Кошик – существо нелюдимое и хмурое. Кому ж это еще и знать, как не Лёхе.
Многим кажется дикостью любовь втроем. Последовательный хмурый Кошик отвергал даже дружбу втроем, доведя душевное целомудрие до дистиллированной чистоты. Дружить предпочитал на стороне и со своим единственным другом-сослуживцем Лёху не знакомил. И не очень-то Лёхе хотелось, подумаешь! Обида – это ж первый шаг к колено-локтевой позе в отношениях. «Собака снизу – собака сверху». В худшем, так сказать, смысле.
Молодой вроде, а вот поди ж ты – характер. Так Лёха и жил – «собакой сбоку»: не обижался, только улыбался тихонько, про себя... Но жили раздельно, потому на многое Леха смотрел сквозь пальцы: главное-то, что не один! Да и как его, такого Кошика, приведешь к маме – вопросов не оберешься, а она все болеет, болеет...
Потому в день рождения Кошика было решено не устраивать по друзьям традиционный домашний стол с обильными яствами и гостями, – когда сначала яства поедают, а с друзьями наслаждаются беседой, – зато потом, нажравшись «в щи», доедают друзей застарелыми обидами и самозабвенно «кликают золотую рыбку» в сортире.
Поход на ВДНХ – вот! С беспорядочным поеданием шашлыков, распитием пива и участием в разнообразных общегражданских увеселениях. Благо, что день рождения приходился на благословенный июнь, а не на проклятый во всех смыслах ноябрь.
Леха готовился к торжеству с утра – встал пораньше, долго наводил марафет и выбирал шмотки. Отмыл как следует руки: в типографии, где он был небольшим, но все-таки начальником, производственная пыль въедалась не по-деццки. Хотелось выглядеть – чтоб люди на улице оборачивались, как когда-то. Потому что с некоторых пор на лицах тех, с кем Леха пытался познакомиться, читалось чаще всего унылое «данунах». Без интереса, короче, смотрели.
И только одному Кошику оказалось наплевать на «паспортные данные». Впрочем, как и на «следы былой красоты». По жизни он руководствовался другими критериями, как в программировании: «да-нет-ноль». При чем тут какие-то непонятные «следы»?
Встретились у метро, уже хорошо к обеду, – поскольку пока из Южного Бутова до ВДНХ доберешься, – радостно предвкушая дивный день и, главное, что вместе! А он тоже постарался не подкачать: солнечно и тепло, ни облачка. Болтая о том о сем, медленно пошли к циклопическим аркам главного входа, затерявшись в толпе «гостей столицы» – москвичи не так часто выползают в такие места, очень уж там шебутно и многолюдно. Туристам что – они отдыхать в Москву приехали, а ты пахал всю неделю – и еще и тут пластаться? Утомительно.
Люди вослед оборачивались, но скорее потому, что Леха переборщил с палитрой и нацепил нечто уж настолько кислотно-яркое, что лишь подчеркнул разницу в возрасте. Кошик же оделся скромно, в какую-то серую майку с непременным капюшоном, но сиял свежестью необезображенной годами мордахи.
На территории решили побродить по закоулкам, где народу поменьше. К аттракционам даже приближаться пока не стали – Леха помнил, как ему когда-то стало дурно на «американских горках» и только морщился, глядя, как раскручиваются качели-карусели. Что поделать: вестибулярка у него совсем не фурычила...
На древнем, еще сталинских времен, каменном беленном домике была намалевана облупившаяся вывеска «КАССЫ», с помощью буковки «Н» и восклицательного знака переделанная какими-то дешевыми шутниками в категорический императив... А рядом пропагандировалось какое-то шоу с тропическими невероятными бабочками, вызвавшими у Кошика неподдельный интерес:
– А они большие? А они могут напасть на человека?! А бабочки вообще кусаются? Тропические же, не наши капустницы!
Ну как же, вековая мечта человечества о плотоядных «вообще-кусачих» бабочках! Больше похожих на сказочных «гусей-лебедей», ворующих детей из песочниц.
Но тут Леха встал насмерть: он терпеть не мог всех этих насекомых, пауков, сколопендр, скорпионов и прочую ползучую гадость! Хорошо, говорят, – тараканы в Москве перевелись из-за сотовой связи! Леха уже много лет ни одного не видал. А когда-то... Бр-р!
Пошли дальше, и вот уже носопыры стали улавливать божественный дымок шашлычных, и в животе заурчало, и само собой прибавилось шагу... Говорили о новинках в сфере гаджетов. Вернее, говорил парень, а Леха благожелательно молчал и улыбался прохожим, как кореянка на улицах Пхеньяна. Говорят, там даже целая профессия есть: ходить по улицам с цветами и улыбаться прохожим.
Кошик, у которого не было детства, был помешан на электронных прибамбасах. А что – отец пьяница, мать мучилась с ним и на детей частенько не оставалось ни сил, ни времени... Да и, собственно, денег тоже не оставалось... И слово «гад-же-ты» у нее устало адресовалось исключительно мужу.
Теперь наверстывалось когда-то упущенное: все конструкторы мира, все раскраски и гаджеты были в сфере Кошикова неусыпного внимания!
Этот наивный детский восторг и интерес к каждой новой электро-цацке умилял Леху.
Это с одной стороны. Когда Кошик с горящими глазами демонстрировал ему все функции очередной технической новинки, требуя подтверждения: "Ну скажи, прикольно, да?!" – Леха заражался его воодушевлением, радовался его радостью.
С другой стороны, все-таки он понимал, что его-то самого чудеса XXI века не сильно колышат, – ну, не способен до конца проникнуться, да и, честно говоря, не хочет вникать.
Когнитивный диссонанс, понимаешь...
В мобиле Леху порой даже раздражала ежеминутная доступность всем, кому пришло в голову ему позвонить. Хотя таких общительных в его окружении было – раз-два и обчелся. А выключишь – и давит «гнет упущенных возможностей»!
«И как мы без этого раньше жили? Встречались, любились, и ведь не терялись никуда...» – думалось с отчетливой грустью. Это наводило на не особо утешительные мысли о том, что он безнадежно отстал, закоснел, застрял где-то в той доисторической эпохе Кошиковых родителей, которым, как ни крути, был по возрасту почти ровесником, что тоже напрягало.
М-да... Одни, понимаешь, напряги. Лучше лишний раз об этом не думать. Особенно в такой день, как сегодня: не стоит омрачать себе и Кошику настроение. У них же праздник, и пусть все остальное идет ко всем чертям! Хорошо вот парню! Для него пока что день рождения – вполне себе повод для радости.
Стоп, опять не туда понесло, да что ж такое...
Приказав себе закончить с глупой рефлексией, Леха притормозил за локоть расшагавшегося Кошика.
– Ну что, генацвале, вдарим по шашлычку для затравки?
– Ага! Жрать уже хочется дико, я ж не завтракал, чтоб место было.
Свернули на аллейку, где в ряд расположились "фирменные" точки общепита разной степени комфортности. Пока Леха орлиным взором придирчиво выбирал удобный одинокий столик, именинник уже плюхнулся за случайный – как назло, рядом с семейством, которое привело на выгул двоих детей: разновеликих и разнополых, но в одинаковых панамках. Леха поморщился, но решил не усложнять. Заказали по шашлычку и пиво. Именинник выбрал телятинку, Леха – баранинку, хотя знал по опыту, что все равно принесут свининку.
– Слушай, давай пока по мороженому, а? Невмоготу ждать!
Ну вот. Где это видано – начинать с мороженого? Но Кошик – матерый сладкоежка, он, кажется, готов был уминать мороженое, шоколад и торты вместо завтрака, обеда и ужина. Без всякого пока ущерба для фигуры – тоненькой, костлявенькой, трогательной...
Леха покачал головой:
– Не, я не хочу, а ты – типичное гастрономическое хулиганье! Иди и возьми себе сам. Гляди только, аппетит ведь перебьешь. Помнишь, как в прошлом году с животом потом маялся? На день города, помнишь?
– Не-а, нихрена аппетиту не сделается. А тогда просто шашлык был какой-то левый... с котятами...
Через пару минут дитё вернулось со здоровенным вафельным рожком, сорвало обертку и впилось в него зубами. Сексуально облизываясь и лукаво подмигивая, пропел:
– "И к ней подсел брюнет отчаянный в шашлычной на вэдээнха".
Леха засмеялся так громко, что люди за соседними столиками стали оглядываться на него.
Иногда Кошик, н-да, выдавал «на гора». Поражал Леху до самого основания, несколько уплотнившегося с годами. И даже слегка уже отвисшего. Вот и сейчас – откуда бы парню, рожденному аккурат в смену эпох, знать советский студенческий фольклор?
– Ага, точно: "Ему не надо тела женского, а нужен атомный секрет".
Теперь ржал уже Кошик. Хотя некоторые вещи обозначать вслух не любил. Телесные, так сказать... Тем временем принесли мясо и пиво. Официант таинственной национальности – глядя в пол предупредивший, что «осталось один свина», – был молод и довольно хорош собой, но до Кошика ему было далеко...
– Ну что, за тебя, мой хороший? Будь умницей, не болей и больше не возвращайся домой слишком поздно!– Леха поднял емкость, и они чокнулись. Кому другому можно было бы пожелать «счастья в личной жизни», но уж никак не Кошику, который плохо понимал все эти заковыки: «личная жизнь», «счастье», – просто жил и все. Как в последний раз.
За соседним столиком стали прислушиваться к разговорам странной пары. Леха с удовлетворением понял, что они в непонятках. Но те вдруг быстро собрались, даже недоев, и дунули куда-то... А, пусть их, подумаешь! Зато теперь можно будет украдкой погладить Кошикову руку и сказать пару слов в простоте...
Пиво оказалось скучным и почти теплым, чешско-бочковая природа его была крайне сомнительна, а шашлык, – сверху пережаренным, а внутри сыроватым. Да какая, к черту, разница, никто не ждал «звезд Мишлен». Никто не ждал даже телятины и баранины! Уж точно не Кошик, который, запихнув в рот и прожевав остатки мороженого, сразу принялся с аппетитом поглощать неандертальские куски некошерной свинины. Если не чего похуже. Блин, да живыми уйти отседа – уже хорошо!
– Ну, а что на работе? – Леха наклонился поближе, чтобы лучше расслышать, что будет говорить парень с набитым ртом. Звуки он издавал именно что прикольные, и соседи хорошо сделали, что увели деток: дурной пример заразителен!
– А я ей грю, а она мне грит, а сама в компе не рубит, а указания дурацкие дает... – промычал Кошик, пытаясь проглотить целиком очередной жилистый кус: свинья, пошедшая на шашлык, была какой-то гончей породы.
Кошик работал в главной научной библиотеке страны – его без образования никуда больше не взяли. Помогло знание компьютера и словечко, замолвленное Лехой старому знакомому. Комнату снимал в Текстильщиках, у тихой бабушки, бывшей в незапамятные времена учительницей начальных классов...
Бабушка была им очень довольна и своим товаркам по двору рассказывала, что лучше брать на постой парней, а не девах: никаких тебе «хахалей и распутства»! А то вон, одна «в том подъезде» стала сдавать квартиру уехавшего в Штаты сына, поселила двух студенток, а девахи оказались – страшно вымолвить! – этими, как их, проститутками, вот! Милиция приходила, а как же!
Ну да, на хахаля Леха никак не тянул – был обозначен как дядя, пекущийся о племяннике из глухомани. Как и Кошик не тянул на проститутку, впрочем, бабулька о существовании в подлунном мире мужской проституции даже не подозревала. «А это еще куда, прости-господи?!»
Да собственно, он в той Кошиковой комнатенке и бывал-то всего ничего, несколько раз только заезжал в гости, и то ненадолго. В последний раз вот был две недели назад, когда помогал заносить новый диван, на покупке которого, хоть такого – дешевого, с распродажи – сам же и настоял. Старый, бабкин, был совсем развалюхой и они его доломали однажды, когда старушка уезжала к родственникам куда-то в Подмосковье. Разрезвились, блин! Пацан же только говорить «про это» не любил, а так – любил, еще как! Юношеская гиперсексуальность прорывалась, разве с нею сладишь?
Кошика быт, казалось, не занимал вовсе. Оплатить покупку он тоже не позволил, хотя Леха и уверял, что эти копейки не имеют никакого значения. Не чужие ведь люди, и самому Лехе было бы только в радость чем-то помочь парню.
Но Кошик в этом вопросе щепетилен до самой последней, на Лехин взгляд, неприличной уже степени. Подарков принципиально не принимал, платить за себя, когда выбирались куда-то вдвоем, не позволял, в общем, был настоящим упертым Овном, даром что по гороскопу значились легкомысленно- ветренные и бесконечно притягательные Близнецы.
С одной стороны, Леху это немного напрягало, он же не спонсорство предлагал, а от чистого сердца. С другой стороны, это вот бескорыстие юного друга очень грело душу, позволило ослабиться туго сжатой пружине подозрений и ожидания подвоха, вполне естественной для человека, который начинает отношения с парнем моложе себя на двадцатку лет. Познакомились-то по Интернету, а там всякой корыстной шантрапы – пруд пруди.
Теперь, когда они уже больше года были вместе, слабая поначалу надежда на отсутствие скрытых тягостных мотивов, окрепла и стала греть ровным спокойным теплом – как в электрическом камине, который Леха все собирался купить, да то одно, то другое... И мама все твердит: «не трать деньги на ерунду!»
О чувствах у них, правда, так ни разу разговора и не зашло, да и для чего эти разговоры людям, которые просто нужны друг другу?
Леха понял, что выпал в подпространство и за размышлениями потерял нить беседы, когда Кошик потряс его за руку.
– Эй, ты меня вообще слушаешь, нет? Ты щас будто сквозь меня смотрел! – Тряхнул головой, потер лоб. Серые глаза округлились чуть испуганно.
– Ну не сердись, действительно задумался, нахлынуло чего-то... Так что ты там говорил про зав.отделом?
Но продолжить рассказывать Кошик не успел, телефон у Лехи в кармане разразился зажигательными шнуровскими «лабутенами». Вот думал же, что надо отключить, а забыл.
– Погоди минуту, сейчас отвечу, ладно?
Кошик скорчил недовольную мину:
– Опять эти твои, наверное...
Лехиных друзей, тех, что еще оставались, Кошик на дух не выносил, и общаться с ними избегал. Они не были для него эмоционально окрашены, – ну никак! А без этого общение казалось скучным: старые тетки, да еще кривляются и на «ла» говорят! Но ведь без любви и сама жизнь скучна... Даже невыносима.
Понятно, что он угадал, звонил старинный Лехин приятель Игорь, по прозвищу Али-баба. Прозвище это он получил за свою пламенную любовь к Средней Азии, и отнюдь не в географическом, этнографическим или каком еще – сейсмографическом? – смысле, а исключительно в миграционно-гастарбайтерском. Так сказать, любовь к «человеческому фактору». Кошик однажды спросил: а почему типа «Али-баба»? Ну вот как ему, юному суровому пуританину, объяснить старинное «али баба, али дед»...
– Привет и поздравления новорожденному! В этот торжественный день хочу пожелать...– как-то очень напористо, с места в карьер, начал «Али-баба-его-в-качель».
– Привет, Игорек... Передам, он вот рядом сидит, – торопливо перебил друга Леха и растерялся, и удивился, что Али-баба знает о дне рождения Кошика. Вроде бы, сам не рассказывал. Или сболтнул все-таки случайно?
– Чего? Кто рядом сидит? А, так ты, значит, не один... – протянул собеседник несколько обиженно. – А я уже подумал, что ты там в трауре по безвозвратно ушедшей зрелости: никого видеть не хочешь, горе заливаешь в одну харю. Понятно теперь, почему "поляну" зажал, – есть кого поить! – Игорь засмеялся высоким тенорком. – Ну и кто он, этот счастливчик? Ладно-ладно, не спрашиваю, потом расскажешь. Это хорошо, что не один, хоть на человека станешь похож, а то...
Али-баба еще целых пять минут нес какую-то ахинею, но вникать в нее Лехе было некогда, и не хотелось. Подкатил страх: Кошик и так сидел, ковырял пластиковой вилкой в аналогичной тарелке и становился все грустнее и бледнее, бледнее... Сердится, наверное... Сам он никогда не перебивал Леху, но и не любил, когда из общения с ним вдруг выпадали. Нежный он, Кошик... Щас как цапнет! Или исчезнет совсем, что бывало поначалу. Гордый и делиться ни с кем не желает...
– Давай, Игорек, потом созвонимся, я занят сейчас, все потом...
Он нажал на кнопку отбоя и выключил телефон. Кошик немедленно посветлел лицом, вновь налился сочностью красок и бросился продолжать волнующий рассказ о бесконечной подлости и коварстве своей начальницы, и по всему выходило, что это дама, рядом с которой английская королева Мария Кровавая была просто душкой-мармулеточкой и цветочком аленьким. Лехе за всю его жизнь такие начальницы и не попадались! А уж он их перевидел много.
Под неспешное обсуждение Леха вдруг ощутил себя таким счастливым, таким... Как же он любил Кошика – такого трогательного, взъерошенного, сероглазого!
Шашлык был доеден, пиво допито, несмотря на их скромные тактико-технические характеристики. Леха даже оставил симпатичному официанту чаевые – не «супер-пупер-щедрые», но вполне. По случаю дня рождения скрупулезный Кошик – о, радость! – не стал настаивать на паритете при оплате счета.
Пора было и «культур-мультур» какой-то замутить. Но Кошик, поначалу тактично не настаивавший на аттракционах, взмолился – ему хотелось экстрима, а «культур-мультур» совсем не хотелось, раз уж на плотоядных бабочек взглянуть не пустили...
Перешагнув через себя, Леха согласился на неспешное, как галапагосская черепаха, и нордически-выдержанное «колесо оборзения». Там можно было зажмуриться и не смотреть вниз, а представлять, что тихо плывешь на лодочке и в душе звучит дуэт Лизы и Полины из «Пиковой дамы»...
На экстрим колесо походило так же, как Леха со своей щетиной на Лизу и Полину одновременно, тем не менее Кошик вприпрыжку побежал и сам купил билеты! Сели в кабинку, инструктор защелкнул страховку и махина тихо поплыла вверх.
Леха сидел с закрытыми глазами и слушал, как Кошик, не дожидаясь ответов, сыпал вопросами: «А вон там, длинное такое? А вон то со шпилем – это чего?» – как-будто был резидентом иностранной разведки.
И Леха что-то мычал, не открывая глаз, типа: «гостиница «Украина» – и больше всего боялся, что сейчас Кошик вдруг улетит, подхваченный на высоте ветерком – как воздушный шарик, – и что тогда делать?
Но вот уже под ногами замелькали верхушки деревьев и приключение окончилось...
Потом, как заправские ботаны, дошли до калитки в Ботанический сад, глазея по дороге на чудесные «замки забвения», которые когда-то понастроил тут Иосиф Виссарионыч, не к ночи будь помянут, да и другие деятели партии и правительства тоже, более, впрочем, прижимистые в этом плане... Повернули назад, потому что просто бродить по парку Кошик не захотел: на обилие деревьев он насмотрелся у себя на родине, в крохотном городке Нея, затерянном в дремучих лесах Костромской губернии. Да и день уже тихо катился к вечеру, тени росли, люди и здания мельчали...
Вот и циклопические арки имперских ворот снова замаячили на горизонте...
Они устало брели и Кошик примолк, слушал в пол-уха, что ему рассказывал Леха о местных дворцах и вообще о той эпохе, – он разошелся, размахивал руками...
И вновь прохожие испуганно оглядывались на странного, пестро одетого мужчину средних лет, который шел и громко разговаривал сам с собой.