«В ожидании волн и частиц»
документальное
Дмитрий Завильгельский, Сергей Попов
продолжительность 77 минут (01:17:14)
Россия, 2015
*******
Режиссёр Дмитрий Завильгельский и астрофизик Сергей Попов сняли фильм о работе современных российских учёных по поиску гравитационных волн и магнитных монополей в Баксанской нейтринной обсерватории где-то рядом с Эльбрусом на Северном Кавказе. На экране документального исследования сплошь доктора и кандидаты наук – цвет российской теоретической физики. Новые цели, новые достижения, новые, будоражащие воображение научные открытия…
Однако фильм произвёл тяжёлое, безрадостное впечатление. И даже не столько по причине того, что гравитационные волны были открыты вскоре другими учёными и на другом оборудовании, сколько потому, что от него повеяло сильным внутренним опустошением, растерянным разочарованием людей, потерявших в своей жизни важнейшую смысловую опору: веру в то, что их знания и дело принесут практическую пользу и окажутся уважаемы и ценимы обществом.
Речь идёт не столько о необходимости высокой оплаты труда или профессиональных наград в виде дополнительных званий и престижных должностей. К достаточно скромному быту бывшие советские люди привычны, а научных регалий у исследователей, отдавших свою жизнь поиску и открытиям, и так в избытке. Речь идёт именно об утрате ими ощущения нужности. Только люди, полностью разочарованные в оценке своих трудов обществом, могут выглядеть так потерянно и опустошённо.
Тем не менее, они продолжают трудиться, выполняя собственными силами и задачи теоретических исследований, и задачи поиска их технических решений. Продолжают ставить перед собой какие-то цели, ездят на международные встречи: такие же понурые, неухоженные и неопрятно одетые, как и в своих лабораториях, и при прочтении публичных лекций. И только в кругу семьи и на дружеских вечеринках оттаивают душой: шутят, ностальгируют о временах утраченной романтики юности. Те же песни, что пели они сорок лет назад, те же гитары, тот же тесный круг неизменных друзей и всё та же наивно-удивлённая надежда во взглядах. Словно время локально остановило своё течение.
Динозавры российской науки, практически вымершие, но ещё крепкие умом и последними силами, – и при этом их суждения о сути и задачах фундаментальной науки поразительно отчётливы и разумны. Приведу пример нескольких высказываний, произнесённых на ходу, как бы походя, в ряду досужих размышлений: на шашлыках, на прогулке по лесу за грибами, по дороге на работу и дома. И дополню их своими комментариями.
1. Мы призваны изучать мир, а не менять его. Мир уже дан нам таким, как он есть.
Это слова учёного, а не технолога. Слова исследователя, с уважением относящегося к области своих изысканий. Осторожного, деликатно-расчётливого, умеющего чётко и однозначно отделять результаты научного эксперимента от его технических следствий. Это уходящий, практически уже устаревший взгляд на цели научного исследования мира. Современные учёные обладают иным, прагматически-оценивающим подходом к практическим результатам своей деятельности, они видят задачу научно-технической работы не в бережном изучении, а в волевой трансформации действительности. Это уже не столько учёные, сколько подкованные научными знаниями технологи.
2. В определённом масштабе исследований природа сама может запретить изучать её, получать достоверные знания.
Важнейшие области современных научных исследований не поддаются прямому, непосредственному изучению. Времена классической физики прошли. Микромир, так же, как и объекты макромира, технически возможно изучать только опосредованно. При этом современная физика изучает столь малые или же столь огромные объекты, что снимаемые с приборов показания находятся близко к зонам их технических погрешностей. При этом задача современного исследователя состоит не столько в том, чтобы зафиксировать те или иные данные приборов, сколько в том, чтобы правильно объяснить полученную информацию. И чем дальше отступают в прошлое реалии классической науки, тем сильнее риски и соблазны теоретических заблуждений.
3. Все серьёзные учёные – немного мистики.
Все серьёзные учёные – немного мистики, поскольку при погружении в процесс исследований область ещё неизвестного им непрестанно расширяется и всегда остаётся значительно шире области понимания. Если учёный получил ответы на все поставленные перед собой вопросы, значит, значит, он перестал быть учёным. А вопросы, стоящие перед современными исследователями, настолько сложны и многоплановы, что требуют привлечения результатов из смежных областей научного или даже философского знания.
4. Относительно «безнадёжных» экспериментов: они полезны, так как любой эксперимент в области, которая неизвестна, потенциально может принести или новое неожиданное знание, или уточнение существующего.
Этот вопрос является важнейшим для современной науки, искусственно поставленной на рельсы получения практически-экономической пользы от своих изысканий. Результаты экспериментов, приведшие к отрицательному или частичному подтверждению научной гипотезы, настолько же ценны, как и результаты, полностью её подтвердившие. Увы, чиновничеству, захватившему руководящие посты в научных организациях и настроенному не на исследования, а на разработку технологий, которые могли бы принести практическую финансовую отдачу, объяснить это попросту невозможно.
Так что фильм получился грустный. И особенно грустный он по причине того, что это документальная лента, фиксирующая и раскрывающая во всей её неприглядности текущую ситуацию в российской фундаментальной науке. Ту ситуацию, которая является по-настоящему правдивой, а не лубочной картинкой во множестве бодрых чиновничьих отчётов и журналистских фантазиях. Единственный удивительно радостный момент фильма – это сияющие, счастливые глаза только что защитившегося кандидата: молодого энергичного человека, для которого наука, так же, как и для его предшественников, по всей видимости, является всё же наукой, мечтой, делом всей его будущей жизни.
О художественных образах как изобразительных инструментах, которые использовал режиссёр для создания особой атмосферы и смысловой насыщенности фильма, следует сказать особо. Как в каждом хорошем философско-художественном произведении, фон оказывается здесь даже более значим и красноречив, чем сама фигура.
В начале фильма, когда по экрану ещё движутся титры, а один из персонажей рассуждает о том, что природа в определённом масштабе исследований сама запрещает получать о себе достоверные сведения, вагонетка, на носу которой расположена камера оператора, с грохотом и скрежетом приближается по заезженным рельсам к воротам исследовательской лаборатории. И дорога к храму науки ещё так кажется похожей на вход в волшебную пещеру Аладдина. Однако внутри обнаруживаются только всевозможные тоннели, рельсы, трубы, подъёмные краны исследовательского оборудования и заполненные непонятными сооружениями проходы вдоль силовых установок. И вскоре после нескольких сюжетных метаморфоз заветная пещера оказывается уже неосвещённым и захламлённым тоннелем, ведущим в символический аналог платоновой пещеры, где снабжённые фонариками полуобнажённые физики (словно сняв с себя ради науки последнюю, нательную рубашку) бродят по щиколотку в воде, стекающей наземь с необработанных стен подземелья.
Ещё одна интересная сюжетная линия: учёный, пробирающийся с корзинкой наготове среди лесных зарослей в поисках грибов, которые вроде бы должны были найтись по сезону, но которых в итоге он так и не обнаруживает. Кроме одного-единственного, уже совсем старого и наполовину подсохшего экземпляра, который растёт на самом виду у поваленного ствола молодого деревца и который по причине своей ветхости оказывается ему вовсе не нужным. Справедливость рассуждений грибника о косвенных признаках, согласно которым грибы здесь всё-таки должны быть (как должен рано или поздно найтись и магнитный монополь, чьё существование учёными всё же предполагается), подчёркивается внезапным крупноплановым наездом камеры оператора на многочисленное семейство облепивших старый пенёк опят… Но тот свято соблюдает профессиональные правила молчаливого «неприсутствия», и оба отправляются в итоге восвояси с совершено пустой корзинкой жарить на открытом огне кости традиционного шашлычно-жертвенного животного. Эта же сюжетная линия символически продолжается и в лаборатории, в тот момент, когда учёные коллективно перемещают на другое место какое-то малозначимое оборудование, а в это время буквально рядом с ними на фоне экспериментальной установки пролетает так ожидаемая ими мультяшная, похожая на осьминога в скафандре, гравитационная волна.
Вообще, жизнь мультипликационных персонажей этой документальной ленты – это отдельная и очень увлекательная история. Основных действующих лиц, как и заявлено в названии фильма, двое. Это элегантная и непредсказуемая своим появлением задумчивая гравитационная волна с шевелящимися щупальцами, одетая в защитный шлем водолаза. И энергичный, весьма сложно и эклектически устроенный, собранный воедино авторами из различных подручных технических инструментов танцующий монополь. Точнее, целая армия танцующих монополей, которые, как и положено персонажам с мужским складом характера, целенаправленно собираются воедино для выполнения совместной творческой работы. Фигурки этих пляшущих, похожих на стилизованных скелетиков механических человечков выглядят слегка жутковато, а гравитационная волна напоминает роботизированное привидение. Тем не менее, вреда своим охотникам они не причиняют, вот только невольно наводят зрителя на мысль: а не являются ли они, в самом деле, только выдумкой пылкого научного воображения? «Природа должна быть устроена симметрично и просто», – покачивая пустой корзинкой, с надеждой заявляет так и не обнаруживший грибов физик. Однако повсеместная практика показывает, что она чаще всего устроена всё же замысловато и криво, – и это нормальное состояние природы, поскольку только асимметрия позволяет ей являться способной к развитию.
Следует отметить также, что, соблюдая заложенные ещё мэтрами классического кинематографа добрые традиции соучастия в действе, создатели фильма тоже оказались присутствующими в нескольких кадрах. И Сергей Попов – в качестве непосредственного участника и слушателя обсуждения проблем современной физики, проявивший при этом самый неподдельный и живой интерес к озвучиваемой лектором теме. И Дмитрий Завильгельский, который как прирождённый журналист-документалист, внезапно появляясь в том или ином кадре, вообще выглядит в любой обстановке самым естественным образом – словно присутствует там всегда и помимо процедуры съёмок. Вот как раз этой важнейшей художественной особенностью – мастерски созданным эффектом непосредственного присутствия – и завораживает зрителя это на первый взгляд незамысловатое, но философски и экзистенциально глубоко продуманное документальное произведение.