«Дыра в пейзаже» - это рабочее название фильма и оно у меня записано в трудовой книжке и помню, как ещё тогда бухгалтерша климактерического возраста, по-своему воспринимала это выражение)
Когда я заходил в бухгалтерию студии " КВС Современник", на втором этаже особнячка в Лиховом переулке, приросшем к огромному зданию ЦСДФ с мемориальной доской Дзиге Вертову, она странно как-то хихикала и резко шла курить свой "Беломор"...
========================================
"Записки на проездных", Саша Кузнецов.
АТ-1 № 0326999
Фамилия..................................Кузнецов
Имя..............................Александр
Отчество............Валерьевич
Дата рождения....26 марта 1958
Образование среднее
Профессия, специальность........шофер
Дата заполнения «16» декабря 1976г.
Подпись владельца книжки.................................................
Печать: Монтажно-строительное Управление № 79 Треста «Промэлектромонтаж», ОТДЕЛ КАДРОВ
..................Блинова (разборчиво)
Приличных размеров книжка в зелёной коленкоровой обложке. Заведена в четвёртой четверти двадцатого века - конторой, где я начал свою трудовую деятельность, правда вынужденно, как впрочем и родился в Челябинске-40, не без помощи родителей, конечно, но в закрытом городе.
Тётю Катю, сестру моей бабушки, направили по распоряжению обкома партии (КПСС – Коммунистической Партии Советского Союза), после курсов министерства тяжелой промышленности, вернее наркомата, как в 1938-ом году называлось всё это дело.
Но так получится трудовая книжка сестры моей бабушки Екатерины Гавриловны, что хранится теперь в моём архиве.
А "песня эта" про меня, так что слова Саши Кузнецова, будут о той самой зоне, где Курчатов изобретал и строил атомную бомбу и где 29 сентября 1957 года, за 6 месяцев до моего рождения, взорвались ядерные отходы на комбинате "Маяк"...
* * *
Книжка эта заведена в отделе кадров МСУ-79 (монтажно-строительное управление) на водителя 3 класса Кузнецова Александра Валерьевича, паренька 18 лет, только что уехавшего от родителей, из Подмосковья - в город своего детства на поезде, что трое суток резал пространство лесов, степей и пустынь, да и подвёз меня прямо среди ночи к вокзальскому району, города Навои, Бухарской области, республики Узбекистан - СССР (Союз Советских Социалистических Республик), а ныне просто – Узбекистан \ Uzbekiston.
Voilа! - как говорят французы, к которым меня в итоге и занесло… но это потом, через много лет, причём попал Саша Кузнецов - для начала - прямо в женский монастырь на земле Нормандии.
До сих пор, надо сказать, секретные службы пасут потомков пострадавших в Челябинске-40 (ныне Озёрск) - тех людей, работников предприятий города, что имели отношение к созданию ядерного оружия.
Помните ли вы? - памятник, недалеко от ВДНХ: «Требуем мира!». Там, где группа уродцев на небольшом постаменте, торчала за кустами, у самой трамвайной линии № 17?! Это по пути из общежития ВГИК, что на улице Галушкина к метро "ВДНХ".
Но им не отдали всего мира, да и мира того, похоже, ещё долго не будет на нашей грешной земле.
А польза от этого... - будет лишь от минеральной воды, что можно испить в одноименном городе, где когда-то у моего деда Михаила Яковлевича был дом...
- Скажите, пожалуйста, как проехать в Минеральные воды?!
- Да вот же - показывает в небо ночной прохожий, а мы с отцом, - по пути в Москву, через Воронеж, - где к тому времени купила кооператив тётя Катя, видим горящие неоном, красноватые в черном небе буквы "М И Н Е Р А Л Ь Н Ы Е
В О Д Ы" - это мы так перегоняем Москвич-412, четырёхглазый, то бишь с четырьмя модными в 1972 году, фарами.
До Красноводска из города имени поэта Алишера Навои - добрались на открытой железнодорожной платформе до Крансоводска, в пустыне, отбиваясь от хулиганов с рогатками, стоящими на полустанках - просто ложно их атаковали, размахивая на ходу, сквозь песчаный ветер, пустыми гудящими бутылками.
Помню точно - нас было трое - ведь отец вёз ещё и друга на ушастом Запорожце - "ушами" они называли, такие раструбы по бокам машины - заборы воздуха для двигателя в багажнике - это всё, что я могу сказать об этом чуде.
Так вот, мужчины, а было-то им лет по сорок, так помогали друг другу, выбраться из прикаспийских песков. Отец даже бегал с червонцем в потной руке (десять рублей старыми)), продвигать состав на нужный нам путь...
А уже от Красноводска на пароме до Баку, где в пригороде Сабунчи, за годы, превратившимся, - слышно от торговцев, даже на московском Северном рынке, - в красивейший район с набережной!
Там отец в молодые годы, успел пожить со своей мамой, поднимавшей его без отца... Слышал я, большим, до войны, начальником был на нефтепромыслах, жаль... - даже фотографии нет.
Отсюда возникла моя шутка (как из-под моря сухого вина в городе моего детства) - мол, я - азербайджанский князь (!!)))
Да и, пожалуй, что-то от Кавказа, можно бы, найти в изображении, судя по моей физиономии :-)
Итак, проехали "Минводы", благополучно направляясь в сторону города "Жёлтые воды"... - всё связано в них с тем же ураном, ведь недаром туда переезжал друг отца, на новеньком своём Запорожце.
Как потом писала мне в солнечный город, куда я вновь вернулся за два месяца до 18 лет... Сестра матери Тамара Михайловна, педагог, присылала мне письма из Челябинска, находила время для племянника, работая уже и директором школы и учителем истории.
В ответ на мои вопросы о жизни на Кавказе, Тамара Михайловна, в замужестве Рослякова, писала хорошо: «Мы с твоей мамой забирались на старое дерево ранней весной и видели сверкающие ручьи у подножия Эльбруса». Там, рядом, в горе Бештау всегда были урановые рудники.
После Сороковки, как её называли жители закрытого города "Челябинск-40" (почтового ящик № 40) - переехали в город Навои, где строился Комбинат и город, да вокруг ещё три городка поменьше, с шахтами и карьерами для добычи уранзолота, как одним словом, я стал, освоившись, называть этот продукт, уде в период дискотек и большого доверия к молодым друзьям после нескольких графинов, выдаваемых буфетчицей за некий напиток. Даже, было дело, отправлял на доверии паренька к себе в однокомнатную квартиру, пока мы размножали рубли и трояки, бросая их в центр стола - Вольдемар не даст соврать :-)
Говорил так: мол, возьми книгу "Собор парижской Богоматери", там деньги, только одну десятку принеси - остальные мне нужны. И ведь приносил, подлец острокопытый, как говорил Леший, художник из Бахчисарая, там сдружились мы до самой Москвы...
После смерти моих родителей, через два года я получил письмо из тамошнего биофизического института, c предложением сообщить, чем болеют, а если умерли мои мама и папа, то от чего... Я им не ответил.
вот этот документ:
"ЮЖНО-УРАЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ БИОФИЗИКИ, Минздрав России, г. Озерск, Челябинской области, Озерское шоссе, 19.
В Южно-Уральском Институте Биофизики проводится изучение состояния здоровья работников химкомбината «Маяк» города Озёрска (Челябинск-сорок)…
Для проведения такого исследования нам необходимо располагать информацией о судьбе этих людей.
Просим Вас сообщить о месте жительства Ваших родственников и указать их новую фамилию (в том случае, если она менялась).
Кузнецов Валерий Ильич. Работал на Ремонтно-механическом заводе комбината до 1963 года…---
Если Вас постигло несчастье, и кто-то из разыскиваемых нами людей ушел из жизни, сообщите, пожалуйста, дату, причину и место смерти (область, город, село) по свидетельству о смерти. Благодарим Вас за помощь.
В этом городе за колючей проволокой отец пять лет преподавал в техникуме и учил меня кататься на велосипеде до 1963 года... Его мама жила с сестрой тётей Катей, инженером-химиком, одинокой партийной женщиной. Сюда её направил обком партии, что я выяснил много позже, после смерти не только бабушек, но и моих родителей, после хранения в течении нескольких лет в моём архиве маминой сумки с документами в старом комоде бабушек, а было у них два одинаковых... да и двухкомнатная кооперативная в кирпичной четырёхэтажке (пяти?) в Воронеже на улице Остужева 13, из двух одинаковых комнат по обе стороны тесной кухоньки, где бабушка кормила вкусным борщом, когда мы с отцом заехали к ним... дедушка Вася, хоть и не родной, да с медалями, помню, делал зарядку в их комнате с гантелями. Он был мужем Ольги Гавриловны, а я,тем временем, в комнате тёти Кати скакал на её тахте, которая потом ещё долго помогала нам жить в однокомнатной в Селятино, куда они поменяли свою кооперативную из двух комнат - на государственную в хрущёвке поселка Селятино, а я, в свою очередь на комнату в Москве у парка, где и пишу эти строки. Всё одинаково… (привет Мареку Хласко)
Благодаря отцу, который давал мне бабушкины книги, я много читал, а писать начал в двадцать четыре, хотя мама записала про меня, что Саша сели за папин письменный стол и сказал: "Читать-писать", года в четыре..
…и опять "виноват" отец, который поступил меня в институт, где я через шесть лет (!) всё же получил дипломный отпуск на целых шесть месяцев и деньги за всё это время, не работая, чтобы чертить дипломный проект и считать, как сможет работать целый участок со станками… Вот здесь мне и помог Виталий, не смотря на последующие сложности нашей дружбы.
…во время перестройки дела мои стали получше, ведь, закончив фактически сельскую школу, я не мог похвастать образованием. Ну что тут скажешь, если школьный учитель истории в войну просто самолично расстреливал, говорят, предателей, и теперь, на уроках истории, путал Пномпень, произнося это похоже на "пень-пнём".
Больше всех гоготал Земнухов в полосатых своих самопальных штанах-матрасах "на болтах" - пуговицы торчали наружу, выпирая белую ширинку. Что-то я так и не выяснил - сам пошил, что ли...
…путч в Чили – власть у Пиночета), а в классе хунта под моим началом командует Луче и он, толстый и высокий - сопровождает меня в наш школьный туалет, где ждёт меня деревенский парень, а клуб посёлка городского типа тысяч на десять жителей (ни одного панельного дома) вокруг "градообразующего" треста Гидромонтаж, того же министерства, что и Челябинск-40, и Навои - как раз и выстроен на месте этой умершей деревеньки. Это был воздыхатель восьмиклассницы моей. И он назначил бой, но тут же сходу и получил удар в бровь кулаком, с зажатым в нём болтом (фактически кастет). Такой я стал "Новенький", приехав после первой четверти в девятый класс.
А после эпизода с Пашкой Петровым, когда тот поплатился на предложение, высокомерным тоном после застолья во время проводов в армию Кабакова - командирским тоном предложил мне пепельницу с пола убрать, а уронил ее именно я и, пока Луча, верный мой Личарда, придерживал его приятеля на год старше нас, тут я и провел серию ударов, добив его ногой в туфлях на платформе...
Утром Морозов мне сообщил, что у Пашки в больнице был участковый, но Пашка сказал, что это били его "шестеро апрелевских у станции", мол, это они его побили бутылкой по голове... С тех пор я опасаюсь бить человека и предпочитаю бежать от греха подальше, прости Господи, кто бы Ты ни был...
…а приобщение к бизнесу закончилось беготней по кругу от милиционеров вокруг фонтана в ГУМе с виниловым диском группы "Bad Company" под мышкой, да продажи хэнкиной битой джинсовой куртки.
Хэнка шустрил, ведь его мать была огромной неповоротливой продавщицей овощной палатки и видать, практическая жилка передалась ему. Почему я его прозвал Хэнком?
…приобщение к студенческой жизни закончилось в конце первого курса специальности строительство ядерных сооружений в МИСИ.
Очень просто – вернувшись с шабашки под видом стройотряда и заработав аж 800 рублей, восемь раз ходил сдавать математику и был отчислен за неуспеваемость, ведь на вступительных просто списал у медалистки, эта красавица с Кутузовского просто передала мне записку с решением - через несколько рядов. Хорошо было только посещать бассейн "Чайка" на парке культуры в качестве запасного институтской сборной МИСИ по плаванию.
Потом я вернусь в город своего детства, где мы жили шесть лет и я закончил пятый класс, после чего (сочинение за меня писала Таня Соболева) - мы переехали в Подмосковье. Вернулся я в город имени поэта Навои уже восемнадцатилетним, первым делом наполненный воспоминаниями, зашел в школу попав на встерчу одноклассников,
вспоминал, как ходили "в кино" с пацанами на фильм "дети до шестнадцати" - мы проникали через крышу, а постарше нас - так, вообще, одному купив билет, рассыпались по всему залу - попробуй их найди в темноте. И когда я вернулся после отчисления в город своего детства имени поэта - в пустыню - после отчисления из московского института, восемнадцатилетним (!!) - то по вечерам принялся заниматься дискотекой и однажды мы рванули в Ташкент, а это ночь на поезде – на концерт группы «Воскресение», ведь «Кто виноват», хит группы был нашим гимном. В столице республики мы провели вечером дискотечную программу в университете Ташкента вместе с Наилем – я был в черной шляпе. Наиль Абдулович, а у всех в его дискотеке отчество становилось - Абдулович. Конечно же - шутка)))
Сын Евдокии Гавриловны Дурневой, лоботряс Юрка, появляется в моей памяти лишь однажды: напевает «Куба, любовь моя!», играя со мной в шахматы на полу, застеленном ковром. В их доме было много книг в массивном шкафу с застеклёнными дверцами, затянутыми изнутри аккуратными светлыми шторками и круглый, деревянный стол, а на диване ярко-жёлтые китайские круглые подушки с разлюляевыми, расшитыми мулинэ павлинами, а на бабушке Оле атласный халат с яркими цветами, на пальце массивный золотой перстень с рубином и добрый спокойный голос - она тогда работала библиотекарем.
Когда я уже учился в институте кинематографии, то однажды подумал, что все мы постепенно превращаемся в изображение - фотокарточки в семейных альбомах, надписи на камне... редко кто удостоен памятника, а что уж говорить о надписи на мраморе или гравированных по мрамору рисунках с картинами подвигов жизни или барельефами.
Много позже, уже снимая свои фильмы, я прослеживал движение образов в судьбе человека - и не только зримых. Ведь темы любви и предательства присутствуют во всех наших судьбах. Я надеюсь проследить движение этих образов и в моей судьбе.
* * *
Первое моё воспоминание совпадает с фотографией в семейном альбоме, где мать тянет хнычущего трёхлетнего мальчика за руку, видимо на демонстрацию, а в руках у неё флажок, да воздушный шарик. Воспоминание, запечатлённое неизвестным фотографом о первом осмысленном мной позже (позднее зажигание, было такое выражение у водителей, а ещё и у меня какое-то время – позднее развитие) – деспотичном давлении матери, имевшем сильнейшие последствия и в моей, а ещё больше, до трагедии всей его жизни и смерти - в судьбе моего младшего брата Игоря, отверзи ему двери покаяния, Господи...
Открываю массивный красный альбом с металлическим замком: эта фотография, с обрезанными волной краями, вновь приводит меня на много лет назад, в жаркий душный летний день на Урале, в парке культуры и отдыха города Челябинска, где мне колет ноги в коротких штанишках сухая трава, но мать упорно тянет меня за руку на демонстрацию, в руке моей флажок и воздушный шарик – в стране праздник.
Да, было жарко, а значит, это не седьмое ноября, а как раз - первое мая, день трудящихся, как нас уверяли все годы советской власти, пролетариев всего мира. Более ранние фотографии, особенно та, где я среди ребят детского сада в белой ситцевой шапке с ушами - зайчик новогодний, не вызвали у меня воспоминаний. Этот мальчик, посещавший какое-то время детский сад в зоне с Контрольно-пропускным пунктом, не знает меня. Слава Богу…
Как-то летом, поехали мы в Башкирию на нашем «Москвиче-407» цвета морской волны в город Ишимбай, где жила ещё одна сестра бабушки Оли, - вот на книжной полке её большой фотопортрет на картонке фотоателье, где на обороте карандашом: «пос. Сабунчи, город Баку, 1929 год». Бабушка Оля говорила, что их отец был мастером на строительстве деревянных вышек для нефтедобычи, мастером-плотником.
Тётя Клавдия, будучи замужем за секретарём горкома партии, старым большевиком Соковым, была самой красивой и по-видимому, влиятельной, ведь отец поехал с надеждой перевестись на работу в Башкирию, под их крыло, так сказать. Ехали мы на машине по бесконечным холмам, поросшим лесом, то поднимаясь по узкой дороге, то вновь спускаясь по склонам. Всю дорогу я стоял сзади, глядя через лобовое стекло на дорогу - между отцом за рулём и дедом Мишей, сидевшим рядом на пассажирском сиденье.
Подъезжаем, помню, к деревянному мосту через речку и, осмотрев мост, решаем проехаться по воде, ведь там мелко, сразу видно. Медленно тронулись, но когда вода уже потекла в салон, застряли...
Дед пошёл в деревню за помощью.
Через некоторое время смотрим, а к нам едет от деревни гусеничный трактор, а на подножке, прямо у кабины стоит дед и командует, указывая рукой на нас, как командир гражданской войны, от которой у него остался сабельный шрам во всю спину – от левой лопатки наискось к правому бедру.
И вытянули нашу машину тросом на берег.
«Москвич» этот цвета морской волны, так и написано было в техническом паспорте, отцу купила тётя Катя и он, проведя за рулём всю жизнь, лишь однажды подставил бок грузовику на перекрёстке в Сороковке, как любовно называли свой секретный город, сами жители.
А перевернулись они с матерью однажды на чужой «Победе», возвращаясь из Свердловска, куда ездили с друзьями, и, по рассказу отца, выпили и водитель не справился с заснеженным поворотом - перекувыркнувшись, они съехали на крыше в болото, а когда стали тонуть и вода пошла внутрь, мама, по рассказу отца, закричала на него: «Что сидишь, вылазь!» Причём, это понятно, ведь она лежала вверх ногами.
Уже лет пяти я был отправлен к дедушке Мише с бабушкой Таней в деревенский дом на берегу реки Миасс. На фото в семейном альбоме - деревянный мосток над водой, где я стою с соседской голенастой девочкой Галей выше меня на голову и её сестрёнкой помельче.
Свешиваясь с досок, я наблюдал жизнь мальков у песчаного дна в прозрачной воде, а по вечерам мы сидели на скамейке у соседней калитки под сиренью, играя в колечко: «Этому дала, этому дала...» - а вот этому, нет, не дала, - проводил ведущий ладошками по нашим, сложенными ковшиком рукам и, кому оставляли камушек/колечко, тот что-то делал, а что, сейчас уже и не вспомню, какое-то желание, но вот чьё это было желание?
Плавал я и по реке в оцинкованном тазу, загребая ладошками и мечтая переправиться на остров. Рядом с мостками стояла дощатая, смолёная гудроном дедушкина лодка на цепи, а вёсла в углу сарая, где наверху сеновал. По двору ходят куры и среди них злой петух, драчливый зверь, норовивший клюнуть меня, которого я очень боялся. Дед Михаил Яковлевич разводил кроликов и во время застолья, как-то раз даже запел: «Ой, там на гори, казаки жнуть...» Лучше всех пела тётя Тамара, ведь в молодости она собиралась поехать поступать в театральное, ведь эвакуированный театр, где вся их семья, приехав на Урал, жила в предоставленной комнатке без окон – гримерке театра из Москвы.
На жареного кролика в выходной день собрались три сестры: моя мама и её сёстры Тамара и Лида. Все с мужьями. Тёти Лидиного звали Сашей, как меня. Тёти Тамариного Илья Петрович.
А когда бабушка уходила в магазин, она привязывала меня к спинке железной кровати. В отместку или из чистого любопытства, я однажды заглянул ей под длинную юбку и увидел там лишь свою прародину и больше ничего.
Бабка моя по матери, Татьяна Ефимовна, жена машиниста паровоза деда Миши, что рубился в гражданскую, будучи конным воином Красной армии, теперь на пару с ним выращивала кроликов. Всю жизнь лишь домохозяйка, она много читала и прожила больше девяноста лет.
За домом большущий огород, засаженный картошкой - помню запах её цветов - выходил прямо к реке: у калитки деревянные мостки, рядом лодка, крашеная облупившейся на солнце масляной краской. В семейном альбоме есть фотография: отец, тогда крепкий и широкоплечий - в институте играл в хоккей, стоял в воротах за челябинский «Трактор», смолит лодку с дядей Ильей, женатом на тёте Тамаре. Или это кадр из будущего фильма? Он живёт во мне, благодаря изображению: черно-белой фотографии, с волной обрезанными краями. Дядя Илья вручал мне приспособление для резки, металл хрустел по плотной бумаге, а он поскрипывал рядом кожаным протезом - ногу до колена потерял на войне с фашистами.
Брат мамы Шурик, мой дядя, погиб на этой войне от пули немецкого снайпера. Меня назвали в память о нём. А ведь говорят, что вышел отлить из блиндажа просто-напросто… и тут фашист в каске и с прицелом снайперским увидел его сквозь окуляры… хлоп! и нету моего дяди… а столько страдал, ведь за хлеб с мелькомбината посидел в заключении, откуда попросился лучше на фронт, так ему там, в тогдашней зоне было ему тяжело с блатными, что лучше под пулю… Жена красавица-еврейка потом снова вышла замуж и девочка от него, осталась с ней.
С деревянных мостков, лёжа на животе, я наблюдаю за мелкими рыбёшками - запах речной воды. Дед соорудил мне банку, закрыв ее мелкой сеткой с отверстием и я набиваю туда хлебные крошки, укладываю на дно реки и слежу, заплывающих в ловушку мальков.
Родители мои, молодые инженеры поехали строить город в Узбекистан и я целый год прожил в деревне, а потом меня забрали к себе - получили квартиру. Соцгород, то есть социалистический, недалеко от старого города с мечетью, где на минарете жил аист, возводился по проекту ленинградских архитекторов - важный объект, ведь здесь главный город с управлением Навоинского горно-металлургического комбината, а вокруг будет ещё два городка и три посёлка - там добывают уран и золото в степях и пустынях. В трёхэтажном доме с огромными балконами нам дали двухкомнатную квартиру, а во дворе был мелкий круглый бетонный бассейн, где бултыхались целыми днями дети. Галдели и плескались прямо рядом с домом. Пока не пошли в школу, я бегал с ключом на шее с утра до вечера. Мы бросались бутылками с карбидом со стройки, гоняли на великах, а однажды, подожгли мусор в подвале и повесили кошку.
До пятого класса я проучился в тринадцатой школе с обучением узбекскому языку.
Мы переехали в трёхкомнатную квартиру в четырёхэтажном панельном доме с большущими балконами - широкий, вдоль всей квартиры, с двумя дверями с кухни и из комнаты, балкон, давал простор и прохладу. Каждый день я видел во дворе строительную зону, где за забором с колючей проволокой и вышками с автоматчиками возводился новый панельный дом. По вечерам, когда зэков увозили в зарешёченных грузовиках, мы пробирались сквозь дощатый забор из неструганых досок на территорию зоны и лазили на башенный кран, проверяли бытовки, играли в войну, стреляя из самодельных ружей и пистолетов. Позже стреляли пластмассовыми водяными пистолетами, что появились в нашем «Детском мире» - это магазин игрушек возле кинотеатра «Узбекистан». Но играли всё же в войну... Старшие научили делать деревянные ружья, выпиленные из доски, с проволочными шпуньками. Оттянутые резинкой, нарезанной из аптечного бинта и прижатые проволочным курком к прибитой мелкими гвоздиками наждачке, они со свистом вылетали, стреляя сильно и больно, до синяков. Особым шиком было, из подвала, через окошко, выходящее на остановку автобуса, попасть женщине по ноге и распустить ей чулок метким мужским выстрелом. Зимой же, в редкие дни, когда мокрый снежок держался на улице день, два, цеплялись к автобусу на сотановке и проезжали так, скользя на подмётках, метров пять, шесть.
Уже в пятом классе во дворе появился парень года на два постарше. Он только вернулся из колонии для несовершеннолетних. Как-то раз мы с ним собирали бычки, то есть окурки под окнами школы, а потом он предложил забраться в зубной кабинет на первом этаже. Ловко, пятаком он отодрал рейки от окна и мы вынули стекло - я оказался внутри, а вечером мама обнаружила у меня полные карманы зубоврачебных инструментов, таких блестящих и ловких. Тут же повела меня к учительнице Нине Теодоровне. А парень с нашего двора исчез. Я же благополучно закончил пятый класс. Но и без дурного влияния я хулиганил: лазил в кинотеатр «Узбекистан» по пожарной лестнице, а затем через вентиляцию под крышу, откуда мы смотрели «Фанфан-тюльпан», французский фильм «дети до шестнадцати не допускаются». С высоты навесного потолка, чёрно-белые герои фильма имели короткие ноги, но сцену в стогу с пышногрудой пейзанкой я запомнил на всю жизнь.
Отец отвёл в бассейн и тренировки были каждый день, а во время каникул и по два раза. Помню - я участвую в заплыве с юношами в открытом бассейне. Его кадры есть в моем фильме «МИРАЖ»: пустынное голубое пространство, расчерченное дорожками, ракурс сверху, с осветительной вышки стадиона - пришлось ассистенту оператора затащить туда камеру и штатив, а оператору полазить вволю по ступенькам. Так вот, в заплыве меня, мальчика, имевшего второй юношеский разряд, поставили со взрослыми, лет по шестнадцать. Сто метров вольным стилем: «На старт! Внимание!! Марш!!!» - выстрел стартового пистолета и девять парней бросаются в воду, я вместе с ними. Несколько гребков - из-под руки, на вдохе вижу, что иду чуть впереди всех, но тут же включается разум: выдохнусь, резко взял, надо беречь силы, они ведь сильнее меня, старше. Я сбавил и проиграл. До сих пор жалею, что доверился уму, а не чувствам.
Объехав с командой весь Узбекистан, я много выигрывал - радость победы и внимание зрителей - это помогает жить.
Черно-белая фотография: в день демонстрации празднования октября, отец мой тридцати пяти лет, в лёгком светлом пальто, улыбается, положив мне руку на плечо - девятилетнему, в белом берете, а на втором плане к нам бежит мой друг Женька Двуреченский и трёхэтажные дома с большими балконами, воздушными и лёгкими, с круглыми отверстиями - воздух в ожидании солнца… В моей памяти нет этого кадра, но вот передо мной фотография на бабушкином комоде - изображение останавливает время. И вот, в трудные девяностые я встречаю Женьку в московском кафе на «Смоленской», где он починяет электроплитку хозяину с гордым кавказским профилем. Женя, ты ведь давно закончил авиационный институт? Почему здесь?!
Помню, в пятом классе учился, и возвращались мы как-то с соревнований из Ташкента - у меня в пустом чемодане только мамин паспорт и ещё не просохшее полотенце. На вокзале, глядь, а вот уже и нет чемодана, спёрли. И вот лежу я на пыльной, третьей полке плацкарта и плачу. Горько. Мама громко кричала, ведь в очередной раз я сделал что-то не так. И я ушёл из дома. Поехал на вокзал. Подошёл к товарному составу, чей хвост затерялся в жарком мареве степи, сел на ступеньку вагона. И долго так сидел. Вдруг загрохотали железные сцепы вагонов - волна дошла до меня и я поехал. Куда? Через несколько метров я спрыгнул, а уехал окончательно, лишь когда мне стукнуло восемнадцать уже из Подмосковья вернувшись в город своего детства – в Навои.
Переехав с родителями в Подмосковье, я был потрясён полным отсутствием каких-то неписаных правил драки - здесь мальчишки творили что попало. Однажды деревенские хулиганы просто держали меня за руки вокруг дерева, и придавив спиной, били по лицу. Просто я танцевал с их девочкой в пионерском лагере под песню из репродукторов административного корпуса: «В каждой строчке, только точки, после буквы «Л», вот и всё, что я сказать хотел».
А в Навои люди были другими, похоже, они знали какие-то верные правила жизни.
Уезжали мы из Азии с отцом в 72-ом, на железнодорожной платформе, перегоняя, таким образом, наш новый «Москвич - 412» с модными четырьмя фарами. Путь наш лежал через пустыни в город Красноводск на берегу Каспия.
На полустанках мы стояли по бортам платформы с пустыми бутылками, грозя пацанам, чтобы не кинули камень. Отец ходил к начальнику станции и как комиссар требовал отправления поезда, прикладывая десятку. Красную с Лениным. Сквозь песчаные бури, закрывшись в машине и обливаясь потом, мы переносили тяготы переезда. На берегу моря погрузились на паром и плыли до Баку. Огромный корабль и я маленький такой, двенадцатилетний брожу между громыхающими железнодорожными вагонами в трюме, по лестницам и коридорам морского парома.
Из Баку, через Невинномысск своим ходом к Москве. Заезжали к бабушке Оле и тёте Кате в Воронеж, где они к тому времени обосновались в кооперативном доме. В одной комнате Ольга Гавриловна с мужем Василием Семёновичем, участником войны, а во второй с точно таким же телевизором и комодом (в них теперь и хранятся альбомы с фотографиями трёх поколений советских людей) жила сестра бабушки Екатерина Гавриловна, тётя Катя, как вслед за отцом привык говорить и я.
Поселились мы в Протвино, городке физиков под Серпуховом, здесь строился самый большой в мире синхрофазотрон. И тут же я попал в пионерский лагерь «Ветерок» на всё лето. Два моих длительных отстутствия: год в деревне на реке Миасс и три месяца, три «смены» в лагере. Большие двухэтажные корпуса на опушке леса, высокий берег реки Протвы, а на другой стороне село Троицкое с полуразрушенной церковью. Однажды ночью с пацанами мы ушли за территорию лагеря. Путь наш лежал через реку. Сняв одежду, мы переправились на другой берег, неся свои вещи на голове. Впереди нас ждал таинственный подземный ход, соединявший церковь и берег реки возле мельницы. И ведь забрались мы под землю, где нашли заваленные хламом подвалы. Вожатый всем отрядом водил нас в походы, мы соревновались в футболе и плавании. Вечером у костра вожатый пел под гитару: «А ночью звёзды сыплют в августе, ты загадай желанье по звезде...» Очень хотелось домой. Родители появлялись лишь в «родительский день», когда лагерь семьями расходился по территории и мамы кормили своих чад домашней едой на траве под деревьями.
Следующим летом я поехал в Крым. Пионерский лагерь имени Олега Кошевого в Евпатории. Там было хорошо. Море, победа в соревновании лагеря по плаванию и красная лента через плечо с золотыми буквами: «Чемпион». Вожатый, "оскарик" брал меня с собой купаться по ночам. Родители где-то неподалёку отдыхали «дикарями» и заезжали ко мне один раз. Мать и Василий Семенович кормили на пляже вишнями...
В Протвино строили синхрофазотрон. Институт физики высоких энергий разгонял по кругу, диаметром пятьсот метров, мельчайшие частицы, изучая их свойства по следу, оставленному в пузырьковой камере «Мирабель», французского производства.
В школе нам преподавали французский язык. Дети специалистов из Франции вызывали наше восхищение - у них были блестящие велосипеды с белыми шинами! Возле их домов стояли красивые иностранные машины. Летом приехали дети коммунистов из пригорода Парижа, Бобиньи. Тех, кто хорошо занимался языком, направили в пионерский лагерь с ними. Мы жили в одной палате и научив друг друга матерщинным словам, ругали их воспитателя по-русски, они же нашего вожатого по-французски.
Маленький Жиль, ночами, встав на своей кровати у окна, рассказывал, будто бы брат его старший - мафиози и он когда вырастет, тоже станет зарабатывать деньги вместе с ним.
Как-то раз, после наших шуток о лягушках, он, по нашей же просьбе, наловил лягушек, чтобы приготовить нам. И они долго плавали в раковине общего туалета, дожидаясь своей участи, но так и протухли.
Рыженькая, конопатенькая девочка Марин Консини, написала мне письмо.
Девчонки сказали, что она плакала ночью и говорила, что любит меня.
Самая старшая из них, шестнадцатилетняя Ивонн подружилась с деревенскими парнями и ходила в обнимку. Мечтала приехать на своей машине в Москву.
Как-то раз, я попал с гости к семье французов, сдружившись с их мальчиком. Большая квартира, соединённая из двух соседних и огромная гостиная, где я, пытаясь поддерживать беседу, отвечал на вопрос его мамы, как я проведу лето, цитируя) целыми кусками упражнение из учебника про путешествие на теплоходе по Волге.
В Протвино бассейна не было, и я, пару раз съездил на автобусе в Серпухов, но там был маленький двадцатипятиметровый, да и далеко.
Отец посоветовал секцию бокса. В подвале дома нас тренировал участник олимпийских игр по бегу с барьерами, но в своё время Столяров любил бокс и на олимпиаде в Мюнхене (или Токио?) был спарринг-партнёром самого Попенченко.
Мой итог: шесть боёв и четыре победы плюс (+) умение драться.
Первая моя девочка была на год старше меня. Мы танцевали на её дне рождения и я нащупал под её платьем тёплые байковые панталоны. Как-то я пришёл к ней в гости и мы поняли, что такое мужчина и женщина. Два раза. В лагере я влюбился безнадёжно в Лену Трошину, что приезжала к нам из Саратова каждое лето. На фотографии мы стоим всем отрядом на пляже возле Протвы. Я почему-то с гитарой, на которой так и не научился играть. Но отстутствие слуха было не полным и в школе меня посадили за ударную установку. Солист Женька Трошин пел стихи Есенина: «Я по белому снегу бреду! В сердце ландыши вспыхнувших сил!!!»
А потом отца с повышением перевели в Селятино, посёлок городского типа в сорока километрах под Москвой, где был трест «Гидромонтаж» того же министерства среднего машиностроения, которое и строило по всему Советскому Союзу атомные станции, рудники и ракетные точки. Отец получил отличную трёхкомнатную квартиру на втором этаже тридцатого дома. В посёлке бассейна не было и мои регулярные занятия спортом закончились, зато в девятом классе я бегал по лесу на лыжах во время урока по физкультуре (физической культуре). «Лошадиный вид спорта», - сказал я, еле дыша на финише.
Школа встретила меня неплохо. Трёхэтажное здание сталинского времени, ещё старые парты с откидной крышкой и дыркой для чернильницы. Приметил черноволосую восьмиклассницу, когда она в гардеробе переодевала «вторую обувь» и приподняла ногу в колготке, застёгивая замок на сапогах, обнажая зрелую ляжку. Как-то оказались в одной компании, прогуливаясь по единственной улице «от бани до клуба, от клуба домой - о, господи, что же мне делать с собой!?» и она говорит: «Мы с тобой одной крови»... Еврейка, она поверила моей шутке о том, что я еврей. Это я выдал, когда только появился первые дни новеньким в классе, видать, отличиться хотел. Потом в Чили пришла к власти хунта Пиночета и я организовал свою «хунту» в нашем классе и, написав рукой высокого полноватого парня Вовки Л. некий манифест, постановил его руками избить того восьмиклассника, что высказывал неудовольствие по поводу моих встреч с Б., которую я уже целовал у подъезда её дома, а мама её, возвращаясь с работу увидела. Запретила ей встречаться, но весной мы всё же ушли… далеко в лес… и я лишил её девственности - весь зад мне комары искусали. Б. потом пошла на поляну т присела над водой ручья, видать, старшая сестра научила, которая всегда, помню, в их большой четырехкомнатной квартире, лежа на диване в своей и поставив телефон на пол на длинном шнуре, чего у нас дома никто не делал, говорила часами со своим дружком. Б. потом говорила, что лежала целый час в горячей ванне по совету сестры.
В десятом классе уже бренчали на акустических гитарах со звукоснимателями сразу песню битлов «Энд ай лав хё!»
Пел Морозов, а я как всегда пытался стучать на барабане. В спортзале (спортивном зале) играли как-то раз на вечере (вечеринке) и Земнухов, помню, как заорёт в микрофон от магнитофона, того, что был в комплекте для записи речи – кричит вдруг: «Ай кей! Гет! ноу!!», а я тут же лихо зазвенел тарелкой, повесив на неё для звучности связку ключей с длинной цепочкой.
Учительница подходит и спрашивает: «Где ты научился, Саша, так здорово играть»?
Боксёрские замашки срабатывали пару раз сами собой, на автомате. Однажды, зажав в кулаке болт, рассёк бровь парню, за то, что он осмелился первый пригласить меня в туалет «поговорить». Я вошел с одноклассником К., он тоже боксом увлекался. Он придержал дружка того, что сидел лениво на подоконнике. Я подошёл и прямо с ходу - врезал. Вот и весь разговор.
Однажды, после уроков встретил меня деревенский хулиган, из той деревни, на месте которой построили поселок городского типа для треста, что строил по всему миру ракетные точки и атомные станции. Тогда ещё напротив клуба цела была эта деревня и этот – вся морда в оспе – жил там. Я кинул ему в лицо недокуренную сигарету и тут же вдогонку провёл серию ударов – все успокоились. Отличник Помазаг даже попросил научить его тоже так, боксом.
А через год после выпускного вечера и поступления в МИСИ, когда принялись одного за другим забирать одноклассников в армию, сидели мы дома у К., того что поддержал меня в драке, боксера, у него на проводах выпивали и Петруха, эдак презрительно повелел мне поднять пепельницу, что я уронил, а я как раз собирался это сделать. А надо сказать, что тогда уже все принялись пить водку. Хорошо, что я уехал вскоре в Азию, где мы пили по жаре только сухое. Так вот, этот хмырь, сильно выше и здоровее меня, неуважительно так повёл себя, ну и вызвал я его в подъезд, где нас тут же и разняли. Но нет, я не успокоился и попросил Лучу придержать его приятеля, когда мы вышли на улицу. Принявшись бить, я остановился только тогда, когда уже лежащего на асфальте Петруху, сбитого дву3мя куоаками, сжатыми в замок, пнул просто по голове массивным своим туфлем «на платформе», югославским с бордовыми на черном разводами. Да ещё и пару раз просто по лицу. На следующий день приходит друг мой Морозов и говорит: Ну, всё Вася, ****ец тебе. К Петрухе приходил участковый…
Но Петруха, молодец - сказал, что избили его шестеро апрелевских у станции. С апрелевскими тогда постоянно бУчкались (дрались). Они приехали однажды на танцы в наш клуб, а мы уже поджидали их на мосту через железнодорожные пути и сверху прямо - обстреляли бутылками, как только они вышли из электрички. С Петрухой потом всё обошлось, но с тех пор я побаиваюсь бить людей. По крайне мере, первым не начинаю. Да ещё и пример моего младшего брата, оставшегося с родителями, когда я уехал в город своего детства и ставшего совсем уж… больным, похоже… но нет, это отдельная песня. Позже.
Поступил я в МИСИ единственный из двадцати человек, направленных нашим трестом «Гидромонтаж» на учёбу от треста. В школе долго болела учительница по математике и никто не знал её, эту науку, а мне просто повезло - списал у медалистки, познакомившись с этой яркой блондинкой с папой, жившим на Кутузовском и строившим по миру хранилища для зерна. Но уже после первого курса я никак не мог сдать этот экзамен. Раз шесть, семь сходил, а потом плюнул и уехал в Навои. Город моего детства.
Последнее лето в России я провёл весело - поехал на «шабашку», где под видом стройотряда (строительный отряд) мы строили коровник в селе под Петропавловском (Казахстан). Через несколько дней ужасной работы с утра и до заката – а я просто таскал носилки с раствором от бетономешалки до коровника - мне командир доверил водить (в школе у нас было автодело) старый грузовик «ГАЗ-51». И я в своей майке, покрашенной мной по рецепту журнала «Америка» пятнами и разводами в красно-белый цвет, заруливал по селу с солнцем на юной груди. Вечером пошли в клуб, где меня после очередного медленного танца с местной девушкой, вызвали деревенские за угол и сразу выписали в челюсть. Юный студент слетел с ног от мощного удара тракториста, но всё же пробрался потом ночью в помещение детского сада, где она работала, но не дала.
Как-то раз старшие товарищи подговорили меня отвезти их на машине на молочную ферму к дояркам. Поздно вечером, с ящиком портвейна и матрасами в кузове, мы прибыли на ферму. Потанцевали, я напился как-то быстро и улёгся в кузове спать. Слышу спросонья - кто-то пытается завести машину. Сажусь за руль, а товарищ мне помогает переключать скоротсь. Так доехали по степи вдоль столбов, а у входа в подъезд двухэтажной общаги нас ждал командир и всех оштрафовал. Меня на пятьдесят рублей, а заработал я восемьсот, по тем временам крупная сумма. Вручал нам их командир только в самолёте, чтобы не перепились ещё в Казахстане. Проходили в его салон и получали.
Месяц гулял я по барам и кафе столицы и даже однажды приехал на геодезическую практику с сумкой пива на такси. Сумкой из парашютного шелка с надписью вышитой зеленым мулинэ: MISERY.
Мама кричала: Не работаешь, не учишься, только ешь. Однажды они это сделала во время обеда и я скинул на пол хлебницу. Тяжелая глиняная раскололась пополам и мать подняв половинку, врезала мне ей о голову и тоже пополам, не голова, нет, а эта самая тарелка, будь она проклята, потому, что тут же сработала подсознательно тренированная боксом реакция – я ударил мать, она упала, приехал отец из отпуска и я пролетел большую комнату до батареи, хорошо это уже были гармошки, а не те литые чугуняки… Засобирался уезжать. Чтобы не загреметь в армию и через год восстановиться в институт, я решил уехал в Навои, город моего детства. Папа написал рекомендательное письмо другу и позвонил, чтобы встретили в Навои.
============================================
На Казанском вокзале мы сидели с ним в нашей голубой машине, «Жигули-01» и он сказал, протягивая деньги, семьдесят рублей: «Вот, извини, больше не могу ничего сделать». Он уже тогда полностью зависел от жены, нашей с братом матери, женщины с крестьянскими корнями, то бишь, сильными, крепкими нервами, напористую, которая, однажды даже бабушку Олю, его, отца то есть моего, маму выгнала, проорав, чтобы уезжала. И бабушка Оля уехала к сестре. У них тогда была квартира кооперативная в Воронеже. Там они и жили. Тётя Катя (так называл её отец) и бабушка Оля, одна в одной комнате, другая в другой. С Ольгой Гавриловной ещё её муж Василий Семёнович, высокий пожилой мужчина, фронтовик из Харькова. В одной комнате стоял комод и на нём телевизор, и в другой комнате такой же точно комод, а на нём точно такой же телевизор. Одинаковые. И подушки помню, всё те же круглые китайские подушки. Мой брат Игорь проучился у них весь первый класс, человеком был милым и скромным, а когда родители переезжали в Селятино, так же как я в деревне, прожил несколько месяцев у бабушки Тани и дедушки Миши в деревенском доме на берегу реки Миасс под Челябинском, когда они переезжали в Навои, куда перенёс меня поезд за трое суток.
* * *
Это была прелюдия, а вот и первая часть Трудовой Книги:
рано утром поезд подходит к станции Навои, за окном мелькают редкие огоньки в степи. И вот здание вокзала. Встречает меня дядька татарского вида, везёт к себе домой, в квартире пятиэтажки мне стелят на раскладушке, а на следующий день я поступаю на работу. Вот она, первая запись в трудовой книжке:
СВЕДЕНИЯ О РАБОТЕ
До поступления в МСУ-79 трудового стажа не имеет
Монтажно-строительное управление № 79 треста «Промэлектромонтаж»
17. 12. 1976
Зачислен водителем 3 класса на все марки автомашин. Присвоен 3 разряд слесаря по ремонту автомашин.
Теперь я выезжаю из гаража рано утром. Лето и уже давно рассвело, солнце светит ярко. А облаков нет никаких и нигде. Через пару часов становится жарко. Мощный двигатель бортового «УАЗика» расположен рядом со мной прямо в кабине. Есть демультипликатор и включая его, я получаю все четыре ведущих колеса. Можно мощно переть куда попало, что я и делаю, попав на хлопковое поле. Это когда я преследовал бабаЯ на «Москвиче» по просьбе ары, которому прищемил бабай руку дверцей, захлопнув её, не договорившись с ним об оплате. Тот с другом голосовал и остановил его зелёный рыдван, но то ли бабай много денег запросил, о что, не знаю. Но когда я увидел голосующего человека, я остановил и он вскочил в кабине, а друг его в кузов: Догони того бабая, он мне руку поранил! И я помчался вдогонку. Погоня закончилась в старом городе, где за мечеть бабай свернул в переулок, а я не зная города, туда за ним, где увидел вывеску «МИЛИЦИЯ», возле которой он и остановился, а я вынужден был проехать дальше, где и упёрся в хлопковое поле, вспаханное для засеивания. Попытался по нему рулить, но понял, что надо возвращаться, что и сделал. Но улица одна и я медленно подъехал к милиции, где меня уже ждали менты с добрыми узбекскими лицами.
Аров в одну камеру, меня в другу. Вызывают: У тебя же машина, ты без хлеба не останешься... - заговорили на общие темы, за жизнь. Предлагаю деньги и они меня опускают за ними, оставив у себя права мои и машину. Еду к девушке, с которой познакомился недавно в молодёжном кафе «Флора».
Нина Суходоева, электрообмотчица с Ремонтно-Механического завода, неплохо, да? Дала она мне сорок рублей, отвёз и забрал свой автомобиль без проблем. Что с арами, не знаю; думаю, откупились.
-------------------------
Саша Кузнецов
33 мин. ·
искал афишу показа Миража (35мм 3 части 1992) - в Париже, не так давно, в 010ом году, а наткнулся тут на кадр: отвалы урановой руды в Уч-кудуке, где прожил, только женившись второй раз в Навои, на женщине с такой же фамилией, как у меня (ну, думаю, судьба(-), даже тогда на девчонке 18 лет.., когда мне уж, инженеру, стукнуло 26.
и вдруг - повестка - бронь сняли и пора воевать Афган...
А вот *** вам!
нашего молодого дискотечника (по вечерам я руководил дискотекой во дворце культуры Фархад), недавно привезли в цинковом гробу и все там, в городе имени поэта Навои, знали что к чему.
ну и отправился в командировку, чтобы получить отсрочку, ведь через 3 месяца (!) мне должно было исполниться 27.
Уч-кудук среди песков и никаких тебе садов, орошаемых день и ночь водой реки Зарафшан, как в Навои, а тут - зоны кругом, в одной из которых я и был механиком по монтажу башенного крана, ни уха не рыла не смысля в этих чертежах, хоть и закончил вечернее отделение Навоинского филиала ташкентского политехнического института. Но ничего - зэки поставили и, когда уезжал, говорят: "Санёк! Дать тебе телефон дяди Васи? В Москве живёт..." А я молодой, не понял: "Зачем? какой дядя Вася?" Кто знал тогда?!..
До этого, пока не перешёл на 3 курс, днем работал шофёром, ведь права получил в подмосковной школе, где вместо уроков черчения было автодело, потом перевелся электро-монтером ремонтником, убедила первая жена, от короткого брака с которой и та самая дочь, что как раз ищу в моем фильме в кадре пребывая (полная, кстати импровизация).
Я ищу в кадре свою/электрообмотчицы Наташу, тогда ей было 14 лет...
Так эта жена меня и убедила, мол, квартиру получим, говорит, я же электрообмотчица... Ё! будем, грит, суля мне жизнь не в общаге с корейцем жрущим водку с недоваренным рисом, а вот, смотри - однокомнатная моей тетки на Толстого 2-21...
---------------------------------------------
а вот и фильм про дочь мою Наталью Александровну:
фильм MIRAGE (35mm, 30 min) – sous titres fr.
здесь начало: https://www.youtube.com/watch?v=_WhHNC6JZW4
отрывок:
- - - - - - - - -
. . .
17 03 1977 Уволен по ст. 35 п.5 КЗОТ Уз ССР ( в порядке перевода на РМЗ НГМК) ст. Инспектор О.К. (Блинова)
Нина Суходоева отдавалась мне в комнате, общей с сестрой, а та делала вид, что спит. В результате моих юношеских настойчивых действий, электрообмотчица на два года старше меня, просто напросто забеременела и пригласила в квартиру своей одинокой тётки, что получила она к пенсии и уехала на малую свою родину в город Глазов. Завод дал ей, одинокой пенсионерке, однокомнатную квартиру на улице Толстого - четырёхэтажный панельный дом рядом с больницей. Вышли мы на балкон и она задушевно так говорит, Нина то бишь: «Здесь мы могли бы жить, если бы поженились...» Я попытался как-то сбивчиво объяснить, что детей пока можно не заводить, но как только про беременность прознала её мамть, работница литейного цеха РМЗ, тут же заявила, что мы мол, воспитаем, поможем и надо рожать. Правда, это было уже после свадьбы. Незадолго до неё я пошёл вместе с Ниной на главпочтампт и заказал переговоры с домом. Трубку взял отец.
- Что ты скажешь, если я женюсь? - был мой вопрос отцу.
- Ты ведь всё равно поступишь так, как сам знаешь.
Свадьба происходила в кафе, было много народу. С моей стороны не было почти никого. Лишь друг детства Витька Вальтер по кличке Пистолет. Он был свидетелем. Отец прислал новый холодильник «ЗИЛ» - большой современный высокий прямоугольный и белый, пока обитый досками, я получил на вокзале. Тогда такой можно было получить лишь в очереди по талонам на том предприятии, где ты работал долго и упорно.
В роддом я пришел с пластмассовыми цветами, правда это был ноябрь и живых я не нашёл. Но всё же - каков сюрреалист…
Потом начались ссоры. Помню лишь некоторые беседы, перекуры на кухне после купания Наташи, когда она уже уснула. На кухонке рядом с новым холодильником. Потом она начала по всякому поводу уходить к родителям. Первое время я ябсолютно не мог оставаться один. Плакал, ходил просить прощения, но однажды моё терпение лопнуло и я, подпив изрядно, поругался в их квартире, где мне открыли дверь после долгих моих причитаний из подъезда. Тесть, сталевар небольшого роста, пошел на меня со стулом, переломав о мои руки ножку. Тогда я проник на кухню, где Галка, её сестра пыталась со мной бороться, но я, порвав ей золотую цепочку на груди и приговаривая: «Гага - северная птица, она мороза не боится» сунул жене свежий торт в лицо, сорвал со стены посудный шкаф и ушёл.
За это время я вдруг однажды встретил возле кинотеатра «Узбекистан» одноклассника из Селятино Виталия Шлапкова. Мы были с женой и я пригласил его в гости, а он успел сказать, что его распределили после окончания Новочеркасского политехнического в Навои на должность мастера механосборочного цеха на РМЗ. К тому времени мои тесть с тещей убедили меня перевестись из шоферов в ученика электрика на их завод, мол, так быстрее получите квартиру. Жена - электрообмотчица, я - электромонтер-ремонтник, а они оба в литейном цеху - рабочая династия во главе со сталеваром Николаем Суходоевым!
04. 04. 1977
Принят в ремонтно-механический завод переводом - подсобным рабочим по 2 разр.
12. 07. 2977
Установлен 2 разр. Эл.монтёра ремонтн. И переведён эл. Монтёром по 2 разр.
И послали меня в командировку на золотоизвлекательную фабрику в Бесапан, это рядом с городом Заравшан. Ехал я рейсовым автобусом часа четыре по раскаленной пустыне среди барханов и высадился у поворота на Бесапан, прямо над железнодорожной одноколейкой, по которой ходило "мотание" - это пара вагонов, возивших рабочих на фабрику из города. Проголосовал небольшому автобусу, где ехали уголовного вида мужчина и молодая женщина, буфетчица, как потом оказалось. И я уставился в неё молодыми напористыми глазами. И вдруг этот блатной, нахраписто говорит мне:
- Ты чё на женщину так смотришь?
Поселили в огромную комнату на втором этаже административного здания, где было множество мух и работяг, которые спали, спасаясь от жары влажными простынями, натянутыми над сетчатыми койками, такой как бы палаткой.
Лежим мы как-то раз, рядом, через тумбочку на своих койках с молодым электриком из Навои и он мне принимается рассказывать анекдот, как пришел с зоны в свою деревню хохол весь в татуировках, а мать говорит соседкам:"Весь истыкан, як зэбра, и кличка какая-то: пидарас"...
А через три койки от меня лежал, недавно освободившийся коренастый и кривоногий, весь расписанный крепыш, старше нас лет на десять, не меньше.
Мы расхохотались, а он, услышав конец анекдота, принял на свой адрес последнее слово и, зная содержание анекдота, вскинулся - я успел только ногу согнуть в колене, чтобы встать навстречу его движению – но он уже вскочил... -
- ...и мне в колено воткнулась финка - в левую, уже согнутую ногу. Я тут же попытался её вынуть, но он уже подходил ко мне и, выдернув финку из моего колена, стал просить не говорить никому, а то его опять закроют. Но рана была неглубокой и я, похромав пару дней, забыл об этом инциденте.
Электромонтёром работать легче, ведь мастер направлял куда-нибудь менять электродвигатель на территории довольно большого завода и ты шёл за своим старшим товарищем, а у меня был такой мужик довольно уже пожилой, что любил задвинуть утром за доминошным столом солёный анекдот про солёный огурец: "Как секель! - говорил он и ржал довольно, громче всех, а так ничего себе такой, вполне безобидный. Но всё это было мне в тягость и часа этак в чеытре, я переодевал замасленную спецовку и, пройдя в сторону электромеханической мастерской,где заправлялись кары, забирался на шиферную крышу, осторожно проходил по забору, перешагнув через колючую проволоку, спрыгивал на землю уже на свободной стороне в лесопосадке и, минуя проходную, где уходящих раньше просто записывали по пропуску и в конце месяца лишали премии, направлялся домой.
=========
14. 11. 78
Установлен 3 разряд эл. монтёра по ремонту эл. оборудования
17. 12. 1979
Переведён слесарем-ремонтником по 3 разряду
===========
И тут мне повезло - я стал белым человеком. Мне не нужно было переодеваться каждое утро в спецуху по понедельникам, пахнувшую свежей хлоркой, а в остальные дни потом и маслом. Мы с Серовым Андреем, с которым познакомились во время моего кратковременного обучения в МИСИ, откуда меня исключили после первого курса за не сданную математику - восемь раз ходил сдавать, совершенно не понимая о чем речь, ведь на вступительных я списал у медалистки: помню, перед экзаменами сидели мы с ней на скамейке Кутузовского проспекта, где она жила и я говорил о своём отце:"Папа пашет целый день с утра до вечера" - используя слова из домашнего обихода моих родителей-инженеров. А девушка так мило спрашивает:"На тракторе?" Да, нет, говорю, папа - инженер-механик, ну, вроде начальник, небольшой, конечно, но всё-таки. А Серов в институте подошёл, как к навоинскому человеку ко мне и мы познакомились. Такой, слегка восточного типа с широким носом, то ли перебитым, то ли родился так. Посоветовался со мной, насчёт купить пакетов целлофановых, фирменных. У нас тогда в институте, фарцовщики вовсю торговали ими возле буфета и я там сл всеми перезнакомился, будучи очень коммуникабельным, даже продал джинсовую куртку моего селятинского товарища Хэнка за 80 рублей - бешеные деньги по тем временам (стипендия была 40). Ну, отдал половину Хэнку и наварился, что называется. Серов там что-то тоже пытался с фирменными пакетами провернуть. Помню по три рубля, что ли они шли, а он думал по пять загнать. Партию хотел взять.
Так вот мы с ним в Навои, а я, первым делом, только приехав в Навои, заявился к нему - его тогда уже выгнали ещё раньше меня или он сам домой уехал. И теперь на заводе он работал тоже ради брони от армии, но на чистенькой работе - бригадиром "светиков", то есть попросту лампочки менял. Его устроил папа, что был начальником местной футбольной команды "Зарафшан", игравшей во второй лиге, а мама - учительница, русская женщина.
И мы решили организовать от нашего комитета комсомола дискотеку в ресторане «Кызылкум». И даже нас уже ввели в состав комитета комсомола, но потом, приобретая для дискотеки магнитофоны и телефизор (цветной!) Серов меня отторг, оттеснил, так сказать и при этом, мне передали, сказал Горностаеву, что Саша, мол, фарцевал пакетами в Москве. Нельзя ему доверять деньги. Так моя дискотечная карьера направила меня к Наилю во дворец культуры и, слава Богу, подальше от комсомола.
Наиль работал в то время на ГМЗ, гидро-металлургическом заводе, где кидал лопатой на транспортёр урановую руду. Всего-навсего там обогащали уран. Наиль был музыкантом, имея опыт работы на свадьбах.
===========
05. 05. 1980
Переведён оператором на установку «Сигнал» по 3 разряду
===========
Установка "Сигнал" находилась на втором этаже пристройки к большому механосборочному цеху, где в ряд стояли станки, а в кирпичной кладке стены, застекленное длинное на уровне третьего этажа, под самым потолком высокого цеха. Оттуда я теперь наблюдал за рабочими, копошащимися внизу у своих станков, помню там ещё были "ДИП-500" и "ДИП-300" - "Догнать и Перегнать", видимо, Америку имелось в виду. На них установили дистанционные пульты с кнопками и красными лампочками, где работяги должны были отмечать свои перерывы, по причине перекура или недоставки к станку болванки для обработки, или отсутствия инструмента, или ещё почему, но в большинстве своём не отмечали, а некоторые саботажники просто их ломали. Мне делать было особо нечего, так как самописцы я включал с утра, зажигал демонстративно свет и ложился досыпать на стульях, или писал программу к дискотеке, где по вечерам я и жил полной жизнью.
Дискотечное движение в Навои началось, по-моему, в одно время с Питером, откуда Валера Шахов получал магнитофонные записи. Посылки шли через всю страну по почте, где их забирал младший брат Сергей, ведь Валера стал инвалидом, прыгнув в реку Заравшан головой вниз, угодив в камень. Теперь он жил лёжа, а на дискотеку друзья, во главе с братом прикатывали его на инвалидной коляске, усаживали возле пульта и он вёл программу, говоря в микрофон о музыкальных новостях всего мира.
Какое-то время его женой была модная узбекская женщина Мукадас Акзамовна, режиссёр народного театра дворца культуры "Фархад". Между собой мы её называли Кому Даст Экзэмовна.
Через несколько дней после приезда я оказался у дворца культуры, где наверху происходил какой-то праздник, двери уже закрыли. Я разглядывал афиши, когда ко мне подошла стройная блондинка и пригласила наверх, сказав, что её муж ведёт дискотеку. Это была Лена. Высокий, бородатый Наиль вёл программу, а я принялся ухаживать за подругой Лены.
Потом мы пошли в гости к Лене - у них тогда ещё не было своей комнаты, которую позже получил Наиль, работая слесарем завода по обогащению урана. Помню, Лена играла на фортепиано. Так началась наша дружба - Лена оказалась моей ровесницей, а Наиль на четыре года постарше. До дискотеки он играл в вокально-инструментальном ансамбле, разъезжая по свадьбам.
В "Фархаде" работал клуб "Граммофон" куда я пришел с привезёнными из Москвы дисками, по совету встреченному мной в коридоре административного корупуса, пристроенного к механосборочному цеху (к тому времени я уже стал диспетчером, белым человеком, которому не надо было переодеваться в засаленную робу, а чистое вешать в узкий металлический серый шкафчик среди сотниу точно таких же. Ну и вонь там стояла...
Юра Паламарчук, инженер из конструкторсокго бюро, чертивший целыми днями у кульмана, и чтобы не охуеть, по выходным ехал на автобусе на широкий арык, где ловил в одиночестве рыбу... Поймал в итоге... - но эта песня о судьбе чуть позже...
Он меня и привёл в клуб филофонистов "Граммофон". Там были люди постарше меня, хотя в то время - большинство людей были постарше меня, ведь я отметил в Навои своё девятнадцатилетие в 1977-ом году.
А только прибыл с поезда меня встретил ночью друг отца и поселив у себя, устроил на работу в МСУ-37, где моя мама когда-то была председателем профкома (профсоюзный комитет). Так началась моя трудовая деятельность с профессии водителя бортового "УАЗика" – ведь водительские права я получил профессиональные, сразу же по окончании селятинской средней школы №1, где вместо черчения нам преподавали автодело.
Перед новым годом, самым первым в Навои, мы собрались у друга Наиля, Олега Запорожца в его однокомнатной квартире на пятом этаже, где он тогда жил с женой Татьяной. Весь день я на своей служебной машине разъезжал, закупая напитки и так сильно устал, что уснул, не дождавшись полуночи…
В клубе "Граммофон" решили создать танцевальную программу, чтобы не хуже Наиля, и я вызвался вести её. Так я стал диск-жокеем и конкурентом своего нового приятеля.
Как-то раз, помню, в Фархад" приехал с гастролями Боярский и Наиль, не приглашая меня, с гордостью, встретив коридоре, на ходу сообщил, что ему некогда - сейчас к ним в дискотеку придет Боярский! И мы с ним как-то всё время поглядывали друг на друга словно соперники, но вскоре его сотрудник Виктор накапал на Наиля в суд, да не в товарищеский, а сразу в уголовный. Дело в том, что в ту пору ещё не разрешали самоокупаемости коллективов, и директриса оформляла ребят слесарями на полставки, а Наиль эти деньги собирал как бы на пленку и магнитофоны, которые стояли у него дома и он на них халтурил по свадьбам, благо опыт у него был. Так этот парень его заложил, написав заявление, что их аппаратуру украл Наиль. Был суд, но его амнистировали в связи с приближающейся Олимпиадой. Да и, видать, отец Лены помог, он был не последний человек в горном комбинате.
Работая диспетчером, я учился на вечернем отделении Ташкентского политехнического института, открывшего у нас свой филиал. Там же учился и заводской секретарь комитета комсомола Саша Горностаев, он был на несколько лет старше меня и как-то мы разговорились в коридоре, где на том же этаже, где моя диспетчерская, располагался профсоюз и комсомол. Курили на лестнице и он поведал о создающемся по решению самого Рашидова (первый секретарь ЦК КПСС Узбекистана) хлопкоуборочном отряде, где будет десять комбайнов и надо будет хлопок собирать и, мол, много соберём, будут поощрять, ты ведь стоишь в очереди на квартиру? Ну вот. Будут ковры, машины, холодильники и мотоциклы выделять без очереди. Будешь диспетчером? Ты же в институте учишься? Но надо будет, говорит, перевестись слесарем в авторемонтный цех, где он сам до комсомола и слесарил.
В трудовой появилась девятая запись:
26. 09. 1980
Переведён слесарем по ремонту строительно-дорожной техники и тракторов по 3 разряду.
И потом я месяца два жил в поле в вагончике, где в одной половине был кабинет начальника отряда, а во второй половине диспетчерская. Целый день сидел за рацией и переговаривался с комбайнёрами: "Слушаю!! Ватерпас! Ватерпас! Это я - Ватерпас! Чё надо? Что у вас? Шнек полетел? Высылаю техпомощь!" И машина "летучка" неслась по пыльным дорогам через хлопковые поля Нарпайского совхоза на замену шнека, везла сварщика с инструментом, кислородные баллоны и всё такое.
Вечером за вагоном русский парень сварил горелкой медный чилим. Это теперь в московских магазинах стоят кальяны, а тогда я впервые затянулся полной грудью через воду конопляным дымом с молодой здоровой жадностью и тут поплыл куда-то в сторону и вниз...
Присев на свою раскладушку - как раз приехал Горностаев - я видел его над собой огромным широкоплечим и со всем соглашался. Собрав много хлопка, мы ждали приезда директора горного комбината Петрова. Огромный живот его и широкие волоастые руки, ломающие передо мной, прямо на моем столе, мои карандаши, крик его и постоянное поминание Рашидова, страх наш, не знаю - Горностаев тут же предложил, сразу после отъезда, приписывать лишние цифры в мой диспетчерский журнал.
Горностаев стал парторгом завода, а я получил двухкомнатную квартиру в центре города окнами на ЦУМ, да еще с паркетным полом, который я и отскрёб рубанком, и покрыл лаком, а заночевал там на матрасе один раз всего прямо на полу в полном одиночестве. Потом туда въехала моя жена с дочерью, а я стал жить в тёткиной однокомнатной на Толстого 2-21 и годами не платил за неё.
Жил я один после многих попыток помириться с женой, но однажды после полугода раздельного существовавния, когда я на глазах всего города снимал девок в ресторанах и на дискотеке, жена сказала, что у неё тоже были - трое. Больше мы вместе не жили. В моих похождениях, особо запомнилась крупная девка со склада запчастей. Её так уважали, что однажды после кабака я сел с ней в белую "ГАЗ-24, где уже было двое блатных, но они очень уважительно довезли нас до моей квартиры, где я после водки со льдом, что я пил как воду, всё никак не мог закончить это мероприятие. Она стонала. Говорит потом: "Теперь я понимаю, чего это Верка так орала в моей квартире, когда её трахал дружок её. А я не понимала, чего она так орёт?" На следующий день я потушил свет и задвинул шторы, а она ходила и кричала под балконом моего второго этажа, но я больше не хотел её видеть. Так и не вернула мне книжку из моей домашней библиотеки: Виктор Гюго, "Собор Парижской Богоматери".
В двадцать два года я стал слесарем 4 разряда, будучи студентом третьего курса.
26. 02. 1981
Присвоен 4 разряд слесаря по ремонту строительно-дорожной техники и тракторов
"Страда" закончилась, а ковыряться в замасленных запчастях мне не хотелось, и я попросил отца разузнать о приличной работе.
03. 07. 1981
Уволен по собственному желанию (ст. 38 КЗОТ Уз ССР)
Начальник отдела кадров (В.М. Сегеда)
Печать: Навоийский Горно-Металлургический Комбинат ИМЕНИ 50 ЛЕТИЯ СССР, Отдел кадров.
Уволившись среди лета, я завис в жарком солнечном пятне. Занял денег, собираясь купить небольшой ковёр, не понимая сам – зачем!? Видимо, хотел, чтобы моя жена знала, что один я вон какой крутой, ковёр даже купил!Занял у бригадира участка, где был старшим мастером, у немца Фри... забыл, не может немец быть Фриком... Деньги жгли карман, и я проводил время в ресторанах. Понеслась безумная круговерть.
Во дворце культуры по вечерам я посещал заседания клуба филофонистов "Граммофон". Самыми старшими там были тридцатилетние интеллигентные люди из ИТР (инженерно-технический работник). На моем заводе работал Юра Паламарчук, он и привёл. Ещё инженер по технике безопасности из НУСа, управления строительства города. Был и вождитель, ухарь, любивший оттянуться после поездки. Всегда на наших вечерах был чай, печенье, конфеты, но по праздникам бывало и вино с танцами. Постоянная комната в конце второго этажа, на котором располагался массовый отдел, где работали симпатичные одинокие женщины под тридцать, да кабинет Ларисы Петровны, всеми уважаемого директора. Она напрямую говорила с директором Комбината, уран и золото с редкоземельными металлами которого, придавали вес Комбинату во всём Советском Союзе. Поговаривали, что сумочка жены Брежнева, Генерального сектератря ЦК КПСС расшита золотом, пробы, как здесь говорили, "четыре девятки", добытого на золотоизвлекательной фабрике в Бесапане, в котором я как раз и побывал в командировке на целый месяц – тяжёлая физическая работа в течении тридцати дней подряд при жаре в сорок градусов… Молодых посылали туда из Навои по очереди, ведь в Навои было только управление Комбината, да наш завод и ещё соседний, по переработке и обогащению урана. Был еще химкомбинат, цемзавод и управление строительства. Строили электрохимзавод.
Вообще, город был основан в 1958-ом году министерством среднего машиностроения. Возглавлял комбинат тогда легендарный Зарапетян. Когда он умер, уже во время "перестройки" в Москве, его хоронить съехались все ветераны. Он, говорят, летал на "кукурузнике" между тремя городами в пустыне, которые и построили под его руководством: Навои, Заравшан и Уч-Кудук. А дача Зарапа при мне превратилась в прекрасный профилакторий, куда я однажды записался по настоянию моей тогдашней жены, электрообмотчицы.
Это был настоящий праздник пролетария. После смены мы садились в автобус и ехали отдыхать. Купались в открытом бассейне, принимали различные процедуры вроде кислородного коктейля и кефира на ночь, а в выходной от безделья пошли как-то поиграть в биллиард, где я познакомился с женщиной постарше меня и увёл к ней же в номер, пока электрообмотчица училась катать шары.
Деньги на ковёр тратились без удержу. Я кормил мороженым Ирок, загнав их в угол ресторана, знакомился со всеми подряд девицами, ходил к ним домой и однажды, в жаркое безумное воскресенье, обойдя троих за день, наутро почувствовал неуверенность в канале. Обратился за советом к старшему товарищу, художнику из Бахчисарая, заехавшему в Навои в поиске объектов для оформительских работ. Все звали его Лешим, а оказалось просто - от фамилии Олешко, дай Бог ему здоровья. Он и познакомил с врачом и за пятьдесят рублей я ходил к нему домой на пять уколов. Не пил даже в компании, жаловался на живот, но все понимающе посмеивались.
Деньги закончились.
Во дворце культуры заработала дискотека Наиля "Катарсис", где под влиянием жены, учившейся на заочном в московском институте культуры, он делал обширные программы, сопровождая их слайдами и лишь потом - танцевальная часть, где Лена, он звал её Алёша, танцевала с подружкой Мариной в атласных шортах модные танцы под диско-музыку.
На дискотеке появился Моисеев, помог нам проклеить колонки по щелям кузбаслаком, чтобы лучше прокачивали низкие частоты, и предложил покупать записи у него по три рубля за концерт. Устроился он в доме быта, открыв студию звукозаписи, и к нему стали заходить всякие неформальные люди, не работавшие днём. Однажды я у него что-то слушал и вошел армянского типа человек в длинном кожаном пальто, вежливо спросил можно ли уколоться и достал аккуратно завернутый в белое вафельное полотенце шприц, поднял рукав, и спокойно сделав инъекцию, ушел.
Тем временем, папа договорился и меня перевели, как студента третьего курса, на должность мастера небольшого экспериментального участка. Это стало возможным, благодаря поступлению в институт на вечернее отделение: Навоинский филиал Ташкентского политехнического института. Отцу подвернулась командировка, и он прилетел, мучаясь желудком, поселился в гостинице, набирая кадры для работы в Подмосковье. Перед отъездом ему организовали встречу с деканом Навоинского институа, тот как раз был в Москве. Сходили они в ресторан "Дубрава", что на пятидесятом километре Киевского шоссе, этакая огромная изба с залом и баром, где подавали поросенка. Они его съели и Амон Каримович сказал великие слова: "Дети моих друзей будут учиться бесплатно". И сбылись его пророчества, но сначала я сдавал математику и мне, сидящему на третьем от препода столе, пришлось шептаться с соседом в поисках решения задач, и тут же меня строго пересадили на последний стол, куда из рук проходящего препода упал передо мной лист с решением. Сочинение я лихо написал, конечно же, самостоятельно, причём на пять баллов и был принят.
Перейдя на второй, что ли курс, переживая развод с женой и активную деятельность агрессивной спермоголовки, то есть трахаясь и танцуя на дискотеке, я целый год не появлялся в институте и что вы думаете? Пошёл к Амону, а он глянул строго и говорит: "Иди побрейся, потом придёшь!" Это я уже после всех самостоятельных попыток сдать математику через друга Витяна Карнаухова - Саида, что работал в горсовете, принадлежа к известному клану Ахадовых, познакомил он со своей родственницей, преподающей в институте, не помню что, но к делу это не относилось и, получив зачётку с экзаменом я напросился её провожать в отдалённый район, к самому старому городу, девятый что ли тогда он был по номеру. Вошли к ней на первый этаж: двухкомнатная квартира хорошо обставленная. По дороге взяли белого сухого, как всегда в те благословенные годы, и носил я её, посадив на себя по всей гостиной, босиком по жаркому ковру, а ей было тогда тридцать шесть и это единственный пример моей солнечной геронтофилии молодости.
24. 08. 1981 Опытный завод треста «Югпроммонтаж». Принят старшим мастером в отдел технического контроля
Пригласил меня Горностаев в хлопкоуборочгный отряд диспетчером…
И захотел я стать белым человеком. И поговорил с отцом. И перевели меня на работу мастером на участок экспериментальной техники, записав инженером технического контроля. Наверное, из соображений секретности, ведь я узнал, что участок делает металлические заборы для границы, не сразу. Для начала в моём кабинете появился мешок риса. Молодые местные рабочие, узбеки поставили, но я не решился забрать домой, хоть и жил тогда один. Ну как бы я потащил через проходную этот холщовый мешок? Начальник цеха и мой начальник выпивали ежедневно спирт и постоянно халтурили, делая оградки для могил. Когда появлялись на моем столе сложные чертежи, я отдавал их бригадиру Фрику из немцев и с умным видом утром заходил к станкам, в кузницу и на открытую площадку, где работали сварщики, а в середине дня на совещание к главному инженеру-корейцу Ю. Больше обязанностей вспомнить не могу.
Как-то раз меня пригласили в отдел кадров и предложили преподавать слесарное дело по четвергам в школе. Прихожу в школу, а это недалеко от моего дома, и вижу целый класс узбечат. Рисую им что-то из учебника на доске, вроде гайки с болтом, потом диктую пару страниц из учебника по слесарному делу и домой. Называлось это у меня - санитарный день. Я стирал, готовил если было из чего. Чаще всего это была скороварка со свистящей дырочкой в герметично закрывавшейся крышке, куда я бросал луковицу и кусок мяса. Через некоторое время она принималась свистеть и я открывал её, отскакивая от мощного потока пара. Холодильник у меня был новый "ЗИЛ-Москва" присланный отцом на свадьбу. А свидетелем у меня был Витька Вальтер по кличке Пистолет, приятель детства. Помню меня отправили как-то вместе с ним в казахстанскую деревню к его бабушке-немке. Зима, холод собачий, всё вокруг завалено снегами, поэтому мы в основном промышляли в доме и как-то забрались в подвал, где я единственный раз в жизни видел свисающие с потолка окорока. Из бочки мы добывали настойку через резиновый шланг. Свадьба с электрообмотчицей Суходоевой состоялась в кафе. Мои родители приехать не смогли. У отца тогда произошел несчастный случай на производстве, погиб рабочий, военный строитель на монтаже башенного крана и с тех пор он всю оставшуюся жизнь боролся с болезнью Паркинсона…
Через некоторое время я перешел в отдел снабжения, где и произошла со мной история, подвигнувшая меня на раскаяние, вылившееся на бумагу в форме небольшой повести "Ступень", которая потом, уже в Москве позволила мне пройти творческий конкурс на сценарный факультет ВГИКа. Кругом в то время воровали всё, что под руку попадало на производстве. Я сдружился с мастером стройучастка и мы продали узбекам для огораживания кошар, загонов для баранов, несколько рулонов металлической сетки "рабица" и я получил восемьсот рублей. И пока я их не пропил, не прогулял с девицами по кабакам, я успокоиться не мог - деньги жгли карман. В тот период я и подхватил триппер, переспав за один день, с тремя девушками: днём, вечером и ночью. Приятель Леший, он тогда ещё был художником, привел на дом к врачу и я, получив пять уколов за пятьдесят рублей, благополучно излечился. Приходилось не пить и Макс с Чернышевой надо мной издевались, не веря в мои басни о приболевшем желудке. Как-то вечером в ресторане "Сармыш" ко всей нашей компании подлетела третья жена Лешего, а он кинулся на гладкий, шлифованный, прохладный гранитный пол, закрылся руками и принялся имитировать артобстрел, издавая звуки взрывов. После этого его концерта мы продолжили уже вместе с его женой Людой, талантливой художницей, помогавшей ему рисовать человечков на его сюрреалистических полотнах, ну не получались у него человечки, что поделаешь. В ресторане работали музыканты и Виталий-гитарист мне всё ссужал деньги в долг, когда я два дня в неделю заменял их вокально-инструментальный ансамбль своей дискотекой. И стал я ему много должен. Что делать? И мы поменялись холодильниками, а в счёт доплаты он погасил мне долг. У меня теперь тарахтел на кухне маленький грязный "Саратов" с запахом затхлой могилы и вечно пустой, зато пили мы всегда только сухое вино. Белое сухое, в основном болгарское. В ресторане Гуля за мраморной стойкой подавала стакан гладкого стекла, наполненный до краёв живительной виноградной влагой. После трудового дня, занятого поездками на тарахтящем и дребезжащем досками кузова, грузовике ГАЗ-51 по разбитым дорогам вокруг Навои в поисках труб, металлического уголка, гаек и болтов, так хорошо было, приняв душ, переодевшись в присланные из дому джинсы "Милтонз" прийти в прохладный зал ресторана, где был весь срез общества конца семидесятых, начала восьмидесятых. И воришки мелкие с производства, и блатные, и работники КГБ. Один из них, особо активизировавшийся после приезда в Город французов на электро-химкомбинат, таинственно спросил у меня:
- Где ты берёшь информацию для дискотеки?
- В польском журнале. Потом перевожу название песни, импровизирую…
А начальнику уголовного розыска, однажды вообще держали сервированный стол весь вечер. Но за него так никто и не сел.
12. 08. 09. 1982 Уволен в порядке перевода в МСУ-37 треста «Югпроммонтаж» ст. 36 п.5 КЗОТ Уз.ССР
Ст. Инстпектор ОК: (Липатова)
Монтажно-строительное управление №37 треста «Югпроммонтаж»
15. 09. 1982 Принят в порядке перевода с опытного завода треста «ЮПМ» мастером на участок № 3.
Ничего не смысля в чертежах, отдавал их бригадиру из немцев, то ли Фикс, то ли Фокс, не упомню. Рабочие что-то точили на станках, а я с умным видом посещал совещания у главного инженера Опытного завода, по фамилии Ю. Со всего Советского Союза приехали сюда самые энергичные люди разных национальностей, прямо такая Америка и колонисты.
Потом меня перевели на строительный участок - на химкомбинате строили градирню - это такое строение из досок, где внутри охлаждается вода. Та же история - чертежи тупо рассматривал, а потом вручал бригадиру и присматривал за дисциплиной, а после обеда линял домой. Вечером на вечеринку клуба "Граммофон" или дискотеку, где я уже провел один вечер и, когда уволили Наиля, после суда над ним, амнистировав в связи с надвигающейся Олимпиадой в Москве (значит, это было перед 80-ым годом), меня и взяла директор дворца культуры "Фархад", проведя каким-то то ли слесарем, то ли электриком. Тогда еще только заговаривали о самоокупаемых коллективах и мы собирали деньги на пленку и слайды, а магнитофоны, усилители и колонки были фархадовские. Вот на дискотеке я и познакомился с Малышом, её привела Максакова - я звал её Макс. Плечистая девка с узкими бедрами и крашеная перекисью водорода, она привела Малыша: высокую, кудрявую, с ленивыми движениями подружку. Я тут же перекинулся на неё и все вечера мы были теперь втроём, потом к нам присоединился Виталик, мой друг ещё со времен Селятинской школы, где я учился в девятом, десятом классах. И вот он то и проявил вечную тему, тяжкий грех предательства взял и повесил на нашу дружбу…
После дискотеки мы шли на озеро в бетонных берегах, одна сторона которого была присыпана крупной галькой, а другая засажена кустами и деревьями, сквозь которые, по тропинке мы шли уставшие и освеженные белым сухим вином. Виталик шел впереди с Максом, а мы поотстали и принялись целоваться. Я опустился на колени и целовал её упругий живот, задрав легкое платье. Потом опустил её и водил набухшим членом по губам - она не хотела так и мы пошли дальше. На центральной площади возле Дома Советов, самого высокого, шестнадцатиэтажного здания начинались фонтаны с высаженными вокруг странными азиатскими деревьями и извивающимися ветвями, поросшими густой зеленью, будто корнями к небу. Светили фонари. В водяной пыли мокрой прохлады, мы прошли до музыкальной школы, где я недавно получил двухкомнатную квартиру с паркетным полом, почистив его рубанком, покрыл два раза лаком и лег спать на полу, потому что моя семья к тому времени жила у родителей жена. Отец её, сталевар небольшого роста, выгонял меня, не желая, чтобы его дочь шла ко мне, но при этом говорил:"Если жена трусов не стирает, то зачем она нужна тогда?" Моя грустная история повисла в воздухе, когда Малыш ушла домой.
Я брёл один по освещенному проспекту Ленина, мимо гостиницы "Химик" к стадиону, пытаясь исполнять любимую композицию группы Urian Hipp.
- Джу-у-у-лай Монинг, - орал я со слезами на глазах. Завтра на работу.
Оказалось, что завтра - Первое мая, день трудящихся всей планеты и мимо моего балкона с весёлым гомоном шли освободившиеся от ежедневного нудного в замасленных робах труда, работники предприятий и школ, больниц и хлебзавода. Возле трибуны на проспекте вырулила и наша дискотечная команда с плакатом "дискотека Катарсис" Но нашу такую смелую фронду никто не обратил внимания.
Виталий обычно работал неделю в первую смену, неделю во вторую. В эти дни я встречался с Малышом днём, а вечером ко мне вдруг постучалась девушка лет восемнадцати, что однажды сидела с нами за одним столом во дворике ресторана "Сармыш". Играла музыка ансамбля, поздравляя Сэфика с днем рождения, наигрывала "Аравай-Вай! Вай, вай, вай, вай!!" Все безумно плясали и я с ней перекинулся парой слов, а Витяну с Максом предлагал ключ от квартиры и он взял. Тогда они с Максом трахнулись у меня. А теперь, я уж забыл про эту девицу, она вдруг явилась с предложением лишить её девственности прямо сейчас. Чтоя и сделал. Не отказывать же. Кто ещё поможет человеку в трудную минуту взросления.
И тут - стук в дверь. Я выхожу с торчащим ***м, слегка отодвинувшись от раскрываемой двери, а там стоит Виталик и, как всегда, очень серьёзно говорит:
- Пошли на улицу. Дело есть.
Выходим. Звёзды в небе очень близко. Он направляется к качелям. Раскачиваюсь и он говорит:
- Мне предложили поехать учиться в высшую школу КГБ в Минске. Потом работать у них. Дадут лейтенанта. Не стучать. Работать.
-Ну… это всё же поинтереснее, чем быть мастером механосборочного цеха. Ну, станешь ты начальником цеха, это ж скучно, а тут – разведка! за границу поедешь. Встречаемся в Париже, по средам в кафе на Монмартре.
Когда через много лет я приехал в Париж, было всё по-другому и подробно описано в моей «Маленькой парижской авантюре лета девяностого года…».
01. 02. 1983 Опытный завод треста «Югпроммонтаж»
Принят инженером в отдел материально-технического снабжения
23. 07. 1984 Уволен в порядке перевода в УМ Навоийского управления строительства п.5 ст. 36 КЗОТ Узб. ССР Начальник ОК - подпись.
Навоинское управление строительства
Малыш всё хорошела. В платье с открытой спиной она пришла в "Сармыш" с Арканом, мастером спорта по боксу, приблатненным крепышом с меня ростом и когда я подсел к ним в баре, он ей вдруг говорит:
- Хочешь, дай ему по морде.
Через много лет я приехал в Навои снимать свой фильм и встретил его на крыше гостиницы, где работало кафе с музыкой. Он там сидел в окружении местных деловых узбеков. Со мной был Виталий, майор к тому времени местного КГБ. Аркан подошёл к нам и ухмыляясь, называл меня боджа - это по-узбекски, что-то вроде родственника, трахавшего его женщину. С тем и ушёл за свой столик. Теперь он был здесь местным торговцем, имел магазин, отсидев за кражу пять лет. Но это было потом, а сейчас Малыш, потупившись, промолчала, и я её увидел уже совсем не скоро, когда она стала женой Аркана и родила ему сына.
А пока мы все дружили, ездили в горы, взяв с собой индюка, прозванного мной Ипполитом. Его тащил за верёвку, как раз Аркан, приехавший на место сбора, к автобусу, вызванного младшим Лешим с автобазы, где они тогда писали лозунги и картинки на жёлтых однообразных боках рейсовых автобусов, что по тем временам было свободолюбивым авангардом; прибывший на место Аркан, вырядился в бархатный, чёрный, при этом, отсвечивающий лиловыми пятнами на солнце, пиджак. Доехали хорошо, я всю дорогу стоял рядом с водителем и гнал сопутствующие телеги, изображая экскурсовода - праздновали мой день рождения, а я любил всех поздравлять.
Автобус довёз нас до сая, песчаного дна реки в предгорьях и мы выгрузили вещи у кошары, где топталось несколько грязных овец и старый, седобородый бабай предлагал нам барагуш, трёхдневных бараньих младенцев, что по весне были очень вкусным блюдом, если пожарить в казане с луком. На обратном пути мы купили у него по трояку за штуку, то ли два, то ли три. Ипполита решили помиловать, в результате импровизированного всем коллективом спектакля-суда, поставленного мной на валуне у небольшого водопада, куда я занырнул первым, окончательно посадив глосс, натруженный экскурсионными текстами. Заплыв под низвергающуюся с шумом воду, сверкающую пронизанной солнцем водичкой, я принялся там громко, услышанный лишь самим собой кричать:"Я - гений!" Навязчивая идея преследовала меня долго, даже в горах Ала-тау, о чем ниже.
Витян Карнаухов, изгнанный из МИФИ, привёз в Навои модную песенку группы "Зоопарк" и я ползал по горному ручью на коленях, наполненный белым сухим, изображая свинью и орал:"Ты - дрянь!! Ты продала мою гитару и купила себе пальто! Ты - дрянь!!" Успокоились в двух палатках, а я прилёг на валуне, положив под голову, чей-то кожаный портфель и лишь утром обнаружил в нём оставшуюся бутылку "Токайского". Молодость прошла под знаком белого сухого, это теперь я узнаю на сайте Navoi.ru, что в девяносто втором молодежь уже пила спирт из пластиковых бутылок…
Автобус пришел за нами на следующее утро и мы, затарившись барагушем, высадились в гости к прорабу, прибившегося к нам мужа Вики, чей отец работал когда-то с моим - не помню, как мы познакомились с ним, но он потом мне наконец заменил входную дверь, перевернутую, после многих замен замков, наоборот, так, что дырки от старых замков оказались справа и я путался, пытаясь ночью, в неосвещённом подъезде попасть домой. У него девчонки пожарили барагуш и это было такое мясо… не знаю: просто таяло во рту. Никогда больше я такого не ел. И вот тут-то я и включил плёночный магнитофон "Маяк" на запись…
И весь мой пьяный бред про вновь созданную партию, которую я предложил назвать ПАРНАС. Это словечко я услышал в ресторане от музыкантов, так они называли деньги за исполянемую по заказу песню. Что-нибудь такое: "Ара, вай, вай! Вай,вай,вай!" или "Поспели вишни в саду у дяди Вани". Это уже позже появился "Миллион алых роз", под которую отбивали женщин, разгорячённых вином и быстрыми танцами. Как то раз один пьяный поручик из патруля внутренних войск, понуждал мужа женщины лечь на мраморный пол кабака под дулом пистолета - видите ли он не давал увести свою жену танцевать. Так этот громила поручик рычал: "Лечь! Встать! Лечь! Встать! И муж покорно ложился на пол. С тех пор этот вояка лет сорока с лишним, пузатый и толстый так и остался поручиком на всю жизнь. У него было своё представление о чести: он подходил ко мне после того, как узнал, что я встречаюсь с Инной, дочерью его бывшего начальника, подполковника внутренних войск, замначальника строгой зоны Кузнецова Вячеслава Евсеевича и говорил: Хороший был мужик, если что кто обидит, говори!
Наша партия просуществовала не долго, а моего одноклассника по Селятинской школе завербовали в КГБ и плёнка пропала. Макс вышла замуж и родила двоих детей. Чернова уехала с мужем в Ростов. Алеша с Наилем - в Москву…
Я работал на Опытном заводе инженером отдела снабжения. То время я уже описал в моём первом опусе "Ступень", так что не буду трудиться, повторяясь. Познакомился на своей дискотеке в "Сармыше" с Инной. Встречались мы года полтора. Мне очень нравилось в её саду у двухэтажного дома рядом с ЦУМом: виноград, топчан, зелёный чай. Надо было там и остаться - до сих пор лежал бы на топчане под виноградником, пронизанным солнцем, покуривал бы траву, запивая чаем из пиалы, лежал бы рядом мобильный телефон, только и всего… Сделал предложение, купив большой букет цветов. Инна сбегала в школу за мамой, она там учительствовала в младших классах, оставшись вдовой года за два до моего появления. Младшая сестрёнка Инны была на своих репетициях в танцевальном коллективе дворца культуры. Прибежала Любовь Васильевна, мы врезали по рюмке и я стал женихом. Уехал в своё Подмосковье,где родители купили мне костюм на свадьбу, но не приехали - отец уже тогда заболевал болезнью Паркинсона после аварии на его участке: при монтаже башенного крана погиб военнослужащий стройбата. Это уже после суда выяснилось, что он был пьян, но отец совсем расстроился. Его понизили в должности и приговорили к штрафу. Вскоре он ушёл на инвалидность.
Вернувшись в Навои, я женился, продав гарнитур. Вскоре отменили бронь повсеместно, видимо, для набора призывников в Афганистан. Всех замели: Серова Андрея, не смотря на уже имевшуюся семью и ребёнка. Витяна Карнаухова, не смотря на то, что он умудрился лечь в венерический диспансер - оттуда и увели под автоматом. Какой-то безумец сломал себе руку о бетонный столб - его тоже забрали в Советскую Армию. Я отмазался с помощью небольшой операции и папиных друзей. Они нашли хирурга в Навои и он отрезал мне небольшую шишечку на правой ляжке, постоянно продлевая бюллетень. Я побывал на трёх комиссиях, где стоял голый с красной папкой - в ней были мои документы. На решающую пришёл Саид, чей знакомый, был хирургом и тот меня прямо так и спросил: Хочешь в армию? Так я получил отсрочку, а весной мне исполнялось 27 - непризывной возраст. Пару ночей я не спал, предлагал Инне поехать туда, где я буду служить, поработать там рядом со мной в каком-нибудь деревенском клубе. Но пронесло, а то пристрелил бы там какого-нибудь командира, если бы он посмел меня, к примеру, направить на чистку туалета, с моим-то характером.
23. 08. 1984 Принят мастером управления механизации на площадку Учкудук в порядке перевода с Опытного завода треста «Югпроммонтаж»
Для верности перевёлся я в УСМ и уехал в город в пустыне, ставший знаменитым на весь Советский Союз после песни "Яллы" «Уч-кудук - три колодца». Его атмосфера затерянности среди барханов и чёрно-синих конических гор отвалов урановой руды вокруг, хорошо передана кадрами в моём фильме "Мираж".
Когда перевозил вещи на грузовике через пустыню, искра из выхлопной трубы, выведенной вперёд, попала в матрас и он задымился. Мы остановились потушить пожар, попили прохладной водички из брезентового мешка, привязанного к бамперу и уже собирались ехать дальше, как через узкую асфальтированную дорогу, заметаемую песком на наших глазах вдруг пошли верблюды. Дикий облезлый зверь прислонился прямо к моему быстро поднятому стеклу и я увидел ощерившиеся жёлтые зубы этого необыкновенного животного, потом в благодарность оператор Алишер снял такого же, но уже с болтом в носу недалеко от горячего ключа…
В Уч-кудуке я попал на работу в строгую зону к рецидивистам, как механик по монтажу башенного крана. Урки встретили хорошо: "Давай Санёк, подгоняй новые рукавички, чай-пай и всё будет ништяк". И действительно - просидев ползимы в их будке, вагончике деревянном, попивая чай и слушая их байки, правда плов из собаки я отказался даже попробовать - я вышел, а кран уже стоит, возвышаясь над колючей проволокой и забором из неструганых досок. А ведь в чертежах я ни бельмеса не смыслил.
Надо сказать, что мой приятель кагэбэшник, успел мне начертить диплом для вечернего отделения навоинского филиала Ташкентского политехнического института, пока я сидел дома в ученическом отпуске полгода, продержавшись на огромном куске проперченного сала, присланного доброй мамой - это в жару-то невыносимую.
А в учкудукской строгой зоне один зэк даже предлагал мне сделать гайку из рондоли. Какую гайку!? А он имел в виду перстень из металла, похожего на золото.
- Да зачем она мне?
- Как зачем? Будешь в карты играть, поставишь как золотой.
Ещё и телефон вора в законе дяди Васи москвича предлагали, а я не взял - зачем?
Инна поработала в Уч-кудуке в клубе, сделала на радио передачу, сдала очередную сессию, съездив Саратов, а я, доработав до вызова на призывную комиссию, поехал в Навои сдаваться. Но с первого дня развил бурную деятельность в виде переговоров с телеграфа с отцом, который нашёл брата местного хирурга, живущего в Москве. Они все созвонились и мне вырезали с правой ляжки одну шишку с кончик мизинца, вылупившуюся из множества подкожных шишечек, что были у меня, сколько себя помню. И я пошёл на комиссию с грустным лицом и перебинтованной ногой.
=========
17. 11. 03. 1985 Уволен по собственному желанию ст.38 КЗОТ Уз ССР Руководитель группы ОК - подпись.
=========
Получил отсрочку и, доработав положенный месяц перед увольнением по собственному желанию, взял Инну и мы улетели из жаркого и пыльного аэропорта Навои в Ташкент, где сделали пересадку, купили дыню и благополучно приземлились с ней в Домодедово. Папа с мамой на «копейке» цвета ясного неба, привезли нас в Селятино. Это посёлок городского типа на пятидесятом километре Киевского шоссе. Кирпичные пятиэтажки (ни одного панельного дома!) и старые трёхэтажные дома у парка, заложенного в самом начале строительства у железной дороги, где баня. Помню была такая присказка: «От клуба до бани, от бани домой, о господи, что же мне делать с собой».
Единственная четырнадцатиэтажка рыжего кирпича, крытый бассейн, стадион с теннисными кортами и даже футбольное поле с искусственным покрытием, клуб «Мечта» и две школы, а градообразующим был трест «Гидромонтаж» министерства среднего машиностроения, объединившего в себе все мои города: Челябинск-40, Навои, Протвино и Селятино, куда меня родители привезли после первой четверти девятого класса и откуда я в 18 лет, после исключения после первого курса МИСИ, со специальности строительство ядерных сооружений (!!) – вновь уехал в город своего детства, начал трудовую деятельность и открыл вот эту самую трудовую книжку. Прожил там семь лет, женился второй раз и вот теперь – передо мной посёлок городского типа Селятино, с поссоветом в Алабино, где старые дачи и развалины замка князей Мещерских, рядом с церковью где потом крестилась моя дочь Анастасия.
Теперь у нас с Инной была мечта жить в Москве, пусть на чердаке, но вместе с любимой ходить в джинсах и свитере, а жить в Центре, где старинные дома и бульвары.
=========
. . .
М О С К В А
=========
"Филиал № 1 Опытного завода производстен. Объед-я «Энергоспецмонтаж» (Москва)"
18.
29. 05. 1985 Принят на должность ст. Инженера ОМТС
=========
Поселившись в родительской трёхкомнатной, устроился на работу инженером отдела снабжения на московский завод рядом с метро «Каширская», откуда потом отец всё норовил перевести меня в министерство среднего машиностроения, аж помощником министра. Инна заканчивала учиться в городе Саратове на режиссёра народного театра. Однажды, я даже однажды слетал к ней самолётом на пару дней;
С мечтой поступить в МГУ на двухгодичный факультет журналистики для людей с высшим образованием, принялся искать возможность печататься в газете и поехал в Наро-фоминск, где сделал статью в районной газете «Знамя Ильича», для чего познакомился с жизнью фермеров, тогда только появившихся в Московской области и с помощью государства, построивших своей семье дом и коровник из железобетонных панелей. Меня встретила гостеприимная семья, покормили, рассказали о своей жизни. Газету, теперь пожелтевшую слегка, храню – нравится мне этот факт моей трудовой биографии.
Как-то раз, возвращаясь по Москве на грузовике с металлом в сторону своего завода на Каширку, ехали мы через центр и на Таганке я попросил водителя высадить меня. Он отправился разгружаться, а я у театра зашёл в кафе, вернее даже бар в прохладном помещении со старыми сводчатыми потолками в полумраке, где на немногочисленных столиках горели настольные лампы под уютными абажурами, а посередине в круглом бассейнчике плавала белая жаба. Называли его «У Высоцкого».
Здесь я познакомился с актёром театра на Таганке Леонидом Филатовым и, заручившись его согласием, сделал интервью, напечатанное в «Советской России», солидной тогда газете.
Потом интервью для радио и всё – завязал я с журналистской деятельностью на несколько лет. Правда, ещё пытался устроиться в штат малотиражек на предприятиях Москвы, но не брали даже с уже имевшимися публикациями, прямо спрашивая: «А вы член партии?»
И даже в Останкино, где я сделал репортаж как внештатник, с выставки художников, участников Великой Отечественной войны в Спасо-Сторожевском монастыре Звенигорода, после чего мне предложили работу администратора, да и то отказали, узнав, что я прописан в Подмосковье!
И тогда, не дождавшись премии по итогам года, вместе со страной я сделал резкий поворот в судьбе – выбрал свободу и творчество окончательно. Уволился с производства навсегда.
26. 12. 1985 Уволен по ст. 31 КЗОТ РСФСР по собственному желанию. Ст. Инспектор ОК - подпись. Печать
Тем временем, в Москву приехал Наиль, мой товарищ по работе в навоинской дискотеке. Теперь мы решили открыть дискотеку в Москве, благо Инна тогда была инспектором отдела культуры Киевского райисполкома (что-то вроде нынешней префектуры) и устроила нам встречу с директором кафе в Крылатском. Я написал сценарий и Наиль, прочитав, сказал мне, что это не сценарий дискотечной программы, а сценарий фильма.
После отказа в Останкино, я пошёл в институт кинематографии, где узнал правила приёма, что там есть заочное отделение на факультете кинодраматургии, то есть на сценарном, если попросту. На факультет режиссуры требовалось направление от киностудии и, поработав полтора, два месяца в отделе снабжения ВГИКа старшим товароведом, насмотревшись фильмов в просмотровых залах, побеседовав со студентами, показав свои писания выпускникам и даже помогая на съёмках студенческих работ, я поверил в свои силы и поехал на «Мосфильм» - устраиваться на работу в съёмочную группу.
========
Всесоюзный Государственный институт кинематографии.
17. 02 1986 Зачислен на должность старшего товароведа временно.
24. 02. 1986 Переведён в штат на должность старшего товароведа.
04. 04. 1986 Уволен по ст. 29 п.1 КЗОТ РСФСР по соглашению сторон. Ст. Инспектор О/К. Подпись. Печать.
========
На проходной студии я позвонил в отдел кадров и сказал, что мне нужен пропуск, но мне его не дали. Тогда я позвонил в автотранспортный цех и спросил: Вам водитель нужен? Да, сказали они, тут же выписали мне пропуск с которым я прошёл прямо в административный корпус, самый большой и самый главный, где ходил по длиннющим коридорам и читал вывески на дверях. И вот: «картина Александр Грибоедов. Реж. Н.Михалков». Вот с ним, думаю, я и буду работать. Открываю дверь – сидит директор картины, просто кабинет не успели поменять и табличку не сняли. Не знал я тогда, что в группе бывает только администрация. Директор спросил есть ли у меня высшее образование и я ответил: Есть! Поеду ли я в экспедицию администратором съёмочной площадки через две недели? И я сказал: Да! Отправил грузовик в Армавир и следом за ним техпомощь с операторской тележкой и рельсами. А надо сказать, что я тогда делал всё как бы с закрытыми глазами, не понимая сути происходящего. Например, зачем нужна «тележка» оператору, а тем более «рельсы»?! Что доски пойдут на строительство декорации, это понятно…
=========
Киностудия «Мосфильм»
01. 04. 1986 Принят ст. администратором в производственный отдел на период работы по к/к «Свой хлеб»
=========
Итак:
Вокзал, поезд на Армавир. Полное купе механиков по камере, осветителей и ассистент оператора постарше, полный и в матерчатой кепке, так похожий на итальянского мафиози. Они подкалывают меня, грузят молодого администратора всяческими дорожными проблемами. Да ещё старенькая бабушка, ветеран «Мосфильма», она реквизитор и отвечает за все предметы, что будут в кадре - беспрестанно суетится по вагону, то ли ищет, то ли уже нашла. Да ещё ассистент режиссёра, эдакий лысый Петя, ростом выше второй полки, да ещё с барскими замашками, бездельник, видать, ещё тот.
В Армавире расселились на турбазе. Приехал актер Гостюхин, бегает по утрам и потом сразу курит сигареты Мальборо. Прилетела Майя Булгакова и в первый съёмочный день опросила меня привезти пива на съёмочную площадку. Петя потерял сценарий, плохая примета, говорят, снимать не будем, пока не найдём. Нашли в собачьей будке весь обслюнявленный и погрызанный. Я устроил пожар в фанерном номере первого этажа, забыв кипятильник, пришлось покрасить весь номер. С Литвиновым попили как-то местного самогона в его директорском номере, в таком же соседнем домике и ночью я почему-то попытался выйти в , как сказала, приехавшая ко мне, моя жена Инна.
Привезли мам с детьми, пострадавших в Чернобыле.
И они пришли на танцы...
========
. . .
Всей съёмочной группой мы переехали в Новороссийск.
В первый съёмочный день 9 мая я открыл магазин в Абрау-дюрсо именем кинематографа и привез на пятиэтажный корабль-зерновоз, ящик шампанского отметить первый съёмочный день, разбивая тарелку о кинокамеру.
. . .
Москва.
Вернулись на студию, директора проверило ОБХСС, куда он направил меня, конечно, но предупредив всё же - ничего не рассказывать лишнего. Всё прошло нормально. Да и не считая досок, что я поменял в Тамани на вино с добавками, как оказалось наутро, с известью, ничего-то особенного и не было. А за других я и не говорю.
=========
08. 08. 1986 Уволен по ст. 29 п. 2 КЗОТ РСФСР (ОК. Врем. Работы). Инж. О/К. Подпись.
==========
. . .
Дальше я пару месяцев прослонялся и получил другую картину. Надо было ехать в Ростов на Дону.
=========
Киностудия «Мосфильм»
11. 08. 1986 Принят ст. администратором временно на к/к «Оглашению не подлежит»
=========
Пока я езжу Инна работает в отделе культуры инспектором, живет в снятой комнате, где мышка приходит на подоконник пить сметану. В один из моих приездов по вычислениям, сделанным после рождения дочери Насти, мы и зачали свою воскресшую из иных к нам миров писательницу, как показали дальнейшие события нашей жизни. Продолжение о них последует когда-то потом…
=========
16. 12. 1986 Уволен по ст. 29 п2 КЗОТ РСФСР (ОК. Врем. Работы). Инж. О/К - подпись. Печать.
Киностудия «Мосфильм»
13. 01. 1987 Принят ст. администратором на период работы по к/к «Телефонистка»
=========
На этой картине работал с режиссёром-постановщиком Досталем, братом тогдашнего гендира Мосфильма. Однажды приводят экскурсию иностранцев в павильон и он на вопрос, родственник ли ему главный директор студии, слегка лишь замявшись, отвечает, нет, мол... - однофамильцы мы.
=========
14. 07. 1987 Уволен по ст.29 п.2 КЗоТ РСФСР (ОК. Времен. Работы) инж. О/к - подпись. Печать.
Киностудия «Мосфильм»
=========
22. 12. 1987г. Принят и.о. асс. Кинорежиссёра 3 к. в производственный отдел на период производства к/к «Марадона чердак»
=========
Вот это важная часть моей московской, только начинающейся здесь по-настоящему, богемной жизни, ведь Улька, наш помреж - познакомила на картине с Гуру, что приволокся удолбанный вместе с Джуди... потом он попросил меня забрать рукопись Рок-н-ролла у Дуни Смирновой...
- Ты осторожно с этими хиппи. Власть их не любит, - сказала Авдотья в короткой оборчато-пышной юбке, высунувшись из дверей студии Сергея Соловьёва.
Но с Игорем Алейниковым меня всё же познакомила Машалариса Бородина! Так она представлялась, говоря тебе - двойное имя просто! и все дела :-)
Киностудия «Мосфильм» конца восьмидесятых это не теперешняя фабрика, даже концерн...
Как в кино:
Сашакузнецов бродит по коридорам в поисках работы - решил стать КИНОчеловеком, для чего на проходной, позвонив на автобазу: «Вам водитель нужен?» - получил пропуск.
Иду не на автобазу, а в административный корпус и, глядь, а на дверях табличка: «к/к Грибоедов», режиссёр-постановщик Никита Михалков». Во! - думаю, с ним-то я и буду работать.
Вхожу, а не знаю, что это всего лишь администрация картины, где сидят директор Литвинов А.Г. и его замы, то бишь, заместители. Выслушал меня директор и спрашивает: «Высшее образование есть? Поедешь через неделю в экспедицию администратором съёмочной группы? Шестнадцатого выезжаешь в Новороссийск». Так я стал СИНЕматографистом.
Приобретя опыт, на следующем фильме «Марадона- Чердак…» - длинное название, не помню дальше, что-то про коней ещё, поговорка, кричалка для фанатов Спартака – это какая-то речёвка болельщиков советского времени, использованная автором Леной… вот память! фамилию забыл… Кузьминок! Из Белоруссии она, жила ещё помню с Ахмедовым в 209-ой на Галушкина, в общаге ВГИКа...
Её рассказы про хиппи понравились Ролику (Ролан Быков) и сценарист сделал киносценарий, а я, работая замдиректором по съёмочной площадке, взялся помогать в отборе актеров-непрофессионалов для участия в эпизодах. С помощником режиссёра, помрежем, как говорили на студии, симпатичной Ульяной (нынче она живёт в Америце (sic!), мы бродили по Москве в поисках персонажей. В «Этажерке» на Тверской и в «Деревяшке» на Петровке беседовали с волосатыми, удолбанными и последними, как оказалось, хиппи Советского Союза...
Антон, приятель Ульки, впоследствии ставший её мужем и сделавший ей двоих, а потом и троих детей, хотя... Леший утверждает - третий мол говорит - его.. Антон тогда просто фарцевал на студии фирменной одеждой, саморазрушался потихоньку, но при этом сочинял стихи и даже писал картинки маслом. Тетрадку замусоленную в коленкоровой, завернутой по краям обложке, со стихами Антона сам видел - он мне показывал, простая такая, в клеточку... Улька недавно по телефону говорила, что развелись они и Антон в монастыре живет...
Вот он то и подружил нас с Ларисой Бородиной, не снявшейся ещё тогда в главной роли фильма «Прощай шпана замоскворецкая» (реж. Панкратов-Белый по сценарию моего будущего мастера, ненадолго правда, на один первый только курс - об этом расскажу позже - Эдуарда Володарского).
И, как-то раз, заехав на студию получить что-нибудь на жизнь по талонам массовки, она подвела меня в коридоре к молодому, в очках и с кожаным, очень потёртым портфелем - так мог выглядеть в моём тогдашнем представлении Годар, которому чуть позже, я всё же пожал руку на встрече во ВГИКе и предложил:
«А давайте, мы захватим здание института кинематографии СССР и подарим вам?"
Маэстро, «последний советский кинематографист» пожевал окурок давно погасшей сигары и сказал, пару секунд подумав: «Неее, это очень большой...» Ну вроде как ему не надо :-)
А выглядевший типичным физиком-ядерщиком, человек с портфелем, оказался Игорем Алейниковым, основателем, вместе с братом Глебом, параллельного КИНО СССР, независимым КИНОрежиссёром, издателем и редактором журнала «СИНЕ ФАНТОМ». Жаль рано погиб...
Посмотрев их шестнадцатимиллиметровый фильм «Трактора» о судьбе советского трактора и его эротических отношениях с голосом Машиларисы, я вышел из ворот «Мосфильма» к правительственным дачам на Ленинских горах, попав прямо к разъезду посольских лимузинов.
В микрофон кто-то невидимый выкрикивал: «Машину посла Буркина-Фасо - к подъезду!» И целая очередь чёрных авто двигалась вперёд на один корпус.
Здесь же, у обочины стоял, оставленный дорожниками, жОлтый трактор на гусеничном ходу. После фильма братьев Алейниковых я увидел его по-иному. Замасленный, грязный и железный монстр стал символом, а потрескавшийся голос Машиларисы Бородиной-Ватерлоо (двойное имя), озвучивавшей чёрно-белый фильм, навсегда остался для меня эротической тональностью механистической эпохи «совка» (от слова Советский Коммунистический). «Я - и Трактор»!!
Перестав быть инженером, как только моя страна перестала-перестроилась, я решил быть КИНОрежиссёром. Братья Алейниковы приступили к съёмкам фильма «Здесь кто-то был» (35 мм, 42 мин, цвет,) в объединении «Дебют» киностудии «Мосфильм» и я, перевоплотившись в ассистента по реквизиту, пошел к ним на картину. (Реквизит: все предметы в кадре, даже движущиеся)) Мы жили среди «персонажей наших будущих воспоминаний», по выражению Дуни Смирновой. Ульяна познакомила меня с Гуру, который пришел удолбанный со своей Джуди, похожей на обезъянку, где-то она сейчас... сторчалась наверняка, а вот Аркадий Славоросов (Гуру) сыграл потом большую роль в моей судьбе (позже, позже!))
А Гурой его звал я позже, запанибратившись после работвы над фильмами, а ребята с Гоголей, Гоголеского бульвара и кафе "Вавилон", где собирались хиппи, читая его "Канон" - они и стали его называть Гуру. Спустя несколько лет, известная Умка сказала мне как-то в большой кухне квартиры Ицковича, что была на последнем этаже большого дома у повората на ГИТИС, ну просто - на входе в Арбат, по-соседству с домом "Дружба Народов", где я пропивая первую стипендию полученную за строительство ядерных установок на Тифоновской, секретном факультете МИСИ, откда меня нагнали довольно скоро, и прямо напротив Художественного кинотеатра - Гуру сильно мне мозги повернул в своё время, просто сказала она, талантливый человек.
А во время тусовок у Ицковича, мы снимать собирались с Зюзелем клип второй на песню Аукцыона...да! про лошадь :-) Ещё брат мой был жив...Ну вот!! теперь точно придется роман писать, хоть и документальный. Ведь упоминание о брате довольно трагически отдается до сих пор. А тогда мы шли попивая виво через площадь напротив памятника Пушкину и какой-то автомобиль рассекая пешеходов пытался проехать, а Гоша ему помешал и тот, стукнув впереди едущего прихватил выскочивший блатной или просто бандит молодой и потащил моего младшего брата в машину, а я - назад - им я в итоге его подгоняя, просто спас от них, ведь они его развели бы, как тогда говорили, то есть повесили бы на него ущерб за разбитую фару например, а когда он не смог бы отдать, его бы "поставили на счетчик" и отобрали бы квартиру, где он жил после размена по моему настоянию с родителями, то есть они ему отдали часть своей.
Его приятель, художник Шутов сделал сценографию легендарного фильма «АССА». Аркадий Славоросов, Шутов и Умка - творческая группа «Дети подземелья» (манифест «Ситуация ТАВ» в журнале «Твердый знак» №3).
Театр Театр Бориса Юхананова с Никитой Михайловским и Чорбой.
Свободная Академия с Татьяной Щербиной, Дмитрием Волчеком и Камилем Чалаевым.
Группа художников «Чемпионы Мира» во главе с Костей Звездочётовым.
Фильмы Сашикузнецова «Эпиграф» (оператор-постановщик Мария Соловьёва) с Борисом Матросовым («Чемпионы Мира») в главной и единственной роли (утрачен спустя годы в метровагоне забытый мною пьяным), «Мираж - Прохожий» (оператор Алишер Хамидходжаев) с Александром Сашей Кузнецовым-Валери и Катрин Ровет, а также студия «Арьергард» на пятидесятом километре Ленинского проспекта, прославившая меня акциями-памятниками "Фидель Кастро убивает Павлика Морозова" и прочей ахинеей. :-)
Как-то Игорь Алейников пришёл на студию и принес пригоршню значков «Конституция СССР». Дарил всем. Я долго носил такой на груди, ожидая посягательств на мою свободу - все мы тогда стали слегка диссидюгами («диссидент» - борец за права человека в большевистской России), полудиссидентами и просто трусами, никуда не выходившими и не бастовавшими, но по своему характеру я им просто сильно надоел, как это теперь понятно по воспоминаниям обо мне во ВГИКе в исполнении нелитературы (цитата, автор Андрей Пасечник) Саши Валеры Кузнецова,Ё!
Жизнетворческая энергия Игоря и социальная КИНО деятельность Глеба привели к 1-ому фестивалю параллельного КИНО «СИНЕ ФАНТОМ ФЕСТ-87» 14-19 ноября 1987 года в Москве. Первый подобный фестиваль в Советском Союзе проходил полуподпольно, в разных залах, практически без финансовых затрат. Андеграунд, есть андеграунд и в нём свои мастера!!
Братья Алейниковы сделали на «Мосфильме» полнометражный римейк «Трактористы-2».
Сашакузнецов, вдохновлённый деятельностью Игоря, поступив во ВГИК, решил издавать компьютерный журнал «ВИДЕНИЕ». Просиживая до глубокой ночи в компьютерном зале института, набрал и распечатал на принтере двадцать экземпляров, выпрашивая бумагу у секретарш, потом переплёл у дяди Васи в институтском подвале по трояку за штуку (старыми). Один из номеров в твёрдой обложке, подарил Игорю. В номере был сценарий братьев Алейниковых «Аквариумные рыбы этого мира», к тому времени частично реализованный. Главная роль - Борис Юхананов.
Из «НЕМАНИФЕСТА ПАРАЛЛЕЛЬНОГО КИНО»
- Есть большое искушение писать губной помадой на зеркале или возлюбленной
- Есть большое искушение разрисовывать пасхальные яйца золотым фломастером
- Есть большое искушение курить фаллические сигары
Тем временем, свободный эфир выносил нас за пределы. Братья Алейниковы объехали многие страны, побывав на фестивалях. В Америце (так!) показывали программу парраллельного КИНО в двенадцати городах. В кинотеатрах, киношколах и центрах современного искусства от Нью-Йорка до Лос-Анжелеса через сан-Франциско, на Юге и на Севере. Даже в городке Хелена, неизвестном самим американцам. Борис Юхананов положил километры асфальта в Берлине, налаживая совместные проекты с немцами. Сашакузнецов провёл «маленькую парижскую авантюру» (см. одноимённый текст на www.proza.ru/avtor/sachakuznecov) - провёз через таможню в чемодан студенческих короткометражек для показа в Центре Помпиду, а вернувшись, поступил на режиссёрский факультет к Ираклию Квирикадзе, приболевшему на голливудских холмах, и подославшего нам свою жену - вместо себя.
Появились и последователи. В Африке стал знаменит «Чёрный Годар», собиравший толпы негров, забывших о засухе и недороде, послушать его истории, называемые фильмами. Народные массы континента помнили такое лишь во времена генерала де Голля, когда крестьяне, побросав кетмени (тяпка) и другие мотыги, шли слушать речи о французских реформах в Африке.
А тем временем, кольцо внешнего мира сжималось и всё перестраивалось. Подростки перекочевали из сельских клубов, занятых под торговлю, в подъезды и ларьки - Дети Ларька. Повсюду открылись бигмачные, а по Киевскому шоссе пару раз туда-сюда проехались танки на гусеничом ходу, разбрызгивая асфальт и прижимая к обочине трясущихся в страхе обывателей на «Жигулях». Но КИНОлюдей уже нельзя было поправить. Сашакузнецов, заряженный КИНОэнергией, продал синтетическую шубу жены и построив взамен, модернистское пальто до пят из цветастого спального мешка, с помощью костюмеров «Мосфильма», купил коробку настоящей профессиональной цветной тридцатипятимиллиметровой КИНОплёнки и, уломав в КИНОинституте единственную в мире девушку КИНОоператора, игравшую в тот вечер в кегли, буйно гоняя пустые бутылки по паркету операторского факультета, снял немую фильму на пять минут. В главной роли Матросов-Людвигов («Чемпионы Мира»).
Прошло несколько лет и следы наших ног заполнила мутная вода с обочины.
А тогда, в конце «перестройки» даже визитная карточка Игоря и та была левой: чёрно-белая фотография семнадцати худых рыбёшек с выпученными глазами, а на обратной стороне подробный домашний адрес с почтовым индексом и номером домашнего телефона. И буквы синим фломастером, неровно: «СИНЕ ФАНТОМ».
ГОЛОСУЙТЕ ЗА СИНЕ ФАНТОМ
«Фантомность, призрачность предприятия, вынесенная в название журнала, относится, во-первых, к самому журналу, не имеющему никаких средств для самого минимального существования и, несмотря на это, обладающего энергонасыщенностью, заставляющей ощущать своё присутствие.
Ведущим предметом исследования у журнала является параллельное кино в СССР, также своеобразный миф, т.к. отдельные пять-десять авторов на всю страну без проката и прессы явления оставить никак не могут».
Игорь Алейников творил миф, пропуская реальность через влюблённую оптику КИНОаппарата и транслируя её в эфир.
Погиб он вместе с Верой, вместе с любимой женой в авиакатастрофе - в небе.
« - Есть большое искушение парить
над Витебском словно над Парижем -»
1997-ой год. Июнь. Опять идёт дождь и где-то лает собака. В музее КИНО проходит КИНОфестиваль «СИНЕ ФАНТОМ ФЕСТ - 97». Глеб Алейников, Борис Юхананов, Юфит, Сашакузнецов и другие продолжают делать КИНО независимо - независимо от других. От денег, от мутного потока, смывающего наши следы.
Как-то Игорь подарил мне книжку «Ален Рене», где на полях я вижу его заметки и знаки карандашом. Когда я услышал по радио весть о гибели Игоря и Веры, голос эфирного невидимого персонажа, я поехал домой, закрылся в комнате и вновь листал книжку с неровными строчками на полях - про КИНО.
- Так что же ты хотел всем этим сказать? - спрашивает Гуру за кадром фильма «Мираж».
- Если бы я хотел что-то сказать, то работал бы конферансье, - голос Сашикузнецова, прогуливающегося в кадре по территории последнего в Узбекистане, пионерского лагеря, с четырнадцатилетней дочерью от первого брака, найденной им в пионерском лагере под Самаркандом.
- Так что же ты хочешь?
- Снимать КИНО.
- Что же это такое, КИНО?
- Подглядывание. Подглядывание за реальностью, когда она думает, что на неё никто не смотрит...
Вскоре группу разогнали, картину закрыли. А я ещё успел поставть этюд во ВГИКе куда ходил вольным слушателм к старшему Тодоровскорму, Петру Ефимовичу.
Директор студии подался в Голландию и сказал мне очень верно: Перестройка на этом закончена, поверь мне.
Я слонялся по коридорам затихающего МосФИЛЬМа и тут, в том же кабинете студии Сергея Соловьёва, какой-то новый, про виду концертный, теперь называемый шоу-бизнесом, паренек, предложил поехать от объединения Соловьёва с фильмом "АССА", только что законченным Соловьёвым. И прихватить рок-группу из предъявленного мне списка - "НЮАНС", мол они играли на рок-концерте в Лужниках!
Тогда ещё, помнится, Глобуса застрелили, что стало первым заказным убийством под громкую рок-музыку "перестройки", когда начали делить российские богатства, чего я тогда, конечно же, не понимал и не думал об этом вовсе.
Нюанс, так нюанс. Один нюанс, другой нюанс, - бормотал я под нос, совершенно не представляя музыки этой группы. И лишь когда в Навои, куда я их завез, лидер лег на сцене дворца культуры "Фархад" и его прикрыли знаменем, а оттуда полились звуки мощнейшего, забойного соло, а клавишник, сломав о деревянный настил сцены - деревянный стул - ломанулся, прыгнув через оркестровую яму - прямо в зал по спинкам кресел, не задевая зрителей - недаром служил в десантных войсках и бегал чуть не по головам очумевших так ловко, что даже не задел инструктора горкома партии, посетившего концерт.
Назавтра меня вызвал Горонстаев, которого я знал по РМЗ, где устраивал дискотеку комитета комсомола в столовой Кызылкум, - навоинсцы знают, - и меня пркрыли.
Встретив в "Фархаде" Ларионову, которая была инспектором массового отдела в бытность мою руководителем дискотеки, а теперь приехавшую с концераами из Ташкента, посоветовался с её опытом и ее же молитвами назавтра у меня зрителями был полк стройбата, часть которого оказалась укомплектована призывом из Питера. А тогда же волна свободы и демократии захлестнула страну, начиная с рок-клуба питерского, где блистали Цой с Гребнем и его АКВАРИУМОМ.
На концерте солдаты стройбата питерского призыва очумевшие в азии - принялись топать в такт хиту "Стулья"!! - дворец культуры выдержал, но... на обратные билеты для всей группы мне пришлось занимать деньги в том же комитете комсомла, где тогда проснулись кооператоры-активисты, ставшие позже олигархами.
Музыканты предлагали мне стать пятым членом группы, после того, как я вышел на сцену с графином полным газировки и вылил на барабанящего топлесс - жара - всю эту водичку с газом, ледяную, надо сказать! рок-н-рольщики оценили, но я отказался: "Я же кино хочу снимать..."
Теперь, слышно, со старым составом работает как продюсер, сам Кутиков из Машины...
27. 05. 1988 Уволен ст 29 п2 КЗОТ РСФСР (окончание временной работы) Инж о/к - подпись. Печать.
Приехали к родителям в Селятино Московской области и сразу на работу: сначала инженером в отдел снабжения на опытный завод у метро Каширская...
ну конечно не дает покоя творческий червяк в жопе - надо публиковаться в прессе и поступать на факультет тележурналистов в университете для лдей с высшим образованием, но надо иметь пять публикайий. Я принялся за дело на месте жительства и обратился в газету Наро-фоминска "Знамя Ильича" и там мне поручили написать о фермерах, что я и сделал. Следующую не напечатали - слишком для них круто оказалось,что-то про нарушения с распределением,точно не помню чего и где...а кому они и сами уже тогда не ведали.
Публикация на ТВ в редакции Подмосковье и попытка устроиться к ним хоть бы и администратором не прошла из-зи подмосковной (!!) прописки и я набрёл на ВГИК неведомым способом, может быть потому, что недалеко? не знаю - устроился в отдел снабжения к начальнику Богову, не богову начальнику,Ё! а именно фамилия у него такая. потом перешел на "Мосфильм", работал четыре картины и потом сторожем и, наконец, поступил на дневное отделение сценарного факультета.
Мсу № 63 треста «Гидромонтаж»
19. 06. 1988 Принят сторожем на участок №8 временно на 2 месяца
А сторожем вообще-то интересно работал сначала на стройке больницы у своего дома, мама порекомендовала - ночью спать домой уходил,Ё!
Потом в доме отдыха "Отличник" в будке сидел, писал, очень уютно... там пруд Лесной недалеко - гулял туда-сюда...
19. 08. 1988 Уволен в связи с истечением срока временной работы п.2 ст.29 КЗОТ РСФСР Ст. инспектор о/к - подпись.
МСУ № 63 треста «Гидромонтаж»
22.08. 1988 Принят сторожем по срочному трудовому договору по 31.12.1988г.
31.12.1988 Уволен в связи с истечением срока трудового договора п.2 ст.29 КЗОТ РСФСР Ст. инспектор о/к - подпись. Печать.
МСУ-63 треста «Гидромонтаж»
24.04.1989 Принят сторожем на участок №6 временно на 2 месяца
24.06.1989 Уволен в связи с истечением срока временной работы п.2 ст.29 КЗОТ РСФСР. Ст. инж. О/к - подпись. Печать.
Дом отдыха «Отличник»
09.7.1989г. Принят на работу в качестве сторожа
Ну и вот - поступил, получил даже общагу, вроде живу в 50км от Москвы и положено, но поселил меня с югославским, в ту пору еще иностранным студентом Джеко. Ну я конечно борзанУл, сказал, мол буду тут жить в этой комнате, а ты поищи другую...что-то спьяну наверное, не помню уже, но в результате меня лишили комнаты. Потом история с моей простудой - прихожу через 10 дней после начала занятий и Вол иронично так: Ну да, простуда была...конечно... Он сам пьяница и думал я такой же,Ё!- Царство ему Небесное. . . + + + Всю дорогу только и рассказывал про пьянки с Владимиром Семёнычем, а потом делили с Влади дом, построенный на его участке - сам же предложил, ну и оформил бы часть земли, так нет...
09.8.1989 Уволен по ст.31 КЗОТ РСФСР (в связи с поступлением Всесоюзного Государственного института кинематографии им. С.А. Герасимова.
Директор М.Б.Примак
МСУ-63 треста «Гидромонтаж»
18.08.1989 Принят сторожем на участок №8 по срочному трудовому договору по 31.05.1990г.
30.10.1989 Уволен по собственному желанию ст. 31 КЗОТ РСФСР Начальник ОК - подпись. Печать.
Всесоюзный государственный институт кинематографии
01.09.1989 Зачислен на 1 курс очного сценарного отделения
Кира Константиновна сказала мне, не смотря на то, что ее подмастерье Исай Кузнецов похвалил мою работу,возвращая мне сценарий в прихожей старого дома на Калпроспекте, недалеко от ЦДЛ: «Вы бесспорно талантливы, но ведь решает Кира Константиновна…» В дальней комнате в трюмо отразилась девица, поправляющая причёску :-)
Добрая, пожилая, когда-то бывшая женой Галича и персонажем песни «Дорогая Кира Константиновна!», откровенно призналась, что боится Володарского и не может меня взять в свою группу параллельную нашей, на первом курсе сценарного факультета ВГИК, института кинематографии в Москве.
В 1989 году Эдуард Яковлевич впервые набирал курс и взял меня в тридцать один год! на дневное отделение в свою мастерскую, поставив все пятерки на экзаменах мне и Крюкову, будущему персонажу моего фильма "Прохожий" ( 35мм, 20 мин, 1994, см. Часть 1 -
Часть 2 - http://www.dailymotion.com/dm_5136d8c310506#video=xy0mtn ).
В сентябре я заболел ангиной и меня положили в больницу рядом с нашей, вернее, тогда ещё бабушкиной - Ольги Гавриловны и Екатерины Гавриловны Дурневых. Той самой тёти Кати, судьба которой занесла нас в закрытый от других город, с его атомным проектом... После их смерти мы жили с Инной и Настей в этой хрущёвской пятиэтажке №23 в подмосковном поселке городского типа Селятино, что на пятидесятом километре Киевского шоссе.
Сокурсник Юрка Чумаков приезжал ко мне и, постояв под окнами палаты, где я лежал вдвоем с местным пацаном, уехал в общагу на электричке, а когда я появился в институте, Володарский понимающе ухмыльнулся на мои слова о болезни– ну, мол, ясно – ангина… - с намёком так, закуривая неизменную сигарету на лестнице вместе с нами. А Чумаков стоял рядом и улыбался своим добрым широким чебоксарским лицом. Хоть бы слово сказал.
А уже на экзамене первой сессии Володарский опустил голову и промолчал на слова рецензента с прыщавой лысиной, моё имя двоилось в его имени отчестве, чтоб ему пусто было, - когда он заговорил о моей работе: «Какие-то странные у вашего героя отношения с КГБ…»
В моём рассказе в голове героя шумело постоянно - то ли от трансформатора во дворе, то ли от огромного здания на Лубянке с его учитывающем нас компьютером, - так представлялось ему, ведь он жил в коммуналке окном на забор внутреннего двора для прогулок с колючей проволокой поверху, покуривая травку и приставая к соседке, Герой :-) просил родить его обратно, никак не вмещаясь головой - ей между ног - беременной причём! :-)
Потом мой герой курить перестал, когда прочитав на занятиях свой текст, я услышал сомнения Володарского...что не понравилось, так и не сказал, но я убрал анашу (гашиш) из этой короткой истории о голосах в голове парня, которые командовать пытались им до такой степени, что он в итоге с разбегу шибанулся головой о черный мрамор стены главного здания КГБ на Лубянке, прямо у Детского Мира на, - как я уже написал в финале курсового литературного сценария, революционно шагая в ногу со всей страной, – на русской Голгофе, - имея в виду тот самый холмик с памятником железному Феликсу, который тогда еще не свергли возмущенные толпы москвичей, стягивая веревкой за шею с постамента прямо под буквами, освещающими неоном темень города, плохо освещенной столицы одной шестой части мглы:
ДЕТСКИЙ МИР
Теперь эти два события как-то рифмуются, вызывая мысль о странных отношениях с КГБ: Александра Александрова, того самого рецензента с прыщавой лысиной о котором на Мосфильме мне много чего наговорили, моего героя и Володарского, после его дружбы с Высоцким, а также Киры Константиновны, помнивщей об эмиграции Галича, бывшего мужа…
И это когда у буфета ВГИКа висело напечатанное на принтере объявление-призыв создавать кинокооперативы! Именно в то время и было возможным.
Но пока я перед институтом работал ассистентом и администратором съемочной площадки, успели закрыть картину про хиппи в объединении Ролана Быкова и Миша Усачев, молодой продюсер, уехал нафиг в Голландию, решив, что всё закончилось здесь… первый чел на моих глазах. кто понял --- ПОНЯЛ ПРО НАШУ С ВАМИ СВОБОДУ, ---
---парень этот – всё! – тогда ещё, в 1988ом году…
01.11. 1990 Переведён на 2 курс заочного сценарного отд. По собственному желанию. Нач. о/к - подпись. Печать.
Так вот и был переведен с первым заграничным паспортом в кармане, просто предложил Володарскому поставить мне тройку и я, мол, переведусь... А если, говори, я поставлю, а ты не переведешься? Но после разговора с Юреневым - тогда декан - и созвона с Анной Васильевной теперь Пендряковской, а тогда Назаровой, которая была преподавателем на курсе Ежова Валентина Ивановича, автора "Белого солнца пустыни" со своим студентом с высших курсов Ибрагимбековым - принял меня: Молодец! - сказал Мастер - догнал нас.
А я взял и поступил на дневное отделение режиссерского факультета - на заочном сценарном у меня лежал аттестат за школу,тут я сдал диплом о высшем образовании, но Квирикадзе прихватило сердце и он прислал свою жену Нану Джорджиадзе, дай ей бог здоровья, а память о ней я храню...А пока…
Ты устраиваешься на работу в отдел снабжения ВГИКа и Серега Козлов, сын того козла, что на саксе, в курилке стеклянного перехода на учебную студию, говорит, настоятельно эдак, советует, проходящему декану режиссерского факультета – просто возьмите его, что он тут сидит! И это Юреневу Андрею Ростиславовичу, самому человечному из них всех. И ведь взял вольным слушателем - двадцати восьмилетнего оболтуса, после рассказа о похоронах бабушки со слезами на глазах (так!) А когда уже поступил, то поставил мне зачет по режиссуре, лишь послушав мой рассказа, как я снимал, но утратил потом кассету в баре, репортаж «Рабочий класс не подведет»---
---Вхожу с видеокамерой в кабинет парторга треста Гидромонтаж в последний день последнего съезда КПСС, голоса по радио со съезда у него в кабинете из радиоточки звучат. И спрашиваю: «Кто плакат повесил на цеху возле станции Рабочий класс не подведет»…
1. 09. 1991 Зачислен на 1 курс режиссёрского факультета дневного обучения
Как не сохранить памяти о единственном случае отчисления студента так и не получившего возможности сдать хоть бы один зачет...Но это большая отдельная история - писать надо подробно - как-нибудь... А зачетка пустая у меня вот лежит до сих пор в секретере. Их теперь две: со сценарного - заполненная за две сессии и эта - совершенно пустая (!!)
12. 03. 1992 Отчислен за академическую неуспеваемость. Ст. инсп. О/к - подпись. Печать: «Государственный комитет Совета Министров СССР по кинематографии.»
МГПКВС «Современник»
6. 07. 1992 Принят на студию в должности режиссёра к/ф «Учкудук» с 6/7-92 по 30/11-92г.
30.11.1992 Отчислен в связи с окончанием фильма.
Инспектор кадров - подпись.
Печать: «Государственный комитет по кинематографии. Малое государственное предприятие. Киновидеостудия «СОВРЕМЕННИК»
ГП КВС «Современник»
21. 02. 1994 Принят на должность режиссёра к/ф «Дыра в пейзаже»
31. 10. 1994 Отчислен в связи с окончанием фильма.
Инспектор кадров - подпись. Печать: «г. Москва. Государственное предприятие. Г.р.№ 0039748. Комитет Российской Федерации по кинематографии. Киновидеостудия «СОВРЕМЕННИК».
А это путешествие состоялось десять лет спустя, в 2004ом году.
Добравшись до монастыря, о чем писано в третьей части книги, одноимённой с азиатскими рассказами "СЛЕД ЛЮБВИ", мы с товарищем оказались просто, как писал в «Пирамиде», самый старый писатель совка – просто в Мирчудесе нормандском.
Через пару часов езды вдоль платного авторута, через городки и деревни, похожие на наши городки, но светофоры... - светофоры через каждые пару километров, если не меньше!
И всё же - открылся нам Мирчудес в окрестностях Жизора с его замком и каким-то жутковатым средневековым собором.
Монастырь оказался женским и нас просто не впустили на ночь глядя, но заночевав в красном опель-сарае, автомобиле Дмитрия Генриховича, наутро мы вошли за распахнутые к службе ворота с маленьким застекленным окошком, где давеча видели глаза двух монахинь. Красивые подружки.
Стань мастером бесшумности, подумал я, крадучись на рассвете покурить к пруду за полем, где, похоже, давно ничего кроме травы не росло. Пруд, по всему видно, изрядно зарос и его давно не чистили. Вспомнилось: «…пруд заилен, ивняк от сумерек лилов… Ах, Саша…»
Расчистить его просила матушка настоятельница, но после консультации выяснилось, что машинная чистка будет дорого стоить. Наёмник с «виллы Julia», как я прочёл на бирке, висевшей на углу с белыми буквами по синему полю в стиле парижских номеров домов с названием улиц. А на самом деле маленький домик в две комнатки и небольшой, на одного – чердак. Он перестелил там доски пола, старается всячески помогать по хозяйству, а бывшая усадьба французского графа, довольно большая вокруг дома в три этажа, где у каждой сестры отдельная келья-комната пригласил в маленький дом в две комнатки и туалет, рассказал, что успел оттарабанить пять лет в Иностранном легионе и ждёт здесь карт де сежур. Научился там по-французски сносно довольно болтать.
Бывалый рассказал, что писательнице,эмигрировавшей после ссылки и написавшей здесь свои православные фэнтези, разрешили за ее же деньги поставить дачку на территории монастыря.
Разговорились и с Сашкой, певчим храма недалеко от Белорусской, пребывающим здесь с женой, как паломник.
Меня поселил в прекрасную комнату с высокой железной кроватью и чуть ли не периной. Ну и, конечно, свечка в углу под иконкой бумажной, наклеенной на картонку.
А имя Бывалого, оказалось таким же, как у домика с биркой, похоже, утащили откуда-то. Так совпало - просто женско-мужское древнее имя... имя говорит, такое, а бирку эту, друзья писательницы повесили шутки ради, приехав из Парижа.
На выходные дни сюда приезжает много эмигрантов. За кофе в павильоне, где продаются книги и аудиозаписи церковного пения, можно после сытного монастырского обеда,попить кофе-чай с поговорить. Пожилая дама рассказала, что ее отец эмигрировал после революции и работал таксистом в Париже. Богатых надо беречь,говорил он дочке – они нам дают работу! Запомнилось.
Наутро, покуривая втайне на берегу пруда, я оценил его размеры и количество предстоящих трудодней… как раз виза моя закончится и… ведь друг на третий день заявил, что ему надо ехать…
Ну, думаю, надо как-то добраться в Монпелье и занимать у бель-сёр, как говорят французы. Дословно: прекрасная сестра. А по-нашему - сестра жены. На обратную дорогу домой.
про съемки МИРАЖа
Дальше работал иногда на телевидении, но это продукция производства, а не творчество.
жди продолжения, читатель...