, скорее – прощания. Да, так правильно – прощания. По-божески это, по-людски. Ах, ты! Сигарета обожгла пальцы - остервенело отшвыриваю окурок.
Сын уснул под работающий телевизор – умаялся, бедолага. Я легко поднимаю его и переношу на кровать, как маленького. В сущности, так оно и есть – ему только восемнадцать. Домашний акселерат под два метра ростом: «мама, постели мне постель и утром что-нибудь горячее на завтрак». Мы были другими. Зато не писали математических программ на пяти языках. Что ж - каждому свое время. Я укрываю его одеялом, он сонно обнимает меня за шею.
- Спокойной ночи, сынок.
Уже прикрывая за собой дверь, неожиданно слышу его сонный голос:
- Пап!
Я вернулся, и присел на край кровати:
- Чего тебе?
- А про что ты все пишешь, а?
- Про разное. Про жизнь, в основном.
- И про любовь?
- И про любовь тоже.
- А мне можно почитать?
- Попозже.
- Когда?
- Годиков через… двадцать, наверное.
- Ну, блин! – он садится и обхватив колени длинными тонкими руками, тихо сидит, опустив глаза.
- Знаешь, у меня, - он мнется, - проблема…
- Говори, здесь все свои.
- Короче, я хочу познакомиться, - он смущенно кашлянул, - г-хм… с одной девушкой.
- Давно пора. Я в твои годы уже женился.
- Ну-у, ладно тебе! В общем, такое дело… Не знаю, с чего начать, - он опять потупился. - Она такая, такая… Короче, может, ты меня научишь? Как там - вообще…
- Ноу проблем, старик. Легко!
- Ну, и…
- Раньше приглашали в кино.
- Ха! У нее шуба за три штуки баксов.
- А папа у нее – бандит?
- Не знаю. У нее мама крутая… Как у нас, слушай!
- Ну, если мама… Тогда другое дело. Симпатичная, хоть?
- Миниатюрная. Самая маленькая в группе.
- Я про маму спрашиваю.
- А-а, гы-ы! Не знаю.
- Глаза-то хоть, какие?
- Говорю тебе: не видал.
- Я про девушку.
- Блин! Голубые глаза. И волосы светлые, длинные.
- Наш человек! А зовут как?
- Власта.
- Иди ты! Полька, что-ли?
- Русская. Но вообще…
- Что?
- Она такая…
- Какая?
- Принцесса.
- Бог ты мой! Так пригласи ее в гости. Только сначала приберись в норе этой жуткой. Постель вон, застели.
- Хи-и! Зачем?
- А по соплям? Остряк хренов!
- Ладно, это я так. Девушка классная! А фильм – отстой. Хотя… была пара забойных моментов.
- Судя по названию, «забойных» моментов там должна была быть пара сотен.
- Спокойной ночи! А…
- Что еще?
- Ты об этих голубях думал, когда курить ходил?
- Да… А «Крестный» - молодцом: никакого страха в последнем взгляде.
- Да, раньше умели снимать. Я знал, что тебе понравится.
- Спасибо.
- Ты бы курил поменьше, а то по утрам от твоего кашля соседский ребенок просыпается. И вообще, вредно это.
- Принято, доктор Пилюлькин!
- Спокойной ночи, па!
- Пока.
Чуть не до самого утра я беспокойно проворочался в постели. Это ж надо! Что ж, выходит и он – туда же? Господи, дай ему силы! И мне тоже. Все – один к одному: Принцесса Власта. С длинными светлыми волосами. Златовласка. Ему это надо? Ведь, с Принцессами-то ой, как не просто. Тут душа нужна нежная. Сможет он? А в то же время, смотри-ка: голубей запомнил. Значит, есть в нем что-то от меня. Не зря, видать, старались. Не выветрилось бы – больно хрупкий товар. Редкий, можно сказать, маловостребованный. И вообще, Инопланетянам на Земле жить трудно. Очень. Вот, только если… Принцесса попадется настоящая, тогда – да! Оно того стоит. Дорого, правда, очень. Ну, тут уж: или-или. Жмотиться нельзя. Категорически. Да и незачем. Принцессы-то нонче тоже не каждый день рождаются. Так что – Бог в помощь вам, ребята!
За окном ветер. Ветки старых ветел царапаются в стекло. Виски ломит, в голове сплошной гул. Наверное, погода меняется. И с чего бы это? У Землян этих, вообще, все перемены тревожные - хоть к радости, хоть к беде. Чудной народ: и радуются – плачут, и скорбят – плачут, и боятся – тоже плачут. Вся жизнь сплошная морока. Казалось бы… А смеются, когда - тоже по любому поводу, вот и пойми их. Вспомните песню шестидесятых:
«Странные люди заполнили весь этот город:
Мысли у них поперек и слова поперек,
И в разговорах они признают только споры,
И никуда не выходит оттуда дорог.
Если им больно – не плачут они, а смеются,
Если им весело – вина хорошие пьют.
Женские волосы, женские волосы вьются,
И неустроенность им заменяет уют».
«Город» Ю. Кукин
Так и живут. И я вместе с ними. Причем безо всякой мимикрии: ведь, я такой же, как и они. Проблема лишь в том, что они этого не понимают. Или не хотят понимать. И это самые близкие мне люди… А вот, поди ж ты - хоть расшибись! И как тут не вспомнить все того же Кукина? Замечательный поэт, между прочим. Провидец просто. А его песня «Говоришь, чтоб остался я» - так это про таких, как я… инопланетян.
«Говоришь, чтоб остался я,
Чтоб опять не скитался я,
Чтоб восходы с закатами
Наблюдал из окна…
…а мне бы жить километрами,
А не квадратными метрами,
Холод, дождь, мошкара, жара –
Не такой уж пустяк!
И чтоб устать от усталости,
А не от собственной старости,
И грустить об оставшихся,
О себе не грустя».
Вот, в самую точку! Только все это теперь называется «Старые песни о Главном». Отстой, короче. А я, как раз из этих – такое же Ископаемое. От того и все проблемы. И никуда от них не денешься: Кесарю – кесарево, а слесарю слесарево.
А знаете, дорогие мои Земляне, почему я до сих пор с вами? Ни в жисть не догадаетесь! Просто есть у вас такая штука, которой больше нигде не встретишь. А-аа, поняли, да? Правильно, любовь – называется. Вот, из-за нее-то все мои страдания. Сами знаете, про это еще в песенке частушечной говорится: «Обрати внимание на мои страдания»! Не обращают – некогда. Да и не до того сейчас всем. Но я тоже упертый: ищу ее всю жизнь, и все тут! Надеюсь встретить. И встречаю. А потом теряю безвозвратно. И опять ищу. И нахожу, и снова теряю… Просто рок какой-то! Заговоренный я, что-ли? Или зачарованный? А может, очарованный?
Да и любви-то сейчас осталось – кот наплакал. Все больше – отношения, туды их в качель. В романах, фильмах, песнях опять же - теперь уже не любят, а занимаются любовью. Чувствуете разницу? То-то. Лучше бы занимались физкультурой, по крайней мере от этого не рожают, не правда ли? Ну, это я так – к слову. Я вообще-то не брюзга. Просто за справедливость - во всем мире, как учили. В любви тоже. Вы только не подумайте, что я какой-то «озабоченный». Вовсе нет. Нормальный. В этом «безумном, безумном, безумном, безумном мире». А это, сами понимаете, хуже, чем нормальному в дурдоме: никому ничего не докажешь - пробовали. И еще: мужиков я не люблю. Вернее, недолюбливаю. Причем, никакой дискриминации по половому признаку. Ничего личного, как говорят. Просто неинтересно. Некоторых уважаю. Немногих, правда. Шварценеггера, например. «Ай' л би бэк» и «Аста ла вистас, бэби», помните? Вот это - по-нашему, по-мужски. Ну, еще Высоцкого. Сами понимаете: Жеглов и вообще, «честь и совесть ХХ века». Писателей там, поэтов всяких, типа Куприна… Уж больно его «Кадеты» хороши – сердце щемит и тоска светлая по юности ушедшей. Бунина еше… Ах, эти «Темные Аллеи»! Киплинга – который «Мохнатый шмель – на душистый хмель..», Маркеса Гарсию… «Сто лет одиночества» - там еще хуже, чем у меня. Не приведи бог так попасть! Политиков не люблю – воры и хамье. Царей-королей тоже. Зато Принцесс… Ах, не буду здесь сейчас о них. Ведь это – Главная Тема моего романа.
Ну вот, вроде обо всем вам рассказал. Вкратце, разумеется. Что там еще? А, чуть не забыл! Когда сильно допекут с непониманием, или неприятием чудных моих понятий обо всем, я просто телепортируюсь. В прошлое. Легко. Есть у меня такая инопланетянская привычка:
- Р-раз!..
И я уже спускаюсь по огромной винтовой мраморной лестнице нашего старого дома на Мещанской. Весеннее утро, солнце заливает лестничные марши сквозь тусклые стекла с приклеенными намертво цветными ромашками 1-го Фестиваля Молодежи и Студентов – 1957 год. Моя молодая, красивая мама одной рукой держит меня за руку, а в другой тащит детский трехколесный велосипед «кастрюльного» синего цвета. На пятнадцатой ступеньке я всегда громко кричу: «Эй!» - это единственное место в огромном подъезде, где отзывается гулкое, раскатистое эхо. Жизнь прекрасна.
Кстати, года три назад зашел я в этот подъезд. Все как было, так и осталось. Обветшало только. Да и лестница уже не казалась такой огромной. Эх, была – не была! На 15-й ступеньке, оглянувшись раза три, вполголоса крикнул:
- Эй!
Ну, не дурак?! В ответ, естественно, тищина… Только где-то наверху гулко хлопнула дверь. Ну да. А вы, что хотели? Эхо, оно тоже - не вечное. Умерло, наверное. От старости. Или просто сбежало оттуда к едрене-фене…
Я присел на ступеньку и закурил. Сигаретный дым сизыми спиралями легко заструился вверх, смешиваясь с трассами солнечного света и воздушных теней, наполненных галактиками пылинок. Чисто Млечный Путь! Эхо жаль. Затушив сигарету, встаю. Окурок вываливается из пальцев. Нагибаюсь, чтобы поднять. И что меня дернуло?! «Попытка №5» называется…
- Эй!!
И вдруг, откуда-то сверху… Глухо, совсем почти не слышно:
- Э-э-й!..
Живо, значит.
- Привет!
Вот такой дурью я и мучаюсь. Живу, то есть. А вы говорите: «купаться!»… Ладно, хорош на сегодня. Пора все-таки спать - утро вечера мудренее. Будем живы…
* * *