КОСТЮМЧИК
Моего деда арестовали ранним октябрьским утром 1937-го. Увезли под конвоем в открытом кузове полуторки по белой, чистой пороше в небытие. Дед работал в совхозе ветеринаром, и как шептались тогда - подсидели его. Исчез дед, словно в воду канул – ни суда, ни приговора, ни срока. Бабушка моя пробовала разыскать мужа, но в органах ее предупредили, что если будет назойливой, то отправится следом. Имея на руках троих малолетних детей, бабушка прекратила разыскивать мужа, и смиренно понесла свой крест. А дед так и не вернулся.
Началась война. В 1943-м ее старший сын, приписав себе год, ушел на фронт. А тут еще одна напасть - наводнением разрушило их дом, потоком унесло все до щепки. Бабушке чудом удалось спасти двоих детей – мою маму, да сыночка Гену. Рубить лес для постройки дома начальство не разрешило. Слепили они мазанку из глины, прутьев да соломы на окраине села в Барабинской степи. Мама рассказывала, как подбрасывала в печку кизяки, как рисовала сажей узоры на земляном полу, и до блеска натирала пол жидкими коровьими лепешками. Бабушка моя была женщиной работящей, трудилась она в животноводческой бригаде, и давала высокие показатели на радость совхозному начальству. На одном из собраний решили передовиков премировать. На бригаду выделили каким-то ветром занесенный в сибирский совхоз американский детский костюм. Качественный был костюмчик, ленд-лизовский, в аккурат на сыночка Геночку. Премировать единодушно решили мою бабушку, несмотря, что ЧСВН – член семьи врага народа. Принесла бабушка костюм домой. Гена сразу его надел. И ни в какую не хотел снимать, так в костюмчике и заснул. Бабушка не стала будить ребенка, пускай в новой одежде побудет, не все ж ремки перешитые таскать. И укрыла сына полосатым рядном.
Ближе к полуночи явились директор совхоза с парторгом. Они сказали, мол, ошибка вышла, и потребовали вернуть костюм. Глотая слезы, бабушка стала снимать со спящего сына костюмчик. Потупив взор от дикой сцены, начальники вышли во двор, там и дожидались. Бабушка проплакала всю ночь. На утренней дойке к ней подошел бригадир: - Извини, Григорьевна, - сказал он сухо, - я тут ни при чем, так начальство решило.