В семь часов вечера на линии фронта

               
Поставлена в театре им. А.Н.Островского


ВОЕННАЯ ДРАМА       
               

 АКТ ПЕРВЫЙ

1941г. Летний театр в Минске.
Действующие лица:  Маэстро,  Отелло, Пьеро, Яго, Катя, Таня, Наташа, гуляющие люди в парке.

(Июньский вечер в минском городском парке.  В Летнем театре на открытой сцене Лениградский музыкальный театр дает спектакль «Отелло». Актеры уже вышли в финал, с них льется пот, зрители обмахиваются  газетами, программками, есть гражданки с веерами, публика стоически переносит  жару и духоту, но никто не покидает представления.  И вот уже слышны аплодисменты, крики «Браво», а в глубине парка, на танцевальной площадке,  духовой оркестр играет  «Рио-Риту». Из открытой настежь, задней двери театра выходят Яго и Отелло в гриме и костюмах. Они вышли в сад  проветрится и покурить. Видно, что Яго старше Отелло, он красив изящными чертами лица, нос  с горбинкой, но светловолосый и сероглазый. Это дает повод спорить о том, есть ли в нем примесь южной крови? Рост  выше среднего, на сцене – это герой-любовник. Яго нравится женщинам и знает об этом. Отелло смуглый, по-цыгански черноглазый и чернокудрый, ловкий, крепкий, приземистый. Жизнь из него бьет ключом).
ЯГО:  Господи, жара какая! Я весь взмок в этом костюме
 (Яго жадно пьет  минеральную воду  и неожиданно брызгает из бутылки  на  Отелло).
 ОТЕЛЛО:  Яго, сумасшедший! Ледяная! Ты что?! Где взял?
  (Дурачась и смеясь Яго  продолжает  «холодный душ» и при этом декламирует Пушкина).

           Здоровью моему полезен русский холод!
                К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
           Чредой слетает сон, чредой приходит голод
                Желания кипят
   Я снова счастлив, молод!
                Я снова жизни полн!
                Таков мой организм!
                Извольте мне простить ненужный прозаизм.

( Отелло выхватил бутылку с водой у Яго,  между ними началась возня, суматоха, смех. Видно, что эти двое давние друзья.   Неожиданно к актерам подлетают две девушки. Одна из них сходу  влепила Яго оплеуху).
ТАНЯ: Негодяй! Интриган!
ЯГО: Что такое!
НАТАША:  Это тебе за Дездемону, подлец!
ТАНЯ:  И за Отелло! Предатель!
                (Актеры оторопели).
ОТЕЛЛО:  Вот, что значит сила искусства!
ЯГО:  Клянусь, такой прекрасный отзыв о своей работе я получаю впервые. А ну-ка… подойдите-ка поближе. Такого зрителя надо любить!
ТАНЯ: Но, но! Руки уберите.
ЯГО:  Любить  и целовать! Вот мы вас сейчас расцелуем, вы у нас запомните гастроли  Ленинградского театра!
(Актеры  в костюмах идут, расставив руки, на девушек. Те с визгом  отбиваются. Это реальный случай, описанный актером  театра. Таких случаев было множество, зрители в зале воспринимали актеров и их персонажей, как реальных людей. Такой был  довоенный зритель, наивный и благодарный в большинстве своем… Из двери театра появилась Дездемона. Светловолосая, с нежным бело-розовым лицом и внимательными  голубыми глазами. На ней роскошный розово-кружевной костюм Дездемоны. Девушки уставились на Катю, как на видение, явившееся из другого мира).
КАТЯ: Что тут у вас? Опять поклонницы?
 ТАНЯ:  Дездемона!..  Да мы наоборот, хотели… 
КАТЯ: Ну, если наоборот, то все идем в парк, танцевать. А? Все вместе.
ОТЕЛЛО: Катя,  я думал мы просто… вдвоем прогуляемся.
КАТЯ: Отелло…
(Отелло покорно опустил голову, похоже, что он слушается Катю беспрекословно).
ОТЕЛЛО: Вместе так вместе.
 «Нам говорит согласье струн в   концерте.
  Что одинокий путь подобен смерти».
КАТЯ: Ну, без Шекспира мы и чаю попить не можем.
ЯГО:  Это же здорово, Кать!  С Шекспиром мы парим над вечностью!      
КАТЯ: Разгримировываемся и танцевать, только быстро. Девушки, согласны?
(Девушки что-то восторженно мычат).
Ну и хорошо, что согласны. Как  зовут вас?
 ТАНЯ:Таня.
 НАТАША: Наташа.
КАТЯ: Я–Катя, а это…
ЯГО: Катя, потом, все потом! Летим в гримерку, быстро, сбрасываем костюмы и грим. Танцуем до утра! Девочки не уходите.
 (Актеры исчезают за дверью).
 ТАНЯ: «Нам говорит согласье струн в концерте
              Что одинокий путь подобен смерти»? Это седьмой сонет?
 НАТАША: По-моему восьмой… точно восьмой. Потом обязательно проверим.
 ТАНЯ:  Надо спросить у них, можно ли читать Шекспира на вступительных.  Или лучше что-нибудь из современных поэтов? И проза еще, и басня…
(Артисты   возвращаются, на ходу причесываясь, и застегивая рубашки. На ходу, Яго сгреб девушек и прижал к себе).
ЯГО: Летим, летим,  летим…Танюша! Наташа! Какие прекрасные редкие имена!
КАТЯ:  Я гитару забыла взять!
ОТЕЛЛО:  Кать, ну забыла,  и ладно.
 (Отелло пошел спиной, повернувшись лицом к Кате).
               
                «Я весь хотел бы клавишами стать,
                Чтоб только пальцы легкие твои
                Прошлись по мне, заставив трепетать,
                Когда ты струн коснешься в забытьи…
(Девушки затаили дыхание).
 ТАНЯ: Это 127 сонет, точно.
 НАТАША: А, по-моему, 128-ой. Потом обязательно проверим.
ОТЕЛЛО: …Но  если счастье выпало струне,
                Отдай ты руки ей, а губы-мне».
КАТЯ: Богородица, уйми Отелло! Слышите, уже  Цфасмана играют!
ЯГО: Так мы летим, или не летим?
 (Все бегут к танцплощадке, откуда доносится фокстрот Цфасмана «Цветущий май»).

 танцплощадка
Действующие лица: танцующая массовка, массовик, Яго, Отелло, Катя, Маэстро ,Пьеро, 1актриса, 2актриса, актер,пожилой вахтер, Наташа,Таня.
(«Цветущий май» в разгаре. Пары  танцуют. Катя сообразила, что Отелло и Яго не смогут танцевать сразу с тремя девушками и исчезла в толпе. Вот она уже танцует с каким-то красавцем в светлом костюме. Отелло крутит головой в поисках Кати. Наконец, он видит ее, Катя танцует и смеется. Отелло, бросил отчаянный взгляд на Катю, и взяв за руку Наташу, повел ее в центр танцующих. Яго уже танцует с Таней… Звучат финальные аккорды и  массовик, стоящий на сцене с микрофоном, заметил актеров).
МАССОВИК: Дорогие товарищи, у нас в гостях актеры  Ленинградского театра. Ура! Поприветствуем! Просим на сцену!
(Толпа аплодирует, раздались ободряющие крики: «Просим, просим!»).
  ЯГО: Катя, давай. Иди спой.
ОТЕЛЛО: Я подыграю.
(Отелло  громко спросил, обращаясь к массовику).
А гитара, аккордеон, баян, скрипка есть!?
МАССОВИК: У нас все есть!
КАТЯ: Ну, и попали. А платье концертное?
ОТЕЛЛО: Без платья  даже лучше.
КАТЯ: Что сказал-то?
ОТЕЛЛО:  Правду.
КАТЯ: Твои нахальные шуточки мне надоели.
ОТЕЛЛО:  Катя, ну прости, забудь. «В твоей вражде понятно мне одно
                Ты любишь зрячих, -  я ослеп давно».
КАТЯ: Богородица, уйми Отелло.
МАССОВИК: Просим, просим, уважаемые гости!
(Танцполащадка скандирует: «Ле-нин-град! Ле-нин-град!»).
 ТАНЯ: Пожалуйста! К нам так редко приезжают артисты из Ленинграда.
 (Массовик  с помощниками вынес музыкальные инструменты: гитару, аккордеон, баян. Отелло и Катя идут к  эстраде. Отелло выбирает аккордеон. Популярную танцевальную мелодию из довоенного репертуара принимают на «ура». Это номер на двоих из репертуара Эдит и Леонида Утесовых: «Парень с девушкой гулял над Москвой-рекою». Звучат аплодисменты и   актеры  спускаются с эстрады под восторженный гул толпы).
 МАССОВИК: Друзья! Дорогие гости! Приз -  гитара семиструнная- вручается артистке   Ленинградского  музыкального театра Екатерине Романовой.
(Вручает гитару Кате под  гул аплодисментов).
КАТЯ: Друзья, благодарим вас и ждем на наших спектаклях.
(В тесной толпе поклонников Катя пробирается к выходу. За ней Отелло, Яго и Таня с Наташей. Кто-то пытается вложить  букет скромных цветов в Катины руки).
Благодарю, спасибо…благодарю. Всех ждем в театре!
ОТЕЛЛО: Катя! Мы что, уходим? А танцевать? Мы зачем пришли?
КАТЯ: Оставайся, а я хочу посмотреть город.
(Но Отелло, конечно, не остался.  Вместе со всеми  он спешит за Катей. Наконец артистам,  вместе с девушками,  удалось выбраться с переполненной танцплощадки. Они пошли по улицам и вышли к площади с фонтаном. Здесь уже собралось немало гуляющих, есть даже пожилые пары.).
ОТЕЛЛО: Катюха, давай я гитару понесу.
КАТЯ: Наконец-то, я уж думала, не догадаешься.
 (Все долго смотрят на струи воды, потом  усаживаются на скамейку).
ОТЕЛЛО: Красиво у вас здесь. Наверное, Белоруссия одно из самых лучших мест на земле.
 НАТАША: Согласна.
 ТАНЯ: А я Лениград люблю. Вот где красота. А театров сколько! Эрмитаж.
ЯГО: А вы приезжайте к нам. Контрамарки на все спектакли гарантируем. Это замечательно, что вы любите театр, будете нашими вечными зрителями и детей своих приведете.
КАТЯ: И внуков.
ОТЕЛЛО: А то есть  уже  «пророки» предрекающие конец театру.
 ТАНЯ: Как это может быть?
ЯГО: Ну… что, мол, кинематограф наступает, что кино съест театр.
 НАТАША: Ерунда. В театр никогда и билетов-то без знакомства не достать.
 ТАНЯ: Если бы не дедушкин  старый друг, гример из оперного, нам бы  «Отелло» не видеть и не слышать.
(Катя закружилась, пышная юбка взлетела, и Катя стала похожа на нежный голубой цветок. И этот цветок воздел руки к небу).
КАТЯ:  Господи! Сделай так, чтобы билетов всегда было не достать!
ТАНЯ: Надо просто чтобы больше театров построили и все.
ОТЕЛЛО: Интересно, сколько в Минске театров?
 НАТАША: А сколько? Оперный,  Янки Купалы,  Юного зрителя, музыкальный и еще, еще.… Ой, не знаю, мы, ведь, никогда и не считали.
ЯГО: Даю задание. Выполнить  его до завтра: сосчитать театры.
ТАНЯ: Сосчитать театры не трудно.  У нас серьезные намерения.
 НАТАША: Да, серьезные…
ОТЕЛЛО: Серьезные намерения относительно чего?
 ТАНЯ: Мы хотим в театральное училище поступать, стать, как вы, артистками.
 НАТАША: И петь хотим, и танцевать.
(Отелло поднялся со скамейки, все последовали за ним и пошли дальше).
ОТЕЛЛО: Петь и танцевать это хорошо. А вот есть ли у вас хватка?
 ТАНЯ: Какая хватка?
ОТЕЛЛО: Такая, какая есть у собак,  у бульдогов, например, в зубах?
 НАТАША: Вы шутите, а мы серьезно, хотели с вами посоветоваться.
ЯГО:  Серьезнее смертельной хватки на сцене ничего  нет.
КАТЯ:  Ребята, будет вам… Девушкам на самом деле надо рассказать, как там на экзаменах, что читать.
ОТЕЛЛО: Да  серьезнее не бывает, Катя. Тебе ли не знать? Это ж Станиславский, работа актера над собой, это ж  он говорил,  что главное -  это хватка. Человек, если хочет быть на сцене, должен обладать хваткой. Хватка должна быть -  в глазах,  в ушах, во всех органах пяти чувств. Если слушать – так слушать и слышать. Если нюхать, так уж нюхать! Если смотреть, так уж смотреть и видеть, а не просто таращиться. Надо вцепиться зубами в объект, в  человека или в состояние, в котором человек находится. Понятно?
ЯГО:  Отелло прав. Вот роль Отелло, например? Сам Станиславский сказал, что роль Отелло – сплошная хватка. И если для какой-то пьесы нужна просто хватка, то для Шекспира нужна  - мертвая хватка. Вот в жизни можно жить без хватки, а на сцене хватка нужна каждую секунду, как воздух, без нее никак. Верно, Отелло?
ОТЕЛЛО: Без нее никак, Яго, никак.
                (И страшным голосом Отелло изрек)
                «Одна судьба у наших двух сердец:
    Замрет мое – и твоему конец!».
(Ошеломленные девушки не знают что сказать).
 ТАНЯ: Как же нам быть?
 НАТАША: У меня нет… хватки.
КАТЯ:  Таня,  Наташа, не слушайте вы их. Это все учебный процесс. И потом все индивидуально. Главное – вы любите театр, вам интересны люди, актеры, вы радуетесь жизни, а значит все возможно!
ОТЕЛЛО: И все-таки: по силе, по мощной продолжительной хватке выбирают актеров.
ЯГО: Вырабатывайте в себе хватку!
 (Яго опять схватил сразу обеих девушек в охапку, изрядно прижав им талию).
КАТЯ: Яго! Угомонись!  Мы все вам расскажем, что читать, что наизусть учить, какие упражнения,  какие этюды репетировать. А теперь давайте смотреть город.
( Все отправились дальше, любуясь ночным городом).
 ТАНЯ: Вот  смотрите, в той стороне костел Пресвятой Девы Марии.
 НАТАША: А  Свято-Духов Кафедральный православный собор там дальше.  У нас есть и Хоральная синагога. В ней даже еврейский театр был.
 ТАНЯ: Необыкновенной красоты само здание синагоги. Вам надо обязательно увидеть…. А завтра у вас ведь, «Летучая мышь»?
КАТЯ: Завтра 22-е? Да, завтра  «Мышь»  даем. И вы приходите. Обязательно вас куда-нибудь, хоть на приставные стулья, посадим.
 НАТАША: Спасибо вам. Даже не верится…
КАТЯ: Который час теперь? Наверное, поздно уже?
(Отелло смотрит на часы).
ОТЕЛЛО:   Скорее рано, чем поздно. Еще только пятый час. Катюха,  какой рассвет!  Таня, Наташа, давайте на лодке покатаемся.
(Вся группа спускается к берегу, слышны  всплески воды, смех, разговоры с хозяином лодки… И вот лодка идет по реке.  Под гитарный аккомпанемент артисты поют из итальянского репертуара «Скажите, девушки, подружке вашей»… Внезапно   все услышали нарастающий гул, за рекой  раздались громовые раскаты чудовищной силы, река  охвачена  красным заревом. Отелло бросил весла, кто-то в недоумении встал в лодке в полный рост).
ОТЕЛЛО: Та-ак. Давайте-ка возвращаться.
 (Отелло снова  взял весла и стал с силой грести  к берегу).
КАТЯ: Где-то гроза? Сейчас хлынет и на нас?
ЯГО: Это точно не гроза. Самолеты летят.
НАТАША: Самолеты в грозу разве летают?
КАТЯ: А куда им деться, если гроза внезапно начнется.
ОТЕЛЛО: Давайте, помолчим пока.
 (В лодке все молчат, Отелло причалил к берегу).
Девочки, давайте, выходим, осторожно.
(Яго вышел первым и подал руку девушкам. Вскоре все были на берегу).
ЯГО: Бегом, в театр.
(У Летнего театра артистов встретил Маэстро - высокий, стройный человек лет 50-ти.  Маэстро опирается на трость. У него  умные строгие глаза, и весь облик  говорит о том, что перед нами интеллигентный, образованный человек. Но выправка  наводит на мысль о недюжинной силе и военном прошлом человека с тростью. Маэстро -  режиссер театра.    Рядом  с ним стоит хрупкий, взволнованный  Пьеро. Пьеро сдержан, но  нервные руки с длинными пальцами  выдают его волнение. Несколько раз он пригладил мягкие светлые волосы,  ниспадающие к тонким плечам. Весь облик Пьеро говорит о чем-то романтическом, давно прочитанном в юности  и оставившим нежное и трепетное воспоминание. Пьеро, как и Отелло, Яго и Катя -  артист театра).
ОТЕЛЛО: Что происходит, Маэстро? Вы что-нибудь понимаете?
 МАЭСТРО:  Похоже, нас  бомбят.
(Пьеро бросается к Кате и остается рядом с нею).
ПЬЕРО: Где вы ходите? Мы вас потеряли, Катюша!
КАТЯ: Пьеро, не волнуйся ты так, нам девушки город показывали.
(Таня и Наташа испуганно притихли.  Из театра высыпали актеры, служащие, и каждый высказывал свое видение происходящего).
1АКТРИСА: Я думала, что гроза.
2АКТРИСА: Какая гроза? Дождя-то нет.
АКТЕР: Скорее всего, это учения.
МАЭСТРО: Нас бомбят. Это самолеты…Нас бомбят, ребятки.
АКТЕР: Да кто бомбит-то?
ОТЕЛЛО: Что же,  бомбят и никакой информации?
 МАЭСТРО: Пока никакой, ребятки…  Вы слышали, как били наши зенитки?
КАТЯ: Что-то ухало, бухало…Это наши зенитки?
ПЬЕРО: Если наши стреляли, так, может быть учения?
МАЭСТРО: Нет. Не учения… Пока вы разгуливали  немцы, похоже, пытались прорваться, чтобы бомбить город, но наши ПВО их отбили. А сейчас они прорвали оборону.
(Из театра с озабоченным лицом, вышел пожилой дежурный вахтер. Все замолчали. Вахтер подошел к актерам и взволнованно сообщил).
ВАХТЕР: Телефон не работает. Хотел позвонить в обком, узнать что случилось…Глухо.
МАЭСТРО: Связь уничтожена…
(Вновь раздаются глухие раскаты)
ВАХТЕР: Это с той стороны, где аэродром.
МАЭСТРО: Бомбят аэродром… Война с Германией, вот что это.
ТАНЯ: Я не верю. Какая война? Никто ничего не говорил.
 НАТАША: И в газетах ничего не писали.
ВАХТЕР: И скажут, девочки, и напишут.
(За рекой вновь загрохотали взрывы. Все, кто вышел на улицу бросились в здание театра. Маэстро стоял в раздумьи, возле него оставались Катя, Отелло, Пьеро и Яго. Яго  держит испуганных  Таню и Наташу за руки.
 МАЭСТРО: Это называется война без объявления войны. Самый подлый вариант.  (Слышен гул самолетов. Все подняли головы вверх).
ОТЕЛЛО:  Самолеты! Летят сюда!
 МАЭСТРО:  Немецкие бомбардировщики.
КАТЯ: Что  делать - то!?
 МАЭСТРО: Быстро собрать всем вещи. Наверняка, скоро начнется эвакуация.
 (Маэстро обратился к девушкам).
 Знаете, где укрытие? Бомбоубежище?
 ТАНЯ: Знаем. Это недалеко. За танцплощадкой.
НАТАША:  Мы покажем!
ПЬЕРО: Катя, беги с девушками в укрытие, я возьму твои вещи. Гитару оставь, я захвачу.
КАТЯ: Нет, ты что-нибудь забудешь. Я сама, гитара тут постоит.
(Катя приставила гитару к дереву).
МАЭСТРО: Бегите. Мы догоним…  Ребятки,  пошли, пошли… Документы заберем и в укрытие!
 (Наташа и Таня уже бегут к танцплощадке, артисты – к Летнему театру. Вдруг Яго развернулся и бросился к девушкам).
ЯГО: Постойте, девочки,  я с вами!
(На ходу Яго бросил артистам).
 Мои документы захватите! В гримерном столе, в верхнем ящике!
 ( Яго помчался дальше.  В эту секунду рев бомбардировщика раздался совсем близко).
 МАЭСТРО: Заходит! Ложись!
(Маэстро, Катя,   Отелло и Пьеро у  входа в театр падают, закрыв головы руками.
Бегущие Таня, Наташа и Яго видны за  танцплощадкой. Раздался звук падающей бомбы. За ним последовал зрыв. Танцплощадка  разбита. Девушки и Яго исчезли. Маэстро  и артисты поднялись. Они поняли, что произошло и бросились к танцплощадке. Там, на страшно искореженном пространстве, заваленном дымящейся землей, ничего нельзя было разглядеть. Актеры снова и снова с надеждой вглядывались в горящее пепелище, но тщетно. Взорванная земля безмолвствовала. Актеры перебежками двинулись  к реке. И в эту секунду бомбардировщик, оглушая ревом, зашел над Летним театром. Взрыв уничтожил все – и театр, и всех, кто в нем оставался, и цветущий летний сад.  Актеры упали на берег и долго оставались лежать,  даже тогда, когда  бомбардировщик  скрылся из виду… Маэстро поднял голову).
МАЭСТРО: Ну что ребятки, вот нас сколько осталось… из всего театра. 
(Маэстро попытался встать, но ноги не слушались).
КАТЯ: Они все там… все наши там остались…Господи…нет, нет!
(Голова Маэстро бессильно упала на землю. Темное облако от взрыва опускалось все ниже. Прошло несколько минут. И Маэстро услышал или  ему показалось, что он слышит  небесный   высокий звук или чей-то голос. Он поднял голову и увидел призрачный женский силуэт. Он двигался из облака прямо на него. Какая-то  неведомая сила подняла Маэстро, и он пошел навстречу этому голосу и этому облаку… Это была  Рашель.  В костюме Донны Анны она медленно шла к реке. Целой на ней осталась только вуаль, весь костюм разорван и обожжен, ее руки с остатками перчаток на них,  покрыты  черной гарью. Рашель, молча, подошла к Маэстро и остановилась на  облаке. Так они стояли друг против друга, не зная, что делать.
ПЬЕРО: Маэстро! Ваша трость!
( Маэстро повернул голову, Пьеро с тростью стоял рядом).
КАТЯ: Господи, откуда она? Донна Анна… она не из нашего театра.
(Актеры встали и тоже пошли к Рашель).
МАЭСТРО:  Вы не ранены?
(Что-то кольнуло его в сердце. Необычная тонкая красота лица и что-то еще неуловимо трогательное во всем облике девушки, и это облако, в котором она стояла, вдруг взволновали Маэстро. Маэстро осторожно поднял  вуаль.)
МАЭСТРО: Вы целы? Откуда вы? Из  театра?
РАШЕЛЬ: Из музыкального театра. Все убиты…  Виолончелист жив… и я. Не спрашивайте меня ни о чем. Я не могу это рассказать… пожалуйста.
(Рашель пронизывает дрожь, Катя обнимает ее за плечи и усаживает рядом с собой на траве).
ОТЕЛЛО: Надо всем держаться вместе.
МАЭСТРО: Да-да. Пойдемте с нами, пока не знаю куда, но будем держаться вместе.
КАТЯ: Вы, правда, не ранены?
(Рашель покачала головой, попыталась снять головной убор с вуалью, но руки не слушаются ее. Тогда Катя ловко вытащила все шпильки, и на свободу вырвался   водопад темных волос).
ПЬЕРО: Надо куда-то уходить.
МАЭСТРО: Нет. Пока все остаются здесь. Я пойду, разведаю обстановку в городе, найду место, где можно остановится и вернусь за вами. Ждите меня здесь. От берега ни шагу. Скорее всего, реку бомбить не станут. 
(Маэстро взглянул на Рашель).
 Как ваше имя?
РАШЕЛЬ: Рашель… Рашель Погарская.
ОТЕЛЛО: Маэстро, я иду с вами.
МАЭСТРО: Я иду один.  Ждите.
(Маэстро, тяжело опираясь на трость, стал подниматься от берега в город.  Артисты, не отрываясь, смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду).

 театр
Действующие лица:  Отелло,  Пьеро, Катя,  Маэстро.
(Гримерная минского театра. Он единственный в городе уцелел после бомбардировок. В него и собираются артисты из разбомбленных немецкой авиацией театров… У окна опираясь на  трость,  стоит Маэстро. В окно он видит флаг со свастикой и часового в каске. С улицы слышен гул немецкой техники,  бравурные марши, немецкие выкрики в громкоговоритель, в том числе на русском языке с акцентом).
ГРОМКОГОВОРИТЕЛЬ: Все должны явиться на регистрацию германская комендатура. Затем идти на работу по свой специальность. Все, кто работать -  получит карточку на продовольствие. Ночью передвижение запрещено. За нарушение германский порядок – расстрел.
 МАЭСТРО: Немцы… опять немцы…  Да, где же, вы, ребятки? Время, время…
 (В гримерую вбежали возбужденные артисты, на них прожженные платья и костюмы, лица и руки в саже).
ОТЕЛЛО:  Слава богу,  Маэстро, вы живы!
 МАЭСТРО:  Ну, что? Рассказывайте!
ПЬЕРО:   За городом ад. С самолетов обстреляли людей пасших скот возле шоссе в районе Уручья.  На аэродроме  уничтожены два наших истребительных полка. Самолеты даже не успели подняться в воздух… 
КАТЯ: Вдоль московского  шоссе на Могилев и Гомель уйти невозможно.  Там сплошной поток немецкой техники. Танки, мотоциклы, грузовые. Идут на Москву. Нескончаемый железный поток.
 МАЭСТРО: Лес? Со стороны леса что?
ОТЕЛЛО: Со стороны леса, по краю, и где открытое поле, там тоже не пройти, везде немецкие парашютисты. Сначала никто ничего не понял: парашютный десант в нашей форме! Они в нашей форме! С самолета  выбросились на низкой высоте.
ПЬЕРО: Метров со ста пятидесяти всего.
ОТЕЛЛО: В форме Красной Армии.  Часть из них  сразу поперла к железнодорожному мосту, и никто  не остановил -  свои же!  Они расстреляли охрану на мосту. Но у края леса, оказывается, стояли несколько наших танков. 
ПЬЕРО: И рота пехоты.
ОТЕЛЛО: Начался бой,  настоящий бой.  Диверсанты почти все убиты, только несколько человек осталось, отстреливались, пока к ним на помощь не прорвались немецкие мотоциклисты. Все наши солдаты лежат убитые. Мы, все кто был там,  повернули назад.
КАТЯ: Это невозможно, это безумие… гады, гады!
МАЭСТРО: Спокойно, Катюша. Как же вам удалось пробиться назад?
КАТЯ:  Там столько людей пыталось уйти и  все вернулись.  За городом никого не трогают,  просто прут по шоссе и все. Страшно! Просто чудовищное нашествие. А город горит!  Люди, кто уцелел, еле протискиваются между горящими домами, улицы пылают!
ОТЕЛЛО: Весь центр горит, они бомбят жилые кварталы, магазины, что там творится…  люди разорваны, кровь, сажа…
 МАЭСТРО: Все верно.  Бомбят жилые дома, фабрики и заводы им самим нужны…. А что Рашель?  Вы помните, где ее дом? Мы шли не так долго, тогда, от реки. Те кварталы тоже бомбят?
ОТЕЛЛО: Там дальше, дома пока целы. Но не знаю.
КАТЯ: Нельзя сказать наверняка, все в дыму… Что они творят!  Мы для них не люди. Они просто, без церемоний,  убивают нас, как диких животных.
ПЬЕРО: Но заметьте, они стреляют только в мужчин. 
МАЭСТРО: Это пока. Женщин заберут на работу в кухни и столовые для солдат, вот… (Показывает сорванный немецкий плакат).
«Здоровые женщины должны явиться  для работы на кухнях…». Мальчишки сорвали ночью. Но ночью теперь никто из вас, ни шагу на улицу!  Ночью будут стрелять   без предупреждения во всех без исключения.
КАТЯ: Боже мой. Биологические уроды.  Вы, понимаете, Маэстро? Они -  уроды!
ОТЕЛЛО: Катя, успокойся. Может быть,  они только здесь прорвали нашу оборону, пытаются пролезть вперед. Но ведь  где- то дальше стоят наши войска, и  уже, конечно, вступили в бой. Я не верю, что  немцев нельзя отбросить назад.
КАТЯ:  Они тут ненадолго, это ясно, как белый день. Безумцы не могут здраво мыслить. Просто никто не ожидал, понимаете? Неожиданным ударом прорвались.
ОТЕЛЛО: Если бы было возможно помочь военным… и  вытолкать  их отсюда. Но как?
КАТЯ: Что мы  можем? Господи… артисты.
МАЭСТРО:  Надо идти.  Явиться на регистрацию.
КАТЯ: Вы что? Серьезно? Да никогда.
ПЬЕРО: Это значит идти на них работать?
МАЭСТРО: А не идти!? Обнаружат, что нет рабочей карточки, и пристрелят прямо на улице. Прятаться? Выследят. Смотрите, сколько уже на улицах    трупов, их не убирают, демонстрируют беспощадную жестокость к населению. Это устрашение, понимаете? Это их метод. И потом, хлебная  карточка даст возможность бывать в городе.
ОТЕЛЛО: Я понял. Надо выйти на легальное существование. Потом будем думать, как их давить. Что там они лают? Работать по специальности? Так и будем работать в театре, а там… там еще посмотрим.
ПЬЕРО: В театре? Какой теперь театр,  Отелло? Все театры разбомблены, только  этот, похоже и остался. Еще  оперный пока цел.
 МАЭСТРО: Какой театр, говоришь? Самый настоящий театр. Я думаю, что немцы устроят показательный театр на весь мир. Будут играть в добровольное принятие их порядка. Будут работать заводы, как и раньше. Ведь промышленные предприятия не бомбят!  Будет работать и  театр, и кино будут показывать, как раньше. Им нужна видимость свободной страны. Будто их тут ждали с распростертыми объятиями… Давайте-ка  лучше  помянем всех наших. И  Яго и девочек. Может и случая такого больше не представится. А завтра в комендатуру.
(Маэстро достал из сумки бутылку водки. Катя ставит тарелки с бутербродами, актеры усаживаются за гримерный  стол).
КАТЯ: Вот мы все звали его:  Яго да Яго. А он просто - Лешка, Леша.
 МАЭСТРО: Алексей Иванович Сомов. Замечательный актер нашего театра, любимый зрителями и нами.
ПЬЕРО: Мы все у него учились, а кто-то и завидовал.
КАТЯ: Подглядывали из-за кулис, хотели понять, чем он зрителей держит. А он просто… ничем… ходит, смотрит, говорит, смеется. А все аплодисменты ему.
 МАЭСТРО: Вот просто сделать и есть самое сложное. Царство небесное русскому актеру и товарищу. Царство небесное всем нашим братьям по ремеслу.
ОТЕЛЛО: Это невозможно! Все убиты. Все! Нет нашего театра.   
КАТЯ: А эти девочки? Таня и Наташа… Остались только имена.
(Актеры пригубили стаканы).
 А ваши настоящие имена, наверняка, забудут. Отелло и Пьеро – только и останется.
ОТЕЛЛО: Ну и пусть, я не против. Отелло -  и сразу  возникает Шекспир, театр.
 МАЭСТРО: Согласен.
КАТЯ: А Пьеро – что возникает?
ОТЕЛЛО: Луна, розы, слезы и Коломбина.
ПЬЕРО: Ошибаетесь,  мой друг Отелло.. Возникает великий маэстро Вертинский. Да друзья, я чувствую себя  младшим братом этого певца Ночи, этого великого Беспризорника. Как Вертинский я  слышал известных певцов,  даже самого Шаляпина, не вылезал из-за рояля, подражая своему кумиру. И Судьба вела меня! Вела прямо в театр, и я счастлив, и вот – я с вами.
КАТЯ: А я чувствую себя сестрой  нашего неподражаемого Пьеро.
 МАЭСТРО: Эх, ребятки, Шекспиры вы мои,  Вертинские, Отелло и Пьеро. Вы и представить себе не можете, какая гнусная, страшная это вещь – война.
ОТЕЛЛО:  Маэстро, вы ведь воевали с  немцами в 14-ом году. Почему опять это случилось?
КАТЯ: Что надо немцам от нас?
 МАЭСТРО:  В 14-ом году мне  было чуть за 20. А немцы почти такие же, как я. Молоденькие офицерики с  бравыми усиками «а-ля Вильгельм» и  несчастные немецкие солдатики и морячки. Их согнали на убой так же, как и нас. Жизнь в холодных окопах, в лесах, война на морских водах. Тогда я ранение в ногу и получил. Но в 14-ом  немцы шли не под фашистским лозунгом, Катюша.  Напали они вначале на Сербию из-за серба-террориста, студента-придурка,  который подставил весь свой народ -  застрелил наследника австрийской короны.
КАТЯ: Ну, а мы, защищали братьев - сербов. Это понятно…
МАЭСТРО: Хотя, ребятки, я, как человек искусства, многого не знаю, но, похоже, этот серб несчастный был только шестеркой в большой игре. Кому-то встали тогда поперек горла экономическая и финансовая мощь и Германии и России. Только представьте, уже тогда Германия строила по всему миру заводы, дороги, даже в Африке. А у нас? Золотой рубль! Промышленность вовсю пошла, дороги… вот и решили столкнуть нас лбами. Уничтожить конкурентов.
ОТЕЛЛО: И что? Не нашлось умных людей во всем разобраться?
 МАЭСТРО: Вы еще не представляете себе, как мало умных, порядочных людей, ребятки. И как много - с пятаками вместо глаз.
КАТЯ:  Ну, хорошо, хорошо…  А сейчас-то, что им надо этим немцам?
 МАЭСТРО: Пока не ясно. Разберемся. Увидим. Хотя… я думаю, опять кто-то нас  лбами сталкивает, и причина все та же – деньги.
КАТЯ:  Какие деньги, маэстро? Посмотрите, сколько немецких товарищей у нас учились,  и на летчиков, и языками, и наукой занимались.
 МАЭСТРО: Думайте, ребятки, думайте.
ОТЕЛЛО: Могу предположить только, что независимость наша, ну, независимость Советского Союза  кому-то поперек горла встала. Товарищ Сталин, ведь, не любит, когда над ним лапу заносят.
ПЬЕРО: Товарищ Сталин свою лапу скорее занесет. Кто банки-то грабил, когда на революцию деньги нужны были?
МАЭСТРО: Так-так, ребятки, все упирается в финансы.  Именно финансовая независимость. А фюрер немецкий, Гитлер, он, ведь, тоже отбился от всех, тоже независимости хочет. Не хочет под банки мировой закулисы свой фатерланд  положить. Вот и заставили нас биться лбами, чтобы потом окончательно добить. Разделяй и властвуй!
ПЬЕРО: Если это так ясно и понятно, то выходит этот фюрер тупой? Чего лезет в пропасть?
 МАЭСТРО: Значит,  грозила ему пропасть еще более страшная, раз решил напасть на нас. Если поразмыслить, да посмотреть внимательно – такие пропасти откроются!
ОТЕЛЛО: Есть многое на свете, друг Горацио, чего не хитрому уму не выдумать и в век…
КАТЯ: А  мы  что же, остаемся в Белоруссии?  Надолго?  Когда в Ленинград?
 МАЭСТРО: Пока  расклад такой: остаемся. Пока. Идем к ним в контору и регистрируемся, как актеры…   А в Ленинград еще вернемся, вернемся, это к гадалке не ходи.
ПЬЕРО: Ленинград, Ленинград…
 (Вполголоса, сдерживая слезы  Пьеро начинает читать Мандельштама).
Я вернулся в мой город, знакомый до слез
До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, - так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.

Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.

   Петербург, я еще не хочу умирать:
  У тебя телефонов моих номера…
Петербург, у меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса…

Голос: Господа артисты прошу всех в зрительный зал…Попрошу всех собраться в зрительном зале.

 собрание в театре
 Действующие лица: директор,  Маэстро, Отелло, Катя, Пьеро, Рашель, массовка.
(  Собрание проходит в душном, до отказа набитом актерами, зрительном зале. Стоит небольшой тревожный гул, актеры  занимают зрительские кресла. Рассаживаются Маэстро, Катя, Отелло и Пьеро, они всегда держатся вместе.  На сцену из-за кулис, вышел директор театра.  Он в темном костюме, в галстуке, с большими залысинами,  мелкими чертами лица и явно лишним весом. Гул в зале медленно стихает).
ДИРЕКТОР ТЕАТРА: Господа артисты, не волнуйтесь, попрошу тишины!  Театр будет работать. Всем вам, в связи с возможной непредсказуемостью сложившейся ситуации,  необходимо приходить в театр ежедневно  и  смотреть расписание репетиций. Регистрацию, я надеюсь, прошли все? Хорошо. Очень хорошо.  Господа артисты, всех вас война застала на гастролях.  Здесь и Московский Художественный театр, артисты Брянского театра,  Ленинградский театр и актеры  минских театров. К сожалению,  все  театры, кроме оперного и  театра Янко Купалы  попали под налеты авиации. Среди вас есть певцы, артисты балета, хористы и музыканты. Есть также актеры оперетты, эстрады, филармонии и артисты цирка.   Мы составим график репетиций и начнем работать…
МАЭСТРО: Позвольте, вопрос. Мы что же все будем находиться в здании одного театра?
ДИРЕКТОР:  Да. Помещение небольшое, но, как я уже сказал, это единственный уцелевший театр в городе! И нам разрешено, даже предписано новой администрацией показывать спектакли, концерты, цирковые аттракционы для солдат и офицеров немецкой армии.  Хотя, приходить на концерты могут все желающие  местные жители. Все репетиции будут расписаны по часам.
(В зал вошла Рашель).
РАШЕЛЬ: Простите за опоздание. Можно мне…
ДИРЕКТОР: Входите. Это у нас актриса музыкального театра Рашель Погарская, так?
РАШЕЛЬ: Да.
ДИРЕКТОР: А что же? Вы одна? Что же остальные артисты?
РАШЕЛЬ: Артисты погибли.
(Воцарилась тишина).
ДИРЕКТОР: Конечно, проходите, проходите…  К сожалению, налеты авиации…
(Директор засуетился и оценивающе оглядел Рашель.   Рашель кивнула собравшимся, ища свободное место. Зал вновь ожил, все заговорили разом, страшная действительность действовала на людей возбуждающе, до конца поверить в случившееся было трудно).
КАТЯ: Рашель! Рашель! Иди к нам.
ОТЕЛЛО: Сюда, здесь есть место!
(Рашель видит знакомые лица и пробирается к  актерам.  Садится между Катей и Маэстро, который почему-то вдруг смутился. Все обратили  к Рашель сочувственные лица и о чем-то переговариваются. Катя взяла  руку Рашель в свою).
МАЭСТРО: Рашель, мы волновались… Рад, что вы с нами теперь.
ДИРЕКТОР: Господа, прошу тишины. Продолжим. Я хотел бы сказать…
МАЭСТРО:  Позвольте еще спросить. А репертуар?  Кто будет верстать репертуар?
ДИРЕКТОР: Это нелегкий  вопрос, господа артисты. Как вы понимаете, играть советский репертуар запрещено, поэтому ЧТО играть?
ОТЕЛЛО:  Классику?
ДИРЕКТОР: Конечно!
(Директор явно обрадовался пониманию и весь засветился счастьем, перечисляя классиков).
  «Коварство и любовь» Шиллера, и  «Кармен», и «Свадьба Фигаро» и «Цыганский барон»,  господа артисты.  И, как вам известно, образованные германские офицеры  отдают предпочтение опере и оперетте. Кстати, приказ германского командования от 2 августа 1941 года -  строжайше запрещает исполнять  песни « Катюша», «Полюшко-поле» и «Три танкиста».  Всем понятно? Эти три песни строжайше запрещены. Вплоть до расстрела.
 (В зале  раздается угрожающий гул).
ПЬЕРО: А какая причина?
ДИРЕКТОР: Давайте обойдемся без лишних вопросов, господа. Все вы, наверняка, знаете  содержание этих песен. Оно прославляет боевой дух Красной Армии, что противоречит  новому порядку, который будет учрежден  германской администрацией….
(Директор продолжил разъяснение по поводу запрещенных песен, и Катя возбужденно шепчет).
 КАТЯ: Вы слышали? Они же уроды. Запретить песни!  Это же надо додуматься.
ПЬЕРО: Это просто смешно даже.
ОТЕЛЛО: Ничего себе смешно, вплоть до расстрела.
 КАТЯ: А директор-то… Он, что? С ними?
МАЭСТРО: Катя, будем благоразумны.
(Рашель сжала Катину ладонь).
КАТЯ: Боже мой, Богородица, уйми дураков.
(Маэстро вновь обратился к директору).
 МАЭСТРО: Вы позволите еще вопрос. Как же играть? С оперой  все понятно, ее везде поют на итальянском.  А вот оперетту? И итальянскую и французскую мы поем по-русски. Немецкая публика не знает русского языка, а мы немецкого.
ДИРЕКТОР: Это не проблема. Более того, господа артисты, играть и петь предписано на белорусском языке!
 (Раздался общий недовольный гул).
 Да, да! Без обсуждений! Мы живем в Белоруссии  и наш язык белорусский. Германским командованием провозглашено Свободное Белорусское государство! Государство со своим новым  правительством, со своей оперой,  балетом и армией.
 МАЭСТРО: Но никто из  России не знает белорусского языка…
ДИРЕКТОР: А вот мы почему-то знаем русский, хотя и белорусы. И украинцы знают, и татары, и чеченцы и евреи. А вот вы не знаете!..  Так.  Все, кто из России, будут заниматься с репетиторами, учить роли на белорусском языке. И без обсуждений. Всякие, самые малейшие попытки саботажа будут беспощадно пресекаться. Что это значит,  должен понимать каждый... Господа артисты, прошу обратить внимание -  немецкое командование гарантирует хороший заработок артистам, приглашенным работать в офицерское казино.  Певцы,  танцоры, цирковые, драма -  подумайте,  кто и что может предложить в столь ответственной сфере…
(Маэстро, Рашель, Катя, Отелло и Пьеро вышли из театра вместе с другими актерами, негромко переговариваясь, обсуждая собрание).
Казино
Действующие лица: Рашель, Катя,  Отелло, Пьеро, Алекс, Маэстро,  штандартенфюрер,   гауптман Лостер, жандарм.   Массовка.
Все немцы говорят по-немецки или на ломаном русском. Алекс говорит по-русски и по-немецки.
(Игровой зал. У бильярдного стола собралась группа офицеров, болеющих за игроков. В другом  зале столики- за ними сидят  немецкие офицеры, белорусские и русские актеры. За большим круглым столом играют в карты. На  эстраде актриса Рашель Погарская, в костюме испанки,  исполняет романсеро. Гибкая, легкая  она танцует еле касаясь сцены, ее голос улетает  в небо, вызывая аплодисменты и всеобщий восторг. Маэстро  шел из своего кабинета через зал, любуясь Рашель, и  вдруг необъяснимое  предчувствие беды  остновило его на пол-пути)
МАЭСТРО: Ангел сошел на землю. Милый ангел сошел на грешную землю…
(Маэстро постоял и вновь вернулся назад, в свой режиссерский кабинет.  Закончив номер,  Рашель присела за столик к Кате, Отелло и Пьеро). 
КАТЯ: Рашель, ты просто настоящая испанка,  мы наслаждались твоим номером. Пластика, голос, а волосы -  просто роскошь!
РАШЕЛЬ:  С этим романсеро  я объездила весь Союз. Из всей нашей  труппы осталась я и один музыкант. Наш театр отсюда недалеко  находится…. находился. За неделю до премьеры мы и ночами репетировали. Вот  в пятом часу утра нас и убили…  Взрыв был страшный,  сцену выворотило, всех раскидало. Я лежала в оркестровой яме,  на мне обломки стульев, пюпитры,  все артисты вокруг в окровавленных испанских концертных костюмах … все мертвы. Будто кадр из фильма о средневековье, так и стоит перед глазами. И только Казбек, скрипач, был еще жив и все повторял: «Мой милый Грозный, весь белый, в цветах, что с тобой будет? Где моя мать и сестра, где отец и братья?». Он сидел на полу и раскачивался от боли и горя , потом упал… Я закрыла ему глаза и пошла, не зная, куда.   Я вышла тогда к вам случайно, не знала куда шла…
КАТЯ: Рашель,  мы теперь одна труппа, одна семья. Бог даст, мы еще будем играть на своих сценах, а пока,  выпей немного вина, отдохни…  Бог мой! Сейчас мой номер, я должна идти.
 (Катя бежит к эстраде, уже звучит вступление  к знойному танго, и актриса,  взлетев на сцену,  томно закрывает глаза. Звучит  вечное танго).
РАШЕЛЬ: Немцы мне не дали вид на жительство.  Дали только карточку на продукты.
ПЬЕРО: Как не дали? Почему?
РАШЕЛЬ:  Оказывается у евреев какая-то особенная регистрация. В общем, ничего пока не понятно.
(К столику, где расположились артисты, подошел немецкий офицер – обер-лейтенат вермахта. Офицеру лет 25 или чуть меньше. Он высок, гармонично сложен, все движения его спокойны и уверенны. Он красив мужественной  античной красотой. Синие глаза и светло-золотистые волосы усиливают это впечатление. Офицер, по-русски, почти без акцента, обратился к Пьеро и Отелло).
АЛЕКС:   Вы позволите танцевать с фройляйн?
ОТЕЛЛО:  Спросите фройляйн, возможно, вам повезет.
(Офицер склонился к Рашель).
АЛЕКС: Фройляйн, вы танцуете танго? Простите…  после вашего танца на эстраде, мой вопрос  звучит глупо.  Могу я вас просить, быть моей партнершей в  танго?
(Рашель неожиданно для себя смутилась, увидев немецкого офицера так близко).
РАШЕЛЬ:   Не знаю… я устала.
АЛЕКС: Я сделаю все, чтобы вы  улыбались.
 (Офицер подал Рашель руку и она, неожиданно для себя, встала и пошла с ним к танцполу, где уже танцевали несколько пар ).
РАШЕЛЬ: У вас очень хороший русский. Кем вы были до войны? Думаю, что вы не кадровый офицер.
АЛЕКС: До войны я должен был окончить университет в Гамбурге. Но не успел. Изучал славистику. Я лигнвист.
РАШЕЛЬ: Вы изучали славистику? Славянские языки и литературу?
АЛЕКС: Да. Именно так.  Я шел по следам отца.
РАШЕЛЬ: По стопам.
АЛЕКС: Да,  да, по стопам. Он также был славистом. Обожал  Тургенева, Толстого, Блока. Читал и декламировал по-русски.
 (Офицер вдруг прочел из Блока).
Не призывай. И без призыва
Приду во храм.
Склонюсь главою молчаливо
К твоим ногам.
И буду слушать приказанья
И робко ждать.
Ловить мгновенные свиданья
И вновь желать.
Твоих страстей повержен силой,
Под игом  слаб.
Порой – слуга; порою – милый;
И вечно – раб.

РАШЕЛЬ: Признаюсь, вы меня удивили. Но, как неуместно, как страшно, что эти стихи   звучат сегодня… здесь.
АЛЕКС: Видимо, еще неуместнее и то, что мое имя  Александр  Блок.  Отец назвал меня Александром в честь поэта.  И  имя нашей семьи Блок, наша фамилия Блок. Отец всю жизнь подвергался насмешкам, а теперь вот мой черед.
РАШЕЛЬ:  У меня нет слов.
АЛЕКС:  Но все зовут меня Алекс. Алекс и все. И вы тоже, пожалуйста, зовите меня Алекс.
РАШЕЛЬ: Это удивительно, Алекс. Но вы, видимо, в отличие от своего отца не читали Толстого.
АЛЕКС: Почему же, читал. «Война и мир» - великая книга.
РАШЕЛЬ: И  читали по-русски?
АЛЕКС: Конечно, по-русски.
(На мгновение Рашель остановилась в танце).
РАШЕЛЬ:  Но вы поняли о чем писал Толстой свою книгу? Вы, наверное, не поняли, потому что…
АЛЕКС: Потому что пришел с войной.  А «Война и мир» – это книга осуждающая войны так?..  Скажите, как ваше имя?
РАШЕЛЬ: Ра…Мое имя Раиса, Рая.
АЛЕКС: Рая.  Похоже на рай…  Рая, я знаю, о чем вы думаете. Да, книга Толстого  заставляет увидеть истинное  лицо войны. Я не должен говорить с вами об этом, но почему-то я знаю, что вы меня понимаете…  Это было осенью 1934-го. Красное закатное небо, огромный стадион в Нюрнберге. Горит множество  факелов,  оркестры, флаги со свастикой. Мне 15 лет, и  я стою среди тысяч солдат и таких же гитлерюгенд, как я.  Я держу факел, я в другом,  волшебном мире.  Мы все  счастливы, мы  все молимся на него, наши сердца бьются громче барабанного боя.   Мы  рвемся идти за ним.  Он  наш бог-  фюрер.
РАШЕЛЬ:  Что вы говорите? И вы мне это говорите? О  вашем фюрере? Мне? Что вам нужно? Здесь моя работа и больше ничего. Пустите…
 (Алекс не отпускает Рашель,  только крепче сжимает ее  руки).
АЛЕКС: Подождите, ради бога… простите… Я  хотел только сказать, что  надежды бывают призрачными и боги падают с небес… Рая, простите меня, я не должен был, но я очень хотел рассказать вам это.
РАШЕЛЬ: Я вас боюсь. Пожалуйста,…мне надо идти. 
(Рашель высвободила плечи из рук Алекса и быстро вышла из казино. К Алексу подошел  немецкий офицер с бокалом).
 МАЙОР ЛОСТЕР: Алекс, вы расстроены? Фройляйн  испортила вам вечер? Мы можем помочь, и она придет к вам сама,  с извинениями.
АЛЕКС:    Благодарю вас.  Обидно, что  вы думаете, будто я сам не справлюсь.
МАЙОР ЛОСТЕР:    Конечно, конечно. Я только  хочу сказать, что чудесные  волосы  фройлен слишком густы и черны для  Белоруссии.  Вы не заметили, Алекс?   
(Лостер, сделал скорбную мину и отошел. В зал вновь вошел Маэстро.  Он присел к столику, за которым сидят уже Катя, Отелло и Пьеро).
 МАЭСТРО: Ну, как успехи, коллеги?
ОТЕЛЛО: Пока все хорошо, Маэстро. Только вот Рашель почему-то ушла, ничего не сказала,  а ведь у нее еще номер.
 МАЭСТРО:  Ничего, еще вернется. А может быть, плохо чувствует себя? Но,  если что, заменим?  Катя? Пьеро?
ПЬЕРО: Заменим, если нужно, какой разговор.
( К столику артистов вновь подошел обер-лейтенант и обратился к Маэстро).
АЛЕКС: Господин режиссер, вы  настоящий мастер, устроили казино по-европейски. Прекрасные артисты,  все очень мило.
 МАЭСТРО: Благодарю вас.  Присаживайтесь.
          (Алекс благодарно взглянул на Маэстро и присел к столу).
КАТЯ:   А мы пока потанцуем, да?
(Отелло поспешно встал, чтобы опередить Пьеро, и пригласил Катю)
ОТЕЛЛО: Извините, мы вас оставим.  Женщины всегда хотят танцевать.
               ( Отелло увел Катю под печальными взглядами Пьеро).
ПЬЕРО:  Мне тоже надо приготовить костюм… я в гримерной. 
(Маэстро и Алекс остались одни).
АЛЕКС: Господин режиссер, скажите, эта девушка, актриса… испанка с красной розой в волосах… Она  еще будет на сцене?
МАЭСТРО: Вы имеете  в виду сегодняшний вечер?
АЛЕКС: Да, вечер.
МАЭСТРО: У нее есть   еще один выход через час. Но Рашель неважно себя чувствует. И мне сказали, что она уже ушла.
АЛЕКС: Рашель? Ее имя Рашель?
 (Алекс заметно разволновался).
 МАЭСТРО: А что вас так ошеломило, господин обер-лейтенант? Красивое  еврейское  женское имя.
АЛЕКС: Конечно, конечно…красивое имя.  Господин режиссер, я должен ее увидеть, немедленно, вы должны мне помочь.
 МАЭСТРО: Да что с вами?  Не волнуйтесь. Завтра, в вечерней программе, вы непременно ее увидите.
АЛЕКС: Вы должны мне помочь. Нет, нет!  Послушайте, это важно.
                (Алекс в волнении встал). 
 МАЭСТРО: Да что, в самом деле, случилось, чем я сейчас могу помочь? Вы хотите адрес? Ехать к ней на квартиру? Но…я не знаю адреса.
АЛЕКС: Нет, нет. Вы должны  ей помочь. Послушайте…
  (Алекс вновь сел).
 Я хочу  вам сказать нечто важное. Очень нечто важное, только вам. В этом есть большая опасность для меня. Нельзя, чтобы кто-то знал. Я смертельно рискую… поймите… но я должен.
МАЭСТРО: Но есть ли смысл говорить,  если вам грозит опасность, может быть…
АЛЕКС: Опасность еще больше… опасность для жизни Рашель.
             (Маэстро окликнул бармена).
 МАЭСТРО:  Богдан, коньяк  для господина офицера!..  Пусть нам подадут коньяк, и мы продолжим беседу. 
                (Бармен принес коньяк).
Хороший французский коньяк. Немецкое командование не скупится на досуг для офицеров.
АЛЕКС: …Через несколько дней,  в  городе будет создаваться гетто… гетто для евреев. Все они  должны  будут явиться на регистрацию. С собой каждый должен принести  кусок материи желтого цвета. Это будет отличительный знак, его нашьют на груди и спине. Будут сообщены названия улиц  будущего гетто. Туда должны переселиться все евреи. На одного человека дается только полтора метра жизненного пространства.   
 МАЭСТРО: Но это чудовищно… Скажите, вы верите в возвращение ветхозаветных времен в 20-м веке?  Этому можно верить? И почему вы, немец…    Как вам верить? Кто вы?
АЛЕКС: Мое имя Алекс Блок. Надо предупредить Рашель, ей нужен аусвайс…Иначе…
МАЭСТРО: Хорошо. Я понял.
(Маэстро взял себя в руки и жестом  подозвал  танцующих Катю и Отелло).
 Ребятки, найдите Рашель, и чтобы ни было, пусть придет сюда, это необходимо.
КАТЯ: Что-то произошло?
ОТЕЛЛО: Катя, давай без вопросов. Пойдем.
                (Катя и Отелло направились к выходу).
АЛЕКС: Я хочу помочь сделать аусвайс.
МАЭСТРО: Обер-лейтенант,  из-за Рашель вы готовы на такой риск? Вот так?  Вдруг? Вы пришли сюда с армией фюрера…
АЛЕКС:  Я вижу, что вы  образованны и человечны, вы поймете меня. Фюрер объявил неполноценными людьми всех, кто не ариец: славяне, евреи, цыгане. Он смог убедить в этом  верных ему   фашистов  -  этих недоучек, которые  хотят денег и власти. Но фюрер не убедил интеллигенцию! И никогда бы не смог убедить…  Мой отец в  21-ом году,  в разгромленной Германии, после страшной войны с Россией,  создавал в Берлине Дом  русской науки. Какие русские умы работали там!   Немцы и русские,  как прекрасно мы дополнили друг друга. Отец всегда восхищался,  как нестандартен русский ум,  восхищался поэзией русского ума.  Он был  убежден, что русский и немецкий ум в слиянии обеспечат нашим нациям ведущую роль в мировой истории.
 МАЭСТРО:  Да.  Весь мир уважительно преклонился перед немецкой точностью.  Немцы всегда были честны в делах.  А ваша энергия организаторов? Со школы еще помню, -  не обидитесь? -  немецких разбойников Рюрика, Дира, Аскольда -  призванных править Русью. А  «Золотой век» русской государственности? Век немки Екатерины? Она, ведь, по-русски–то до конца жизни говорила с акцентом.
АЛЕКС:   Знаете, в  Германии понимают, что русские наши лучшие союзники. Поверьте, не я один такой. Какая потрясающая смесь русской и немецкой крови: Лев Толстой, Беллинсгаузен…  Немцы служили России беззаветно! Создатель  русской математической школы  Эйлер, создатель прославленной инженерной школы в России - Тотлебен.
МАЭСТРО:  А Пушкин?
АЛЕКС: Пушкин?
МАЭСТРО:  А сколько раз Пушкина  спасал от царского гнева и цензуры остзейский немец,  начальник императорской  контрразведки Бенкендорф? А кто воспитал Пушкина? Немец Энгельгардт!  Директор знаменитого лицея.
АЛЕКС:  О! Лицей!  Лицей! «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы
Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы!».
(Алекс произнес стихи слишком воодушевленно, чем обратил  на себя внимание двух офицеров, сидящих с дамами. Не понимая сути, офицеры также воодушевленно приветствуют его поднятыми бокалами с шампанским).
(Маэстро  обернулся на радостно улыбающихся немцев и понизил голос).
МАЭСТРО: Давайте пройдемся по саду, душно.
АЛЕКС: Коньяк хочу допить…  очень волнуюсь.
МАЭСТРО: А мы с бокалами, так прямо и пойдем.
 (Алекс и Маэстро вышли в сад, с бокалами в руках,  под одобрительные  возгласы немецких офицеров.  Прогуливаясь по аллее, они продолжили разговор).
Обер-лейтенант, что будет с немцами? 
АЛЕКС:  Господин режиссер, немецкая нация  не может отвечать за бандитов и убийц, за бешеного фюрера. Он не внял, заметьте, чистому по крови  немцу Отто фон Бисмарку. Бисмарк, как вы знаете, заклинал нас, немцев: «Никогда не воевать с русскими.  Русских нельзя победить, потому что мы с русскими похожи! Мы с русскими одной крови».  Но эти немецкие лавочники забыли предсказания великого немца, начитались Ницше о белокурых бестиях, якобы единственно полноценных  на земле.
МАЭСТРО:  Это Ницше-то белокурая бестия? А славянская кровь? Польская кровь по линии матери у Ницше, эту-то кровь куда слить? 
АЛЕКС: Поэтому, просвещенные немцы  называют  Ницше -  «усеченный немец».  Я дал себе зарок, еще там, дома, в Германии – никогда не убивать русских… и никого не убивать…. никогда… Называйте меня Алекс, господин режиссер. Просто Алекс.
МАЭСТРО: Хорошо. Скажите Алекс,  гитлеровская теория – ариец не ариец -  она имеет под собой почву? Помогите разобраться, вы наверняка изучали этот вопрос.
АЛЕКС: Я уже рассказал  Рашель  о себе, я славист. Из-за войны не успел окончить университет…. Господин режиссер, вы дарите мне минуты счастья… право, я благодарен, что могу говорить с вами о вопросах  этнолингвистики  в этом аду. Разобраться в арийском вопросе не сложно.  Славяне такие же арийцы, как и  немцы,  у нас с вами одна индоевропейская кровь. Сегодня, конечно, русские разбавлены татарами и финнами. Но, ведь, и немцы далеко неоднородны!  Вы знаете, что в армии Фридриха Великого, а это 18 век, были переводчики с немецкого на немецкий? Загибайте пальцы, господин режиссер: саксы, франки, англы, готы, тевтоны, и это еще не все немцы.  Сам король Фридрих говорил на хохдойч, а солдаты говорили на  диалектах, что я перечислил. Представьте себе, что в пределах маленькой  Германии люди не понимали друг друга. А кашубы? То ли немцы, то ли поляки? А эльзасцы? Они то ли немцы, то ли французы? Жанна Д’ Арк -  француженка или немка? Она по-французски не знала!
МАЭСТРО:  Для меня ясно одно, Алекс, что политик, который начинает рассуждать о чистоте крови -  дурак или жулик.
АЛЕКС: Согласен. Чистых наций нет вообще, и никогда не было. Разве только в диких горных селениях Тибета, Кавказа и Шотландии. Там женятся друг на друге и вырождаются без притока свежей крови. Я вам больше скажу, господин режиссер… сам Гитлер прекрасно знает, что он на четверть еврей. 
МАЭСТРО: Алекс,  я поражен вашей откровенностью… Скажите, сколько сейчас в Минске граждан еврейской национальности?
АЛЕКС: Биржа труда и паспортная служба  зарегистрировали  около 80 тысяч евреев в городе. Вне гетто останутся только те евреи, которым удастся получить русский аусвайс – вид на жительство.  Господин режиссер,  необходимо, чтобы Рашель…
(Маэстро остановился, увидев, как с другого конца аллеи,  к ним навстречу  идет  Рашель, с нею Отелло и Катя).
МАЭСТРО: Вот и Рашель. Алекс, я все скажу ей. А вы, сейчас, идите в казино… И, будьте любезны, захватите мой бокал. Не будем привлекать внимание.
 (Алекс,  наклоном головы,  поприветствовал Рашель и поспешил вернуться в казино).
РАШЕЛЬ: Простите Маэстро, я ушла домой ненадолго.  Маме нужно было приготовить горячий суп, она больна… Сейчас мой выход, я побегу.
МАЭСТРО: Рашель, ребята заменят тебя. Пойдем, ты мне нужна.
КАТЯ: Рашель, иди. Мы все сделаем.
 (Маэстро, взяв Рашель под руку, повел девушку по аллее…  Алекс устроился за столиком перед самой эстрадой.  На эстраду вышел Пьеро в костюме и маске Пьеро. Отелло  сел за рояль. Прозвучало вступление к романсу А. Вертинского «То, что я должен сказать». Алекс не слышал  раньше ни этих стихов, ни подобного исполнения. Он слушал эту печальную горькую песнь, в который раз подтверждающую    бессмысленность всякой войны).
«Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!

Осторожные зрители, молча, кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом –
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.

 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР:   О чем этот клоун так печально поет?
ЖАНДАРМ: Он поет о зверствах большевиков.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: О! Гут! Гут!
 
                Закидали их елками, замесили их грязью:
И пошли по домам – под шумок толковать.
Что пора положить бы уж конец безобразью
Что и так уже скоро, мол, мы начнем голодать.
 
И никто не додумался просто встать на колени
И сказать этим мальчикам, что в недоброй стране –
Даже светлые подвиги – это только ступени,
В бесконечные пропасти -  к недоступной Весне!».

(Алекс, пораженный, дослушал до конца песню, слова которой предсказывали будущее всему его поколению, посмотрел на компанию пьющих немцев и вышел из казино).
театр
Действующие лица: Директор театра, режиссер, Катя (в гриме и костюме Сильвы),  Отелло,    Пьеро за роялем, Лора Карловна-гример, офицер гестапо, жандарм, полицай; подтанцовка .
(В театре идет вечерняя репетиция спектакля. Сцену из оперетты Кальмана «Сильва» артисты пытаются играть и петь на белорусском языке. Катя и Отелло на сцене, звучит ария  Сильвы  под аккомпонимент Пьеро. Выходит плохо, точнее,  не выходит ничего).
 МАЭСТРО: Стоп, стоп.  Давайте-ка, с  выхода Сильвы…
(У сцены появился директор театра.  Он слушает, делает отчаянные гримасы - он в ужасе от белорусского языка артистов.  Директор пробрался к Маэстро и  зашипел ему в ухо) .
ДИРЕКТОР:  Господин режиссер,  вы хотите, чтобы у меня остановилось сердце, а вас немецкая публика отправила в лагерь?  Откуда опять  этот  ужасный  акцент? Это не белорусский язык, а черт знает, что такое.  Ваши актрисы платок называют «косточка», а надо «хусточка». Это не шутки
 МАЭСТРО: Вы же понимаете, господин директор, что изучить язык в течение трех недель невозможно.
ОТЕЛЛО: Нам пришлось  просто-напросто зазубрить текст, отсюда и  акцент.
ДИРЕКТОР: Где репетиторы?
 МАЭСТРО: Репетиторы  приходят, работают, но, ведь, нужно время.
ДИРЕКТОР:  Черт с вами, доложу в комендатуру, что все в порядке. Это мы, белорусы, тут морщимся от вас,  а немцы…
(Директор отчаянно махнул рукой).
 Им,  похоже, что русский,  что белорусский…
КАТЯ: Неудивительно! Мы же братские народы.  Или уже нет?
(От такой дерзости лицо директора выразило крайнее удивление… он не нашелся, что сказать.  И Маэстро опередил его)
МАЭСТРО: Катя,  готовься к выходу.
 (Катя  пробует голос).
КАТЯ: Ми- ме - мя - му-мы….
 МАЭСТРО: Погоди-ка. А где твои глаза? Ты не сделала грим?
КАТЯ: Так, слегка только.
МАЭСТРО: Но я должен видеть в целом, у нас одна репетиция осталась.
 Где Лора Карловна?
(Лора Карловна тут же вышла из-за кулис)
ЛОРА КАРЛОВНА: Я здесь, Иван Федорович.
МАЭСТРО: Лора Карловна, не слушайте артистов, не идите у них на поводу… Сейчас оставим как есть. Но на генеральной мне нужен полный грим.
ЛОРА КАРЛОВНА: Не волнуйтесь, Иван Федорович, все сделаю.
(Лора Карловна спустилась в зал и села позади Маэстро. Директор раздраженно махнул рукой).
ДИРЕКТОР: Ладно, открываем сезон. Так и доложу в  комендатуру.  Но вы, господин режиссер…
 (Директор указал на Катю)
 Вы свою кацапочку  вразумите.  Замену-то  быстро найдем.
 (Директор с видом оскорбленной чести удалился).
КАТЯ: Сколько  гадости-то повылезло… Боже мой! Какой театр? Какая игра!? Во что тут душу вкладывать? Кому она здесь нужна, душа?  Никакого желания работать, все время хочется бежать отсюда.
ОТЕЛЛО: А помнишь, как мы за роли дрались? Даже не верится. 
ПЬЕРО: Ну я, допустим, не дрался. 
 МАЭСТРО: Так, ребятки… По-отечески вам советую:  ничего у директора не требовать, ни о чем никогда не спорить, ничем не интересоваться. Мы выполняем все приказы и только. Никаких разговоров о душе не заводить… Ладно,  уже поздно, ночь на дворе. Пойдемте-ка в гримерную.  Есть разговор.
(Артисты направились в гримерную.  Лора Карловна, задумавшись, осталась сидеть в кресле, свет в зале постепенно гаснет. Вполголоса разговаривая,  актеры идут по коридору театра).
КАТЯ:  Что Рашель?
 МАЭСТРО: Уперлась… глупо, все глупо… она не понимает, не осознает…
КАТЯ: И я пыталась говорить с ней… бесполезно. 
ОТЕЛЛО: Давайте, я поговорю. Надо ж как-то объяснить ей. Слышали, что в гетто  уже переселили сотни еврейских семей?  Несколько улиц определили под гетто, там в комнатах десятки человек набиты.
(Отеллло открыл дверь гримерной)
 МАЭСТРО:  Вы не все знаете. Уже третью ночь их расстреливают. Увозят на грузовиках.  Ребята тюзовцы видели. Надо Рашель спасать. Вот почитайте-ка.  Это я с базара прихватил.
(Маэстро вытащил, спрятанный листок из внутреннего кармана пиджака,  и отдал Кате. Катя  расправила листок и прочла).
КАТЯ:  «Немецкие солдаты и офицеры!  Ваши матери  рожали вас не для того, чтобы вы были убиты в чужой стране! Ваши жены  ждут вас! Ваши дети проклянут вас за то, что вы стали пушечным мясом взбесившегося ефрейтора! Гитлер использует вас в кровавой бойне! Немецкие солдаты и офицеры!  Возвращайтесь домой!»… 
 Кто-то же  написал это?...  Это же тут, рядом, где-то совсем рядом с нами человек…
 ОТЕЛЛО:  Это ж здорово, господа артисты. Кто-то объявил войну гитлеровской бандитской   шайке.
ПЬЕРО: Напечатано на машинке, по-русски. Но что немецкие солдаты в этом поймут? Разве офицеры,  да и то не все.
 МАЭСТРО:  Надо подумать. А кто у нас в труппе немецким владеет?
 (Актеры садятся за гримерные столы. Катя снимает парик, приводит в порядок волосы. Отелло снимает грим).
  КАТЯ: Рашель свободно говорит и переводит, и даже может петь по-немецки. Надо это воззвание перевести на немецкий и в казино …  Нет…  Нас же всех кровью зальют, если узнают. Нас же всех поубивают, и театр взорвут.
ОТЕЛЛО:  Подавятся, Катя.
 МАЭСТРО: Надо все продумать.
КАТЯ: Боже мой, что это я? Струсила?..  Да и черт-то с ними, с немцами… Вот человек!
 (Катя потрясла листовкой)
 Он об этом не думал.
МАЭСТРО:  Мы найдем его. Должны найти.
(С улицы раздаются крики, всполохи света, рев машин и немецкая речь).
ГРОМКОГОВОРИТЕЛЬ:  «Все, кто стоит  одежда не брать! Шнелл  ехать машинен.  Все садить машинен.  Быстро, быстро!».
(Маэстро выглядывает в окно).
 МАЭСТРО:  Людей сгоняют в гетто! Гонят к машинам.  Катя, где Рашель?
КАТЯ:  Она была у себя в гримерной! Но, наверняка, уже ушла к матери.
МАЭСТРО: Рашель не должна  ходить по городу без документов.
ПЬЕРО: Я дойду до гримерной.
МАЭСТРО: Это надо прекратить. Выходить на улицу без документов… это безумие.
(В гримерную, с потемневшим лицом, вошла  Рашель)
РАШЕЛЬ: Я здесь… Ходила домой.  Соседи сказали, что была облава…  Мама уже в гетто. Она сама ушла… чтобы одной… чтобы без меня…Я не могу плакать. Будто кусок души отвалился…
 КАТЯ: Рашель, мы тебя когда просили: принеси паспорт!?  А уже зима на носу!  Думаешь, все так просто? Этот немец,  Алекс, он мог бы…
РАШЕЛЬ: Не говорите мне о немцах.  Вы не знаете, они всех  согнали за колючую проволоку, на холод.  Грузят раздетых людей в машины. Куда!?  И дети там.
ПЬЕРО:  Рашель, как же так? Ты все знаешь, все понимаешь  и тянешь с паспортом.
ОТЕЛЛО: Они  могут явиться сюда за тобой в любую минуту, надо найти какое-то укрытие.
 МАЭСТРО:  Тихо, ребятки… В городе это бессмысленно.  Рашель, тебе нужно уходить. В деревню. Я найду человека, он тебя проводит. Сейчас  ты спокойно оденешься и пойдешь со мной.
(К театру подкатила машина, слышны голоса немцев, хлопанье  дверцы, артисты замерли).
МАЭСТРО: Рашель…немедленно спустись в костюмерную, быстро, уходи.
РАШЕЛЬ: Я не хочу прятаться, чему быть того не миновать.
(В пустынном коридоре театра слышен стук сапог и немецкая речь. Маэстро в отчаянии качает головой).
 Немцы …они говорят, что надо театр проверить,… что каждую ночь тут горит свет.
ОТЕЛЛО: Будто не знают, что во всех театрах мира и ночью идут репетиции.
 МАЭСТРО: Откуда им это знать? Ах, Рашель, Рашель…
РАШЕЛЬ: Маэстро… простите… вы рисковали жизнью с этим немцем, с Алексом, с аусвайсом.
(Входят  офицер гестапо, полицай и  молодой  полный белокурый белорус в форме немецкого жандарма с  унтер-офицерскими нашивками).
ОФИЦЕР ГЕСТАПО: Артист. Петь. Танцевать. Казино? Аусвайс.
 (Артисты достают документы и предъявляют немцам. Документы есть у всех, кроме Рашель).
Гут, гут.
(Офицер гестапо  впился глазами в Рашель).
 Певица? Петь офицерское казино?
ЖАНДАРМ:  О! Это пани Рашель Погарская! Пани Рашель - с афиши музыкального театра! Наша мама еврейка, а папа  польский офицер, беззаветно служил Советской власти. Надо же,  как удачно сбросил бомбу доблестный  арийский летчик.  Вот и нет больше твоего  театра. А ты, наверное, мечтала, что в городе опять еврейский театр строить будут? Как бы ни так!  В  Белоруссии никогда не будет разлагающего восточного влияния на европейскую культуру.
  (Жандарм повторяет то же по-немецки, и офицер  одобрительно смеется).
 Ну, а где у нас аусвайс?  Почему не пришла на регистрацию? 
РАШЕЛЬ: Я была. Вот карточка.
ЖАНДАРМ: Не прикидывайся дурочкой. Эта продуктовая карточка, выдана почти четыре месяца назад. Почему на объявленную регистрацию евреев не явилась?
(Жандарм повернулся к офицеру гестапо).
 Она давно должна быть в гетто.  Она нарушила порядок, герр официр.
 ОФИЦЕР ГЕСТАПО:  У фройляйн нет аусвайс?  Жаль! Хороший артист. Очень красивый. Нет аусвайс?
 (Рашель качает головой).
МАЭСТРО: Подождите… мы все исправим, это недоразумение…
ЖАНДАРМ: А мы сейчас сами все исправим. Пошла! Что таращишься? Гнилая кровь!
Это же надо, какая адская смесь: еврейско-польская!  Еще прячется. Они тут всем  кагалом завывали  свою Хаву Нагилу.
 (Жандарм  крикнул полицаю)
 Давай ее на выход. Пошла!
 ОФИЦЕР ГЕСТАПО: Хаву Нагилу?
ЖАНДАРМ: На их поганом еврейском хава нагила -  значит: давайте радоваться! Вот и радуйся теперь!
(Полицай вновь толкает Рашель в спину. Маэстро вышел вперед и закрыл Рашель собою).
МАЭСТРО: Оставьте ее… В конце концов, вы ни в чем не разобрались. Это актриса, без которой мы не сможем работать. Это уникальный голос…
ЖАНДАРМ: Уникальный голос… Отойдите, господин режиссер, не делайте глупостей.
(Жандарм грубо оттолкнул Маэстро)
Да уйдите же, к чертовой матери…
(Полицай вновь начал толкать Рашель в спину)
ПОЛИЦАЙ:. Иди… пошла, пошла.
РАШЕЛЬ:  Не надо. Я сама пойду.
ОТЕЛЛО:   Оставьте ее.
 МАЭСТРО: Она поет в офицерском казино!
ПЬЕРО: Она просто актриса!
ОФИЦЕР ГЕСТАПО: Офицерский казино не должен  быть еврей. Это оскорбит фюрер.
(После этих слов Рашель, сдерживая гнев и слезы, сжала губы).
РАШЕЛЬ: Я никуда не пойду… стреляйте… я никуда не пойду
(Маэстро вновь делает попытку оттеснить Рашель назад).
МАЭСТРО: Рашель, не говори ничего, успокойся, все будет хорошо.
(Жандарм всей тушей навалился на Маэстро и оттолкнул его от Рашель. Схватив ее за подбородок, он заорал).
ЖАНДАРМ:  Ах, ты, тварь…чего ломаешься? Ты не на сцене.
(Катя бросилась на жандарма и с силой,  схватив двумя руками его лапу, оторвала ее  от лица Рашель).
КАТЯ: Стойте! Она ничего не сделала. Вы  же… люди!
(Катя с ненавистью уперлась взглядом в глаза жандарма. Несколько секунд они стояли друг против друга, затем жандарм поднял пистолет и направил его на Катю… Все замерли. Полицай размахнулся и ударил Катю рукоятью в лицо. Катя упала… Отелло и Пьеро бросились к ней).
ЖАНДАРМ: Стоять! Не сходить с места!... А ты, пошла.. Достали эти жиды…

(Рашель, глотая слезы, пошла к выходу под прицелом жандарма, офицер направился следом. Пьеро и Отелло подняли упавшую Катю, ее лицо разбито. Пьеро подвел Катю к гримерному столу и посадил у зеркала…  Отелло сжал зубы и вдруг начал зло гудеть. Немцы остановились и насторожились. Отелло гудел мелодию без слов. Пьеро тут же подхватил  мелодию, за ним Катя и   «Хава Нагила» убыстряя темп, звучит, словно издеваясь над расистами. Жандарм поняв, наконец, что за мелодия звучит,  выстрелил  вверх. От выстрела плафон на потолке разлетелся вдребезги. Теперь горит только настольная лампа у гримерного зеркала).
ЖАНДАРМ: 
Заткнитесь все!
(Офицер гестапо вдруг развеселился).
ОФИЦЕР ГЕСТАПО: Ну, ну, господин жандарм. Не горячитесь! Это же концерт. Концерт? Гут, гут…
(Артисты замолчали, и Маэстро попытался разрядить обстановку). 
МАЭСТРО: Господин офицер, аусвайс, возможно, задержан по какому-то мелкому недоразумению.  Все эти актеры давно работают в казино.
ОФИЦЕР ГЕСТАПО: Казино, казино…мы знать казино. Аусвайс она не иметь… Очень сожалеть, хороший певица.
ЖАНДАРМ: По мелкому недоразумению, говорите? Да такого не может быть в германской администрации, это у вас тут вечная неразбериха. Прятали еврейку и ответите за это. Порядок есть порядок.  Орднунг есть орднунг.
ОФИЦЕР ГЕСТАПО: Орднунг, я, я… Орднунг.
 (Бросив нескромный, внимательный взгляд на Рашель, офицер обратился к жандарму).
 Эти люди ваша больная голова.
(Офицер гестапо достал сигарету, прикурил и вышел. Артисты вновь бросились к Рашель. Жандарм  вскинул оружие и наставил его на актеров). 
ЖАНДАРМ: Лучше отойдите от нее,  стойте там.…  И молчите.  У вас, ведь, у всех есть аусвайс?
 (Под дулом пистолета Рашель увели из ночного театра. Артистам слышна немецкая речь и визг отъезжающей машины).
казино
Действующие лица:  Директор, гауляйтер,  штандартенфюрер, майор Лостер, оберст Остер, эсэсовка (она в вечернем платье),  Маэстро, Алекс, Катя,  Отелло, Пьеро, жандарм,  Рашель,  массовка в зале.
(За столиками казино, уставленными бутылками с алкоголем и закусками, расположились высокие германские чины, дамы и белорусы – члены нового правительства. Кто-то играет за карточным столом. На экране немецкая хроника – бесконечные потоки марширующих  солдат, исступленно кричащий фюрер. Но из-за приглушенного звука вопли фюрера не слышны… В зале играет музыка. За столом, специально закрепленным за артистами, сидят Маэстро, Катя и Отелло, они в сверкающих  концертных костюмах. Директор театра обходит столы, любезничает с дамами, с подобострастием говорит с членами новой белорусской администрации. Наконец,  он подошел к столику, за которым расположились артисты).
ДИРЕКТОР: Господа артисты, вы видите почти весь цвет свободной Белорусской республики. Вон за теми столиками - члены белорусской национал-социалистской партии   и члены нового белорусского правительства. А эффектную даму видите? В  зеленом? С нею уполномоченный по пропаганде Шабиан Якиньчиц.  А там, видите, редактор немецкой газеты на белорусском языке -  Станислав Барановский… Публика солидная, господа артисты. Прошу отнестись к работе серьезно… Катя  вздохнула). 
(Входят  немецкие офицеры. Среди них штандартенфюрер, бригаденфюрер,  майор Лостер.   Пока идет хроника,  все рассаживаются за столики.  Но вот хроника закончилась, и зал дружно аплодирует).
ДИРЕКТОР: Наконец-то все в сборе.
 (Директор, волнуясь, и, вытирая лоб платком, вышел к публике).
Уважаемая публика, сегодня наш праздник, сегодня незабываемый день! Солдаты и офицеры доблестной  германской армии   уже смотрят в бинокли на  колокольню Ивана Великого!  Московский  кремль, Москва -  на осадном положении! Прошу вас,  гауляйтер!
(Гауляйтер, в сопровождении охраны, выходит с бокалом на эстраду).
 ГАУЛЯЙТЕР: Хайль Гитлер!
ОФИЦЕРЫ: Хайль Гитлер!
 ГАУЛЯЙТЕР: Господа гости, новый правительство  свободной Белоруссии, офицеры германской армии! Фюрер предписал:
(Все, кто сидел за столиками, встали).
 «Москва должен быть окружен так, чтобы ни один житель- мужчина или ребенок – не мог его покинуть. Всякая попытка  уходить - подавить силой. Произвести необходимый приготовлений, чтобы Москва и ее окрестность был затоплен водой. Там, где стоит Москва, должно возникать море, оно навсегда скрыть от цивилизованный мир столица русского народа.  Навсегда  искоренить влияние  азиатский большевизм на европейский  цивилизация».
ОФИЦЕРЫ: Хайль Гитлер!
 ГАУЛЯЙТЕР: Фюрер сказал:  «Мы не будем щадить ничей жизнь, когда течет драгоценный немецкий кровь!».
ОФИЦЕРЫ: Хайль Гитлер!
 (Аплодисменты).
(Гуляйтер, подняв бокал, начал петь марш на немецком языке.  Все присутствующие встали и, подняв бокалы, запели вместе с ним. Наконец гауляйтер еще раз пригубил бокал, вернул его ожидающему бармену и,  в сопровождении охраны, покинул казино. Публика, стоя, проводила гауляйтера оккупированной Белоруссии… Праздник продолжался. Катя,  Отелло и Пьеро идут к эстраде. На Катю в концертном платье сразу обрушивается шквал аплодисментов.  Актеры исполняют аргентинское танго, и как всегда – у рояля Пьеро, Отелло с аккордеоном.  В зале царит оживление, хлопает шампанское, среди столов появились танцующие пары. Немецкие чины заметно оживились в отсутствии гауляйтера. Майор Лостер, оберст Остер и штандартенфюрер опустошили рюмки с коньяком).
ДИРЕКТОР: Господа! Артисты свободного белорусского театра  дают концерт в честь  великой Германии, фюрера и его непобедимой армии!
( Маэстро видит, как к его столику пробирается Алекс).
АЛЕКС: Господин режиссер, добрый вечер.
МАЭСТРО:  Добрый вечер, Алекс.
(Из-за дальнего столика, где стоит громкий смех, Алекса окликнула  роскошная блондинка с властным  лицом в форме гауптманфюрера SS).
ЭСЭСОВКА: Алекс! Алекс! Без вас мы скучаем.
АЛЕКС:    Гуд, гуд, фройляйн Херцнер!
  Господин режиссер, вы говорили  с Рашель?  Положение становится опасным.
 МАЭСТРО: Алекс… вы присядьте.
АЛЕКС: Что-то случилось? Она больна?
 МАЭСТРО: Ее взяли прямо из театра,  вчера ночью.  Ее мать тоже там, в гетто.
АЛЕКС: Но почему  вы  не уговорили ее принести документы? Ведь это смерть, понимаете, господин режиссер? Вы понимаете!?
МАЭСТРО:  Я-то понимаю, Алекс, еще как понимаю, переживаю не меньше вашего…не привлекайте внимания… Только Рашель не понимает, как можно  мать бросить… и свой народ. Что там происходит, в гетто? Ходят страшные слухи.
АЛЕКС:  Там сотни людей, они обречены.  Полуживые люди… они умирают от истощения. И трупы, трупы, трупы. Сейчас начались расстрелы, расстреливают уже третьи сутки. Расстрел идет по заведенному порядку. Привозят людей на машинах в  Тучинку.  Там всех загоняют в сараи, набивают так плотно, что нельзя не только сесть, но и повернуться.  Люди стоят без еды и питья по трое суток и  с ужасом ожидают своей участи.
 МАЭСТРО: Алекс, подождите, я понимаю…   
АЛЕКС: Потом… из сарая выводят очередную группу, заставляют раздеваться донага, загоняют в вырытые огромные рвы и там… расстреливают. Многие теряют сознание от ужаса. Кругом раненые… на них падают мертвые. Груда тел все время шевелится. Офицеры стреляют ради удовольствия, господин режиссер. Основную работу выполняют солдаты. Немцы!  Специальная группа солдат выламывает золотые зубы, откусывает щипцами пальцы с золотыми кольцами, вырывает серьги из ушей… Это мои соотечественники? Чистейшая арийская кровь? Это грязная вода,  а не кровь. Им нужно золото с мертвых пальцев?  Это их надо было уничтожить, кастрировать, чтоб больше не рождались такие …
МАЭСТРО: Выродки…Не могу поверить. Господи… Ах, Рашель, Рашель…
АЛЕКС:   Господин режиссер, сегодня ночью будут расстрелы.
(Вдруг к столику, с бокалом в руке, подошел штандартенфюрер).
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Господин режиссер! О, Алекс!  Что грусть? Алекс, надо смеяться, петь, большой праздник! Господин режиссер, офицеры  хотят слышать песня на немецкий язык.  Можно петь «Лили Марлен»?  Ваша фройляйн петь «Лили Марлен» на немецкий язык?
(Штандаренфюрер указал на эстраду, где Катя, Пьеро и Отелло заканчивают номер).
МАЭСТРО: О, эту песню поет Марлен Дитрих.
(Упавшим голосом Алекс прибавил).
АЛЕКС:  Да, в фильме «Голубой ангел».
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Я! Я! Блау  энгел! Марлен Дитрих.
МАЭСТРО: Катя!
 ( Артисты уже закончили номер, спустились с эстрады, и все вместе  подошли к столу).
 Катя, кто-то знает  «Лили Марлен»  по-немецки?
КАТЯ: Я только по-русски знаю.  Вот Рашель – да. Она чудесно по-немецки говорит.
АЛЕКС: Рашель говорит по-немецки?
КАТЯ: Она и поет по-немецки, дай бог немецким актрисам так петь.
 МАЭСТРО:  Остынь, Катюша.
(Алекс  взволнованно обратился к штандартенфюреру).
АЛЕКС: Штандартенфюрер, есть артистка. Будет петь «Лили Марлен» по-немецки. Но… она в гетто, вчера доставили прямо из театра.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: В гетто? А! Это та  еврейка? Ночью мои люди  взяли  ее в театре? Я видеть ее. Гут, гут. Красивый девка. Успеет петь для армии фюрера? 
 (Штандартенфюрер достал карандаш, блокнот и написал несколько слов и, оторвав листок, подал его Алексу).
АЛЕКС: Что это?
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР:  Пропуск в гетто. Привезете артистку сюда, получаса вам достаточно?
АДЕКС: Более чем достаточно.
(Все это время за Алексом пристально наблюдает эсэсовка - гауптман Хецнер. За столом штандартенфюрера хлопнули шампанским. Кто-то даже помаячил штандартенфюреру бутылкой, чтобы привлечь его  внимание).
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Обер-лейтенант, видите, меня уже заждались. Присоединитесь потом к нам? У нас хорошая компания - Майор Лостер, гауптман Херцнер, а оберст Остер явился сегодня прямиком из Берлина. У него хорошие новости - скоро грозненская нефть будет течь в наш фатерланд, это лучшая по качеству нефть, лучше бакинской.
АЛЕКС: О! Первый нефтепровод в России был построен в Грозном, об этой нефти слава идет с начала века. Приходилось даже подогревать нефтепровод, чтобы шла нефть. Настолько она густая, вязкая, одним словом – подарок! Это подарок судьбы для Германии… Но не будем о делах, штандартенфюрер.
 (Алекс наклонился к его уху).
АЛЕКС: Сегодня я хочу устроить себе праздник… с артистками. Вы понимаете, штандартенфюрер?
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: О! Гут! Гут, обер-лейтенант. Господин режиссер, господа артисты… Приятного вечера.
 МАЭСТРО: Приятного вечера, штандартенфюрер.
(Штандартенфюрер отправился в обратный путь к своему столу. Алекс присел за столик к Маэстро).
АЛЕКС: Господин режиссер, мне разрешено сопровождать Рашель из гетто в казино для исполнения песни. А затем вернуть ее обратно. Возможно, это наш шанс.  Выслушайте меня,  я вас прошу, отойдем на секунду.
 (Алекс и Маэстро вышли  в фойе. Алекс о чем-то взволнованно говорит, Маэстро сосредоточенно слушает..   С эстрады продолжает звучать   вальс,  казино танцует).
 ГЕТТО
Действующие лица: Алекс, Рашель, полицай,  массовка.
(В луче прожектора стоят полураздетые люди. Солдаты и полицай ведут еще несколько человек, идет погрузка людей в закрытый фургон. Алекс  ждет чуть в стороне рядом с освещенной будкой КПП.  От  группы людей отделился  полицай, сопровождающий Рашель.  Рашель полураздета, она в накидке с желтой звездой. Алекс увидел ее, когда она попала в луч прожектора уже у КПП. Сердце у Алекса сжалось).
ПОЛИЦАЙ: Господин офицер, одежда  с этой партии уже в химобработке. Другого ничего нет, на них на всех это надето…  А что случилось? Почему ее опять в казино?
АЛЕКС: Идите. Идите и выполняйте свою работу.
ПОЛИЦАЙ: Да, господин офицер, работы прибавится. Сегодня ночью доставят гамбургских, франкфуртских и чешских евреев. Их теперь постоянно буду привозить.
АЛЕКС: Гамбургских?
ПОЛИЦАЙ: Да.  Франфуртских и чешских.  А  скоро будет необходимо устройство славянских гетто. Огромная работа предстоит.  Одних поляков с русскими  десятки миллионов, как-то отбор надо будет устраивать.
АЛЕКС: Я думаю, что об  этом есть кому позаботиться и без вас.
ПОЛИЦАЙ: Не скажите, господин офицер. Для нас  германская администрация тоже проводит  час просвещения. Мы тоже хотим способствовать очищению нордической расы, хотим преградить путь славянским ордам,  они несметно плодятся в России и в Сибири.
АЛЕКС: А вы?... Разве вы не славянин? Вы ведь белорус?
ПОЛИЦАЙ: Я… родился здесь, ну да. Но…взгляните на меня -  высокий рост, мускулистое тело, голубые глаза.  Все, как сказал фюрер.
АЛЕКС: Но ведь ваша мать славянка?
ПОЛИЦАЙ: Ну да… но…
 (Алекс вскипел, но сдержался, чтобы не дать белорусу в морду).
АЛЕКС:  И ваш отец славянин, и ваш дед славянин, и ваша бабка…. и осел ваш, и вол ваш, и вы сами… славянин.   Идите.  Делайте свою работу.
ПОЛИЦАЙ: Господин обер-лейтенант, хайль Гитлер!
АЛЕКС: Хайль.
(Все это время Рашель стояла, завернувшись в покрывало с желтой звездой).
… Рашель, вы поедете со мной.
РАШЕЛЬ: Что вам нужно? Будьте человечны хотя бы сейчас…  Моей  матери уже нет и этих людей сейчас повезут  убивать.  Их тоже… уже нет.
АЛЕКС: Если бы вы только доверились мне, Рашель.   Я хочу помочь вам и, возможно, это получится. Ваши коллеги и господин режиссер  уже ждут нас. Вам предстоит работа – петь на немецком языке. Это прихоть  шефа гестапо и ничего страшного не случится.
РАШЕЛЬ: Да. Самое страшное, видимо, уже случилось.
 АЛЕКС: Доверьтесь мне,  прошу вас, Рашель. Сегодня у вас появился шанс.
(Алекс снял китель и осторожно надел на плечи девушки. Рашель повернулась к Алексу и пристально, с сомнением, посмотрела ему в глаза.  ).
 Прошу вас, в машину.
(Обернувшись, Рашель увидела, как в желтом луче продолжается чудовищная погрузка людей).
 
  Казино
Действующие лица: Режиссер, Рашель, Катя, Алекс,  Отелло, Пьеро,  Анна, штандартенфюрер, эсэсовка Херцнер,  майор Лостер, жандарм, дамы).
( В зале  танцующие пары, тосты, смех. У рояля - Пьеро, с аккордеоном -  Отелло.  Их дуэт исполняет аргентинское танго. За столиком эсэсовка, в окружении штандартенфюрер и майора Лостера,  принимает поздравления. У гауптманфюрер Херцнер - День ангела.  Маэстро, Катя и Лора Карловна сидят за столиком, перед ними чашечки с кофе… Алекс  сопровождает  Рашель, в гримерную, через весь зал.  Публика  с нескромным   интересом разглядывает девушку, на плечи которой, наброшен китель  обер-лейтенанта  и  провожает  ее  недоуменно-восхищенными взглядами. И лишь глаза эсэсовки смотрят на артистку презрительно-иронично. Рашель поднимается на второй этаж, в гримерную.  Алекс остается в зале.
МАЭСТРО: Лора Карловна, помогите Рашель с гримом.
ЛОРА КАРЛОВНА: Да-да, конечно.
МАЭСТРО:  И скажите бармену, пусть подаст в гримерную для Рашель не очень горячий чай с лимоном и что-нибудь легкое перекусить.
(Лора Карловна  передала бармену распоряжение Маэстро  и поднялась в гримерную  к Рашель…  Уже основательно подвыпивший штандартенфюрер вновь увидев Алекса, еще стоящего у лестницы,  стал махать ему рукой).
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР:  О! Алекс, Алекс!   Ком цу мир!
 (Алекс подошел  к столику и сел. Штандартенфюрер показал пальцем на лестницу. По которой поднялась Рашель).
 Зер гуд фройляйн!
 ( Штандартенфюрер, с сожалением, качает головой).
 Варум, варум юде? Красоту имеет еврейская женщина. Это нет справедливо, так по-русски? Согласно?
АЛЕКС:  Красота?  Согласен.
(Эсэсовка хмыкнула и пригубила бокал).
ЭСЭСОВКА: Обер-лейтенант гуманист, человек мира, он и в обезьяне может предположить человека.
(За столом засмеялись)
МАЙОР ЛОСТЕР: Ну, гауптман Херцнер, эту еврейку не сравнить с обезьяной, она гораздо симпатичнее.
(За столом вновь раздался взрыв смеха).
АЛЕКС: А вы, фройляйн Херцнер, я вижу, уже поменяли наряд? Все маленькие обезьянки любят  наряжаться.
ЭСЭСОВКА: Ну, знаешь ли, Алекс! Что-то раньше я не замечала в тебе хамства. Это артистки тебя испортили?
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР:  Алекс, не ссорьтесь. Так ты согласен? Ты согласен?
(Штандартенфюрер поднял палец вверх, встал и вышел из-за стола. Медленно, на глазах изумленных коллег, он двинулся  в направлении лестницы, ведущей в гримерную Рашель. Эсэсовка изобразила всепонимающую мину и, криво усмехнувшись, допила шампанское. Алекс  сидит с каменным лицом, и встречается взглядом с Маэстро и Катей, сидящими за своим актерским столом. Штандартенфюрер  щелкнул пальцами и подозвал бармена).
БАРМЕН: Слушаю.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Шампанское для фройляйн.
(Он показал пальцем наверх, где находится гримерная).
И фрукты.
( Штандартенфюрер, пошатываясь, поднялся по лестнице, остановился у двери и постучал в гримерную).
 ЭСЭСОВКА: Красота? Знаешь, Алекс, что для фюрера черные глаза и волосы  - показатель неполноценности расы. Поэтому темные глаза и волосы баварских немцев заставляют их неистово выслуживаться, заискивать, доказывать свою преданность рейху самыми гнусными методами. Но тебе это не грозит, Алекс. Тебя можно сделать идеалом, чистейшим образцом арийской расы.
(Эсэсовка  сильно сжала руку Алекса  своей цепкой рукой.  И по всему видно, что именинница  изрядно выпила).
Алекс, ты слышишь меня? Не будем ссориться, ну же, Алекс. Я  приглашаю на танго, приглашаю, раз ты не догадался.  К тому же, сегодня мой День ангела… Идем же…
(Херцнер выбралась из-за стола и оправила боа, пушистым голубым облаком спадающее на платье).
АЛЕКС: Да, да фройляйн Херцнер. Конечно, мои поздравления вашему Ангелу и вам.
 (Алекс, придерживая эсэсовку под локоть, повел ее к танцполу).
ЭСЭСОВКА: Ну, почему, всегда « фройляйн Херцнер», Алекс?  Зови меня Грета.  Ты слышишь? Зови меня -  Гретхен.
АЛЕКС: Да, конечно, фройляйн Херцнер.
                (Эсэсовка  пьяно расхохоталась).
ЭСЭСОВКА: Ты неисправим, Алекс! Твои русские литературные пристрастия и еврейские артистки могут тебе очень навредить. Да, да…
(Лора Карловна и Рашель в гримерной у зеркала.  Лора Карловна наносит грим на лицо Рашель, иногда она  заглядывает  в разложенный на столике немецкий журнал с фотографиями Марлен Дитрих.).
ЛОРА КАРЛОВНА: Девочка моя, вы  вся дрожите… Все будет хорошо, я уверена, бог милостив.
(Лора Карловна смотрит профессиональным взглядом гримера на лицо Рашель).
Вы, знаете, деточка,  вам можно не делать накладные ресницы, как у марлен Дитрих. У вас свои достаточно выразительны, сделаем только мушку возле губы.
РАШЕЛЬ: Спасибо, Лора Карловна, вы можете идти, я буду одеваться.
ЛОРА КАРЛОВНА: А парик?  Давайте, я закреплю как следует.
РАШЕЛЬ: Нет, пока не нужно. Времени достаточно, я хочу отдохнуть. Парик сама надену, не впервой.
ЛОРА КАРЛОВНА: Хорошо. Удачи вам. Держитесь, девочка моя, держитесь.
(Лора  Карловна выходит из гримерной и сталкивается со штандартенфюрером у самых дверей. Рашель слышит голоса у гримерной).
ЛОРА КАРЛОВНА: Актриса еще не одета, господин офицер.
РАШЕЛЬ:  Кто там, Лора Карловна?  У меня еще есть время.
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Фройляйн? Прошу простить…
ЛОРА КАРЛОВНА: Господин офицер, необходимо немного подождать…
(Рашель  встала  и закрыла дверь на ключ. Лора Карловна спустилась вниз и посмотрела наверх, где остался офицер гестапо. Затем, покачав головой, пошла в зал, ища глазами Маэстро. Штандартенфюрер  осторожно постучал в дверь гримерной).
ОФИЦЕР ГЕСТАПО: Фройляйн,  я войти, говорить с вами.
                (Рашель замерла).
 Фройляйн, я хочу вам дать помощь, откройте.
 (Рашель стоит в растерянности. Затем, набросив  пеньюар,  поворачивает ключ.  Штандартенфюрер вошел).
Фройляйн, гутен абенд. Я всегда охотно слушать ваш голос. Фройляйн вундершон артистн!  Такой певица редко слушать в Германии.
РАШЕЛЬ: Благодарю.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Я хочу дружбы с фройляйн. Фройляйн не будет доставлена в гетто. Я хочу слушать пение: Шуберт, Вагнер.  Хочу говорить об искусство  с красивый, умный фройляйн. Война делать грубый скучный мир. Вы понимать? О! Вы все понимать!
 
 (Штандартефюрер близко подходит к Рашель  и касается ее лица. В это время внизу, в зале казино, Маэстро, заподозрив неладное, дал знак Кате, указывая на  бармена, направляющегося в гримерную с подносом.   Катя догнала  официанта,   одарила  его улыбкой и ловко перехватила  поднос с шампанским и бокалами. Поднявшись  по лестнице,  она внесла  поднос  в гримерную).
КАТЯ: Господин  офицер,  это для вас и Рашель.
       (Рашель и Катя обменялись взглядами.  Катя видит, что Рашель не на шутку встревожена).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: О… приятно сюрприз. Гуд, гуд. Данке, данке шон .
(Катя уходит,  оставляя дверь чуть приоткрытой.  Штандартенфюрер выжидающе смотрит на Рашель).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Имя фройлен Рашель?  По-германски -  Рахель. Я называть фройлен Рахельхен. А вы, Рахельхен,  будет называть меня Клаус. Просто Клаус. Хорошо?
РАШЕЛЬ: Но это невозможно…господин офицер. Я еврейка, ваш ордунг не позволяет солдатам, тем более офицерам рейха связи с юде. Я еврейка…  пожалуйста… я здесь на работе и, видимо, в последний раз.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Найн, найн, найн…
(Шандартенфюрер разлил шампанское и подал бокал Рашель).
 Найн,  найн, найн…Теория расы придумать для простолюдинов. Да, для простолюдинов, чтобы они убивать друг друга, простолюдины наше оружие.
 (Гестаповец ухмыльнулся и выпил шампанское. Вдруг он подошел к двери,  повернул ключ,  и бросил  его на гримерный стол).
Хочу быть  честно. И крестоносцы укладывать в постель красивый еврейский женщина. Для победитель женщина – это добыча. Добыча  воина.  Хороший воин должен быть награда. Но вы очень красивый награда!  И я хотеть быть ваш воин и ваш друг.
 ( Гестаповец взял Рашель за руки, но  она высвободила их. Штандартенфюрер пытается обнять ее, но тщетно).
Фройляйн плохо понимать? Фройляйн не хотеть жить?
(Офицер  обескуражен, расстроен сопротивлением Рашель.  Он крепко сжал ее  плечи  и притянул к себе…   Раздался стук в дверь).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Фройляйн  не готов! Фройляйн – проверка! Допрос.
ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ: Позвольте, фрукты…
РАШЕЛЬ: Да, да! Пожалуйста! Фрукты!
(Рашель высвободилась из объятий, бросилась к гримерному столу за ключом, устремилась  к двери и отперла ее.  Бармен вошел с подносом фруктов, занимая пространство двери,  и  Рашель пришлось вновь отступить к столу. С привычной ловкостью  бармен выложил фрукты с подноса на стол, и поспешил уйти. Рашель бросилась  вслед за ним,  к двери… Но штандартенфюрер  удержал  ее  за руку,  повернул ключ и с силой бросил Рашель  на кушетку).
Я не простолюдин… для Рахельхен  будет красивый дом, платье, еда, вино…
(Рашель  пытается встать, но силы не равны… В зале Отелло и Пьеро играют фокстрот. Катя, обходя танцующих, пробралась к столику Маэстро.  Здесь уже находится Алекс. Катя, Алекс и Маэстро о чем-то говорят,  и со стороны   их  беседа  выглядит вполне непринужденной.  Лора Карловна, с чашкой кофе, отошла от барной стойки, направляясь к актерскому столику.  Алекс встал  и усадил  ее на свободный стул).
МАЭСТРО: Лора Карловна, спасибо. Вы можете быть свободны сегодня. Отдыхайте.
ЛОРА КАРЛОВНА: Я, пожалуй, посижу здесь немного, все-таки среди людей. Может быть, пригласите меня  на танец, Иван Федорович?  Какой замечательный страстный фокстрот..  А, впрочем, ну их к лешему, эти танцы…
МАЭСТРО: Ну почему же к лешему?  Если бы не моя нога, Лора Карловна… Оттанцевал я свое. Простите, инвалида…
ЛОРА КАРЛОВНА: Ну, что вы, Иван Федорович, какой вы инвалид? Вон, какие спектакли делаете со своими танцорами.
АЛЕКС: А вот я бы пригласил вас, Лора Карловна.  Вы позволите?
ЛОРА КАРЛОВНА: Спасибо, милый мальчик. Вы очень галантный кавалер.
(  Алекс повел Лору Карловну к танцполу… Лора Карловна, в танце, оборачивается к столику, чтобы увидеть Маэстро, но с удивлением видит пустой стул. Маэстро исчез…  В гримерной штандартенфюрер продолжает домогаться Рашель).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Нун, шнелль, шнелль, майн Рахельхен.
 (С Рашель сорвана одежда, но она не сдается.  Рашель дотянулась до ножниц, лежащих на гримерном столе. Но гестаповец видит уловку, выбивает ножницы из руки Рашель и в ярости бьет ее по щекам. Грубо схватив ее  руку, он резким движением поднимает Рашель и тащит к зеркалу. Стоя рядом  с ней перед зеркалом, он, задыхаясь от гнева, выкрикивает).
Смотреть, смотреть! Это я! Каждый день я видеть себя в зеркало! Каждый день я искать красоту! Я искать расовый безупречность…Искать и не найти!..  Ты! Смотреть! Ты есть еврейка, и ты – есть красота, есть расовый совершенство,  есть величие! Зачем?
(Гестаповец вновь бросил Рашель на кушетку и  выхватил пистолет).
 Я растоптать твой величие!   
(Оружие уже у виска Рашель. Свободной рукой гестаповец  пытается стянуть с себя галифе…  Неожиданно дверь отворилась, и вошел Маэстро с ключом в руке. Молниеносно оценив ситуацию, он  схватил ножницы с гримерного стола и сильным, ловким ударом за ухо вонзил их в лежащего  спиной  гестаповца.  Штандартенфюрер мертв…  Маэстро отбросил труп, помог подняться обезумевшей от ужаса Рашель,  и   сел  перед зеркалом  за гримерный стол).
РАШЕЛЬ: Господи… Маэстро, что теперь будет? Маэстро…
(Спокойно и холодно Маэстро произнес).
МАЭСТРО: Рашель, сейчас я  нанесу ему еще несколько легких ударов ножницами…
РАШЕЛЬ : Но зачем?
МАЭСТРО: Так надо. Ты надеваешь концертное платье и  работаешь  номер Марлен Дитрих. У тебя есть еще пять минут. Я выйду отсюда первым, ты выйдешь чуть позже. Отработаешь номер и, когда в финале погаснет свет, быстро уйдешь со сцены. Без промедления  спустишься в подсобку. Немедля ни секунды. Я тебя там встречу, поняла?
РАШЕЛЬ: Да, да, я поняла.
(Рашель в волнении одевается).
МАЭСТРО: Парик.
 (Рашель  надевает парик)
Теперь отвернись.
(Маэстро, закрыл дверь, нанес еще несколько ударов ножницами по трупу и, посадив его в гримерное кресло спиной к двери, придвинул к нему столик с шампанским. Затем достал из кармана кителя гестаповца сигару, раскурил и вложил в руку мертвеца, лежащую на подлокотнике. Рашель все еще дрожит, она отвернулась и закрыла глаза.  Маэстро спрятал ножницы в карман, взял китель Алекса, открыл дверь, ободряюще кивнул Рашель и спокойно спустился в танцующий зал. Опустившись на стул за своим столом, он ищет взглядом Алекса.  Алекс уже провожает Лору Карловну на выход  и спешит к  Маэстро. Вдруг зал взрывается аплодисментами -  на эстраду выходит Рашель -  серебряные переливы платья в стиле Марлен Дитрих, светлый парик.  Звучит мелодия  «Лили Марлен». У рояля Пьеро, с аккордеоном Отелло. Казино восторженно рукоплещет. Рашель начинает петь на немецком языке, казино сотрясают восхищенные возгласы. Гаснет свет, освещена только эстрада).
«Lili Marleen»
Vor der Kaserme, von dem grossen Tor
Stand eine Laterne, und steht sie noch davor….
Нежная мелодия звучит в полной тишине… На финальных аккордах полностью гаснет свет. Казино погрузилось во мрак, публика выдохнула… Рашель  сбежала вниз, но  на какой-то миг перед глазами  ее мелькнула Катя и  заняла ее место на сцене.  Катя – точная копия Рашель  - серебряное платье Марлен Дитрих, светлый парик с сияющим заколками.  Загорается свет, Отелло и Пьеро берут вступительные аккорды в другой тональности, и песня звучит в исполнении Кати уже на русском языке.
                Возле казармы, в свете фонаря,
Кружатся попарно листья сентября.
Ах, как давно у этих стен
Я сам стоял,
Стоял и ждал
Тебя, Лили Марлен.
Если в окопах от страха не умру,
Если мне снайпер не сделает дыру,
 Если я сам не сдамся в плен,
То буду вновь тебя любить
Тебя, Лили Марлен,
Тебя, Лили Марлен.
Казино  исступленно аплодирует!..  Рашель вбежала в подсобное помещение, Алекс и Маэстро уже ждали ее. В руках Алекса сверток. Распахнув дверь, с черного хода, в ночной город Маэстро выпустил беглецов).
РАШЕЛЬ: Маэстро…
МАЭСТРО: Быстро, в машину.
(Рашель стремительно обняла Маэстро и, с искренним участием заглянула ему в лицо).
АЛЕКС: Благодарю вас, господин режиссер!
 (И еле слышно, для себя самого, Маэстро прошептал).
МАЭСТРО: Давайте ребятки, поторопитесь. Рашель, береги голос… береги себя.
( Алекс и Рашель скрылись в темноте, раздался звук отъезжающей машины.  Маэстро обогнул здание казино и, с парадного входа, вошел в зал. Катя еще на эстраде, на «бис» она вновь поет «Лили Марлен».  В это время из двери черного хода, придерживая боа, выбежала Херцнер и, напряженно всматриваясь в темноту, остановилась).
Лес
Действующие лица: Алекс, Рашель, Анна.
( В лесу слышен звук  остановившейся машины. Из-за деревьев вышли Алекс и Рашель. Рашель устало прислонилась к дереву. В руке Алекса сверток, переданный ему Маэстро. Вдруг где-то в стороне послышался собачий лай,  автоматные очереди, крики и немецкая речь).   
РАШЕЛЬ: Они  начали расстрел людей из гетто…
  (Рашель   едва не теряет сознание.  Алекс достал фляжку). 
АЛЕКС: Рашель, сделайте глоток, это хороший ром. Вы должны взять себя в руки… У нас есть еще почти час, за вами придут.
(Рашель подняла голову и посмотрела на Алекса. Взяла фляжку и сделала глоток).
РАШЕЛЬ: Ужасно крепкий…
 АЛЕКС: Придет женщина из города, она поведет  вас к себе, в деревню, потом в пущу.  Это далеко, придется идти через лес.
(Алекс развернул сверток).
 Вот одежда для вас, сапожки… Господин режиссер  передал. Наденьте… тут   теплые носки. 
 (Рашель машинально взяла сапоги).
АЛЕКС: Садитесь вот здесь, тут сухо и мягко, тут хом.
РАШЕЛЬ: Холм?
АЛЕКС: Хом. Тут есть хом, мягкий зеленый хом… трава.
РАШЕЛЬ: А! Мох. Мох, а не хом.
АЛЕКС: Короткие слова иногда путаю.
(Рашель  села, сняла лодочки, надела носки и сапоги.  Встала и, сделав несколько шагов, вновь села у дерева)
РАШЕЛЬ:  Все равно, они мне велики… Что будет теперь с Маэстро? Его расстреляют?
АЛЕКС: Снимайте…  С Маэстро ничего страшного не должно произойти.
 (Алекс стянул с шеи белый шарф).
 Сейчас разрежу, и будут русские  трепянки.
РАШЕЛЬ:  Портянки. Но как же - ничего страшного? Убит офицер гестапо.
АЛЕКС: Да-да, портянки,  будет даже тепло.
 (Алекс разрезал шарф клинком на две половины и подал Рашель).
 Рашель,  ваш Маэстро опытный офицер, он прошел войну 14-го года.
РАШЕЛЬ: Он спас меня, уже во второй раз. Он убил его… Он был мертв в одно мгновение. Господи!
(Рашель закрыла лицо шарфом-портянками и вновь увидела  ту страшную сцену).
 Господи… Но Маэстро нанес еще несколько ударов ножницами, зачем?
АЛЕКС: Чтобы отвести от себя подозрение. Хаотичные удары может нанести только доведенная до отчаяния женщина, но не солдат или офицер… Маэстро должен остаться в казино вне подозрений.  Понимаете, Рашель?
(Рашель беспомощно держит в руках портянки).
РАШЕЛЬ: Спасибо… Но я не представляю, что с этим делать? Как их надевать?
(Рашель опустила руки с портянками на колени).
… Алекс, что же, это теперь я спасаю Маэстро?
 АЛЕКС: Я не знал, как вам об это сказать. Я боялся, что вы превратно поймете. Рашель, вы удивительная.
РАШЕЛЬ: Я счастлива, что хоть чем-то полезна. Выходит я теперь опасный враг для гестапо. Это ж, какой успех. Пожалуй, это мой лучший номер. И я в концертном платье… и сапоги с портянками.
(Рашель осмотрела себя и хотела поправить волосы).
 Парик…
(Рашель осторожно сняла парик, расправила свои волосы пальцами и закрепила их сверкающей заколкой).
 Вот так… А что делать с портянками?
АЛЕКС: Смотрите и запоминайте. Не бойтесь, кладите ваши ноги на мое колено… очень хорошо.
 (Алекс ловко наматывает половинки шарфа на ноги Рашель  и помогает надеть сапоги).
РАШЕЛЬ: Где вы так научились… с портянками?
АЛЕКС: Отец показал, его русские научили… Вам  очень к лицу это платье. Я не устану любоваться…
Здесь есть еще теплые вещи. О, теплый свитер. Хорошо, очень хорошо.
 (Рашель надевает и свитер).
 Сейчас мы зажжем маленький костер, вы согреетесь, Рашель.
РАШЕЛЬ: Что вы,  нас могут заметить.
АЛЕКС: И пусть. Немецкий офицер ночью может быть с женщиной, где захочет. Простите, что я это говорю. Вам, должно быть,  неприятно…  Я сделаю  углубление, яму для костра, чтоб не так заметно горел… Вот уже хорошо горит.
РАШЕЛЬ: Кто эта женщина, что придет за мной?
АЛЕКС: Из партизанского отряда. Как все неожиданно случилось, Рашель. Я планировал увезти вас ночью из гетто, но так и не нашел под каким предлогом это сделать. Но бог помог нам.  Все получилось само собой. Маэстро, пока вы пели, уговорил Анну, доставить вас в отряд. Ваш Маэстро оказался опытным разведчиком…  опыт прошлой войны.   
РАШЕЛЬ:  Анна та, что привозит молоко и яйца в казино?
АЛЕКС:  Она, как раз сегодня, принесла продукты на кухню. Теперь должна возвращаться из города, дальше пойдете вместе.
РАШЕЛЬ: Почему вы спасаете меня? Для чего? Я не смогу вас ничем отблагодарить. Понимаете, Алекс? Ничем.
АЛЕКС: Мне ничего не нужно.  Но я знаю,  вы все равно не сможете забыть эту войну, а значит… и  меня тоже. Я был сражен на этой войне… Ваша библейская красота,  ваш  голос, талант… 
(Рашель долго молчит, удивленная словами Алекса. И вдруг, она слегка прикоснулась к его руке).
РАШЕЛЬ: Вы что-то хотели мне рассказать… Тогда давно, там в казино, когда пригласили  на танец.
АЛЕКС:  Я хотел  душу чистить.
РАШЕЛЬ: Очистить.
АЛЕКС:  Очистить…  рассказать.
РАШЕЛЬ: Вы говорили, что были на площади в Нюрнберге, держали факел, что почти молились на Гитлера…
АЛЕКС: Да. Сама молитва звучала так: «Клянусь тебе Адольф Гитлер, фюрер и канцлер Германского рейха, быть верным и мужественным. Потом, когда всем нам, кто принимал такую присягу, исполнилось бы 25 лет, мы обязаны были жениться. Сейчас мне 24.
РАШЕЛЬ: У вас есть семья?
АЛЕКС:  Старший брат кончил университет, занимался звездами…  астрономией, физикой. Бредил наукой. Он отказался от мобилизации, отказался идти в армию. Говорил, что не варвар, чтобы убивать. Его казнили за отказ от  мобилизации.
РАШЕЛЬ: Казнили?
АЛЕКС: Казнили. Даже прислали счет… расходы по казни оплатить. Таких казней были сотни.
РАШЕЛЬ: Это чудовищно... 
АЛЕКС: У меня остался младший брат, Андреас. Он, слава богу, еще не подлежит мобилизации, готовится  в консерваторию. Со скрипкой не расстается.
РАШЕЛЬ: Если я бы могла вам чем-то помочь. Но вместо этого вы спасаете меня.
Я хотела спросить, за что вы отвечаете на этой… службе здесь, род ваших занятий?
АЛЕКС:  Здесь, под Минском, организовали немецкую школу переводчиков  из местного населения. Меня направляют переводчиком и преподавателем немецкого языка. Это пока все, что я могу вам сказать.
РАШЕЛЬ: Из местного населения? Целую немецкую школу?
АЛЕКС:  Рашель, вы думаете в Белоруссии, России или на Кавказе все довольны советской властью?
РАШЕЛЬ: Скажите, а  это правда, что   говорил  тот человек?  О славянских гетто.
АЛЕКС:  Да, правда. Все, что происходит невероятная трагедия.  Целые народы  фюрер объявил неполноценными.  Я не хочу в этом участвовать и не буду…  Рашель, а вот что я спросил бы у фюрера: что означает медведь на гербе Берлина?  И что означает  название города – Берлин. А по-русски  берлога – это что?
 РАШЕЛЬ:   Логово медведя.
АЛЕКС: А  бер – это что?
РАШЕЛЬ:  Бер по-немецки медведь. Берлин  - по-немецки  и есть медвежья граница, медвежья линия, может быть, медвежье логово?
АЛЕКС: Так что же, славяне говорят по-немецки? Или немцы по-славянски? Кто дал название Берлину? Славяне или немцы?..  Рашель, как унизительно жить среди напыщенных, необразованных, самоуверенных глупцов.   Все  фарс, все  ложь. Они одели  моих одураченных сверстников  страшную  сатанинскую,  черную форму.  СС – охранный отряд.   Вы видели, какая у них  эмблема на фуражке? Серебряная мертвая голова! Символ смерти.
РАШЕЛЬ: А на вашем клинке,  что за надпись?
АЛЕКС: Возьмите клинок. Прочтете?
 (Рашель взяла клинок и прочла надпись).
 Аллес фюр Дойчланд. Все для Германии….  Что же, нас всех на заклание?
(Алекс смутился).
АЛЕКС:  Этот клинок  эсэсовский.  Подарок… нельзя было отказаться. Рашель, если бы  вы знали.  СС – это свора безжалостных убийц, они бродят по Европе и уничтожают всех,  кто, якобы, мешает прогрессу человечества. И это охранный отряд, который должен защищать людей.
 РАШЕЛЬ: Охранный отряд. Шутц штаффельн.
АЛЕКС: Откуда такое глубокое знание немецкого, Рашель?
РАШЕЛЬ: Из книг, словарей и нот. Мне очень хотелось петь на всех языках,  и хотелось понимать, о чем пою. Я и по-польски знаю. Мой отец поляк, его не видела уже два года. Враг народа. Арестован НКВД   только за то, что в Польше  был  когда-то офицером  польской армии. Теперь еще Гитлер..
АЛЕКС: Рашель, вам холодно?
 (Алекс снял   китель, набросил  на плечи Рашель и подбросил  в  костер ветки). 
РАШЕЛЬ: Скажите, Алекс, вы ведь видели  фюрера, ну, и все его окружение? Они, в самом деле, все мускулистые,  голубоглазые  блондины?
АЛЕКС: Вы будете удивлены так же, как и я.  Я был поражен, что среди них нет ни одного, кто соответствовал бы этому типу. Рашель, это собрание больных психов. Представьте, Геббельс -  маленькая тощая хромая обезьяна с черными глазками, Геринг - жирный хряк. Его еще в первую мировую летчики прозвали «летающий боров».   Гитлер с обвислой кожей,  истерично визжит, плюется и  шипит  в микрофон.  Знаешь, какого цвета у него глаза? Его глаза – белые.
РАШЕЛЬ: Господи! За что мне все это? Наверное, быть артисткой,  и в самом деле – грех. Так говорит церковь. Это ведь,  лицедейство. Играю, пою. Проживаю чью-то жизнь, потом сама не своя. Мама, бывало, подойдет и спросит: «Что с тобой дочка? Тебя будто нет здесь, ты заболела?».  А у меня такое опустошение, будто души лишилась.
АЛЕКС: Рашель, я думаю, что часть души вы отдаете людям. И, наверное,  самую лучшую ее часть.  Вот  пришел человек в театр, все плохо у него и девушка разлюбила, и работа не двигается и… Гитлер пошел войной. А вы выходите на сцену, и  человек вновь живет! Помните Пушкина? «И жизнь, и слезы,  любовь!». Это лучшая профессия на земле. Это как доктор… вы лечите людей.
РАШЕЛЬ:  Алекс… да вы и сам доктор.
Алекс, я хочу знать за что? За что немцы убивают нас?  Что мы сделали
такое ужасное? За то, что евреи распяли Христа? Но ведь, я люблю Христа и многие,
многие евреи   любят его уже две тысячи лет.  Любят за то, что вслед за ним мы смотрим    на звезды, в будущее, как вслед за Аллахом все мусульмане смотрят в Небо и стремятся к чистоте и совершенству… Знаете, Алекс,  мама говорила, что нам всегда будет тяжело жить среди других людей, и даже… невозможно.
АЛЕКС: Это не правда, Рашель, что за глупость?
 АЛЕКС: Согласен, Талмуд создал непреодолимый барьер между евреями и остальным
миром. Зачем? Чтобы держать всех евреев в повиновении, в пропасти предрассудков.
Опять кучка властных глупцов хочет править миром.
Рашель, не плачь, пожалуйста, не плачь.  Я объясню, как смогу
 (Алекс достал платок и промокнул слезы Рашель).
Гитлер, конечно, появился не случайно! Он хотел защитить немцев от невыносимых унижений. В Германии евреи составляли всего-то  один процент от немцев, но какая-то часть  этого процента  стала страшно властной, агрессивной… эта часть захватила всю промышленность, торговлю. А  их презрение к христианам? Но Гитлер не умный человек, вину  горстки  мерзавцев  он взвалил на весь твой народ. Как говорят у вас в России -  попутал яичницу.
(Рашель улыбнулась).
РАШЕЛЬ:  Божий дар с яичницей.
АЛЕКС: С яичницей. И еще Рашель, не секрет, что среди христиан тоже полно
мерзавцев.
РАШЕЛЬ: Я знаю, Алекс. Зло было бы бессильно, если бы все христиане жили в
согласии со своей верой. Христос стал бы высшим продолжением нашей иудейской  религии. Я это знаю.
АЛЕКС: Рашель…
(Алекс взял руки Рашель и задержал в своих руках… Послышался  хруст ветвей, из леса вышла женщина с небольшим узлом за спиной, увидев Алекса она отступила назад).
АЛЕКС: Анна?  Не пугайтесь. Я «наш немец».
АННА:  Поняла. Ты Рашель?
РАШЕЛЬ: Да.
АННА:  Ну что готова?
РАШЕЛЬ: Да, наверное.
АЛЕКС: Анна, вам надо быть сверхосторожными.
Вы должны знать, что Рашель будут искать, это совершенно точно. Будьте предельно внимательны. Сколько   времени займет ваш путь?
АННА:  Ночь и день до места. Но эта ночь, похоже, будет глухая, безлунная. Может быть, до утра остановимся в деревне.   Постой-ка, девонька, это платье надо снять.  Не даст идти, длинное слишком, запутаешься в шагу. Снимай, клади вот в эту сумку - будет твоя ноша. А вот, гляди-ка. Сегодня к родственнику в городе успела, обменяла на банку с молоком.
 (Анна вытащила из узла мужские  штаны-ватники и телогрейку).
РАШЕЛЬ: Ватные штаны?..  Может быть, можно без них обойтись?
АННА:  Обойтись? Сгинуть хочешь, раньше веку своего? И телогрейка вот. Надевай,  артистка, тут концертов не будет…  Как мать-то у тебя? Поправилась? Молока-то бы ей поболе.
РАШЕЛЬ: Благодарю вас. Но… ничего не нужно.
АЛЕКС:  Мама ее в гетто погибла…  Рашель, я отойду, переоденьтесь.
 (Алекс отвернулся и закурил сигарету).
АННА: Горя-то, горя-то схватила, милая.  Давай, девонька, давай одевайся.
(Рашель оделась в телогрейку и ватники).
РАШЕЛЬ: Готово. Настоящий медведь.
 (Алекс повернулся и с улыбкой  посмотрел на нее).
АЛЕКС: Теперь я спокоен за ваше здоровье, Рашель.
РАШЕЛЬ:  Алекс, прощайте. Вы правы…  я никогда не смогу забыть…  эту войну.   
(Взрыв оглушительной силы сотряс землю, в стороне от леса занялось зарево пожара).
АЛЕКС: Где это!? Что происходит?
РАШЕЛЬ: Это же на железной дороге!
АЛЕКС: Там что-то случилось,  сильнейший взрыв!
АННА: Случилось, и слава тебе  господи. Значит все хорошо, значит, уже успели.
АЛЕКС: Что  успели?
АННА: Давай, девонька, пора идти.  Прощай, и ты.
(Анна подошла к Алексу).
 Иди, осматривайся чаще, не гляди, что темно, немцы шарят тут день и ночь.
 (Анна первой вошла в чащу. За ней, оглянувшись на Алекса, скрылась Рашель.  Алекс   стоял на месте и смотрел им вслед… Вдали, над железнодорожной станцией все еще поднимался столб  из огня и дыма).
 казино
Действующие лица: Алекс, эсэсовка, майор Лостер, жандарм, бармен, Маэстро, Катя, Отелло, Пьеро.
( Алекс появился у казино с  букетом роскошных красных роз, у входа толпились возбужденные артисты под надзором двух полицаев с оружием. Алекс кивнул артистам и прошел внутрь.  Жандарм, майор Лостер и эсэсовка осматривают труп гестаповского полковника. Тут же стоит растерянный бармен).
Алекс:  Что здесь произошло?
 МАЙОР ЛОСТЕР: Где вы были Алекс?  Содом и Гоморра! Одно за другим! Вы слышали взрыв на узловой? Партизаны заминировали две железнодорожные ветки.  Техническая группа уже выехала на место… Убит оберст Клаус Вебер, убит прямо здесь, в казино, этой еврейкой.  Она была в гримерной, потом исчезла прямо со сцены, ее нигде не нашли.
АЛЕКС: Как? Убит штандартенфюрер?
(Алекс, положив пакет с цветами на стол, подошел к убитому).
ЖАНДАРМ: Может быть, вы, обер-лейтенант, что-нибудь  проясните?
АЛЕКС: Я знаю ровно столько же, сколько и вы…  Как это случилось?
ЭСЭСОВКА: Если бы кто-то видел, как это случилось…
 МАЙОР ЛОСТЕР: Когда бармен входил забирать посуду, штандартенфюрер был здесь. И он был жив.
 БАРМЕН: Я вошел, когда артистка уже была на эстраде, пела… а он сидел в кресле и курил сигару. Он сидел, повернувшись лицом к окну.
ЭСЭСОВКА:  Как же она его могла убить, если, он был жив, когда она исчезла? Как-то не логично.
АЛЕКС: Но был ли он жив, когда сидел в кресле?
БАРМЕН: Его сигара дымилась, я видел, он курил. Я не стал беспокоить… Взял посуду и вышел.
ЭСЭСОВКА: А вы, Алекс? Где были вы? Ваша машина так поспешно отъехала…
(Херцнер сузила глаза и вперила их в Алекса).
АЛЕКС: Ах, вы видели? Тогда догадайтесь, где я был,  гауптштурмфюрер Херцнер?  (Алекс взял пакет, развернул его и вручил эсэсовке розы).
 Я оказался непростительно  не внимателен, явился в ваш День ангела без цветов. Вот ездил искать их. Теперь я прощен?
ЭСЭСОВКА: О, Алекс, не наговаривайте на себя, вы и вправду были заняты неотложным делом.
(Глаза эсэсовки сузились еще больше и сверкнули кошачьим блеском)
 Какой роскошный букет! Какие розы! Я вас прощаю.
(Алекс,  наклонив голову, со стуком сдвинул каблуки).
 МАЙОР ЛОСТЕР: Вы что, с ума сошли? Не видите, что здесь труп? Что за сантименты с розами, обер-лейтенант?
АЛЕКС: Прошу прощения, герр майор.
ЖАНДАРМ: Может быть, господин обер-лейтенант, все-таки, что-нибудь может прояснить?
(Жандарм ухмыльнулся).
 Он поклонник искусства и тесно общается с артистами.
АЛЕКС: Повторяю, я знаю ровно столько, сколько и  вы.  Клаус хотел, чтобы артисты исполнили «Лили Марлен» на хохдойч. Но по-немецки песню знала только эта еврейская певица, и был получен приказ от Клауса доставить ее в казино. Вами, господин жандарм,  было подписано разрешение на пропуск ее из гетто…  А что знают артисты? Они опрошены?
 МАЙОР ЛОСТЕР: Не знают ничего. Все были на эстраде, потом за своими столами пили шампанское.
ЖАНДАРМ: Только эта еврейка, господин обер-лейтенант, что вы привезли из гетто, была в гримерной. Многие видели, что Клаус поднялся к ней в гримерную…
(Жандарм на секунду смешался)
 Он поднялся к ней с проверкой…  Она и убила его чем-то острым, просто зарезала. Я же говорил, что это не люди. Это иллюзия, что кто-то из них может послужить рейху. И этих артистов нельзя отпускать, пусть ими займется гестапо.
МАЙОР ЛОСТЕР: Алекс, вы доставили ее в казино, какое-то время  она была с вами в машине,  вас ничто не насторожило?

ЖАНДАРМ: Господину обер-лейтенанту надо было быть внимательнее еще раньше, когда он слишком много времени проводил с нею на танцполе.
АЛЕКС: Вы, господин жандарм, хотите, чтобы я указал вам, где ваше место?
(Жандарм трусливо замолчал, но эсэсовка иронично заметила).
ЭСЭСОВКА: Она могла убить и вас, господин обер-лейтенант.
АЛЕКС: Возможно, что меня спас бог.
(Эсэсовка усмехнулась и продолжила внимательно осматривать труп).
ЭСЭСОВКА: Господа, вот что интересно, этот удар за ухо произведен со знанием дела, это смертельный удар, его нанес профессионал. Это несомненно.
 МАЙОР ЛОСТЕР: А эти удары? В бедро, в руку?
ЭСЭСОВКА: Как врач я уверена - это не смертельные удары, они легкие, возможно, нанесены женской рукой. Но, как объяснить этот удар за ухо?
АЛЕКС: Возможно, била куда попало, удар за ухо был скорее всего случайным. Желание спасти свою жизнь, уйти из гетто могло придать ей силу.
(Херцнер и Лостер продолжают осматривать труп).
 МАЙОР ЛОСТЕР: Возможно, возможно вы и правы, обер-лейтенант.
ЭСЭСОВКА: И все-таки я не верю. Не могла женщина так ударить. Скорее всего, у нее был сообщник. И характер ранения…  Это не нож, это скорее всего ножницы. Ищите ножницы.
(Все оглядели гримерную).
АЛЕКС: Я не вижу нигде ножниц.
     (Жандарм заглянул под стол, выдвинул ящики стола, затем выглянул в окно и еще раз пытливо взглянул на группу артистов. Они так и стояли у входа в казино в окружении патрульных. К казино подкатил автобус).
  ЖАНДАРМ: Я бы все-таки проверил этих артистов. В труппе много мужчин, что если это диверсионная группа?
 МАОР ЛОСТЕР: Не исключаю, не исключаю... Эксперты установят истину. Артисты останутся под охраной до прибытия нового уполномоченного офицера гестапо.
ЖАНДАРМ: Надо бы их допросить по горячим следам особым порядком. Господин обер-лейтенант в качестве переводчика как раз к месту.
 МАЙОР ЛОСТЕР: Никаких допросов. У нас нет права производить какие-либо действия вне сферы нашей компетенции. Никаких допросов  до прибытия уполномоченного.
АЛЕКС: Когда ожидается прибытие?
 МАЙОР ЛОСТЕР:  Берлин уже в курсе происшедшего. Думаю, вопрос решится в течение следующих суток.
ЖАНДАРМ: Господин майор, разрешите доставить артистов в гестапо. Автобус уже у входа.
 МАЙОР ЛОСТЕР: Отправляйте. Потом пришлите машину за трупом.
ЖАНДАРМ: Яволь.
(Жандарм вышел к артистам).
У кого  есть оружие?
                (Артисты в  смятении).
Я имею в виду ножи, даже перочинные, может быть ножницы или вилки? Не знаешь, что ожидать от такой публики, как  артисты…
   ОТЕЛЛО: Вообще-то наше оружие -  слово.
ПЬЕРО: И еще музыка.
КАТЯ: Вы нас спутали, видимо, с солдатами фюрера.
ЖАНДАРМ: О! о! о! Советский пафос неистребим! Закрыть рты и садиться всем в машину! И без вопросов и обсуждений.
КАТЯ: Скажите хотя бы, куда нас везут!
ЖАНДАРМ: А ты очень резвая, я тебя уже давно заметил, попридержи свой ядовитый язычок, пока офицеры не нашли ему другое применение.
(Катя сжала зубы).
КАТЯ: Быдло.

МАЭСТРО: Господин жандарм, актеры взволнованы. Случился  инцидент, и происшедшее должно быть взято под контроль администрацией. Мы готовы содействовать.
ЖАНДАРМ: С вами, господин режиссер, приятно иметь дело. Но артисты ваши распущены, вам надо держать их в узде.
МАЭСТРО:  Давайте, ребятки, поехали, все прояснится.
ЖАНДАРМ: Ребятки… Этих ребяток не мешало бы вздернуть…
(Жандарм увел артистов. Ночная улица опустела.  В казино остались трое – Алекс, эсэсовка и майор Лостер. Лостер говорит по связи).
МАЙОР ЛОСТЕР: Дайте 4-ый отдел. Это Лостер. Необходимо срочно направить мобильную мотоциклетную группу в сторону Налибоки для  прочесывания хуторских поселений на этом направлении…  Если преступница скрылась в сторону пущи,  она обязательно выйдет на хутор. Брать живой. Да… Что  там на узловой?..  Я скоро буду.

ЭСЭСОВКА:  Если не взять по горячим следам, уйдет в лес к своим евреям, там их уже сотни, целые юдеотряды   с оружием.
АЛЕКС: Она может обойти хутор, потому что там опасно.
ЭСЭСОВКА: А там не любят евреев. Поляки или белорусы  их убьют или сюда, к нам доставят.
АЛЕКС: Опасно не потому, что хуторяне не любят евреев, а потому, что на хуторе есть полиция.
МАЙОР ЛОСТЕР: Я думаю, эта артистка, эта горожанка, не знает о полиции на хуторах, если только у нее нет подготовленного сообщника. Но в любом случае ночлег  будет планироваться в доме.
ЭСЭСОВКА: Я тоже так думаю. Ночи уже холодные, она раздета, концертное платье -  не шуба. Других вещей у нее нет, кроме вот этой…  от Коко Шанель.
 (Эсэсовка брезгливо, одним пальцем  подняла покрывало с нашитой на него желтой звездой, в другой руке у нее дымилась сигарета.  Алекс сдержанным, ледяным взглядом окинул эсэсовку в откровенном платье с ниспадающим вниз боа).
 
АЛЕКС:  Послушайте,  курить вредно, гауптштурмфюрер… Особенно женщинам, которые могут рожать. А ведь, вы, еще и доктор… Вам больше к лицу эти цветы.
ЭСЭСОВКА: Что это с вами, Алекс?  Что за тон?
 МАЙОР ЛОСТЕР: Обер-лейтенант прав, рейху нужны здоровые женщины, гауптштурмфюрер  Херцнер… Спустимся вниз до приезда машины, здесь душно и еще накурено.
(Алекс и Лостер вышли прочь. Эсэсовка застыла с сигаретой в руке, затем  зло затушила ее в какой-то тарелке, открыла окно и выбросила смятый окурок на улицу. Оглянувшись на труп, она вышла из гримерной и громко  застучала каблуками вниз по лестнице).

гестапо
Действующие лица: Алекс, бригаденфюрер,  штандартенфюрер, жандарм, майор Лостер, гауптманфюрер Херцнер (эсэсовка),два-три офицера.
 (Поздний вечер. В кабинете бригаденфюрера толпятся офицеры.   Все взволнованы, все приехали раньше и  обмениваются мнениями по поводу убийства штандартенфюрера и взрыва на железной дороге).
 
  В кабинете бригаденфюрера на стене  висит  портрет воинственного и грозно взирающего на всех Гитлера, в полный рост. Офицеры прошли в кабинет, выбросили руки и хором выкрикнули приветственное заклинание).

БРИГАДЕНФЮРЕР: Хайль Гитлер! Господа, прошу садиться.
(Офицеры расселись вдоль длинного стола и затихли).

Господа,  представляю вам моего нового заместителя – штандартенфюрер Хольц.
(Штандартенфюрер Хольц встал, приветствуя офицеров).
Нам необходимо было собраться в столь поздний час, чтобы уже сегодня начать акции возмездия. На станции Узловая погибли 18 немецких офицеров.   32 солдата убито, 21 тяжело ранено, уничтожена боевая техника. Это был чудовищный теракт совершенный партизанами. Артистка офицерского казино совершила убийство штандартенфюрера. Группы террористов   совершили уже более 40-ка терактов на наших оккупированных территориях: солдатские столовые, солдатские казино, кинотеатры, три попытки убийства гауляйтера, в театре в том числе. 10 процентов армии вермахта   брошено на борьбу с  террористами.  Мы будем беспощадны. Будут взяты 200 заложников из жителей города.  Заложники будут расстреляны…  сразу. Мы больше не  будем уповать на то, что партизаны выдадут террористов. Заложники будут ликвидированы.
МАЙОР ЛОСТЕР: Бригаденфюрер, в ликвидации заложников необходимо применить практику националистического подхода, как это делается на других оккупированных территориях. В ликвидации пленных  вермахт уже применяет националистический аспект. Русские военнопленные преданы смертной казни не полицией вермахта, а узниками других национальностей – поляками, белорусами, украинцами. Это создает хаос и вражду между  славянами. Пусть они уничтожают друг друга.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: А вот это интересный подход, господа!  Поляки расстреливают русских и белорусов, белорусы и русские расстреливают поляков и друг друга. Пусть они, в самом деле, помогут нам, уничтожают друг друга, как можно больше. Надо,  чтобы об этом узнали повсюду: славяне ненавидят и  убивают друг друга, как бешеные собаки. Они сами помогут нам  избавиться от славянской заразы.
ЭСЭСОВКА: Господа, в двух сотнях заложников мы, безусловно, найдем и поляков и белорусов и русских. Но, мне кажется, эти двести не окупят зверства партизан  на  железных дорогах,  не окупят  десятки  погибших немецких офицеров и солдат. Надо брать заложников втрое больше. И наконец, надо покончить с гетто. Там еще остаются евреи, может быть, многие еще прячутся в городе.
(Эсэсовка многозначительно посмотрела на Алекса)
АЛЕКС: Бригаденфюрер, вы позволите?
БРИГАДЕНФЮРЕР: Говорите, обер-лейтенант.
ЖАНДАРМ: Обер-лейтенант сейчас скажет о гуманизме и о сострадании к побежденным. Как древнеримский полководец Сципион.
(Алекс встал).
АЛЕКС: Да, я скажу о гуманизме, как Сципион. Потому что, говорить о гуманизме и иметь сострадание, как Сципион может только истинный ариец…  В отличие от вас… вы ведь  белорус, господин жандарм?
БРИГАДЕНФЮРЕР: Господин жандарм, а вам никто не давал слова… не нарушайте порядок… Говорите, обер-лейтенант.
АЛЕКС: Я считаю предложения о расстреле заложников друг другом -  провокационными.  Эта акция ляжет  несмываемым позором на всю немецкую нацию…  Весь мир будет знать, что Германия ведет войну низкими, подлыми методами. Господин жандарм не ариец, поэтому, ему и в голову не придет думать о чести германской нации…  Да, заложники, возможно, должны быть взяты для устрашения, но не убиты.
(Алекс сел).
 МАЙОР ЛОСТЕР: Господа, это что же? Выходит, что  фюрер, который одобрил националистический  подход,   выступил провокатором по отношению к Германии?
АЛЕКС: Вы позволите, бригаденфюрер?
БРИГАДЕНФЮРЕР: Говорите,  обер-лейтенант.
                (Алекс вновь встал).
АЛЕКС: Фюрер говорил о националистическом аспекте применительно к  военнопленным. Так ведь? Но не  к гражданскому населению, как это предлагаете вы. Если бы фюрер узнал об этом, я думаю, вам бы, мягко говоря, не поздоровилось, герр-официр Лостер.
         (Алекс сел. Майор Лостер, жандарм и штандартенфюрер усмехнулись).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Вы, обер-лейтенант,  иногда, кажетесь мне наивным мальчиком…  вы и в самом деле молоды. Но, порою,  я думаю, что вы не так уж наивны…  Ведь ваш отец долгое время работал в Берлине, в «Доме русской науки»?  После этой  «русской науки» у нас расплодились агенты советского влияния и….
БРИГАДЕНФЮРЕР: Штандартенфюрер, вы прекрасно знаете, что в те годы политика Германии в отношении России была другой. И многие немцы работали в совместных с русскими предприятиях. Оставьте ваши домыслы…
ЭСЭСОВКА: Простите, бригаденфюрер, но обер-лейтенат своими высказываниями  признает во врагах рейха интеллект и, более того, выказывает им откровенное сочувствие.  Это не патриотично по отношению к Германии.
 БРИГАДЕНФЮРЕР: А я вам скажу, что более патриотично настроенного офицера, чем обер-лейтенант Блок, в нашей разведшколе  я не знаю. К тому же, нет более профессионального  специалиста по славянским языкам. А вы, господа офицеры, судите о сложных вещах слишком поверхностно.
МАЙОР ЛОСТЕР: Ну да, конечно! Вы считаете простых солдат вермахта грубыми солдафонами в отличие от SS, Абвера и гестапо!
           (Лицо бригаденфюрера исказилось в досадливой гримасе).
БРИГАДЕНФЮРЕР: Давайте, прекратим  эти склоки…  Заложники будут взяты, это решено. Увеличивать их  численность нет необходимости. По ликвидации заложников…
(Бригаденфюрер взглянул на Алекса).
По ликвидации, возможно, примем решение позже.
 (Раздался телефонный звонок и бригаденфюрер поднял трубку)
БРИГАДЕНФЮРЕР: Так, отлично, поздравляю… 
(Бригаденфюрер положил трубку).
Господа, наши люди взяли последних подпольщиков, запеленговали их и только что доставили. Врачи - муж и жена Здановичи, отслеживали передвижение наших транспортов, взрывы на Узловой их работа… Штандартенфюрер, не тратьте  много времени на допросы и вербовку этих белорусов, в случае отказа от сотрудничества -  ликвидируйте их.
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Да, бригаденфюрер.
 АЛЕКС: Бригаденфюрер, у нас запланирован офицерский бал в казино. Уместно ли его проводить сейчас, когда  положение на фронтах вызывает беспокойство?   
(Бригаденфюрер посмотрел на Алекса тяжелым взглядом уставшего, измотанного войной, но упрямого, как бык, человека).
БРИГАДЕНФЮРЕР:   Бал состоится через два дня, как запланировано.  Мы не должны падать духом, и не имеем права не давать отдыха офицерам.  И больше не задавайте этот вопрос, обер-лейтенант.
( Бригаденфюрер обратился к штандартенфюреру).
Штандартенфюрер, позаботьтесь об организации и проверке безопасности казино на время бала. Металлоискатели и прочее…  проверяйте всех, кто будет  входить… Не мне вас учить. Итак, господа, все свободны.
 (Бригаденфюрер встал. Офицеры и жандарм тоже встали,  шумно заговорили, вышли в приемную, закурили. Штандартенфюрер  задержался в кабинете).
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Бригаденфюрер, почему вы не хотите одернуть обер-лейтенанта Блока? Он много на себя берет. Где его обещанная информация об артистах?
БРИГАДЕНФЮРЕР: Штандартенфюрер, на все нужно время. 
(Штандартенфюрер иронично ухмыльнулся).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: А это его  заступничество  за аборигенов?  Это становится неприличным и даже подозрительным. «Позор немецкой нации» - что он несет? Каждый день мы расстреливаем на оккупированных территориях десятки террористов и заложников. К чему это лицемерие?
(Бригаденфюрер  сел в кресло. Он достал коробку с сигарами, указал на нее штандартенфюреру, тот взял сигару и тоже сел. Оба, молча, раскурили и стали смотреть друг на друга, пуская дым). 
БРИГАДЕНФЮРЕР: …Помните, Отто, вы сказали, что летние вечера здесь в Белоруссии, напоминают вам Баварию…  Но вы не знаете, увидите ли вы вновь свой фатерланд, свою Баварию. Так и я… Когда я смотрю на обер-лейтенанта Блока и слушаю его, я вспоминаю моего Бруно,  моего единственного сына…  который так же наивен, так же бескомпромиссен, категоричен и также молод…
(Бригаденфюрер встал , подошел к окну и стал смотреть в небо).
И я не знаю, Отто, увижу ли я его еще когда-нибудь…  Не знаю, поняли ли вы меня?..  Вы можете идти, штандартенфюрер.
 ( Штандартенфюрер, ошеломленный признанием бригаденфюрера,  вышел  к офицерам,  где еще продолжалось обсуждение заседания.  Жандарм и эсэсовка о чем-то спорили с майором Лостером, Алекс стоял рядом и не принимал участия в споре. Штандартенфюрер  огляделся и, увидев Алекса, подошел к нему и вынул изо  рта сигару).
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Что ж, обер-лейтенант, вы победили… сегодня.
АЛЕКС: «Вот так-то… нежного слабей жестокий».  Пушкин, штандартенфюрер…  человек с эфиопской кровью… Однако весь мир склонил головы перед его поэтическим даром. Вот что  творится!
(Штандартенфюрер   раскрыл рот, но  не успел ничего ответить,   Алекс вытянулся перед штандартенфюрером).
 Хайль, Гитлер!
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Ладно вам ерничать, обер-лейтенант, лучше  внимательнее наблюдайте за артистами
АЛЕКС: Я делаю все возможное, штандартенфюрер…  А скажите,  артисты дали согласие на сотрудничество с вами?
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР:  К сожалению, нет, обер-лейтенант  Они отказались. Но я особо не настаивал… Пока не настаивал, они отпущены, подождем еще…
(Алекс кивнул)
 АЛЕКС: Доброй ночи, штандартенфюрер.
(Эсэсовка быстро приблизилась к Алексу)
ЭСЭСОВКА: Может быть, пройдемся по воздуху?
АЛЕКС: Вы с нами, штандартенфюрер?
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Нет, обер-лейтенант, я предпочитаю на машине.
(Алекс взял под руку эсэсовку, и они исчезли в темноте, оставив штандартенфюрера стоять с сигарой в зубах).
Однако распоясался этот обер-лейтенант Блок… Пушкин…Эфиоп…   Ну, ну…

 
казино
Действующие лица:  Маэстро, Катя,  Отелло Пьеро, повар  Гельмут, повар  Курт, Анна, мальчики-партизаны, солдаты.
(Полдень. В казино актеры готовятся к вечерней работе. За роялем  Пьеро.  В раскрытые окна с площади слышны выкрики из немецкого громкоговорителя:
ГРОМКОГОВОРИТЕЛЬ:  «Внимание! Ахтунг! Ахтунг! Мы  хотим, чтобы население города спокойно работать. Но среди вас еще есть, кто мешать  порядку! Кто предоставит убежище партизану или даст ему еду – будет расстрелян, как эти  партизаны». Слышны возгласы и команды. 
КАТЯ: Боже мой. Кого-то еще ведут.   Сколько еще жить в этом аду? Когда же это все закончиться?
 МАЭСТРО:   Думаю не скоро, как хотелось бы. Немцы звереют,  уже не стараются быть любезными. Чудо, что нас выпустили из гестаповского подвала.
ОТЕЛЛО: Звереют, и есть с чего. Партизаны не дают им покоя.  Взорваны несколько полицейских участков, солдатская столовая, солдатский кинотеатр. И взрывы на железной дороге.
 (Артисты видят, как немецкий конвой, прямо перед  казино, ведет троих,  совсем молодых ребят в обгоревшей одежде).
 МАЭСТРО:   Партизаны… Похоже еще школьники, может быть, старших классов. Ах, ты ж…ребятки, ребятки…
КАТЯ:  Куда их ведут?  Звери, звери, звери. Взгляните, что они повесили им на грудь, что там написано?
 ПЬЕРО: «Мы партизаны, мы убивали немецких солдат». Катюша, не надо, не смотри.
 МАЭСТРО: Эти ребята – герои, уничтожили  немецкий эшелон. Шесть артиллерийских расчетов на платформах.  Что-то, видимо, не заладилось у них, сразу уйти не смогли. Наделали шуму… мальчишки.
ОТЕЛЛО: Маэстро, откуда такие сведения?
 МАЭСТРО: Алекс…
ПЬЕРО: Как узнать, что с Рашель? Дошла она? В отряде она? У партизан? И сколько нам еще тут сидеть?
КАТЯ: Танцевать перед ними! Противно, сил нет, Маэстро!
(Маэстро встал и начал ходить, стуча тростью. Он ходит туда-сюда, не зная, как подавить давящий душу страх. Страх за Рашель ).
 МАЭСТРО: Давайте думать обо всем последовательно, ребятки.   Пора и нам  собираться. Сейчас сюда придет женщина, принесет для кухни казино яйца и молоко. Она провела Рашель в Пущу, проведет и нас.
КАТЯ: Сегодня?
 МАЭСТРО: Нет,  что ты. Надо основательно подготовиться.  Всему свое время… Пьеро,  давай-ка,  иди на сцену, готовься к вечеру. У тебя 2 номера?
ПЬЕРО: Два. Но я готов.
 МАЭСТРО:  Отелло, иди, помоги с аккомпанементом. Идите, работайте, чтобы не вызывать подозрений, ничто не должно их насторожить.
 (Пьеро  идет на эстраду, надевает маску Пьеро и под аккомпанемент аккордеона отрабатывает фокусы).   
 КАТЯ: Как вы узнали об этой женщине, что поведет нас?
 МАЭСТРО:  Я догадался, когда увидел ее первый раз, это она листовки подбрасывала немецким солдатам. По корзине ее понял. Банки со сметаной полулитровые, маленькие, а из большой корзины торчат почти наполовину. Стояли на чем-то. Похоже, что на листовках и стояли, к гадалке не ходи. Отчаянная женщина. 
КАТЯ: Мне страшно. А впрочем,  страшнее нашей беспомощности ничего нет. Надо что-то делать, не сидеть же тут.
МАЭСТРО: В лесу много наших солдат и офицеров. Это те, кто попал в окружение еще в первые  дни войны. Из них и сформированы партизанские отряды. Продуктами помогают  жители сел, так что и жить будем и драться будем.
 (Нарочито громко Маэстро обратился к Кате).
 Катя,  приемник-то еще не сломала, работает? Давай включай,   хотя бы музыку послушаем.
КАТЯ: Он музыку  ловит на всех волнах. Москва тоже музыку передает.
(Катя понизила голос).
 … и   сводки с фронтов.
 МАЭСТРО: Ну, так, где он?  В гримерке  бы и послушали.
КАТЯ: Он на кухне, Маэстро. Повара попросили, чтоб веселее было.
МАЭСТРО: Катя… они, что и сводки с фронтов слушают? Москву слушают?
КАТЯ:  Они  музыку слушают, а сводки-то на русском, они же по-русски не понимают. Сейчас принесут. 
(Катя зовет в кухонную дверь).
 Курт! Хельмут! Радио,  битте шон!
(Из кухни  вошли два довольно пожилых немца в поварской одежде,  с приемником и поставили его перед Катей).
КУРТ: Данке, фройляйн.
ХЕЛЬМУТ: Очень карашо музик.  Говорит Москва,  я слушать.
 (Хельмут включил приемник, музыка доиграла  и зазвучали сводки с фронтов. «От  Советского Информбюро…». Курт пугается).
КУРТ:  Штилл, штилл….
МАЭСТРО: Тише звук.
(Хельмут убавил звук).
ХЕЛЬМУТ:   Я, я, штилл,  штилл, герр официр,  ухо…
 (Хельмут показал на уши).
 герр официр  забирать Грюндик.
ЗВУЧАТ СВОДКИ: «Доблестные сибирские дивизии под Москвой остановили гитлеровское наступление. Враг отброшен на 100 километров назад. За первые  четыре месяца войны вермахт потерял 256 тысяч человек. Враг будет разбит!».
 (Вновь звучит музыка. Артисты молча, сдерживая радостный крик, переглядываются).
КАТЯ: Боже мой… отброшены, господи!
МАЭСТРО: Катя…тихо, тихо.
ХЕЛЬМУТ: Битте,  ландкарте, карте, герр реджиссер, карте...
КАТЯ: Что он говорит?
МАЭСТРО: Я понял, что просит карту.
КАТЯ: Карта есть в  вашем кабинете.
МАЭСТРО: Неси.
(Катя пошла за картой)
КУРТ: Сталинград  унд  Волга.
МАЭСТРО: Что Сталинград и Волга?
ХЕЛЬМУТ: Смотреть карта Сталинград унд Волга - мы хотеть смотреть. Херр официр говорить  разбить Сталинград унд енд.  Война енд,  война конец, идти нах хауз.
(Входит Катя с картой, все раскладывают ее на столе).
МАЭСТРО: Катя, послушай только их. Офицеры  им задурили головы – взять Сталинград, перейти Волгу и домой. Они думают, за Волгой больше нет России, нет Советского Союза.
КАТЯ: Они что? В школе не учились? Или проспали географию?  Хельмут, ну-ка, где Волга? Смотри на карту.
 (Хельмут и Курт шарят пальцами где-то в районе Москвы.  Они тихо переговариваюся по-немецки. Катя стоит рядом).
 Это Москва,  а это  Ленинград, а Волга-то тут,  вот где.
 (Немцы удивлены. Курт тычет палец в карту)
КУРТ:  Волга? Сталинград?
МАЭСТРО: Это   Волга,  это Сталинград, а  это Сибирь. Это еще  десять тысяч километров.
(Катя показывает на карте, какое огромное еще расстояние идти до конца России).
КАТЯ: Это еще больше, чем прошли ваши солдаты. Это ужасно много, очень долго и страшно, это холодная ледяная  зима. Сибирь! Это идти, идти, идти. Война долго, очень долго, очень холодно. Нет нах хауз.
ХЕЛЬМУТ: О, Сибириен!?  Нет, домой?
 (Немцы  с сожалением качают головами).
КУРТ: Найн нах хауз?
 МАЭСТРО: Эх вы,  бедолаги, не скоро, видно, домой попадете. Да и мы тоже.
КАТЯ: А давайте отдадим им карту? Пусть своим покажут. Солдатам по секрету покажут, чтобы офицерам не попасться.
(Маэстро дал карту в руки Хельмута).
 МАЭСТРО: Это вам. Карта. Только штилл битте, штилл.
ХЕЛЬМУТ: Данке, данке, герр реджиссер, данке фройляйн.
КУРТ: Данке, данке.  Штилл, штилл.
( Аккуратно свернув карту, немцы тихо ушли на кухню. Отелло и Пьеро вернулись к столу).
 МАЭСТРО: Ну что,  ребятки.  Отбили наши Москву.
КАТЯ: Я знала, знала…
ОТЕЛЛО: Вот вам и  Москва, гитлеровская нечисть. Нагляделись в бинокли на московский кремль? Получили по рогам,  бесы?
 (Все смотрят в окно).
 Ишь, засуетились…  Смотрите, опять привели этих ребят, партизан!
КАТЯ: Был  бы у нас сейчас  пулемет… Я бы их  тут всех - и немцев, и полицаев  положила.
ОТЕЛЛО: Катюха, остынь.
КАТЯ: Боже! Это же расстрел, их сейчас расстреливать будут, прямо здесь, на площади. Это за Москву…  Нет, нет, не может быть.
 (Катя видит, как один из мальчиков-партизан вытащил из кармана рубашки сверкающий крестик и надел на себя… Пьеро взял Катю за плечи и развернул ее от окна).
 ПЬЕРО: Катюша…
(Катя потерянно посмотрела на Пьеро)
КАТЯ: Мальчик надел крест… 
(Раздалась автоматная очередь. Катя вскрикнула и задохнулась от негодования. Маэстро подошел к ней и прижал ее голову к груди).
 МАЭСТРО:  Все, все, все,  ребятки…   Мы должны   это  запомнить.
(Вошла  Анна, у нее бледное растерянное лицо, в корзине банки с молоком. Анна заплакала и опустошенно произнесла).
 АННА:  «Путник, поведай спартанцам о нашей кончине. Верны мы законам своим и здесь мы костьми полегли». 
 (Актеры в изумлении повернулись к женщине).
  Я же учительницей  была, в сельской школе…   Это же мои, там лежат.  Я истории  их учила.
 (Анна закрыла лицо руками).
  Милые вы, мои…
(Из кухни вышел Гельмут)
ГЕЛЬМУТ: О, фрау! Мильк!
( Гельмут взял  у Анны корзину с молоком и вернулся назад)
АННА: Мильк, мильк… Господи, помоги нам, упокой души детей наших…А девочка ваша, Рашель, теперь в безопасности…
(Артисты и Анна видели, как  двое солдат, весело переговариваясь, подкатили тележку и хладнокровно бросили в нее убитых. И вдруг раздался взрыв, сотрясший стены казино, затем второй, закричали сирены, немецкие голоса, откуда-то побежали люди. Актеры выбежали на улицу,  остановили пробегающих  мимо мужчину и женщину и услышали страшную новость ).
МУЖЧИНА: Взорван театр…
МАЭСТРО: Как, театр, кем взорван?
МУЖЧИНА: Мы не знаем… ничего не знаем.
 
казино
Действующие лица: оркестр, дирижер; Маэстро, Алекс, Отелло, Катя, Пьеро, директор театра, Лора Карловна, бармен Богдан, гауляйтер и его охрана, бригаденфюрер, офицер гестапо, офицер вермахта, жандарм, эсэсовка, два сержанта, лейтенант, швейцар, дежурный патруль у входа (двое), массовка в зале – дамы, офицеры.

 (Вечереет. Из казино слышен Венский вальс. Идет репетиция оркестра, который  расположился  на эстраде. Дирижер во фраке то и дело останавливает музыкантов, просит повторить тот или иной пассаж. Внутри, украшенного горшками с розами казино, два сержанта под началом офицера, склонившись спиной вперед, медленно  спускаются   с лестницы, которая ведет из гримерной комнаты, проверяя каждую ступеньку. Они проходят вдоль стен и между столов, ощупывают и просматривают каждый сантиметр пола, проверяют столы, стулья, стойку бара и танцпол. В фойе они задержались у гардероба, проверили зеркала, подоконники, где тоже стоят горшки с розами. Ощупали и горшки, вытряхнув розы на пол. 
СЕРЖАНТ: Все чисто, господин офицер.
(Немцы вышли из казино).
(С венком на голове сплетенным из  белых и розовых цветов, в белом платье, у казино появилась Катя. Огромные охапки  роз, лежали на ее защищенных длинными перчатками руках. За ней  с двумя внушительными горшками, в которых  алели  розы, шли Отелло и Пьеро. К тому же на плече Отелло висел   огромный венок, сплетенный из темно-красных роз, внутри которого было натянуто полотно со свастикой. Замыкала строй Лора Карловна. Сегодня на ней не было строгого костюма, она в светло-бежевом платье в стиле фольк с изящной вышивкой на рукавах и подоле  и стянутом красной  кулиской  под грудью.  На  голове Лоры Карловны пылает венок из темно-красных роз, на плече висит дамская сумочка, в руке -  небольшой букет из мелких красных розочек.  Все трое подошли к офицеру). 
ОФИЦЕР: О! Очень красивый розы. Аусвайс.
ЛОРА КАРЛОВНА: Вот, пожалуйста, мы здесь работаем.
(Офицер проверил документы, потом кивнул солдатам. Солдаты прошлись металлооискателем по цветам и горшкам, по Кате, Отелло, Пьеро и Лоре Карловне).
ОФИЦЕР: Проходить.
(  Все вошли внутрь и увидели на полу выброшенные из горшков розы).
КАТЯ: Ничего себе, мы столько труда вложили…
ЛОРА КАРЛОВНА:  Горшки надо вынести на улицу и посадить снова. Лопату возьмем на кухне.
  Водрузив спасенные цветы на подоконники артисты, довольные собой,  любовались на цветы).
ЛОРА КАРЛОВНА: Ну, молодцы. Все чисто, все красиво.
 (Лора Карловна взяла венок со свастикой, повесила на себе плечо и поднялась по лестнице в гримерную. Сверху она окликнула бармена Богдана.
ЛОРА КАРЛОВНА: Богдан, потом поставишь над дверью  венок?   Я скоро принесу его.
БОГДАН: Конечно, Лора Карловна, поставлю.

( Лора Карловна постучала в гримерную комнату и прислушалась.  Гримерная была пуста.. Открыв дверь своим ключом, Лора Карловна вошла, закрыла дверь, положила венок на гримерный стол и подошла к окну. Она стояла, прислушиваясь к  оркестру, и отодвинув шпингалет, открыла окно  За окном, чуть ниже металлического отлива, на узком каменном выступе, лежала мина. Лора Карловна осторожно взяла ее и  перенесла на подоконник. Потом достала из-за окна, завернутый в клеенку, взрыватель и аккуратно вставила в мину.  В это время оркестр взорвался  энергичным  нацистким маршем. Лора Карловна закрыла глаза и  на мгновение замерла…  Потом решительно взяла мину в руки, подошла к гримерному столу и вставила мину  в венок. Затянув тщательно продуманные   крепления  и, скрыв мину полотном с изнанки,  Лора Карловна подняла венок, посмотрела на нацистский знак обрамленный розами и  вновь положила его на стол. Потом достала из кармана ключ и открыла дверь. Двумя руками, как берут хлеб-соль для гостей, она подхватила венок и пошла к открытой двери ).
Оркестр играл уже во всю мощь. Дирижер подбадривал музыкантов  возгласами).
ДИРИЖЕР: Форте! Фортиссимо!! … Виваче, виваче… Престо!!!
(Маэстро вошел в казино, когда Богдан  уже устанавливал знак со свастикой в фойе,  прямо над входом в гостиный зал, и  германский фетиш красовался теперь на всеобщем обозрении. Маэстро хотел спросить что-то у Богдана, но в фойе уже  входила   целая группа артистов кордебалета, нагруженная костюмами, которые висели через плечо и на руках. Возглавлял кордебалет директор   театра.  Богдан  поспешил в зал. Маэстро обменялся приветствием с директором и артистами.  Начались  возгласы, приветствия, разговоры, куда идти, где располагаться, переодеваться и прочее. Появилась Лора Карловна).
МАЭСТРО: Лора Карловна, проводите артистов кордебалета и господина директора в мой кабинет, там всем хватит места.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА: Вот как бывает, господин режиссер, целый театр стал бездомным. Эти партизаны, темные варвары, ничего святого… простите… сволочи. Взорвать такой театр! Уму непостижимо!
МАЭСТРО: Да, да, господин директор. Все театры в городе разрушены… и не только партизанами.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА: Что вы имеете в виду?
МАЭСТРО: Имею в виду и… антифашистское подполье.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА: Возможно, возможно это их работа, возможно, вы правы.
 ЛОРА КАРЛОВНА: А зеркало? Как я артистов гримировать буду?  У вас в кабинете нет зеркала.
КАТЯ: У нас есть зеркало, старое. Оно в гримерной, в шкафу, можно его снять и поставить на стол. Отелло и Пьеро принесут.
МАЭСТРО: Давайте, ребятки, несите все, что нужно.
ЛОРА КАРЛОВНА: Екатерина, грим лежит в столе, принеси. Неси тот, что в новой коробке и инструменты.
КАТЯ: Принесем, Лора Карловна, все принесем.
(Все трое уже бежали наверх, когда Лора Карловна крикнула вслед).
ЛОРА КАРЛОВНА: Закончу с кордебалетом и займусь вами… Иван Федорович, можно мне за вашим столиком сегодня расположиться, в зале нет ни одного места.
МАЭСТРО: Конечно, располагайтесь.
 Господин директор, вы следуйте за Лорой Карловной, в мой кабинет.
(Лора Карловна увела артистов и директора. В казино продолжала звучать музыка. Маэстро  вышел в фойе, там, у гардероба,  уже стоял пожилой швейцар в форме.  Тут же расхаживали и два полицая с повязками на рукавах).
ШВЕЙЦАР: Добрый вечер, господин режиссер. Спасибо, что пригласили поработать, деньги лишними не бывают.
МАЭСТРО: Лору Карловну благодарите, это она вас рекомендовала.  Спасибо, что вы согласились нас выручить.
ШВЕЙЦАР: Да-да, Лору Карловну знаю много лет, еще по оперному театру. Самая элегантная женщина во всем театре. Прима! Никакие артистки с нею не сравнятся.
МАЭСТРО: Согласен, согласен… удачного вечера. А вот и первые гости. Принимайте.
(В казино входят немецкие офицеры).
ШВЕЙЦАР: Господа, прошу ваши головные уборы.
 (Швейцар берет у офицеров фуражки, у кого-то плащ и вручает номерки).
МАЭСТРО: Господа, будьте, как дома, проходите.
(Офицеры прошли в зал. Маэстро  взглянул на венок со свастикой над дверью и вышел на улицу. У входа уже стоял дежурный патруль.  Сумерки сгущались и в казино включили иллюминацию, засветились разноцветные лампочки в окнах, вывеска «Казино» тоже сверкала голубым, зеленым и красным. Маэстро вышел, чтобы встретить гостей Вот  подошла группа младших офицеров. Громко приветствуя патруль и смеясь, они вошли внутрь. Стали подъезжать машины с высокими чинами, дамами, хлопали дверцы, раздавались приветствия,  звучал женский смех. Маэстро кивал знакомым лицам - приехал гауляйтер со свитой, бригаденфюрер, штандартенфюрер, он видел  Алекса с фройляйн Херцнер (эсэсовкой) в шикарном платье и  невозможной  шляпке с вуалью, как Херцнер  помахала ему рукой затянутой в перчатку. Когда все проследовали в казино, Маэстро вошел следом. Зал был полон, свободных столиков не осталось, музыка играла,  сбавив обороты,  и гул голосов уже перекрыл оркестр. Директор театра вышел на эстраду с Алексом, он переводил речь директора театра  на немецкий язык).
ДИРЕКТОР ТЕАТРА: Господа офицеры, дамы, добрый вечер! Наш офицерский бал состоится, не смотря на препоны партизанщины, не смотря на усилия большевистской пропаганды  втоптать в грязь новую Белоруссию. Наш офицерский бал состоится, не смотря ни на что!
(В зале раздались аплодисменты).
 Наши артисты, как могут, стараются поддерживать оптимистичный настрой германской армии! Мы рады видеть вас, дорогие гости, в офицерском казино! Гауляйтер, прошу, вам слово!
(Гаулейтер, в сопровождении охраны,  вышел на эстраду.  Оркестр прекратил  играть).
ГАУЛЯЙТЕР: Господа! Мы переживаем сложный период ожесточенного сопротивления большевистской заразы. В ставке фюрера было принято решение окончательно разбить русских. Этот великий день мы откладывали, чтобы наши новейшие танки «Тигр», «Пантера», штурмовые орудия «Фердинанд» и  самолеты «Фокке-Вульф»  единым ударом могли  обеспечить  стратегическую инициативу в руках германской армии.  И сегодня эти великие дни настали!  Мы наносим беспрецедентные удары по русским на Курском выступе!
(Раздался гром отодвигающихся стульев,  раздались крики -  Хайль Гитлер! Офицеры и дамы повскакали с мест, хлопали бутылки с «Шампанским»).
Я поздравляю всех, господа, с близкой победой над коммунистической чумой! Отдыхайте, танцуйте, это ваш праздник!
(Грянула музыка немецкого гимна.  И все, кто стоял за столами,  дружно и с воодушевлением запели. Пел бригаденфюрер, пел штандартенфюрер, пели офицеры гестапо и вермахта,  эсэсовка, пел Алекс, пели все. Гауляйтер стоял на эстраде и тоже пел. Гимн завершился, гауляйтер выпил бокал шампанского и   сошел с эстрады. Но не вернулся к своему столу, а  направился прямо к выходу. За ним проследовала  охрана. Заиграла музыка из «Королевы Чардаша» и артисты кордебалета вылетели на эстраду. Катя, Отелло и Пьеро солируют в вокальных партиях.  На танцпол  уже высыпали дамы с офицерами. На лестнице появилась Лора Карловна, с потерянным лицом она  остановилась,  увидев  покидающего казино гауляйтера и его свиту.  Взволнованный Богдан уже шел ей навстречу).
БОГДАН: Лора Карловна, что же это? Гауляйтер уехал. Что делать?
ЛОРА КАРЛОВНА: Ничего. Работать…   
( Подошел Маэстро).
МАЭСТРО: Что у вас здесь случилось? Уехал и уехал, нам есть чем заняться.
 (Лора Карловна прошла к столику Маэстро, где ждала ее  чашка кофе,  и  опустилась на стул.  Маэстро проводил ее глазами  и   направился  к  столику,  за которым сидел Алекс с уже слегка подвыпившей Херцнер в компании офицеров и какой-то дамы из местных. Оркестр заиграл вальс из оперетты, когда  Маэстро подошел к офицерскому столу и   один из офицеров  уже вел свою даму  на танцпол.
АЛЕКС: Маэстро, присоединяйтесь к нам.
МАЭСТРО:  Спасибо, у меня работа.  А почему у нас  Грета не танцует, Алекс?
ЭСЭСОВКА: Ненавижу оперетту. Прав был  Юлиан Тувим, был такой умный еврей, если помните.  Он призвал всех  порядочных людей объединиться и дать хорошего пинка под зад этой старой идиотке – оперетте.
АЛЕКС: Да,  в каждом веке есть свое средневековье – дать пинка, задушить и сжечь.  Это тоже, кстати,  мысль одного очень умного еврея.  Однако вы, Грета, выглядите сегодня, как Принцесса цирка.  Вы согласны, Маэстро?… Эта вуалетка… она  вам  очень к лицу.
ЭСЭСОВКА: Это потому, что вам моего  лица не видно? Принцесса цирка! Скажите еще - клоунесса! Вы Алекс, в последнее время, только и можете, что о певичках говорить.
АЛЕКС: Грета, вы хотите поссориться со мной?
МАЭСТРО: Простите, Грета, но, как же вальс? Он остается вальсом независимо от того, куда его вставил композитор - в оперетту, оперу или просто отпустил на волю. Алекс, если бы не моя трость, я бы пригласил Грету…
АЛЕКС: Я ее приглашал, но она…
ЭСЭСОВКА: Я хочу играть…  Алекс, мы идем в игровой зал.
(Алекс встал и подал Херцнер  руку).
АЛЕКС: Грета, женщина и карты – две вещи несовместные.
ГРЕТА: Напротив! Гадалки – картежницы, например,  все они женщины. Ну-у, Алекс, сыграем один раз в карты, потом – в бильярд… Я знаю, в бильярд тебе повезет.
МАЭСТРО: В самом деле, Алекс, отдыхайте.
(Алекс бросил на  Маэстро обреченный взгляд и  повел эсэсовку в игровой зал, лавируя между танцующими парами, и тут их перехватил вдруг появившийся бригаденфюрер).
БРИГАДЕНФЮРЕР: Обер-лейтенант, вы позволите пригласить на вальс вашу даму?
АЛЕКС: Конечно, бригаденфюрер.
БРИГАДЕНФЮРЕР: Грета, я не могу упустить шанс  танцевать с вами. Вы лучшая партнерша, которую мне послал бог в этом забытом богом углу. Надеюсь,  Алекс меня простит?
(Херцнер  застыла и ехидно сощурила глаза, глядя на Алекса).
ХЕРЦНЕР: Конечно, бригаденфюрер. Алекс будет рад.
(И вдруг артисты кордебалета заполонили зал.  Девушки срывали с мест офицеров, юноши – дам и зал закружился в бальном сумасшествии. Все кружилось, летело  и пело… Бригаденфюрер подхватил Херцнер и закружил ее в общем вихре).

 гестапо
Действующие лица: Доктор Зданович и его жена, гауптштурмфюрер, шарфюрер, два молоденьких  солдата.

(Этим же вечером на дежурном посут в ведомстве гестапо.  Немцы - старший сержант (шарфюрер)  и капитан (гауптштурмфюрер)  коротают скучное дежурство каждый по-своему. Гаптштумфюрер  сидит сразу на двух стульях и старательно выводит какую-то мелодию на губной гармони. Солдаты играют в карты.  Шарфюрер читает письмо).
ШАРФЮРЕР: Бог мой, бог мой…
(Гауптштурмфюрер вытащил гармошку изо рта).
ГАУПТШТУРМФЮРЕР: Ты что Вилли, скорбишь, что не смог пойти на бал в казино?
СОЛДАТ1: Сейчас в казино танцуют с девушками, пьют вино… О! бью твоего короля!
(Гармошка опять запела, шарфюрер продолжает читать письмо).
СОЛДАТ2: Бьешь короля? А вот туз тебе… Что? Все? Игра окончена?...
(Солдаты собрали карты. Один из них опять начал сдавать).
 Да что танцы, я бы сыграл сейчас в бильярд.  Мне когда-то везло  за бильярдным столом. Играл я  неплохо.  Мне нравилось, когда маркер укладывал шары в форму, нравилось двумя пальцами провести по кию, потом собраться с духом и ударить.  Это все равно что полететь..  Мне нравилось…  Наверное,  поэтому мои шары редко пролетали мимо лузы.
СОЛДАТ1: Нет, я больше люблю на велосипеде ездить. У всех моих друзей велосипеды есть. Как устроим гонки, только ветер в ушах свистит, вот это  настоящий полет. А кием тыкать, это не по мне.
 ШАРФЮРЕР: Казино, шары,  лузы, велосипеды… бог мой.  Вы только послушайте, что пишет мне мать из Саксонии.
(Все повернулись к шарфюреру и замолчали. Шарфюрер  стал читать вслух).
«Вилли, мимо нашего дома проезжали солдаты и украли у нас лошадь. Соседский мальчик видел,  как они это сделали. Эта лошадь стоит 900 марок. Они набросили ей на морду шинель, чтобы она не видела, куда ее ведут и уехали с ней на фронт. Вилли, твой  друг Герман, умер от ран, полученных в России, он был шарфюрером, как и ты. Карл, сын Марии Штейн приехал домой без руки, а от его брата нет никаких вестей уже больше пяти месяцев. Вилли, теперь я и твоя тетя Хельга  не выходим вечером на улицу, боимся собственных солдат. Они свободно ходят везде и забирают все, что им вздумается.  Почему они до сих пор не определены в казармы? Я не понимаю. Это же резервная армия и командует ею теперь рейхминистр  Гиммлер. Может быть,  это чужие солдаты в немецкой  форме? Но, тогда они говорят на чистом саксонском диалекте. Вилли, я только и делаю, что плачу о тебе».
(Шарфюрер поднял глаза, в них стояли слезы).
Что же это такое гауптштурмфюрер?
СОЛДАТ2: Как это можно? В фатерланд грабить людей, когда война идет.
(Шарфюрер покраснел,  слезы он смахивал рукой, потом достал из кармана платок и стал теребить его в руках,  какое-то время  он не мог говорить, потом сдавленным голосом произнес).
ШАРФЮРЕР: Мои друзья детства искалечены или убиты. Почему мы не можем разбить этих русских? Что происходит там, на фронтах?
ГАУПТШТУРМФЮРЕР: Что-то и в самом деле происходит,  раз это письмо дошло до тебя, Вилли. Письмо откровенно не патриотичное… В Германии  сейчас всем тяжело.  Но, я уверен, война вот-вот кончится. Наши солдаты наносят решающие удары на Курском выступе, который остановит продвижение русских.
ШАРФЮРЕР: Я буду просить бригаденфюрера о содействии… я должен ехать на фронт, убивать этих русских.
                (Гауптштурмфюрер  снисходительно улыбнулся,  сдвинул рукав и посмотрел на часы).
  Шарфюрер, нам пора. Уже без пятнадцати  двенадцать.  Успокойтесь, мы  с вами на службе. И служба эта, может быть,  и есть   самый передовой фронт.  Проверьте оружие и возьмите ключи.
(Немцы  встали, проверили оружие и, взяв в столе ключи от камер, вышли из дежурной комнаты. Преодолев часть коридора, они остановились у камеры.  Шарфюрер открыл дверь, там, у  стены,  на полу, сидел доктор Зданович. Его костюм, разорванный в нескольких местах,  был в пятнах крови, на голове в спутанных волосах тоже запеклась кровь.  Немцы, молча, стояли в проеме двери. Они увидели женщину в  светлом, заляпанном кровью костюме, лежащую на скамье, ее голова и рука свесились вниз, темные волосы волной лежали на полу. Слабым, еле слышным голосом доктор Зданович спросил).
 ДОКТОР ЗДАНОВИЧ: Моя жена? Она жива?
( Гауптштурмфюрер вошел в камеру, постоял рядом с женщиной, потом носком сапога слегка толкнул ее  руку. Женщина была мертва). 
ГАУПТШТУРМФЮРЕР: Ваша жена мертва.
  (Доктор с трудом повернул лицо к немцу, посмотрел на него и уронил голову на грудь).
ДОКТОР ЗДАНОВИЧ: Роза… Роза.
ГАУПТШТУРМФЮРЕР: Шарфюрер…
(Шарфюрер взвел курок и доктор, собрав оставшиеся силы, встал, опираясь руками о стену. В этот момент шарфюрер вдруг заорал,  заорал злобно, по-зверски).
ШАРФЮРЕР: Пусть он смотрит на  нее подольше… гауптштурмфюрер,  пусть смотрит!
(Шарфюрер схватил доктора и стал толкать его  к скамье, где лежала его жена).
ГАУПТШАРФЮРЕР: Прекратите истерику, шарфюрер! 
(Доктор Зданович посмотрел  на гауптшарфюрера).
ДОКТОР ЗДАНОВИЧ: Я хочу проститься с женой.
(Он повернулся к жене и закрыл глаза, он слышал, как по стене стекали капли воды и звонко падали  под  ноги, слышал, как немец взвел курок.  Шарфюрер прицелился и выстрелил доктору в затылок). 
 
 
   казино
Действующие лица: Маэстро, Алекс, директор театра, Лора Карловна,  Богдан, Отелло, Пьеро, Катя, бригаденфюрер,  эсэсовка,  штандартенфюрер и его люди –   два офицера службы гестапо;  майор Лостер и его люди – 4 солдата вермахта, жандарм, гауляйтер и его свита – 4 офицера. Массовка: дамы и немецкие офицеры.

(В казино царит атмосфера пьяной расслабленности.  Дамы и  офицеры откинулись в креслах.  Кто-то  потягивает вино, кто-то курит и все,  лениво переговариваясь, смотрят на эстраду, где  Пьеро в костюме Пьеро и Катя в костюме тропической дикарки, под аккомпанемент  Отелло, показывают последний номер -  «Магнолия» А.Вертинского. Маэстро находится своем  кабинете. Он сидит за столом, перед ним разложены платежные ведомости. Маэстро просматривает какую-то бумагу. Утирая огромным платком пот со лба, в кабинет втиснулся директор театра).
МАЭСТРО: Господин директор… Что? Всех отправили?
ДИРЕКТОР ТЕАТРА: Да, оркестр уехал на одной машине, а кордебалет, почти весь, пешком ушел, молодые… прогуляться захотели. По-моему, хорошо отработали, публика аплодисментами всех  отхлопала от души.
МАЭСТРО: Да, артисты прекрасные, что и говорить.
 ДИРЕКТОР ТЕАТРА:  А как ваши работают? Просто профи! Сейчас шел к вам через зал,  заслушался. Жаль, что с театром такое…
МАЭСТРО: Господин директор, присаживайтесь.  Вот посмотрите,  тут у вас заявлено оркестрантов 12 человек, а было семь.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА: Не смогли собрать полный состав, документы заранее готовили… вы же понимаете, господин режиссер.
МАЭСТРО: И кордебалет тоже. Заявлено  восемь, а приехали шестеро.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА: Ну, то же самое, не собрали.  Балерины, оркестранты… куда-то все исчезли. В театре ремонт… в голове не укладывается… взорвать театр, как будто это военный завод.
МАЭСТРО:  Надо переделать документы, а то администрация не оплатит работу артистов. Сегодня поздно уже. Завтра поправьте и  пришлите с кем-нибудь. Я подпишу…  Послушайте, господин директор,  поставьте  артистам оплату праздничным днем, в двойном размере. Я думаю, администрация гауляйтера  не будет возражать.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА:  Хорошо. Спасибо. Спасибо большое. Я поехал, машина ждет.
(Директор театра вновь вытащил платок и стал вытирать лоб).
МАЭСТРО: Погодите, я выйду с вами, провожу.
(Маэстро и директор театра, стараясь быть незамеченными, прошли через зал,  и вышли в фойе.  Маэстро краем глаза зацепил  Пьеро - дал же бог  дар, подумал он в который раз - так петь Вертинского, что сам Вертинский аплодировал бы…  Маэстро мимоходом заметил и Лору Карловну, она сидит у барной стойки, напротив нее по другую сторону стоит Богдан. Никто уже ничего не заказывал, и все  зачарованно слушают «Магнолию».  Маэстро проводил директора театра к гардеробу, швейцар подал   шляпу,  директор надел ее, пожал Маэстро руку и  вышел из казино).
ЩВЕЙЦАР: Господин режиссер, господа офицеры до позднего вечера  гулять будут? 
МАЭСТРО: Да, всегда поздно засиживаются. Вы можете быть свободны, офицеры сами разберутся в своих вещах. Вот ваше вознаграждение -15 марок.
ШВЕЙЦАР: Благодарю вас, господин режиссер
 (Маэстро вернулся в зал, публика бисировала Пьеро, и актеры исполнили еще и «Маленького креольчика».  Маэстро прошел к игровому столу и увидел Алекса, он сидел  за карточным столом  со штандартенфюрером.  Они играли в преферанс и оба держали  веером карты. Вокруг них собралась толпа офицеров-болельщиков.  Штандартенфюрер  был почти пьян, но в его зубах крепко торчала сигара.  Эсэсовка, тоже изрядно навеселе,  сидела  тут же с сигаретой и бокалом вина. Почти прижавшись к Алексу, она умудрялась заглядывать в карты к штандартенфюреру). 
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Я вас о-очень хорошо понима-аа-аю, обер-лейтенант, я вас вижу насквозь, обер-лейтенант…Ага!  Вы проиграли свою игру, обер-лейтенант. На предпоследней взятке у вас так или иначе ловленный бубновый валет…
(Штандартенфюрер довольно задымил сигарой и отвалился на спинку стула под одобрительный гул сочувствующих.  Алекс спокойно посмотрел в свои карты).
ЭСЭСОВКА: Ну-у, Отто!  Сегодня  это не обер-лейтенант.  Это Алекс, просто Алекс.
                (Алекс  попытался освободиться от прилипшей к его плечу  эсэсовки).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Да, да, Алекс, я вас вижу насквозь. Вы, не смотря на свой небольшой чин, ловко пользуетесь благосклонностью бригаденфюрера. Он слишком многое спускает вам.  Я бы за слова  «о позоре немецкой нации» посадил вас под арест…  Да.
ЭСЭСОВКА: Да, да, правильно, Отто… его надо непременно посадить под арест.
(Офицеры болеющие за штандартенфюрера, подхватили: «Под арест его, под арест!»).
АЛЕКС:  Мне уже страшно. Так значит вы, и, вправду,  хитрый и жестокий баварец, которого все боятся?..  В данном случае, Отто,  вы не учли мою девятку, и, следовательно, мой валет неловленный.  Я свою игру сделал.
(Эсэсовка и офицеры, сочувствующие Алексу радостно завопили,  наполняя бокалы)
ОФИЦЕРЫ: Девятка! Девятка! Счастливая девятка!
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР:  Что? Девятка?..  Да, действительно… Черт знает, что такое…   
                (Оба игрока бросили карты на стол).
 Но вы, верно заметили, Алекс…  Я  и есть тот самый ужасный баварец, который борется с  врагами рейха со всей жестокостью и беспощадностью. Я не получил столь широкого образования, как вы и… мое скромное происхождение заставляет меня  много работать, чтобы доказать свою преданность рейху.
(Эсэсовка  придвинулась еще ближе и прилипла к уху Алекса).
ЭСЭСОВКА: Ну,  все… началось, сейчас будет рассказывать про «Железный крест».
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР:  Группенфюрер отметил меня первой наградой  -  «Железным крестом Первой степени» в польской кампании…
(Стена офицеров облепившая игроков стала редеть).
ЭСЭСОВКА: Алекс, все… пошли… танцевать, танцевать.
АЛЕКС: Грета, ты пьяна, пойдем, я отвезу тебя. Простите, Отто…
(Штандартенфюрер пьяно махнул рукой).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Идите, идите… бог с вами.
ЭСЭСОВКА: Тан-це-вать…
(Алекс повел Грету к танцполу, где находилась почти вся публика. Отелло  не отпускал танцующих аргентинским танго, его аккордеон звучал все более страстно, выманивая тех, кто еще оставался на месте. Наконец столики опустели, и только штандартенфюрер все еще сидел, не расставаясь с сигарой.  Наконец, прозвучали финальные аккорды танго, и публика вернулась к столикам. Аккордеон зазвучал вновь. Это была еще одна песня Вертинского о любви. Ее исполнял  Пьеро. С корзиной, наполненной букетиками из мелких роз, он вышел в зал. Пьеро пел и вручал дамам, сидящим за столиками, эти маленькие  благоухающие букеты, вызывая восторг публики. Потом вышла Катя в пасторальном костюме австрийской девушки, и они вместе с Пьеро пропели и протанцевали  совершенно сумасшедшие куплеты на немецком языке -  австрийские тирольские  йодли, вызвав истерический восторг у немцев. Из кухни вышли пожилые повара Курт и Гельмут, чтобы тоже насладиться тирольской пляской.  Под неистовые аплодисменты артисты закончили работать и прошли в гримерную.  Богдан завел патефон и поставил пластинку с немецкими шлягерами, чтобы атмосфера праздника не угасла. К  штандартенфюреру наклонился адъютант и что-то сказал. Потом осторожно помог встать штандартенфюреру  и повел его к фойе.  Адъютант подал штандартенфюреру фуражку. Адъютант, терпеливо дождавшись, когда штандартенфюрер, перед  зеркалом,  водрузил ее на голову, повел  босса к выходу.
   Публика задвигала стульями, выбираясь из-за столов.  Бал окончен. Алекс  вывел упирающуюся  Грету на улицу).
ЭСЭСОВКА: Алекс, я хочу еще танцевать… эти ваши артисты не хотят работать, поставили пластинку, а ты ведешь себя как насильник... …  Где моя шляпа?
АЛЕКС: Не выходи из машины, жди здесь, я принесу шляпу. 
(Алекс вернулся в казино.  В фойе вышли несколько офицеров, они живо обсуждали концерт и,  давясь от смеха, пытались повторить тирольские йодли.  Двое прошли в туалетную комнату, трое остались курить. Бригаденфюрер стоял в окружении нескольких офицеров. Алекс вошел, огляделся, пластинка крутилась и пела сладкими тенорами. Тут его заметил бригденфюрер).
 БРИГАДЕНФЮРЕР: Прекрасный вечер, обер-лейтенант, а вы были против праздника.
(И бригаденфюрер, довольно сносно, напел вдруг тирольский напев).
АЛЕКС:  Согласен, бригаденфюрер. Доброй ночи.
БРИГАДЕНФЮРЕР: Доброй ночи и вам.
(Алекс оглядел зал в поисках шляпы эсэсовки и  увидел ее на одном из кресел. Кресло стоит  в самом углу зала, и Алекс направился к нему.  Из гримерной спускаются Маэстро и артисты - Катя, Отелло и Пьеро. Все четверо дружески  помахали Алексу.
МАЭСТРО: Алекс, уходим! Торопитесь, казино закрывается!
(Катя заглянула в кухню)
КАТЯ: Гельмут, Курт, уходим.
ОТЕЛЛО: Что Алекс копается? Алекс!
АЛЕКС: Иду!
ПЬЕРО: Катя, выходи, не стой.
 (Лора Карловна и Богдан  уже вышли и ждали  у казино. Фойе  переполнено  немцами. Публика еще продолжала вести беседы, звучал смех, звучала музыка, дамы стояли у зеркала с губной помадой, кто-то поправлял прическу, бригаденфюрер угощал кого-то сигарами. И только Алекс в дальнем углу зала, сидя в кресле, еще возился со шляпой Херцнер. Он увидел, что вуаль  оторвалась  и болтается сбоку. Наконец все артисты, Лора Карловнам и Богдан покинули казино, пожилые повара Гельмут и Курт старомодно поклонились артистам и тоже ушли).
ЛОРА КАРЛОВНА: Маэстро, мы не можем больше ждать…
МАЭСТРО: Алекс…
ЛОРА КАРЛОВНА: Есть еще минута.
(Лора Карловна бросилась в казино)
МАЭСТРО: Лора Карловна!
 (Отелло рванулся за ней, но Маэстро успел  его перехватить).
МАЭСТРО: Стой. Да вы что? С ума сошли? Уходим…  живо!   
(Опираясь на трость, быстрым шагом Маэстро пошел от казино, за ним двинулись все остальные, и  тут грянул взрыв чудовищной силы.  Актеры обернулись и потрясенные застыли.
КАТЯ: Лора Карловна!...
( Фойе разнесло вдребезги, огонь полыхал и все, кто находился  в казино: офицеры, их  дамы, бригадефюрер, его адъютанты -  все были убиты или ранены, некоторые тела разорвало, и всех засыпало обвалившимися стенами казино. Повсюду были разбросаны розы, обгорелые, черные…Артисты бросились бежать… Откуда-то появилась эсэсовка,  раздался ее полупьяный голос).
 ЭСЭСОВКА: Где Алекс? Что происходит!  Кто-нибудь слышит меня? Где Алекс?
(Потрясенная эсэсовка стоит у казино, раздался визг тормозов подъехавшей машины,  появились вдруг протрезвевший штандартенфюрер, его адъютант и  два офицера гестапо).
ЭСЭСОВКА: Это партизаны, бог мой, они везде, и артисты с ними, я знаю и эта еврейка, это она… Алекс! Алекс!
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Артисты? Артисты-террористы?
      (На лице штандартенфюрера появилась саркастическая усмешка).
 А обер-лейтенант призывал нас к милосердию. Так к кому мы должны проявлять милосердие? А?  А, кстати, где наш обер-лейтенант? Он там? Среди убитых? Или его там нет?
(Штандартенфюрер рассвирепел и истошно заорал, повернувшись туда, где стояла эсэсовка).
Где обер-лейтенант? Гауптштурмфюрер Херцнер, где обер-лейтенант Блок!?
(Эсэсовка только мотала растрепанной головой, и пьяные слезы лились  по ее лицу. Штандартенфюрер обреченно и зло махнул рукой, затем вместе со свитой двинулся к развалинам.    Там, где был вход в казино, штандартенфюрер остановился и повернулся  к сопровождающим его офицерам). 
Начинайте работать. Важна каждая деталь. Определить источник… определить направление взрыва…  Приступайте, штурмбанфюрер.
(Офицеры службы гестапо начали осмотр места взрыва.  Эсэсовка стоит и нервно пытается открыть сумку, наконец ей это удалось, достав пачку сигарет, она закурила,  шатаясь и пьяно пуская дым.    
 ШТАДАРТЕНФЮРЕР: Штурмбанфюрер,  найдите там  обер-лейтенанта Блока.  Я должен знать там он или… ушел.
(На некоторое время все стихло, потом раздался голос адъютанта)
 АДЪЮТАНТ: Он жив. Счастье, что он не успел выйти в фойе. Вроде только плечо разорвало.  А что  с головой непонятно.
(Прибыло санитарное подразделение, убитых и раненых уносили на носилках).
АДЪЮТАНТ: Штандартенфюрер, вот на этих носилках лейтенант Блок.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Стойте.
(Санитары  остановились.  Штандартенфюрер вгляделся в лицо Алекса,  посмотрел на чудовищную рваную рану и хотел было отойти в сторону, но тут, рыдая в голос, подбежала эсэсовка).
ЭСЭСОВКА: Алекс! Алекс! Что они сделали с тобой! Ненавижу, ненавижу!
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Гауптман Херцнер! Прекратите истерику!    Лучше  займитесь своим  прямым делом, отправляйтесь в госпиталь!)
(Эсэсовка замолчала, сникла и  пошла вслед за носилками).

                АКТ ВТОРОЙ
 (Алекс, преодолев многокилометровый путь, вышел к лесному хутору.  На нем форма    обер-лейтенанта.  Остановившись, он глубоко вдохнул лесной воздух  и посмотрел вверх: на синем  осеннем небе ни облачка. Вокруг сияет желто-зеленый лес,  стоит дом, а за ним золотое поле подсолнухов… Хорошо. Беспечная радость охватила Алекса. Он сбросил китель, рубашку, подошел к рукомойнику, прибитому к дереву,  и с наслаждением умылся. Потом схватил тут же стоящее ведро и вылил его на себя. Растерся полотенцем, громко выдохнул, взял топор, поставил полено и,  в такт взмахам топора, прочел по-русски:

«Поедем в Царское Село!
Свободны, веселы и пьяны,
Там улыбаются уланы,
Вскочив на крепкое седло…
Поедем в Царское село!

Казармы, парки и дворцы,
А на деревьях клочья ваты,
И грянут «здравия» раскаты,
На крик «здорово, молодцы!»
Казармы, парки и дворцы…

( Анна вышла, чтобы выплеснуть воду и  обомлела, она хотела окликнуть Алекса, но он  снова начал читать. Анна застыла с ведром и поразилась, сколько горького чувства  он вложил в эти строки).
О, небо, небо, ты мне будешь сниться!
Не может быть, чтоб ты совсем ослепло,
И день сгорел, как белая страница:
Немного дыма и немного пепла!
(Анна не могла вымолвить ни слова, она видела, как Алекс подошел к копне сена и упал в нее. Немного погодя, она  спустилась с крыльца и направилась к копне. Но Алекс уже безмятежно спал… В тот же вечер Анна увела его в партизанскую Пущу).
 (Вечер.  Желто-зеленый сумрак леса… За два километра до расположения партизанского соединения выставлен патруль. Анна назвала пароль, и они с Алексом продолжили путь.     И вот, наконец, штабная землянка.. Перед ней, на поляне, горит небольшой костер. Вокруг него расположилась группа людей гражданских и в военной форме. Над костром  висит огромный чайник. Маэстро, Катя, Отелло, Пьеро и  бойцы отряда переворачивают угли, в  них печется картошка.  Услышав голоса пришедших, все повернули головы , увидев Анну и Алекса артисты сорвались с места.
КАТЯ: Алекс! Ты жив!  Слава богу!
(Сидящие у костра люди в форме встают и с настороженным удивлением смотрят на Алекса одетого в немецкую форму. Анна перехватила  тревожные  взгляды и улыбнулась, обняв Алекса за плечи).
АННА: Все свои, все наши.
ОТЕЛЛО: Алекс, мы хотели вернуться за тобой, да вот майор не пустил, обещал посадить в карцер, если ослушаемся.
ПЬЕРО: Уж, что только в голову Кате не лезло. И расстреляли тебя, и повесили… 
 (Актеры скопом повисли на Алексе).
АЛЕКС: Если бы вы знали, как я ждал, как мечтал  видеть вас, мои дорогие братья…
 МАЭСТРО: Там не расстреляли, так вы его задушите, черти.
 (Катя  зашептала ему Алексу на ухо).
КАТЯ: Алекс, Рашель тебя страшно ждет. Сам увидишь…
(К Алексу направился майор, но глядя на шумную встречу, остановился.  Актеры  притихли, и Алекс обратился к командиру отряда).
АЛЕКС: Ну, вот все и решилось, я теперь ваш солдат.
МАЙОР: Я рад, добро пожаловать.
(Майор протянул Алексу руку, и тот ответил крепким рукопожатием).
МАЙОР: Хорошая рука, крепкая… От всего нашего командования благодарю вас за содействие в операции по уничтожению казино. Ну, давай, проходи к костру.
 МАЭСТРО: Боже мой, Алекс, как ты решился? Как вышел к нам?
АЛЕКС: Как только швы заросли, так сразу бежал из госпиталя.
(Они обнялись, и Маэстро не мог наглядеться на Алекса)
МАЭСТРО: Не хотел верить, что ты  погиб, мальчик, не хотел…Взрыв был такой силы… но я надеялся, я чувствовал, что ты жив… Алекс, а Лора Карловна?
(Все напряженно замолчали, ожидая ответа. Но Алекс, молча, только покачал головой).
АЛЕКС:  …А где же Рашель?
КАТЯ: Она уже скоро будет здесь. Она на посту.
(Катя уже принесла гитару и наигрывает какую-то  мелодию).
АЛЕКС: На каком посту?
ОТЕЛЛО: Выставлена в боевое охранение.
АЛЕКС: Вы шутите? Артистка выставлена в боевое охранение?
ПЬЕРО: Тут не до шуток. Да не волнуйся, Рашель с минуты на минуту вернется в расположение лагеря.
МАЭСТРО: Садитесь уже, а то картошка сгорит.
(Все  направились к костру)
АННА: Товарищ майор, надо бы побеседовать, у Алекса есть для вас  новости.
 МАЙОР:  Хорошо, пройдем в наш лесной кабинет.
(Майор подвел Анну и Алекса к огромному пню,  пень окружали пеньки поменьше, это и был полевой кабинет. Все трое сели на  «стулья»).
МАЙОР: Так что за новости?
АЛЕКС:  В эти два дня в Пущу будет направлен диверсионный отряд, 15-20 человек.
МАЙОР: Цель вам известна?
АЛЕКС: Известна. Выявить расположение Центральной партизанской базы, для дальнейшей разработки операции по блокаде Налибокской пущи.
 МАЙОР: Когда ожидается блокада?
АЛЕКС: Я не знаю точных дат, по всей видимости, даты пока не определены. Известно только, что в течение двух дней диверсионной группой будет вестись разведывательная операция.
МАЙОР: Спасибо за информацию, лейтенант.
АЛЕКС: Бойцы Маэстро и я теперь с вами до конца.
  МАЙОР: Лады… лады… Сегодня отдыхайте, идите к костру. Анна, а ты пока останься.
АЛЕКС: Господин майор, еще важно - к вам прибудут два моих агента, немецкие товарищи Гельмут и Курт. Они участвовали в операции по  ликвидации казино. Это они сделали взрыватель так, что комару в нос не попадет.
(Лицо майора по-доброму просветлело).
МАЙОР: Комар носа не подточит.
АЛЕКС: Да, комар… Они хотят доставить в пущу зимнюю одежду для партизан. Курт и Гельмут будут на двух лошадях. Завтра к вечеру,  их надо встретить.
МАЙОР: Добро. Встретим.
 АЛЕКС: И еще,  господин майор. Вам надо действовать осмотрительно. Абвер создает свою агентуру в партизанских отрядах. Людей вербуют из семей, что попали в мясорубку сталинских репрессий, из разоренных крестьян, из гетто, даже из уголовников.
МАЙОР: Спасибо за информацию, старшой.  Вы ведь обер-лейтенант, значит, старшой.
АЛЕКС: Спасибо и вам, господин майор.
(Алекс встал и направился к костру, а  майор, оторопев от обращения «господин»,  посмотрел на Анну).
МАЙОР: Это я-то, господин!?
 (Анна, увидев лицо майора, рассмеялась).
АННА: Что, господин майор? Хорош немец?
 МАЙОР: Анна, положение тревожное. Связные из города пришли еще утром. Немцы готовят блокаду Налибокской пущи. Вот и немец говорит… Основные силы бросят в квадрате наших баз, а там сосредоточена основная живая сила… и бабы там с детьми. Передислокация невозможна.
АННА: Карательная экспедиция. Знать бы точно - когда.
 МАЙОР:  Пока  неизвестно. И немец то же говорит.
АННА: Значит, скоро будут бои.
 МАЙОР: С артистами твоими что делать? Из них только Маэстро.. Маэстро… чего они его по имени отчеству не называют – Иваном Федоровичем?
АННА: Ну, так принято у них, у артистов, псевдоним это – Маэстро, значит самый умный и главный.
МАЙОР: Ну, лады… лады. Так вот он, Маэстро оружием отлично владеет, Рашель, правда, учится стрелять. И эти… Отелло с Пьеро…черте знает, что за имена.  Эти тоже неплохо стреляют, я подглядел их тренировки. Отелло тот крепкий, по всему – цыган, этот сможет драться…  А посмотри на этого Пьеро – долговязый, тощий… один нос. А если  в рукопашный придется? И девушка с ними, Катя…
АННА: А что артисты?  Маэстро войну 14-го года  прошел,  поднатаскает их. Ребята молодые, толковые.
 МАЙОР: Добро бы, если так…
(Майор дотянулся до стопки аккуратно сложенных на краю пня немецких листовок).
Вот сбросили опять фашисты свои листовки на пущу, хоть одна польза есть…
(Майор начал скручивать из листовки козью ножку, насыпав в нее табаку).
 Анна, почему этот парень в немецкой форме?
(Анна оглянулась на костер, откуда доносился смех, гитарные переборы и пение). 
АННА: Ты чего, майор? Ты же только что с ним говорил. Ты же в курсе, что он из  бежал из госпиталя.
 МАЙОР: А не многоходовая ли тут разведоперация с немцем? И  еще какие-то двое придут.
АННА:  Опять – двадцать пять… Ты же знаешь, что он сам ходил под колпаком, до последнего рисковал. Информацию  для нас именно он передавал Маэстро.  Посмотри на его лицо, какой он диверсант?
(Майор  задымил козьей ножкой).
МАЙОР: Вот-вот. Слишком умен…
АННА: Плохой аргумент, майор, знаю… Но кожей чувствую, что не враг.
 МАЙОР:  А форму-то зачем  сейчас надел?
АННА: Да в чем был, в том и ушел! Да брось ты!  Наблюдали мы за ним долго. И информация его точная.  Центр подтверждает это. Сам же знаешь… Чего ты вдруг уперся?  Слушай, ну другой он…  ему эта война…  Понимаешь, стыдно ему за эту войну. Маэстро работает с ним уже давно. Отец  Алекса в  России долго работал, потом в Берлине «Дом русской науки» организовывал… Рашель он спас.
 МАЙОР: Ну, лады, лады… Если зимнюю одежду привезут - это хорошо. И лошади нам позарез нужны.
(Анна и майор еще посидели, молча. Анна ждала пока майор докурит козью ножку).
МАЙОР:  Надо сводки послушать, время уже. Принесу приемник.
(Майор встал и пошел к землянке. У костра все еще пили чай и ели картошку,  поочередно  передавая друг другу плошку с солью.  Увидев майора с приемником в руках, артисты вскочили и начали устанавливать антенну на дерево).
 МАЭСТРО. Товарищ, майор,  питания хватит?
МАЙОР:  Должно хватить, проверяли сегодня утром.
  АЛЕКС: Анна, вы сказали, что Рашель скоро вернется.
АННА: Скоро сменят ее с дежурства.
АЛЕКС:  А где она находится, в каком квадрате?
 МАЙОР: Рашель выставлена в боевое охранение со стороны болот. Слушает - не продирается ли кто к нам, не говорит ли кто по-немецки.
  АЛЕКС:  Она с оружием?
 МАЙОР: С оружием, конечно. Почти два месяца  тренировалась, училась стрелять точно в цель. Сейчас ни одного промаха, ни влево, ни вправо, попадает только в десятку. Не артистка, а снайпер.
 (Слышен звук радиопомех, музыки, голосов, артисты ловят волну).
МАЭСТРО:  О, ребятки эфир поймали.
ГОЛОС РАДИО: Во всех театрах страны созданы актерские фронтовые бригады. На передовой действует    42 тысячи артистов. Большой театр и фронтовой филиал Малого театра дали 3 тысячи концертов.  Челябинский театр  драмы  отправил 5250 рублей на строительство танков и поездов.  Актеры Грозненского Русского театра им. Лермонтова собрали средства на строительство боевого истребителя и дали ему имя «Грозный». Из Ярославского театра им. Волкова  поступили, собранные актерами средства, на них  был построен самолет с именем на борту «Театр имени Волкова»… В осажденном Ленинграде  работает  театр, идут репетиции и спектакли. Сегодня состоится премьера спектакля «Принцесса цирка»  композитора Кальмана.
КАТЯ:  Артисты работают на линии фронта! Такое и вообразить трудно.  А блокадный Ленинград?  Это же наш театр.  В голоде и холоде играли «Принцессу цирка». 
ОТЕЛЛО:  Погоди, Катя,  слушай.
ГОЛОС РАДИО: Дмитрий Шостакович  представил на суд слушателей 7 симфонию – «Лениградскую».
ГОЛОС ШОСТАКОВИЧА: «Нашей победе над фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, моему родному городу -  Ленинграду я посвящаю свою симфонию».
(Раздались первые звуки симфонии Шостаковича).
 МАЭСТРО: Ребятки, значит,  и  Ленинград жив и театр жив.
 (Маэстро осекся и встал. Из леса вышла Рашель с винтовкой.  Впереди нее шли и волокли за собой   огромные мешки Гельмут и Курт. За ними - капитан и рядовой,  стоявшие  с Рашель в боевом охранении. Майор обеспокоенно  встал и подошел к немцам).
РАШЕЛЬ: Вот товарищ майор, два немца. Вижу - лошади с проселочной дороги подошли.  Вышли эти,  осмотрелись, лошадей с телегой спрятали в кусты. Выгрузили мешки.  Потом смотрю: идут в лес,  прямо на меня, тащат мешки…  И вдруг остановились,  все бросили, руки подняли и кричат: мы партизанен, мы шубы,  мы коммунист. Кричали через каждые пять шагов,  руки поднимали, как будто за каждым кустом партизаны сидят.  Я  чтобы не рассмеяться рот себе зажала, последила немного еще и вышла к ним. Спросила по-немецки: Откуда? И куда? Они сказали, что привезли тулупы, валенки и сапоги для партизан. Взяли со склада в немецкой разведшколе. Там в телеге еще мешки, надо бы забрать… А немцы эти  смирные, сразу пошли со мной.
КАПИТАН:  Смирные-то,  смирные, но так рисковать Рашель, убийственно неразумно. Товарищ майор, хорошо мы не далеко были, увидели, как она немцев конвоирует.
(Капитан подошел к Пьеро и отдал ему винтовку. Отелло от костра направился к Рашель и взял у нее оружие. Из-за пылающего огня, она не видела лиц тех, кто находится по ту сторону костра)
ОТЕЛЛО: Рашель, тебе нечаянная радость.
( Алекс встал и подошел к Рашель.  На лице ее  появились одновременно изумление и радость).
 АЛЕКС: Рашель…
РАШЕЛЬ: Боже мой! Алекс! Это вы! Я опьянела от этого воздуха,  от огня, ничего не вижу.
( Рашель протягивает обе руки – Алексу).
АЛЕКС: Рашель, как  твой голос? Здесь все-таки сыро.
РАШЕЛЬ:  Ничего, я уже привыкла. Теперь упражняюсь не в вокале, а в стрельбе… Алекс!
 АЛЕКС: Рашель… 
 (Маэстро, боясь помешать  долгожданной  встрече, взял трость и отошел от костра. Он никому не мешал, Рашель и Алекс  стояли в отдалении от костра, но откуда-то взявшееся волнение заставило его уйти… Алекс долго смотрит на Рашель. Он хочет обнять ее,  но под столькими взглядами не решается.   Все, кто сидел  у костра, не отрываясь, смотрели на немецкого офицера и  артистку…  Майор деликатно кашлянул и обратился к немцам).
МАЙОР: Коммунисты говорите?
(Алекс повернулся к майору).
АЛЕКС: Это действительно так. Гельмут, Курт документы майору покажите…  Они   доставили тулупы и сапоги.
ГЕЛЬМУТ: Полицай унд  жендармерие…
(Гельмут приставил указательные пальцы к глазам).
РАШЕЛЬ: Он хочет сказать, что за ними  наблюдала полиция.
АЛЕКС: Значит, все-таки попали мы под подозрение. Хитрый лис этот жандарм – шовинист…  Гельмут и Курт очень помогли нам с Маэстро.
РАШЕЛЬ: Алекс, но… как  ты решился сюда прийти?
АЛЕКС:  Я не мог там оставаться… Рашель… 
ГЕЛЬМУТ: Мессер.
РАШЕЛЬ: Он просит нож?
АЛЕКС: Дайте ему нож.
(Гельмут вспорол подкладки у курток, своей и Курта. Достал партийные билеты коммунистов и подал  их майору. Тот внимательно изучает  документы).
МАЙОР:  Как же вас в таком возрасте призвали?
АЛЕКС: Они повара, и в Германии в одном ресторане  много  лет работали. Поваров всех призвали для обслуживания армии.
МАЙОР:  Старые коммунисты, значит. Ну что ж,  люди прибывают. В отряде имени Суворова тоже есть немец Вилли и тоже коммунист. На фронт его не послали, а поставили  в тылу охранять железную дорогу. Но ему не по душе все это было. Тоже насмешил наших девушек, зашел в лес и кричит: Партизанен! Плен! Плен!  И тоже партбилет зашит под подкладкой  в шинели. Оставили его в отряде.
АННА:  Девчонки там не нарадуются -  Вилли и картошку чистит, и  за водой ходит, и на  аккордеоне играет. Вот такие дела…. Гельмут, Курт,  давайте-ка к костру. Зитцен, битте. Садитесь, пожалуйста.
(Гельмута и Курта усадили к костру,  дали  картошку и кружки с чаем. Рашель и Алекс сели рядом с актерами).
МАЙОР:  Жуков, Стрельцов, надо сменить ребят на западном направлении… время.
(Два бойца встали и взяли оружие)   
 Если что-то подозрительное, стреляйте вверх.
БОЙЦЫ: Помним, помним, товарищ майор.
(Бойцы скрылись в лесу)
 МАЙОР: Маэстро, мы тут о рукопашном бое размышляли с Анной…если вдруг…
МАЭСТРО: Если вдруг придется вступить в рукопашный, мои ребятки справятся. 
ОТЕЛЛО:  Ноги-руки у нас  есть.
МАЭСТРО: Главное - голова.
ПЬЕРО:  Помним, Маэстро, помним.
 КАТЯ: Мы уже не артисты, а бойцы…  вместо сцены у нас пуща, а вместо бутафории настоящее оружие.
 (Отелло встал в сценическую позу).
ОТЕЛЛО: «Катрин! О не щади!
      Пускай прямой твой взгляд
             Убьет меня – я смерти буду рад».
(У костра раздались аплодисменты)
КАТЯ: Алекс, Рашель, ну хоть вы его уймите.
АННА: А ну-ка,  артистки, сделаем еще чайку.
 АЛЕКС:  Позвольте, я помогу, чайник  большой и тяжелый.
МАЭСТРО: Чайник настоящий, партизанский, почти фронтовой, в 14-ом году таких было много.
АННА: Так он и есть фронтовой, сосед наш, Тимофеич, с ним вернулся еще с  того германского фронта.
КАПИТАН: И чайнику немец покоя не дает.
(Алекс, Катя, Рашель и Анна разливают и подают чай всем сидящим).
Нам бы в отряд военной косточки побольше,  маловато нас… Да  и воюем мы не там, где нам положено.
 МАЭСТРО: Что так?
(Маэстро встал и, набрав сушняк из рядом лежащей груды веток, подбросил его  в костер).
КАПИТАН:  Удрали от немцев…  Не могу этого забыть. Наш полк  подняли в первый день войны. В 4 утра отвели в лес, чтобы  спасти от авиационного удара немцев. В лесу мы не знали что делать, понимали, что свершилось что-то страшное, с чем никогда не встречались.  В части возник хаос, все  бросались, кто куда…
РЯДОВОЙ: Не  знали, куда нам идти или бежать. Все рассеялись в пуще… солдаты, командиры. Кто? Где? Ничего не ясно. Куда идут немцы? Война ли это на самом деле? Вот товарищ капитан и взял в свои руки командование. И мы решились на прорыв.
КАПИТАН: Насобирали в лесу около двух сотен бойцов, из них и я и сколотил  отряд прорыва. Выдвинулись навстречу немецкой группе, она уже  зачищала местность. Да где там…. Даже оружием толком не успели  воспользоваться. За первой группой немцев прибыли еще две на мотоциклах…  В общем…остались живы только мы вдвоем, к тому же ранены. Может быть, и не надо было дергаться… Выждать надо было, люди остались бы живы.
АННА: Знал бы, где упасть…
КАПИТАН:   Диверсанты, видимо, еще раньше связь уничтожили. Нашу часть командование так и не смогло предупредить о том, что война началась.
АЛЕКС: Не только ваша часть ничего не знала. Германская разведка создала специальный отдел по вербовке агентов. Агенты ходили прямо среди вас - советские граждане недовольные большевиками. Граждане давали наводки, поэтому самолеты бомбили прицельно по воинским частям и аэродромам. Агенты сообщили  немцам адреса военнослужащих высшего состава,  работников НКВД и партийных работников – все они были уничтожены.
КАПИТАН: Такое предположить невозможно…
АННА:  Немцы все знали заранее, это точно. В городе жила  дочь нашего директора школы, муж ее как раз и работал в НКВД. Ночью 25-го июня к ним в квартиру ворвались немцы и убили всех, даже 13-летнего сына.
АЛЕКС: В ночь нападения творились страшные вещи. Мои соотечественники выпустили из  ваших тюрем всех воров и хулиганов.
АННА: Помню, они шныряли по городу и грабили магазины.
 ( На некоторое время воцарилась тишина. Все молчали, думая об услышанном.  Маэстро обратился к капитану).
МАЭСТРО:  А как  вам отряд удалось найти?
КАПИТАН: Анна  нашла нас, привела  в дом, на ноги поставила. До  осени жили у нее в деревне, под видом работников. И только потом вместе с деревенскими  ушли  в пущу.
РЯДОВОЙ: Теперь вот партизаним.
 МАЭСТРО: Я думаю, служба не менее достойная.
МАЙОР: Конечно, не открытый фронт, но та же война. И в других отрядах  есть окруженцы,  и много. Формирование отрядов идет постоянно. А вот артисты?..   
АННА: Ну что артисты? Живое слово, песня иногда бьют не хуже пули. В первую гражданскую оркестры воевали, в атаку шли.
 МАЭСТРО: Это правда… А что ребятки? Слышали сколько артистов работает на линии фронта? Целые фронтовые бригады. Мы тоже могли бы работать концерты для партизанских отрядов в пуще. 
КАТЯ: Концерты прямо в лесу, это же, здорово.
РАШЕЛЬ: Мы все –  за!
КАТЯ: Отелло свои стихи, наконец, на публику прочтет.   
ПЬЕРО: Ни за что не прочтет.
ОТЕЛЛО: А прочту!
 (Возникла пауза, все опять задумались, глядя в огонь. Костер объединил  людей).
АННА: Дни-то уже совсем короткие, вечер долгий…
КАТЯ: А за ним длинная  осенняя ночь.
РЯДОВОЙ: Не хочется идти в землянку, лучше посидим еще на свежем воздухе.
(Катя тихонько начинает петь. Песня отвлекает людей от тяжелых мыслей, успокаивает уставшие нервы. Старая русская песня «Ой, ты, ноченька», ее знают все, и звучит она  в белорусской пуще мощным славянским гимном… Рашель, сидящая между Алексом, Гельмутом и Куртом  поет пронзительно-грустную  еврейскую песню, и,  наконец,    Алекс, Гельмут и Курт, на немецком языке, поют любимый всеми народами мира бетховенский «Сурок». Песню подхватывают актеры на русском языке,  языки смешиваются в простой  бессмертной мелодии.  Пламя костра освещает   лица. Бетховен звучит единым порывом людей к миру и единению….  Алекс и Рашель идут вдоль опушки леса. Рашель в наброшенном на плечи немецком кителе Алекса… Алекс остановился).
АЛЕКС: Рашель…
(Рашель тоже остановилась).
РАШЕЛЬ: Господи, Алекс, я как в тумане… ты здесь.
(Рашель уткнулась в грудь Алекса и в недоумении отпрянула).
Что это у тебя?
(Алекс расстегнул верхние пуговицы рубашки, вытащил мягкий пакет и подал его Рашель).
РАШЕЛЬ: Что это?
АЛЕКС: Это тебе… Открой.
(Рашель расправила тканевый пакет и вытянула жемчужно-серое платье с   кружевным воротником.  Она держит его за плечики и  смотрит на Алекса,  испуганно, удивленно… И вдруг разрыдавшись и прижав к груди жемчужно-серое чудо, вновь уткнулась лицом в грудь Алекса…)
Светает. Партизанский лагерь спит.  К землянке осторожно подошел  1 боец. Он зашел  внутрь и уже вместе с майором вышел наружу).
 1 БОЕЦ: Товарищ майор, сюда движется   вооруженный отряд, человек   двадцать. Мы не стали стрелять, чтобы не выдать себя.   
МАЙОР:  Где Стрельцов?
1БОЕЦ:  Идет за ними.  Я ушел обходным, чтобы предупредить.
МАЙОР: Может быть, партизаны? Отряд имени Калинина? Они тоже в этой части пущи.
  1БОЕЦ: Нет, не партизаны.  Красноармейцы.  Все одеты с иголочки, в новенькую форму. Здесь-то в пуще у всех старое, обтрепанное обмундирование.
 МАЙОР:  Может быть, все-таки  наши десантники? Может быть, недавно заброшены в зону оккупации? Ищут выход из пущи? Так… Занимаем оборону, только тихо. Надо будить людей.
 1БОЕЦ: Они должны быть уже совсем близко.
(Лагерь пришел в движение, люди вооружаются. Вместе с бойцами отряда вооружаются артисты.Все маскируются в массиве леса… Вскоре на поляне появился вооруженный автоматами и винтовками отряд красноармейцев во главе с майором пехоты… Из партизанского укрытия к ним обратился голос). 
МАЙОР: Кто такие? Стоять спокойно, вы под прицелом.
(Красноармейцы от неожиданности замерли).
МАЙОР-ПЕХОТИНЕЦ: Мы отдельный отряд войск НКВД. У нас особое задание.
 МАЙОР: Откуда идете?
МАЙОР-ПЕХОТИНЕЦ:   Отряд сброшен на парашютах три дня назад.
МАЙОР: Летите из Москвы?
МАЙОР-ПЕХОТИНЕЦ:  Да. С аэродрома Кубинка.
МАЙОР: Москвичи есть в отряде?
МАЙОР-ПЕХОТИНЕЦ: Я сам москвич.
МАЙОР: …Кинотеатр «Ударник» на Плющихе уже открыли после ремонта?
МАЙОР-ПЕХОТИНЕЦ: Командир, я вас не вижу и не знаю вашего звания, но не пудрите мне мозги, кинотеатр «Ударник» никогда не был на Плющихе. Вы нас не интересуете, дайте нам возможность уйти и выполнить свое задание.
(Рашель зашептала на ухо майору).
РАШЕЛЬ: Это  голос жандарма, я узнала.
МАЭСТРО: Это унтер, жандарм, хорошо известен в городе.
КАТЯ: Это точно он, и рожа толстая его.
АЛЕКС: Это офицер жандармерии, руководит расстрельными операциями гражданских… Выходит, блокада  пущи началась раньше?
МАЙОР: Всем оружие на землю, руки вверх! 
(Майор-пехотинец делает вид, что кладет оружие на землю. И вдруг, из положения полунаклон, стреляет на звук голоса, но  неудачно.  Остальные диверсанты  веером упали на землю. Начался бой. Маэстро, Алекс, Катя, Отелло и Пьеро вместе с капитаном, солдатом и другими бойцами отряда рассосредоточились вокруг поляны.  Маэстро и Алекс из укрытия поливают  автоматной очередью. Майор с винтовкой, девушки с парабеллумами укладывают лжекрасноармейцев.  Пьеро незаметно занял огневую позицию с фланга и тоже включился в перестрелку. Партизанская группа не выходит на открытое пространство. Пьеро  из укрытия  снимает одного  диверсанта и, в два прыжка, оказывается возле убитого.  Он стаскивает с  его шеи  автомат и, отстреливаясь, возвращается назад, вызвав своим отчаянным поступком негодование майора… Выгодная позиция партизан позволяет им стрелять почти без промахов. Видя, что положение не в их пользу, несколько диверсантов пытаются уйти.   Катя идет по следу за одним из бежавших с поля боя диверсантов, он уже успел забраться в густые дебри, и в какой-то момент, она потеряла его из виду. Катя остановилась, сжав в руке парабеллум. И вдруг у нее за спиной хрустнула ветка. Катя прыгнула вперед, за ствол дерева, но неожиданно упала, подвернув ногу на скользком травяном холмике, и, пытаясь опереться на руку, выронила парабеллум. Катя потянулась за оружием, но нога в сапоге  больно придавила ей руку.   Диверсант с автоматом стоял перед нею. Катя замерла, и слова Маэстро ударили ей в голову: «Ноги танцовщицы-смертельное оружие, Катюша». Диверсант все еще стоял, причем, ухмыляясь. Видимо он решил поиграть с очаровательной блондинкой. И вдруг Катя нанесла ему страшный удар своей хореографической ногой. Диверсант согнулся и от невыносимой боли стал кататься по траве. Катя встала).
КАТЯ: Слышь, ты…Ноги танцовщицы-смертельное оружие,  такой удар в народе называют «Стальные яйца».
(Диверсант стонет.  Катя подняла парабеллум, и почему-то отвернувшись, выстрелила в него. Стало тихо. Катя забрала автомат и пошла назад, к поляне, откуда все еще слышны выстрелы и продолжается бой… Гельмут видит еще два автомата рядом с убитыми на поляне  немцами. Знаками он показывает Алексу на автоматы, хочет добраться до них. Но Алекс не дает Гельмуту согласия выходить из укрытия. И вдруг Курт  пригнулся и неожиданно устремился к позиции Пьеро.  С фланга он выбежал на поляну, схватил автомат и побежал к лесу.  Пуля настигла его в трех метрах от края леса. Потрясенный Гельмут, не смотря на возмущенный протест Алекса, бросился на поляну, к Курту. Выхватив автомат из руки Курта, он с силой  швырнул его в сторону, ближе к Пьеро. И, опустившись на колени рядом с Куртом,  стал поднимать его за  плечи и звать,  еще не веря в смерть старого друга).
ГЕЛЬМУТ: Курт, Курт!
АЛЕКС: Гельмут! Цурюк! Назад, Гельмут!
 (Но Гельмут вздрогнул и упал рядом с Куртом, сраженный автоматной очередью. Алекс, пораженный случившимся, встал во весь рост с автоматом в руках).
РАШЕЛЬ: Алекс! Ложись! Ложись!
(Алекс короткими очередями добивал оставшихся диверсантов… Добытое оружие решило  исход боя. Автоматами вооружились все артисты. Лжекрасноармейцы ликвидированы, ушел только  жандарм. Он, тяжело продираясь сквозь заросли, с автоматом на шее, пытается уйти. За ним стремительно понеслись  Отелло и Пьеро.
МАЙОР: Взять живым,  слышите, живым!
 (Майор  подошел к Маэстро).
МАЙОР: Я запрещаю вашим артистам так рисковать. Скажите Пьеро. Здесь не сцена. Вот и немцы последовали его примеру…
МАЭСТРО: Да, согласен, не уследил…Как жаль, майор, как жаль…
МАЙОР:  Может быть,  удастся взять жандарма живым. Необходимо допросить его, узнать, что это за операция?  Если началась блокада, тогда немцы прорываются уже со всех направлений… жаль этих немцев…
( Майор и Маэстро подошли к убитым. Рашель и Алекс сидят на земле, рядом   с Куртом и Гельмутом. Услышав шорох в зарослях, они повернулись на звук. И леса вышел псевдомайор, руки его скручены за спиной. За ним, с парабеллумами, следуют  Отелло и Пьеро.  У Отелло на плече висит еще и вражеский автомат. Майор подошел к  артистам и пленному жандарму).
 МАЙОР: Товарищи артисты…товарищи бойцы… особая благодарность.

 
( Отелло и Пьеро  подошли к    Курту и Гельмуту. Возле погибших собрался весь отряд. Майор начал допрос жандарма).
 МАЙОР: Операцию по блокаде пущи уже начали? 
ЖАНДАРМ: Нет.  Наша задача была - уничтожить межрайонный партизанский штаб перед началом блокады пущи. Но  сроки блокады не определены.
МАЙОР: Ваши сведения по нахождению межрайонного штаба устарели. Мы поменяли его местоположение.
ЖАНДАРМ: Я могу быть вам полезен, майор.
(Майор оставив реплику без ответа,  обратился к рядовому).
 МАЙОР: Не побрезгуете?
РЯДОВОЙ: Я не брезглив.
 (Рядовой взял винтовку и толкнул жандарма в плечо).
 Иди.
(Жандарм увидел  Алекса и Рашель). 
ЖАНДАРМ: А я  давно догадался… Неужели вы, Алекс, беззаветно преданы всепобеждающему учению Маркса-Энгельса–Ленина-Сталина?  Или вас сразила еврейская любовь?
АЛЕКС: Сразила еврейская любовь.
    (Рашель спокойно пошла к дереву, у которого стоял изъятый автомат, взяла его и дала короткую очередь в своего мучителя.  Жандарм убит наповал. Рядовой восхищенно поднял глаза с упавшего жандарма на Рашель).
РЯДОВОЙ: Ну вот. Лишили меня возможности выполнить приказ.
АЛЕКС: Рашель… все хорошо?
РАШЕЛЬ: Все хорошо, Алекс
 МАЙОР: Ну, молодец! Без всяких женских сантиментов.
МАЭСТРО:  Браво, Рашель. Это твой лучший выход, девочка.
(Вечер. На фоне заходящего солнца маленький отряд отдает последние почести могилам Гельмута и Курта.  Как память о погибших, звучит светлая бетховенская мелодия). 
 Первое выступление партизанского театра
 Действующие лица: майор, Маэстро, Алекс, Рашель, Катя,  Отелло, Пьеро, 1немецкий  солдат, 2  немецкий солдат. Массовка на поляне.
( Стоят последние погожие деньки. Пуща расцвечена  багряным и желтым,  пестрый лес глядит весело и  тепло.  Сколоченная из досок  сцена  и красный занавес горят всполохами закатного света.  Катя, Пьеро, Отелло, Рашель и бойцы, занятые в постановке, за сценой поправляют костюмы.  У Кати, Пьеро и Отелло сценка на троих. Бойцы из отряда приглашены в нее на роль немцев.  Сценка идет первым номером. Затем несколько музыкальных номеров -  Рашель будет петь и танцевать. Собрались зрители – бойцы партизанских отрядов из других частей пущи). 
АЛЕКС: Маэстро, публика все прибывает.
(Алекс зябко ежится)
МАЭСТРО:  Холодновато сегодня… Впервые так волнуюсь, Алекс. А казалось бы, что такого? Ни критиков тебе, ни партийных чинов от культуры.
(Алекс смеется, хлопает Маэстро по плечу, и, осенив крестным знамением артистов и  бойцов, которые, впрочем, волнуются меньше артистов, спускается в «зал»).
АЛЕКС: С богом!
(Артисты выглядывают из-за занавеса Поляна забита до отказа. Люди одеты по возможности тепло. Вокруг бойцов в форме и в гражданском сидят  люди в крестьянской одежде, много женщин, дети устроились прямо перед  сценой на земле.  Майор подошел к Маэстро).
МАЙОР: Можете начинать, охранение выставлено.
 (Майор ушел в «зал» и сел рядом с бойцами)
( Представление началось.  На  сцену вышел Маэстро).
МАЭСТРО: Добрый вечер, уважаемая публика!
(На поляне раздались аплодисменты и одобрительный гул).
Наш партизанский театр начинает свое первое представление. На ваш суд представляется пьеска, которую мы написали сами под названием «Операция «Фашистский склад». В спектакле  заняты артисты и бойцы отряда, у которых обнаружился артистический талант!
(Поляна аплодирует с новой силой).
Итак! «Операция «Фашистский склад»!
 (На сцене поздний вечер.  Вывеска на немецком языке «Casino» ярко освещена. Из казино слышна громкая музыка, хохот, немецкая речь.  Решетка забора отделяет казино от небольшого здания, где у немцев находится склад  солдатской одежды.   Из казино выходят трое и останавливаются у входа: Катя в  костюме Коломбины, Пьеро  в плаще и маске, за спиной у него висит гитара, в руках огромная связка  воздушных шаров.  Отелло в темном трико.  Вокруг здания ходят два часовых с оружием. Это бойцы отряда в форме немецких солдат. Вполголоса Отелло указывает Пьеро и Кате на охраняемое здание).
ОТЕЛЛО: Видите окно на первом этаже, с  торца?
КАТЯ: Нужно наверняка убедиться, что  крючки изнутри откинуты.
ОТЕЛЛО: Мы можем только поверить Люсе, она обещала не закрывать окно. Она одна  во всем здании делает уборку.
(Катя обращается к Отелло).   
КАТЯ: Тебе придется снять обувь и идти в носках. Чтобы бесшумно….
ОТЕЛЛО: Так что? Вперед?
 (Часовые уже почти  поравнялись друг с другом, чтобы разойтись в разные стороны и  Катя с Пьеро  громко смеясь, подошли к немцам.  Пьеро выпустил из рук шары, которые медленно поплыли вверх…  Солдаты застыли на месте).
ПЬЕРО: А вот еще фокус, мадам. Рраз!
(Из рук актера вырвался фейерверк).
 Два-а!
(Фейерверки  взлетают один за другим, Катя хлопает в ладоши,  актеры совсем близко, они  поровнялись с солдатами).
 Три - и!
(В руках актера  хлопнула  бутылка Шампанского).
О! Солдаты доблестной  германской армии, гутен абенд!
(Откуда-то из недр кружевных юбок Коломбины  Катя достает четыре хрустальных бокала на ножках).
КАТЯ: Выпьем за здоровье фюрера! Не откажитесь, господа солдаты! За здоровье фюрера!
1СОЛДАТ: Фюрер! Зиг хайль!
(1 Солдат принимает бокалы, Пьеро разливает шампанское).
2 СОЛДАТ: Зиг хайль! Фюрер!
(Все четверо выпивают).
ПЬЕРО: За здоровье фюрера!… чтоб ему!… всю жизнь!..
(Зрители в «зале» аплодируют, слышится смех.
(Пока немцы и артисты пьют,  Отелло  выставил часть подпиленной решетки забора и промчался к окну,  в торец охраняемого здания. Влез в окно и, вскоре, появился в нем, нагруженный тулупами.   Пулей пролетел назад, бросил вещи и вновь бросился к окну за новой партией.  Пьеро уже перебирает струны гитары, и Катя пошла вокруг солдат немецкой полькой. Она танцует, убыстряя темп и вовлекая смущенных часовых  в сумасшедший танец. И вот они уже пробуют движения,  затем, довольные собой пляшут вместе с Катей. Пляска продолжается, еще более убыстряя темп. В «зале»  хлопают в такт польке… Наконец,  немцы устали).
КАТЯ: Хорошие вы ребята, зольдатен фюрер!  Гут, гут. Ну что? Еще по одной, за фюрера!?
(Пьеро наполняет бокалы, и солдаты выпивают вместе с актерами).
КАТЯ: За фюрера!
 (Разбивает пустой бокал).
 За фюрера!
(Вслед за нею все разбивают свои бокалы).
1СОЛДАТ: Гут, фройлен.  Данке шон.  Фройлен артист, битте -  дас альте лид, старый солдатский песня петь фройлен  «Лили Марлен».
2 СОЛДАТ: Я, я. Лили Марлен, дизе дас альте зольдатн лид. Битте, фройлен, Лили Марлен.
КАТЯ: О, натюрлих, Лили Марлен! Пожалуйста, битте, битте. Спою с удовольствием!
(Катя манерно объявляет)
 «Лили Марлен». Солдатская песня.
 (Катя поет. Пьеро аккомпанирует на гитаре.  С просветленными лицами солдаты слушают. «Возле казармы в свете фонаря/ кружатся попарно листья сентября».  В это время  Отелло  несколько раз повторил трюк с тулупами и сапогами. Солдаты подпевают  по-немецки, затем    утирают слезы умиления).
1СОЛДАТ: О, вундершон фройляйн, данке, данке, данке.
 (Солдаты целуют руку Кате).
КАТЯ:  Господа солдаты, ваша служба!
 (Катя показывает на здание, которое они должны охранять и на оружие).
Охранять. Стрелять. Пух-пух!
СОЛДАТЫ: Пух-пух!
 (Зрители  смеются).
ПЬЕРО: Нам пора.  Ауфвидерзеен, господа солдаты, ауфвидерзеен.
 (Артисты уходят в казино, солдаты машут им вслед и что-то одобрительно говорят на своем языке).
СОЛДАТЫ: Пух, пух!
(Катя выглядывает из двери казино и посылает еще один воздушный поцелуй. Такие же поцелуи шлют ей и немцы).
КАТЯ: Пух-пух!
(В «зале» смех, дети повторяют - «пух-пух!».  Долго не смолкают аплодисменты. «Зал» успокоился только тогда, когда Рашель и Отелло с аккордеоном вышли на сцену. Рашель поет романс «Гори, гори, моя звезда». Зрители притихли, и каждый посмотрел в небо, как будто хотел найти там свою звезду).

 госпиталь
Действующие лица: Военврач, медсестра,  , 3 раненых бойца, массовка. 
Маэстро,  Рашель,   Катя,  Отелло, Пьеро.
(Зима.  Партизанский госпиталь разместился в обыкновенной деревенской избе. За окнами падает снег, в печи горит огонь. Слышен смех выздоравливающих бойцов).
1РАНЕНЫЙ: А вот вам не анекдот, а быль. А быль случилась, значит,  только что, как война началась. Одна красивая баба вышла, значит, за генерала, хоть и не молод был, да еще и негр. Но сами понимаете -  положение, оклад, слава…
(Другой раненый боец вопрошает с сильным кавказским акцентом).
2 РАНЕНЫЙ: Э, слушай,   где ты видел генерал - негр?
3РАНЕНЫЙ: Помолчи, Ваха. Слушай!   
1РАНЕНЫЙ: Ну, значит, вышла баба за генерала, пожила с ним, а потом стала любить лейтенанта, а генерал-то и узнал! Платок там какой-то нашел, улику… А генерал-то был негр здоровый и свирепый, взял да и задушил свою молодуху, да еще ножом добавил: милиция насчитала тридцать две раны! А молодуха-то, оказывается, и даже  не целовалась с лейтенантом: все выдумал капитан, хотел карьеру сделать. Генерал, как узнал об этом, вроде ума лишился, орать стал, глаза вылупил, пена пошла изо рта. Схватил штык и себе в живот: Рраз! Рраз! Рраз! Рраз! И дух из него вон. Вот, братцы, какая история.
(Военврач стоял у входа в палату, с улыбкой, выслушал эту страшную историю и вошел).
ВОЕНВРАЧ: Да, история классическая,  а значит и бессмертная.
2 РАНЕНЫЙ: Кто-то мне это уже рассказывал, э. Клянусь, рассказывал еще до войны.
3 РАНЕНЫЙ: Может, это в первую войну с немцем было? А про негра все, правда,  Ваха. Ведь есть же у нас генералы чечены, вот, например, Пажа Дубаев, полный кавалер Святого Георгия, «Георгиевского ордена», достойный человек, воин! Его еще русский царь Александр 11 наградил, так,  почему бы и неграм-генералам не быть? 
(Слышен шум  подъехавшего грузовика).
ВОЕНВРАЧ:  Похоже, артисты прибыли.
 (Военрач вышел на крыльцо.  Артисты вместе с шофером-сержантом шли по тропинке к госпиталю. На плече одного из них  аккордеон,  другие несут кипу газет, реквизит,  костюмы).
 МАЭСТРО:  Ну, вот и добрались. Партизанский госпиталь. 
ОТЕЛЛО:   Наверное, бывшее лесничество. И маскировка хорошая, ельником все закрыто. 
МАЭСТРО: Ну, как? Устали ребятки?
РАШЕЛЬ:  Сегодня это  второй концерт.
КАТЯ:  А впереди еще  один.  Сержант, мотор заглушите. Так и будет целый час тарахтеть?
МАЭСТРО:  На морозе может вообще не завестись. Сержант, не слушайте женщин…
(Маэстро увидел на крыльце врача).
Товарищ военврач, здравия желаю. Привез вам артистов, как заказывали.
ВОЕНВРАЧ: Ждем, ждем, товарищи артисты. Пожалуйте в дом.
(Все прошли в натопленную комнату. На кроватях лежат и сидят раненые бойцы из партизанских отрядов).
МАЭСТРО: Здравствуйте, товарищи. Какая у вас здесь красота!  Тепло, светло, и черт возьми -  живой мирный огонь в печи!!
РАНЕНЫЕ:  День добрый, товарищи артисты.
ОТЕЛЛО: Здравия желаем.
МАЭСТРО: Добрый, добрый.  К вам, оказывается, какая-то старая дорога ведет.
ВОЕНВРАЧ:   Это дорога осталась еще с войны 14-го года. От нее остались только полусгнившие бревна. Летом не проедешь,  торчат сучки и огромные гвозди.
МЕДСЕСТРА: Я тоже помню гражданскую. Тут хоть одна немчура напала, а тогда кого только не поналезло. И еще – дурь, помешательство -  свой своего убивал… Позади пущи-то, слышите, грохочет? Приближается  фронт. Располагайтесь.
КАТЯ: Какая чистота. А стены? Какие белые! Наверняка стерильные.
ВОЕНВРАЧ: Стены затянуты парашютным шелком, летчики  раненым партизанам пожертвовали.
МЕДСЕСТРА: А постели у раненых  тоже шелковые. В мирное-то время такого не видали. Давайте, умойтесь и чайку с дороги. А обедать вместе с нами, потом. 
 МАЭСТРО: С удовольствием, благодарствуйте.
(Медсестра принесла чайник и стаканы на подносе. Артисты умываются, кто-то уже сел  за стол).
ВОЕНВРАЧ: Как обстановка в партизанских зонах?  У нас нет возможности связываться с миром. Только, когда раненых привезут, кто что расскажет.
МАЭСТРО: Обстановка сложная. В населенных пунктах усилились немецкие подразделения - жандармерия, полиция. Злобствуют легионы националистов и белорусских и польских, покоя людям не дают. Как звери… Вот и артистам пришлось принять бой.
ВОЕНВРАЧ: Вас, артистов, по возможности, надо беречь. Это штучная выделка. Хотя, мои пациенты тоже профи, подрывники высшего класса, 8 эшелонов под откос пустили. И один летчик… сбит прямо над нашим госпиталем, упал в лес. Вот и вся наша команда.
ОТЕЛЛО:  Нас тоже не много.
(Рашель обратилась к раненым).
РАШЕЛЬ: Мы привезли вам газеты. Разбирайте, товарищи. Это номера подпольной комсомольской газеты «Молодой мститель». Здесь и сводки информбюро, и подробная обстановка на фронтах и стихи даже…
(Раненые  разбирают газеты).
 Нам бы переодеться где-нибудь. И мальчикам.
МЕДСЕСТРА: Чай допивайте и вот сюда пройдите, в подсобку, ко мне.
(Артисты посидели за чаем и стали вносить костюмы в сестринский закуток)
МЕДСЕСТРА: Не знаю. Поместитесь ли?
ПЬЕРО: Уверяю вас, лучшей гримерной у нас еще не было.
ВОЕНВРАЧ: До нас дошел слух, что какой-то деревне два полицая повесились?
МАЭСТРО:  Повесились, совесть загрызла,  а скорее  всего -  страх расплаты.
ВОЕНВРАЧ: Они еще после Сталинграда поняли что все, что конец близок. А теперь и подавно.
МАЭСТРО: Ну, где там мои бойцы? Готовы?
(Артисты выходят в концертных костюмах).
3РАНЕНЫЙ:   А частушки про войну поете? Ну, типа…Подыграй-ка мне.
(Отелло  выдал вступление и боец пропел)
Сидит Гитлер на березе
К земле ветка гнется
Погляди, товарищ Сталин
Как он навернется!
(Раздался одобрительный смех)
 МАЭСТРО: И у нас частушки найдутся.
(Маэстро понизил голос).
  Господа артисты, прошу… только  без мата.
(И посыпались частушки, вызывая улыбки и смех раненых) 
                Скоро Гитлера не будет
                Скоро Гитлеру капут
  Скоро русские машины
  По Берлину побегут!

 Гитлер Геббельса спросил:
Что ты рот перекосил?
У мартышки слезы градом,-
Подавился Сталинградом!

(Но тут 3 раненый боец не выдержал и вновь выдал)


Ой, война, война, война
Пуль летает до хрена
                Летит влево, летит вправо
На пуль-дуру нет управы
               
                Сидит Гитлер на заборе
Просит Гитлер молока
А доярки отвечают:
Хрен сломался у быка.
(Артисты подхватили куплеты):
Эх, мат-перемат
Дайте новый автомат
На переднем этом крае
Всех фашистов постреляю!

(Раненые аплодируют, кто-то с затянутыми в гипс рукой и ногой «аплодирует», стуча по полу костылем).
РАШЕЛЬ: Сейчас я буду танцевать для вас, товарищи партизанские бойцы,  чтобы у вас был стимул к выздоровлению. Я уверена, когда вы встанете на ноги, то спляшете еще лучше, чем я. Заказывайте. Что танцевать? Русского, «Лявониху» или испанский?
1РАНЕНЫЙ: Давай «Цыганочку». Можешь?
(Рашель набрасывает на костюм цыганскую шаль, Пьеро уже играет вступление,  и  «Цыганочка» прошла под  шумные возгласы одобрения и «подтанцовку» раненых).
МАЭСТРО: А теперь, товарищи, сольные  выступления  всех желающих из публики.
2РАНЕНЫЙ: Я желаю выступить. У меня в селе людей не делят  артист - не артист. Все люди вместе поют. Давай, садись ко мне сюда, близко. Будем петь.
МАЭСТРО: Постойте, сейчас…  у нас тут есть в реквизите.
 (Из сумки с реквизитом Маэстро достал бешмет, черкеску и подал раненому).
 Наденьте.
2РАНЕНЫЙ:  Слава отцу твоему и матери твоей, что воспитали тебя.
  (Сестра помогает Вахе облачиться в костюм, и Ваха,  с перевязанной головой и костылем,  поет на своем языке чеченскую народную песню «Нохчи чьо».
Наши сердца в огне
Нашего счастья и след простыл
Но тебя пусть хранит Всевышний
Правоверная моя, Чечня!
Нет божества кроме Аллаха
Пусть хранит тебя Аллах
Нет божества кроме Аллаха
Правоверная моя, Чечня
(Артисты подхватывают мелодию  и поют куплет по-русски:
И в разрухе ты не станешь на колени,
Не дадим пасть гордости твоей
Не может потускнеть твое солнце,
Правоверная Чечня!
(И вместе с Вахой они допели песню  до конца на чеченском языке. Пьеро вздернул аккордеон и зазвучала чеченская пляска, Ваха  исполнил чеченский танец, ловко действуя костылем, и артисты тоже не могли устоять. Наконец, все успокоились и сели).
2РАНЕНЫЙ: Братья, почему говорят: русские язык чечен не знают? Врут все.
ПЬЕРО: Тебя как звать?
2РАНЕНЫЙ: Ваха.
ПЬЕРО: Ваха, эту песню мы целый месяц разучивали по буквам перед поездкой в Грозный. Ну, гастроли у нас были, еще до войны в ваш  Русский театр имени Лермонтова.
2РАНЕНЫЙ: Э, понял я, понял.
 МАЭСТРО: Товарищи бойцы, артисты приготовили для вас сцену из трагедии Шекспира «Отелло».
(Выходят загримированный Отелло и Дездемона (Катя).  Ваха опешил и  показал на Отелло).
2РАНЕНЫЙ:  Это же тот…негр
1РАНЕНЫЙ: Ваха, уймись, а?
(Ваха перешел на шепот).
2РАНЕНЫЙ:   Слушай меня. Это генерал… тот самый… молодуху зарезал который, ты сам говорил.
МЕДСЕСТРА: Ваха, сейчас отправлю  тебя на сончас.
2РАНЕНЫЙ:  Сижу,  сижу тихо.
(Пошла лирическая сцена из «Отелло»…  Медсестра вышла в комнату к раненому летчику.   Поправила постель, наклонилась к его забинтованному лицу, на котором видны лишь воспаленные глаза. Он что-то пытается говорить, сестра закивала головой, погладила его по руке и вышла).   
1РАНЕНЫЙ: Спасибо вам... И лекарств никаких не  надо. Мы тут письма приготовили своим. Серега -  вот записку для жены…  Вот еще ребята передали.
РАШЕЛЬ: Давайте письма.  А если кому что-то передать надо, навестить родных в городе, в деревне - давайте адреса, мы сейчас в свою книгу запишем. У нас эта связь налажена, и все просьбы неукоснительно выполняются…
 (Идет передача писем, записываются адреса. С подносом, на котором аккуратно стоят маленькие лабораторные стаканчики со спиртом, вошел военврач)…
ВОЕНВРАЧ:  Товарищи артисты, давайте спиртику с дороги, для настроения.
ПЬЕРО: Да мы, вроде, при исполнении. Нельзя.
МАЭСТРО: Это ничего. Я разрешаю.
 (Актеры разбирают стаканчики)
ВОЕНВРАЧ:  И еще, простите, ради бога. Там, в комнате, лежит, я вам говорил,   обожженный, умирающий летчик. Его самолет сбили  над нашим лесом. Он просит, чтобы вы  для него спели. Ему 23 года.
(Маэстро  посмотрел на Катю и Рашель).
МАЭСТРО: Пойдете вы, Катя и Рашель.
КАТЯ: Я?  Я не смогу.  Он умирает. Мне страшно… Здесь  песни, жизнь, а он…  Как можно петь!  Нет, нет, нет. Не  могу, не могу, не могу.
РАШЕЛЬ:   Он просил. Мы должны пойти, Катя.  Будем петь и играть. Только для него, для него одного, ты меня слышишь?
 (Берет гитару).
КАТЯ: Не надо гитару.
(Обе  актрисы  вошли к раненому летчику… С усилием, прерывисто он произносит слова).
ЛЕТЧИК:  Не плачь... пой...пожалуйста…
(Рашель и Катя поют, сдерживая слезы).
                В горнице моей светло
Это от ночной звезды
Матушка возьмет ведро 
Молча, принесет воды.    .
 

Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день
 
Буду поливать цветы
Думать о своей судьбе
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе
 
В горнице моей светло
Это от ночной звезды
Матушка возьмет ведро   
Молча, принесет воды.

          (Слышны раскаты артиллерии).
КАТЯ:  Смотри, затих. Уснул. Как хорошо.
РАШЕЛЬ:  Да.
(У Рашель перехватило дыхание. Она поняла, что летчик умер).
Уснул… Идем на цыпочках, тихо.
(Катя и Рашель вышли. К постели летчика вновь пришла медсестра, долго стояла и, горько покачав головой и перекрестившись,  закрыла умершему глаза… Раскаты артиллерии повторились. Военврач встревожился). 
 ВОЕНВРАЧ:  Скажите, когда пойдет ваш последний номер?
МАЭСТРО: Случилось что?
ВОЕНВРАЧ: Вам надо вернуться на свою базу. Немцы активизировались, слышите?
 (Совсем близко раздался гул самолета).
Это самолет… Они давно охотятся за нашим госпиталем, в третий раз уже перебазируемся. Сестра! Сестра!
МЕДСЕСТРА: Здесь я.
МАЭСТРО:Так что? Эвакуация?!
ВОЕНВРАЧ:  Надо быстро! Вам надо сниматься и ехать! А нам еще раненых лежачих выносить!
МАЭСТРО: Мы поможем вам, у нас и грузовик есть!
       (Самолет ревел  уже над госпиталем. Бомба упала совсем близко.  Раздался взрыв и снег вокруг стал черным).
ВОЕНВРАЧ: Вы слышали, что я сказал?! Это приказ военного врача. Вы у меня в госпитале.
КАТЯ:  Мы без вас с места не сойдем.
 МАЭСТРО:  Что же это? Бросить раненых!
РАШЕЛЬ:  Господи, это ж нелюди - по раненым бить!
КАТЯ: Чего болтать, грузим!
 (Катя и Рашель бросаются к раненым)
МЕДСЕСТРА: Погодите, родные мои! Парня -  то нашего, летчика…уснул он …нельзя тут оставить.
МАЭСТРО:  Отелло, помоги сестре с летчиком. Сержант,  заводите пока машину.
                (Сержант-шофер выбежал на улицу к машине).
ВОЕНВРАЧ:  Выносим тяжелых, остальные как-нибудь сами. Воды надо с собой, хотя бы в две эти канистры. В  овраге, в двух шагах отсюда бьет ключ, пока не замерз.
РАШЕЛЬ: Я  принесу  воды!
(Рашель перехватила канистры из рук военврача, выскочила из госпиталя и исчезла за деревьями).
(Из госпиталя выходят  раненые, кто-то идет сам, Катя и санитарка несут носилки с тяжелым раненым, за ними  Маэстро с тростью, он под руку ведет раненого с перевязанной рукой.  Пьеро и Отелло  несут носилки с летчиком. На плечах у них висят костюмы. Медсестра обхватила двумя руками коробку с медикаментами.  Ваха, с папиросой во рту,  проскакал на костылях,  остановился недалеко от машины и  торопится докурить бычок).
(Катя обернулась и увидела Ваху).
КАТЯ: Ваха, бросай курить! Иди к машине.  Я - за гитарой, только одну секунду подождите…
 (Кто-то перехватил у Кати носилки, и она вновь бросается к госпиталю).
МАЭСТРО: Катя! Вернись!
ОТЕЛЛО: Ваха, бросай свою отраву, иди, поднимем тебя в кузов.
ПЬЕРО: Давай, давай, Ваха…
(Ваха делает умоляющее лицо и показывает на недокуренный бычок… Вдруг в небе появился немецкий самолет… Оглушительный треск пулеметной очереди… С самолета стреляют по госпиталю. Пьеро остановился, он испуган - Катя еще не покинула госпиталь… Но вот она выбежала с гитарой в руке.
ПЬЕРО:   Катя! В машину! 
ОТЕЛЛО:   Заводи! Сержант!   Заводи! Катя, в машину!
(Пулеметная очередь взрывает снег рядом с бегущей Катей.  Маэстро что-то кричит. Отелло и Пьеро бросились к Кате.  Но  Пьеро  опередил Отелло и упал, закрыв Катю  собой.   Пьеро прошит пулеметной очередью. Маэстро, опираясь на трость, поспешил назад , но немного  не дошел до своих артистов. Самолет вышел на новый виток. Закрыв голову руками, Маэстро упал в снег).
ОТЕЛЛО: Пьеро! Пьеро!
 (Отелло упал рядом с Пьеро и перевернул его на спину. Пьеро убит… Катя, зажмурившись, зарылась лицом в снег.  Самолет вновь зашел над госпиталем, теперь мина попала точно в цель. Это был чудовищный взрыв!  Госпиталь взлетел на воздух. Все, кто остался жив,  видели, как в черном дыму  подскочила сумка с письмами раненых и, как письма разлетаются по сугробам… Еще взрыв! Мина попала в раненых, так и не успевших дойти до машины. Какое-то время стоит черный дым. Самолет ушел…все стихло. Дым оседает. Разбит госпиталь, убиты раненые. Один только Ваха, опираясь на костыль, стоит неподалеку  с белым опрокинутым лицом, из ушей его течет кровь.   Маэстро, сжав голову руками и покачиваясь, встает. Он видит Рашель. Она  только что  поднялась из оврага, где набрала ключевой воды.  Рашель раздвоилась в его глазах и  замерла с канистрами в руках).
МАЭСТРО:  Рашель… Слава богу, ты жива… Слава богу… Рашель.
РАШЕЛЬ:   Что же это, Маэстро? Госпиталь…Что же, все раненые? И врач?...
(Рашель внимательно присмотрелась к Маэстро).
Господи, Маэстро, у вас кровь… Уши! Рашель поставила канистры с водой и бросилась к Маэстро, сняла платок и стала вытирать кровь.
 МАЭСТРО: Это контузия. Спасибо, Рашель… твои руки… теплые… спасибо. Смотри, Ваха тоже контужен, помоги ему.
(Рашель подошла к Вахе,  вытерла кровь с его лица и усадила в снег).
РАШЕЛЬ: Надо тампоны в уши, остановить кровь.
МАЭСТРО: Да, да, найдем… А  где же ребятки, Рашель?   
 (Рашель и Маэстро огляделись.  В куче обломков они увидели Катю, она сидела, закрыв лицо руками,  и вздрагивала.  Рашель подбежала к ней, за нею поспешил Маэстро. Возле убитого Пьеро прямо на снегу сидел  Отелло. Он еще не верил в смерть друга).
КАТЯ: Я жива, цела и невредима,… цела и невредима.  Пьеро закрыл меня собой. Он закрыл меня собой…
(У Кати началась истерика).
МАЭСТРО: Катя, Катя, никто не виноват, никто… Вставай,  милая… Надо похоронить всех по-человечески.
РАШЕЛЬ: Пьеро…Пьеро…
(Рашель присела к Кате и обняла ее. Катя долго не может успокоиться. На костылях подошел Ваха, в руке у него тетрадный треугольник).
ВАХА: Вот еще…  письма  раненых разлетелись…
МАЭСТРО: Соберите все, потом разберемся… Отелло… ребятки, пора…
ВАХА: Я с вами пойду, братья.
(Маэстро подошел к Вахе и обнял его за плечи).
МАЭСТРО:  Нет, брат, пойдешь с нами до ближайшего села, там останешься, пока не встанешь на ноги… Ребятки, могилу копаем одну на всех, земля стылая… пусть простят нас.

Партизанская война продолжается… Актеры  дают концерты. Все в плащ-палатках с капюшонами, измученные и продрогшие они идут  по войне).
  ОТЕЛЛО: Эти стихи я посвятил моему другу детства, моему партнеру и прекрасному артисту Михаилу Мещерскому-Пьеро. Артист Михаил Мещерский погиб, выполняя свой долг, на боевом посту. 
Я буду мстить врагу за все:
За смерть отцов,
За плач детей…
Нет кары праведней, чем смерть
Для палачей.
Я буду мстить врагу всегда:
 При свете дня
В тиши ночей.
Нет кары праведней, чем смерть
Для палачей.
Я буду мстить врагу везде:
И в воздухе
И средь полей…
Нет кары праведней, чем смерть
Для палачей.
Я буду мстить врагу во всем,
Я предъявляю грозный счет
Я буду бить врага штыком,
Я буду бить врага стихом –
Враг от расплаты не уйдет!


 
   железная дорога
Действующие лица: оберст Остер,  штандартенфюрер, полицай,  немецкие  солдаты; Алекс, Анна, капитан, рядовой.
(Снежная вьюга. Остановился поезд. Впереди взорванные рельсы. Над поездом клубы пара.  У  вагона, оставшиеся в живых, только что прибывшие в Россию немецкие солдаты. Они громко кричат, пытаются вытащить  раненых и мертвых из упавшего, искореженного вагона.   Два офицера,  не скрывая тревоги,  передвигаются вдоль  вагона -  туда и обратно, отдавая солдатам распоряжения).
ОБЕРСТ ОСТЕР : Не трогайте ту часть вагона, вас придавит! Мы сможем освободить их, когда прибудет техника. Выносите отсюда, с этой стороны, и кладите их ближе к краю насыпи!.. Уносите, уносите дальше от состава! Чертовы партизаны!
(Штандартенфюрер стоит рядом и смотрит на раненых, сидящих у насыпи. Смотрит на мертвых, совсем молоденьких, почти мальчиков, солдат. Их  кладут тесно друг к другу у самого края насыпи.  Он насчитал уже более 30-ти человек, но мертвые все прибывают).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Это последний призыв. Больше рейх не сможет организовать мобилизацию… Мальчишки, так и не побывавшие в бою.   
 ОБЕРСТ ОСТЕР:  Партизанская «рельсовая война» не  идет на убыль. Посмотрите, что они делают!   На операции по их уничтожению   выдвинуты несколько групп абвера. И потери у  них значительные, но партизаны   снова и снова посылают людей. И взрывают, взрывают, варвары!
(Оберст Остер решил дать передышку солдатам).
Всем  строиться!
(Строй из 12-ти солдат замер перед офицерами).
Объявляю передышку 10 минут…  Поезд уничтожен и, к сожалению, все ваши офицеры погибли и пока мы – я и штандартенфюрер - будем  с вами до новых распоряжений командования.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР:   Солдаты!  Во имя нашей борьбы мы должны культивировать беспощадность, так сказал фюрер. Любой немец по своим биологическим данным неизмеримо выше любого другого человека.   
(Штандартенфюрер сделал широкий жест рукой)
  Вы вступили на  землю варваров! Я доношу до вас приказ фюрера - не брать в плен этих коварных и жестоких выродков. Не щадить ни женщин, ни детей.
(Солдаты уставшие, замерзшие, кто-то в разорванной и обожженной щинели, в пилотках и без них нестройно прокричали «Хайль, Гитлер». И штандартенфюрер, с безнадежным отчаянием, повернулся к Остеру. Солдаты закурили сигареты, кто-то отхлебывал из фляжки, кто-то  достал из кармана открытки, где сняты немецкие обнаженные женщины,    лежащие на снегу в знак солидарности с солдатами).
 ( К штандартенфюреру подбежал полицай).
ПОЛИЦАЙ: Господин офицер, на второй путь через 20 минут прибывает еще один эшелон  с оружием.  Пути проверены, все чисто.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Гут.
 ОБЕРСТ ОСТЕР: Штандартенфюрер, все равно надо усилить охранение моторизованной группой.
(Полицай стоял и ждал приказа)
ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Доставить пулеметы..
     (Полицай бросился в конец перрона, чтобы передать приказ… За насыпью железной дороги, в овраге, сосредоточилась группа партизан - Алекс, Анна, капитан, рядовой).
КАПИТАН: Алекс, может быть, вы передумаете? Слишком опасно, отходить сложно.
АЛЕКС: Нет. Буду тянуть время сколько смогу. Идите. С нами Бог.
(Группа уходит по оврагу. Алекс, выждав некоторое время,  достал  жестяной рупор и начал кричать в него по-немецки).
Немецкие солдаты! Вас обманули! Вас привезли сюда умирать!  Ваши жены и матери, ваши сестры и ваши дети уже никогда не увидят вас! Зачем вы пришли в чужую страну?  Убивать ни в чем неповинных людей?  На ваших пряжках написано: С нами Бог! Но где - же ваш  Бог? Вы забыли заповедь: Не убий!  Грех, который вы совершаете, не посилен для человека! Вы будете наказаны смертью!
(Солдаты, услышав  Алекса, разом все заговорили, заволновались, показывая в сторону оврага,  откуда был  слышен голос. Все встали, и открытки  с обнаженными  немками упали  в снег).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР:   Партизаны. Они здесь, по эту сторону дороги, значит, не ушли. Гут, гут.
(На небольшой платформе немцы подкатили пулемет).
 ОБЕРСТ ОСТЕР: Шнелл! Машиненгевер!  Стрелять на голос!
(Застрекотал пулемет, в сторону Алекса летят пули, комья мерзлой земли и льда).
АЛЕКС: За преступления вы будете наказаны смертью! И ваши дети плюнут на ваши могилы! Или вы забыли? -  «Поднявший меч от меча и погибнет!».
ОБЕРСТ ОСТЕР: В право, в право, давай! Он за деревом!
(Снова  затрещал пулемет,  стрельба длится еще дольше. Пуля попала Алексу в ногу, но прошла по косой, и чувство было такое, будто икру ноги сильно обожгло крапивой. Алекс набрал  воздух в легкие).
АЛЕКС: Немецкие солдаты! Возвращайтесь  в Германию,  ваш дом там, где течет Рейн, там, где ждет вас ваша земля, ваши книги, ваши матери и отцы! Стреляйте в тех, кто заставил вас убивать!
(Пулемет захрипел с новой силой. Сквозь шквал огня, прячась за стволом дерева, Алекс продолжает кричать в примерзающий к губам рупор):
Фюрер заботится о вас! По его приказу,  в смертельный холод, вы должны укутывать  ноги  газетами! Но это не спасет вас!   Ненависть и мороз буду преследовать вас, пока не убьют! Уходите домой!
(Дерево расщеплено огнем,  оно плохо скрывает Алекса.  Под пулеметным огнем Алекс падает  в овраг. Все стихло).
ОБЕРСТ ОСТЕР:  Аллес.  Генуг. Конец.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Как вы думаете, почему они не отвечали, не стреляли? Сколько их там? Тот, что устроил пропаганду, прекрасно владеет немецким. Не всякий немец способен высказать подобные мысли. «Дети плюнут на ваши могилы» - это сильно.
 ОБЕРСТ ОСТЕР: Надо пойти туда
  (Он делает знак солдатам идти к оврагу. Вместе с солдатами он осторожно спускается в снежный ров.  Алекс в немецкой форме, с рупором в застывшей руке, лежит навзничь, снег вокруг его головы красный. Оберст Остер ошеломлен.).
 ОБЕРСТ ОСТЕР:  Это…оберлейтенант?
 (Раздался нетерпеливый голос штандартенфюрера).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Ну, что там?
 ОБЕРСТ ОСТЕР: Здесь  нет партизан!  Есть оберлейтенант. Один! Вы будете удивлены! Спускайтесь.
(Штандартенфюрер, увязая в снегу, спустился в овраг и вгляделся в лицо Алекса).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Ну, что обер-лейтенант? Кончилась ваша партизанская карьера?. А мы скорбели о вас, Алекс. Прочили вас в разведаппарат, в Берлин.  Как оказалось – напрасно.
 ОБЕРСТ ОСТЕР:  Сдох, как собака.
(Молоденькие солдаты о чем-то тревожно переговариваются… Оберст Остер поднял пару пропагандистских открыток, взглянул и усмехнувшись, бросил… И вдруг,  где-то на железной дороге грянул новый взрыв. Огненное зарево охватило небо.  Солдаты испуганно замерли   опять разом заговорили).
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Второй состав подорван… 
(Он оглянулся в сторону Алекса).
 Иуда.
 ОБЕРСТ ОСТЕР:  Черт, можно было бы догадаться.
 ШТАНДАРТЕНФЮРЕР: Да, это был отвлекающий маневр. Такую операцию мог придумать только лингвист. Вместо оружия – слова…
ОБЕРСТ ОСТЕР:  А вы, ведь заслушались все. «Поднявший меч от меча и погибнет?». Так? ... За работу.
(Оставив всех в недоумении, оберст Остер  резко развернулся и пошел прочь. За ним поспешил штандартенфюрер…Грохот, суета, грохот – это какой-то поврежденный вагон двигается назад… Когда  железнодорожный  путь опустел, в овраг вернулись Анна, капитан, майор и рядовой. Алекс лежал там же…).
АННА: Алекс, Алекс…
КАПИТАН: Он и не пытался уйти.
(Анна наклоняется к Алексу).
АННА:  Пульса нет…. Постойте – ка. Дышит или мне  почудилось?… Он дышит еле-еле. МАЙОР: Мне кажется тоже… Дыхание есть… только слабое.
АННА: Он жив, жив!
КАПИТАН: Как бы ни было, здесь его не оставим, давайте скорее лапник драть.
(Анна перевязала Алексу голову и занялась его ногой. Майор, капитан и рядовой мастерят волокушу из еловых лап.  Вдруг Анна заметила  на снегу, принесенную ветром в овраг открытку и подняла ее).
АННА:  А это откуда здесь?
КАПИТАН: Фотооткрытки. Сделаны красиво, немецкие женщины лежат, будто бы, в наших снегах, показывают, что они, вместе  с  армией, готовы  переносить  морозы. МАЙОР: Дешевая фашистская пропаганда.
АННА:  Ах, ты боже мой, Алекс… немец ты наш, родненький..
(Алекса кладут на хвойную волокушу,  и  вскоре  вся процессия исчезла в пуще).

 партизанский штаб
Действующие лица:Маэстро, Рашель, Катя, Алекс (опирается на костыль),   Отелло, трое новых артистов.
(Прошли зима и весна… Наступил июнь 1944 года. В штабе партизанских соединений у радиоприемника Алекс крутит тумблер и готовится записывать сводки. Весь стол завален  театральным реквизитом. Катя и Рашель делают  театральные полумаски, им помогают еще трое новых артистов. Отелло во дворе рубит  сухие ветки на костер и что-то бормочет, сочиняет стихи).
КАТЯ: Отелло что-то опять сочиняет, бубнит с утра.
РАШЕЛЬ: Алекс, Совинформбюро еще только через 10 минут. Давайте, пока нет сводок,  музыку поймаем.
МАЭСТРО:  Идея правильная, девочки.  Нам надо пополнять репертуар, записывать слова  песен с радио, а мелодию запоминать. Вам это не сложно.
(На волнах радио звучит Вертинский: «В бананово-лимонном Сингапуре…»)
КАТЯ:  Вертинский!
РАШЕЛЬ: Мы же пели, помните, в казино…
 МАЭСТРО: Ничего не скажешь -  патриотическая песнь! В партизанских отрядах, девочки, она будет пользоваться особой популярностью.
АЛЕКС: А мне нравится, пахнет  Серебряным веком, терпко, изысканно.
РАШЕЛЬ:  Вертинский! Теперь и  он вернулся в Россию. Подумать только,  с набеленным лицом, ярко накрашенными губами  тоже, как мы,  дает концерты на фронтах,  поет солдатам свои печальные   грациозные песни. Сегодня  в это трудно поверить.
КАТЯ: Как бы радовался Пьеро, если бы узнал, что Вертинский вернулся в Россию. Рашель, в театре Мишу Мещерского все звали Пьеро из-за Вертинского. Он его обожал, с детства подражал ему, пел все его песни.
(Рашель подошла и обняла Катю за плечи. Новое пополнение артистов сочувственно глядит на Катю).
РАШЕЛЬ: Катюша, а я думала,  его зовут  Пьеро, потому, что он беззаветно любил свою Коломбину.
( Вошел разгоряченный работой Отелло)
ОТЕЛЛО: О! Вертинский поет. Это же, почти,  Пьеро.
(Неожиданно его взгляд   остановился на маске  в руках у Кати. Отелло  набросил на себя черный плащ,  забрал у девушки маску и надел ее. Теперь это был  Вертинский – Пьеро. Отелло поет вместе с Вертинским полную юмора и  грустной иронии песенку. Катя и Рашель  тоже надели маски, к ним присединились новички. Все они танцуют импровизированное танго. Это  танго дань памяти другу и артисту.
А.Вертинский. Танго «Магнолия»
В бананово - лимонном Сингапуре, в бури
Когда поет и плачет океан
И гонит в ослепительной лазури
Птиц дальний караван…
В бананово – лимонном Сингапуре, в бури
Когда у вас на сердце тишина,
Вы брови темно-синие нахмурив
Тоскуете одна.
Там-там….
И нежно вспоминая
Иное небо мая,               
Слова мои, и ласки, и меня.
Вы плачете Иветта,
Что наша песня спета,
А сердце не согрето
Без любви огня.

(Вступают    актрисы тоже в масках) .
И сладко замирая
От криков попугая,
Как дикая магнолия в цвету,
Вы плачете Иветта,
Что песня не допета,
Что это лето где-то
Унеслось в мечту!
Там-там….
( Маэстро не прерывает актеров. С любовью он наблюдает за своей маленькой труппой. Алекс с нежной грустью смотрит на Рашель. Все счастливы.  Музыка еще звучит,  все красиво: и актриса на желтой шкуре, и солнечный луч, и цветные перья на шляпе  реквизита). 
МАЭСТРО:   Вот знаете, за что я вас, актеров, люблю?  Война, потоп, кара небесная, у вас над ухом  снаряды рвутся – это все вам не  важно! Важно Вертинский, Гамлет, Моцарт...
АЛЕКС: И Пушкин: «Вас мало избранных, счастливцев праздных…».
КАТЯ: Нас! Нас мало, Алекс!
РАШЕЛЬ:   Не думаю, что в пуще или на фронте хотят слушать  только патриотические   песни.   Нужны и такие, что напоминают о  мирном счастье…
НОВАЯ АКТРИСА:  Ну, просто… о цветах, о  любимых глазах.
ОТЕЛЛО:  О розах и соловьях…
КАТЯ:   Да! О розах и соловьях! 
(Вдруг все замолчали… Где-то высоко-высоко, беспрерывно гудят самолеты.  Все прислушались).
МАЭСТРО:  Странный звук у самолетов, вы слышите? Низкий, густой…
АЛЕКС: Маэстро, это не немецкие самолеты, я знаю.
РАШЕЛЬ: Значит это наши самолеты?
(Входят  майор, капитан и рядовой).
МАЙОР: Что затихли? Это наши тяжелогруженые бомбовозы. Они, родные, летят на запад. Фронт приближается к нам.
КАТЯ: Слава богу за все.  Слава богу.
МАЭСТРО: Чувствую, есть новости, майор. Не томите. 
МАЙОР:  Не поверите,  и смех и  грех. Разведчики установили, что в немецкие гарнизоны проник слух, будто в наших партизанских районах гастролирует Московский военный ансамбль песни и пляски. Якобы сбросили его в пущу на парашютах, и все артисты - с оружием. Ансамбль будто-бы сопровождает в гастролях высокое партизанское начальство.
НОВАЯ АКТРИСА: Вот. И нам тоже надо оружие выдать.
КАПИТАН: Пожалу й. В самом деле, могут  окружить, уничтожить или взять в плен. Можно даже  ожидать повторной блокады Налибокской пущи.
 МАЭСТРО: Вот, ребятки, и прославились.
ОТЕЛЛО: Ничего, все верно, пусть гады боятся.
АЛЕКС: Не сунутся они. Бегут из пущи. Хотя затравленный зверь  еще опаснее.
 МАЙОР: Капитан, проверьте боевое охранение.
КАПИТАН: Есть.
(Капитан вышел из штаба вместе с рядовым. Все говорят о летящих самолетах. Алекс, сидящий у радио, замахал руками).
 АЛЕКС: Тихо, слушаем. Москва.
(Москва начинает передавать сводку Совинформбюро).
ГОЛОС РАДИО: « Внимание. Говорит Москва. От Советского Информбюро. 28 июня штурмом взят Могилев. 29 июня после трехдневных ожесточенных боев освобожден Бобруйск. За пять дней войска 1-го и 2-го Белорусских фронтов, нанося сокрушительные удары по вражеским войскам, продвинулись вперед на 110 километров. Красная Армия стремительно рвется к Минску и, не смотря на ожесточенное сопротивление противника, с каждым днем, с каждым часом все ближе и ближе подходит к столице родной Белоруссии. Восточнее Минска нашими войсками окружена 100 тысячная группировка противника, 5 вражеских дивизий попали в «котел», занято более шестисот населенных пунктов».
МАЭСТРО: Ну, вот и сдвинулось, теперь покатится -  не остановить.
АЛЕКС:   А вот теперь мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям. Немецкие части, попавшие в окружение, будут стремиться на запад. Дороги все,  несомненно, перекрыты, а потому не исключено, что они попытаются пройти через пущу.
 МАЙОР:  Алекс прав. Я предупреждаю всех,  никто не должен расставаться с оружием.   
ГОЛОС РАДИО: «2 июля конно-механизированная группа 1-го Белорусского фронта под командованием генерала Плиева обошла Минск и заняла Столбцы, Несвиж, Городею, перерезав железнодорожную линию Минск — Барановичи и преградив, таким образом, основной путь, по которому противник мог отходить на юго-запад. Победа будет за нами».
МАЙОР: Все, товарищи. Это прорыв. Это сигнал. Сегодня ночью партизаны нашей кавалерийской бригады соединятся с частями генерала Плиева и пойдут дальше с армией.
КАТЯ: А мы?
 МАЙОР:  Вы будете давать концерты в действующей армии. А мы   будем  вести разведку,  чтобы  быть готовыми к встрече с отступающим врагом. Будем вас охранять, местность прочесывать вокруг. Готовимся к переходу, бойцы.
(Издалека постоянно доносится глухой гул. Иногда очень ясно слышны звуки зениток, отдельные взрывы. В штаб вернулся капитан).
МАЭСТРО: Капитан,  это же наши  зенитки  гремят.
КАПИТАН: Наши, никакого сомнения.
МАЙОР: Фронт совсем рядом. Завтра выдвигаемся,  прощайтесь с партизанской жизнью, с лесом.
(Все помолчали, послушали зенитки. Потом вышли из штаба. Рашель подала Алексу костыль, и  они тоже направились к выходу.
КАТЯ: Хочу на прощание огромный букет полевых цветов… И, чтобы он всю ночь благоухал.
ОТЕЛЛО: Я знаю, где  ромашки еще не отцвели. Пойдем?
КАТЯ: Алекс, Рашель, вы с нами?
АЛЕКС: Мы к озеру… Да, Рашель?
РАШЕЛЬ: Можно и к озеру.
МАЙОР: Пусть молодежь гуляет. А вас, Маэстро, я попрошу  составить компанию дежурному. Мы с капитаном проводим Анну в поселок.
РАШЕЛЬ: Как, Анна, вы уже уходите?
(Все окружили Анну. Прощаются, обнимают, вытирают слезы).
АННА: Да, слава богу, можно идти домой, готовить школу к сентябрю. Что ж, прощайте, мои дорогие. Помоги вам бог скорее оказаться дома.
 МАЭСТРО: Родной вы наш человечек, всегда, вечно будем вас вспоминать.
МАЙОР: Погодите-ка. У нас же фотоаппарат есть.
(Майор вернулся в штаб и вышел с фотокамерой).
АННА: Не забывайте, что в леднике для вас молоко и сметана. Позавтракайте утром.
(Рашель и Катя еще и еще обнимают Анну).
МАЙОР: Давайте-ка, на вечную память… Падаем все на траву!
(Вся группа живописно устроилась на траве. Майор сделал снимок. Потом Отелло взял фотаппарат, и майор занял место Отелло. Рашель и Алекс сидят рядом, и Алекс, как всегда,  смотрит на Рашель).
ОТЕЛЛО: Ну, вот. Алекс выйдет с повернутой головой. На меня надо смотреть. Давайте, я вас отдельно сниму. Вставайте вдвоем, вон туда, под сосну.
 (Алекс и Рашель встали у сосны. Алекс одной рукой оперся на костыль, а другой крепко прижал Рашель к себе… Наконец, все распрощались окончательно. Анна, майор и капитан скрылись в пуще).
РЯДОВОЙ: Маэстро, а нам в караул.
КАТЯ: А мы за цветами.
РАШЕЛЬ: Прощай,  пуща. Теперь к тебе, наконец,  вернутся птицы.
 (Все расходятся в разные стороны).
АЛЕКС: Еще долго пуща будет залечивать свои раны.
РАШЕЛЬ:  А мы свои… Завтра в действующую армию. Как-то все будет…
АЛЕКС: Пока будем вместе двигаться, майор обещал. Не может быть, чтобы это был наш последний вечер… Все будет хорошо, Рашель. А вон и озеро. 
РАШЕЛЬ: Далеко все-таки до озера. Не мне далеко -  тебе. С костылем тяжело идти.
 АЛЕКС: Ничего подобного. С костылем еще быстрее - три ноги. Или мне не идет костыль?
РАШЕЛЬ: Тебе очень, очень идет этот милый костыль…
(Они долго спускаются к озеру, сидят на берегу, любуясь закатом… стемнело и появились первые звезды. )
Знаешь, Алекс, я поняла,  для чего космос такой непостижимый, такой необъятный, вечный.
АЛЕКС: Именно для чего космос такой непостижимый? А не почему?
РАШЕЛЬ: Именно для чего. Для того, чтобы всем душам, которые  ушли  - Пьеро,  моим друзьям по театру и всем, кто убит на этой войне, и всем нам… чтобы всем душам хватило места в  вечности… Нам пора.
(Рашель подала Алексу костыль и они отправились в обратный путь)
АЛЕКС:  Какое небо. Звезды  говорят стихами.
   «Все души милых на высоких звездах.
             Как хорошо, что некого терять.
             И можно плакать. Царскосельский воздух
Был создан, чтобы песни повторять.
РАШЕЛЬ:    Здесь столько лир повешено на ветки,
       Но и мое как - будто место есть.
       А этот дождик, солнечный и редкий,
        Мне утешенье и благая весть».

АЛЕКС:  Один куплет пропустили.
 (Алекс неожиданно бросил костыль и обнял Рашель).
РАШЕЛЬ: Алекс, ты  какой-то  удивительно идеальный.  Так не бывает… Мою любимую Анну Ахматову наизусть…  так не бывает.
(Алекс бросил костыль в траву)
 Твой костыль… Алекс, ты упадешь сейчас.
 АЛЕКС: А я и хочу упасть…
 
 
 баня
Действующие лица:  Маэстро, Рашель, Катя,  Отелло.
Майор артиллерии, 1боец, 2 боец, массовка.
(Действующая армия. Идет концерт. На грузовике-сцене Отелло и Рашель в платье, подаренном Алексом).
Звучит песня из репертуара Эдит и Леонида Утесовых).
«Парень с девушкой гулял»
ОТЕЛЛО:   Парень с девушкой гулял
                ВрощенадМосквойрекой
                Парень девушку обнял
                Нежно левою рукой.
РАШЕЛЬ: Ты ошибся, дорогой
                Она парню шепчет
                Милый, славный, дорогой
                Правой обними рукой
                Да покрепче…   
               
(Бойцы  аплодируют, руки тянутся к певице, ее заваливают букетами полевых цветов. Со сцены ее снимают с десяток рук).
1 БОЕЦ:   Простите, что мы не «при параде», четыре недели в бою…
2 БОЕЦ:   Какое счастье видеть  такую девушку…в таком… платье.
(На поляну входит  майор  артиллерии, направляется к группе артистов  и  Маэстро).
МАЙОР: Товарищи артисты, мы в затруднении… Бойцы месяц были в окопах, и  как раз сегодня у них несколько часов отдыха. Сегодня утром  — до вашего приезда у нас тут было довольно жарко. На нас вышли около ста немцев, бегут на запад группами.  Несколько часов длилась перестрелка. Но мы перерезали им путь.  Такие истории у нас теперь часты. Спим, не раздеваясь,  и даже сапоги не снимаем. Можете понять, как бойцы мечтают о бане?  И баня-то уже натоплена, а тут ваш концерт. Командование распорядилось культурно обслужить бойцов, а нас, как всегда, не спросило. Что делать? Времени в обрез.  Немцы могут появиться неожиданно, бродят, как волки. Можем позволить себе только одно мероприятие – или баня или концерт…
 МАЭСТРО:  А нельзя ли это  дело  соединить?
МАЙОР:   Это было бы идеально! Но… ведь  у вас есть женщины. Как им в баню-то с бойцами?  А, может быть, можно обойтись  без женщин??
МАЭСТРО:  Надо подумать.
МАЙОР:    Вот за это спасибо. Значит… Баня!!! Сейчас живо дам команду. Бойцы - за мной!
   (Солдатики неохотно расстаются с Рашель и бредут за  майором).
 МАЭСТРО:   Как быть-то? Жаль не услышат женский вокал, все женские номера  выпадают.
РАШЕЛЬ: Я так понимаю, все летит прахом из-за нас?  А почему  нас никто не спрашивает?!
ОТЕЛЛО: Так ведь тут баня!
КАТЯ: И что? Мы мужиков, что ли не видали?
МАЭСТРО: Поймите! Ба-ня. Они там моются.
КАТЯ: Ну и что? А врачи, сестры, санитарки! Они что не женщины? Они на посту.
РАШЕЛЬ: И мы тоже.... на посту. А потом, если разобраться -  все условно…
МАЭСТРО:  Была - не была! Пошли.
(Актрисы решительно двинулись следом за Маэстро).
МАЭСТРО: Вы, что же? В одежде в баню собрались?
РАШЕЛЬ: Раздеваться!?
МАЭСТРО: А вы думали?
РАШЕЛЬ:  Но… может быть…  Я  думаю, там простыни есть?
(У бани всех встретил майор)
МАЙОР: Ну, девчонки, вы отчаянные. Просто боевые! А простыней нет…
КАТЯ: Ничего себе…
МАЙОР: Но полотенца есть. Всех оденем. За мной.
 (Майор скрылся в бане. Артисты вошли следом. Отеллло втащил баян. Раздался оглушительный визг и смех… Наконец все устаканились, обернутые полотенцами).
БОЙЦЫ: Давай «Махорочку».
КАТЯ:  Господа артисты, заказ на «Махорочку».
(В бане стоит пар, мелькают веники, слышится кряканье, смех и аплодисменты).
ОТЕЛЛО:  «Махорочку» так «Махорочку».  Ого-го! Баян же ужарится тут.
  КАТЯ: Баян твой уже на ладан дышит.
РАШЕЛЬ: Вот пусть  и  он  попарится напоследок..
(Артисты  исполнили «Махорочку». Потом что-то сумасшедшее,  игровое… Из бани все переместились наружу. Бойцы и артисты выскакивают из пара, падают  на траву, обливаются  ледяной водой из бочки или несутся к речке).
1БОЕЦ:  Вот это баня!»
2  БОЕЦ:   Вот это артисты!
(Теперь все лежат на молодой травке)
МАЙОР: Товарищи бойцы, не расслабляться.  Надеюсь, артистов без ужина мы не отпустим 
1 БОЕЦ:  Сейчас костерок соорудим.
 МАЭСТРО: А как же концерт? Это все?
МАЙОР:  Так опять соединим. Ужин с концертом.  Война и мир, куда денешься?
РАШЕЛЬ:  Мы  идем за ветками лес.  Кто со мной? Катя?
БОЙЦЫ: Мы. Готовы помочь.
 (Бойцы  бродят за Рашель, как привязанные).
КАТЯ: Рашель, украдут тебя у Алекса эти разведчики, точно украдут. Без Алекса тебе опасно выезжать на гастроли.
РАШЕЛЬ: Катюша, я очень без него скучаю. Но пока Алекс не встанет на обе ноги,  и речи не может быть. Ты же знаешь. 
МАЙОР:   С дровами нет проблем, если только прогуляться  хотите. Но далеко в лес не углубляйтесь, мало ли… Линия фронта  близко.
КАТЯ:  А что… может долететь…это.
МАЙОР: Может и долететь…
РАШЕЛЬ: Я лучше останусь, помогу с ужином. Давайте, где у вас посуда, я  накрою…
МАЙОР: Боец Митронин, помогите девушке с посудой.
1 БОЕЦ:  Есть.
(Боец подошел к Рашель, галантно взял ее под руку и подвел к палатке).
Третьего дня,  за тем лесом, видите?...  Отступающая немецкая группа  следы оставила…  Наши минеры без работы не сидят.
(Боец остановился и преданно заглянул в глаза Рашель).
РАШЕЛЬ:  А что же,  вы их не поймали?
2 БОЕЦ:  Поймаем.
КАТЯ:     А давайте  цветов нарвем! Кто со мной?
ОТЕЛЛО:   Я с тобой…
РАШЕЛЬ:  Катя, уже солнце садится, давай лучше ужин готовить.  Не ходите никуда.
1БОЕЦ:  Неужели мы артистов будем эксплуатировать - ужин заставим готовить?
(1 боец бросил ревнивый взгляд в сторону 2 бойца и Рашель,  они остановились у входа в палатку).
 Лучше посидите у костра пока, вы же  целый день без отдыха.
КАТЯ:  Вот и прогуляемся, подышим, цветов нарвем. Так и быть, Отелло. Пошли!
(Катя  побежала к лесу, Отелло – за ней).
(На поляне движение. Бойцы разжигают костер, носят дрова, ветки, ставят котелок. Принесли гитару. Рашель усадили на зеленый трон из хвойных лап. Маэстро с грустной улыбкой наблюдает, как стараются бойцы очаровать Рашель. Скоро сумерки… Кто-то перебирает струны гитары, актеры насвистывают мелодию).
( Катя и Отелло еще не вернулись, они бродят по лесу).
КАТЯ: Уже смеркается. Какой чудный лес. Война, а он живет, ползают жучки, букашки… А там, дальше, озеро. Господи, как все было прекрасно раньше…до войны. Как было все легко!   Я могла  вдруг постричься наголо, приехать, уехать  бог знает куда! Купаться в грозу, а  потом прибежать в заброшенный шалаш и… целоваться  до обморока..
ОТЕЛЛО: Незабудки…  вот, возьми.  Катюха, знаешь, я всю войну хотел  в армию попасть, чтобы в окопах быть, как полноценному солдату.  Понимаешь, надо воевать мужику. Ну, что песни, театр, когда все вокруг жизни кладут, как-то не по себе.
КАТЯ:  А ты забыл, как мы в бою были? А Пьеро? Пьеро погиб, как солдат.  Ты что, Отелло? Можно сказать, что мы  уже давно солдаты.   Музыка, стихи… Разве ты не видишь, как люди счастливы, когда мы приезжаем? У меня сердце разрывается: окопы, сырость, вши… должен же быть хоть какой-то луч света!?
ОТЕЛЛО:  Ты и есть луч света, Катюха…  Вот  тебе  еще незабудки… Музыка, стихи будут со мной всегда, что бы ни случилось, что бы я ни делал. Это навсегда.
КАТЯ: Прочти свои. Вчера ты что-то писал, я видела.
(Отелло сел на траву и сорвал какую-то травинку. Потом стал ее жевать… Катя ждет).
 ОТЕЛЛО:
Чернявые и русые,
Совсем еще безусые
Судьбою не балованы,
Губы не целованы.
Махорочкой дымили,
Матерно острили,
Лихо воевали,
Трусов презирали.
 А по ночам вздыхали:
 Маму вспоминали…
(Катя улыбается)
КАТЯ:   Мне нравятся твои стихи.
(Отелло смутился. Ему неловко говорить о своих стихах, он хочет отвлечь внимание Кати).
ОТЕЛЛО:  Смотри,    там  еще незабудки!
КАТЯ: Ну,  правда, замечательные стихи.
ОТЕЛЛО: Тебе смешно?
КАТЯ: Что ты!  Я  серьезно. Правда.. «Судьбою не балованы. Губы не целованы».
 (Катя нежно целует  Отелло в губы).
 Ты сочинил прекрасные стихи. Ты думаешь, я ничего не вижу? Ничего не понимаю? Но я не могла… ты ведь знал… потому, что Пьеро… 
ОТЕЛЛО: Пьеро любил тебя.
КАТЯ: Я знаю.
ОТЕЛЛО: А ты?
КАТЯ: Опять ревнуешь? Отелло…ты же все знаешь. Ты… очень хороший. Держи  незабудки. Давай поклянемся, что будем вместе и никогда не забудем нашу  войну.
ОТЕЛЛО: Катя…
КАТЯ:  Ой, смотри! Целое море незабудок…и там за пригорком.  Боже мой! Голубое море из незабудок.
 (Катя помчалась к цветам)
ОТЕЛЛО:  Катя… Там может быть опасно!
КАТЯ:  Ну, да! Минное поле!
ОТЕЛЛО:  Катя, постой! Катя!! Остановись!!!
(Отелло бросился вслед за Катей, она уже слетела с холма вниз).
   Катя! Катя! Катя!...
(Взрыв раздался, когда Отелло был на холме…
Тишина. Поют вечерние птицы. У ярко горящего огня бойцы и актеры.
 Все вскочили, когда услышали взрыв…Отелло вернулся один, в руке у него незабудки).
враги
Действующие лица: Русские: полковник артиллерии, его адъютант и два автоматчика, майроп артиллерии, капитан артиллерии, 2 солдатика, сержант, Рашель, Маэстро, Отелло, Алекс, образ Марлен. Немцы: офицер вермахта Андреас,  солдат вермахта Генрих;
(Гул подъехавшей машины. Со стороны дороги появляются полковник артиллерии с адъютантом и двумя автоматчиками. Следом  идут  Маэстро, Рашель, Отелло с аккордеоном и Алекс. Рашель должна петь на передовой, где рассосредоточены артиллерийские расчеты
АЛЕКС: Смотрите-ка, и сцена для вас готова.
(Алекс уже без костыля, но с тростью, в полевой солдатской форме).
МАЭСТРО: Бойцы удивятся, увидев такую концертную бригаду – два хромых сопровождающих и двое артистов.
ОТЕЛЛО: Но каких артистов!
 (В части оживление, бойцы уже привели себя в порядок и теперь с интересом наблюдают за прибывшими.  Майор  артиллерии оставил беседу с бойцами и  спешно подошел к виллису).
МАЙОР: Здравия желаю, товарищ полковник.
ПОЛКОВНИК: Здравия желаю, майор. Личный состав  к построению.
МАЙОР: Дивизион! Стройся побатарейно!
(Бойцы начали построение. За полторы минуты бойцы встали в две шеренги. Полковник прошел к середине шеренги и встал перед строем).
ПОЛКОВНИК: Бойцы! Немцы бегут. Белоруссия не является больше оккупированной территорией! Операция «Багратион» по освобождению Белоруссии набирает силу. Ваше участие в этой операции неоценимо. Сейчас у вас долгожданная передышка и мы привезли к вам артистов…
(Артисты стоят наготове. И вдруг, майор почувствовал, что внимание бойцов переключилось. Он посмотрел туда, куда, не поворачивая голов, скосили глаза  бойцы. Лицо майора изменилось. К шеренгам бежали двое, опоздавшие к построению молоденькие солдатики. Солдаты подбежали и остановились, как вкопанные. Полковник повернулся к майору).
Это что такое, майор?
МАЙОР: Опоздали к построению, товарищ полковник. Это новый набор, необтесались еще.  В бою ни разу не были.
ПОЛКОВНИК: Почему не слышали команды?
МАЙОР: Отвечайте. 
СОЛДАТИК1: Ходили на хутор. Мы с этого хутора… тут близко. Там сестра у меня, а у него никого… всех немцы убили.
СОЛДАТИК2: Думали, успеем…
МАЙОР: Встать в строй. Три наряда вне очереди. Каждому.
(Солдатики выдохнули и пошли к шеренге. Раздался спокойный и твердый голос полковника)
ПОЛКОВНИК: Какой, к черту, наряд, майор. Расстрелять перед строем. За нарушение воинской дисциплины.
(Строй замер. Солдатики окаменели. Артисты потрясены происходящим).
Майор! Вы что не слышите? Выполняйте.
(Майор смешался и  растерянно оглядел строй)
МАЙОР: Бойцы первый и … третий. Выйти из строя, бегом, взять оружие…
(Первый и третий вышли из строя и побежали к блиндажу).
РАШЕЛЬ:Что они делают?
(Рашель изумленно смотрит на Маэстро. Потом делает два шага вперед)
Послушайте! Что вы делаете…
(Маэстро и Алекс удержали Рашель за руки. Отелло сжал аккордеон… Первый и третий вышли из блиндажа с автоматами и медленно двинулись в сторону шеренги).
ПОЛКОВНИК: Майор, они что у вас, в штаны наложили?
МАЙОР: Выполнять! Живо!.. Опоздавшие, отойти в сторону! Встать!
(Солдатики встали рядом, все еще не веря в происходящее. Они переглянулись и с недоверием смотрели на первого и третьего).
МАЙОР: Первый и третий! Приготовились!...
(На лицах солдатиков появилось изумление)
Огонь!
 (Короткая очередь и солдатики упали…  Их маленькие  беззащитные фигурки, лежащие на траве, разрывали сердце… Солдаты столкнулись лицом к лицу с  непостижимой жестокостью и бесчеловечностью войны. Рашель освободила руки и пошла вперед).
МАЙОР: Убрать тела. Второй и четвертый, выполнять.
(Первый, третий, второй и четвертый, взяв за ноги и плечи тела, понесли их куда-то в овраг… Рашель шла вперед. Ее догнали Алекс и Маэстро, но она с силой выдернула руки и вновь пошла).
ПОЛКОВНИК: Бойцы! Войну можно выиграть соблюдая жесткую дисциплину! Жестоко? Да! Но  иначе никак. Это урок всем вам…  К вам сегодня приехала артистка, певица Рашель Погарская…
(Рашель подошла к полковнику, за ней -  Маэстро, Алекс и Отелло с аккордеоном. Рашель подошла почти вплотную к полковнику).
РАШЕЛЬ: Вы… послушайте… Вы… восточный деспот. Вы Газдрубал… язычник…это жестоко… такие, как вы совершали человеческие жертвоприношения… Вы не человек… вы…
ПОЛКОВНИК: Истеричка… дура… паникерша…
(Полковник выхватил трофейный парабеллум. Маэстро метнулся к Рашель и закрыл ее).
МАЭСТРО: Алекс, уведи ее… Товарищ полковник, это артистка… Поймите -  эмоциональность… нервы на взводе… она тоже была в переделках. Всю войну…  И потом, согласитесь, все это -  не для женских глаз… Простите ее.
(Алекс повел Рашель, крепко прижав ее к себе)
РАШЕЛЬ: Я не буду здесь петь… Я не могу… не могу…
(Полковник опустил парабеллум, постоял и, раздраженно махнув рукой, пошел в свой виллис, покачивая широкой серой спиной. Адъютант и два бойца с автоматами бросились следом… Строй продолжал стоять. Все смотрели, как развернулся виллис и запрыгал на ухабах, оставляя за собой  шлейф сухой пыли… Майор подошел к артистам с виноватым лицом, и Рашель разрыдалась).
МАЙОР: …Я знаю, что это страшно… жестоко, несправедливо. А война? Это справедливо? Простите… У нас сегодня второй день затишье… Мы так ждали вашего приезда. На батарее два бойца из Минска, они знают вас. Рашель Погарская!.. Что ты! Ждут не дождутся… Даже сцену вам сделали…
(Через час на батарее начался концерт. Рашель и Отелло - на сколоченной из досок эстраде. Бойцы расположились на деревянных скамейках перед эстрадой. Рашель все никак не может начать. Отелло ждет. И тут, бойцы, понимая, что происходит с артисткой, закричали).
БОЕЦ: Рашель! Спойте «Синий платочек»!
(И все подхватили: «Синий платочек»! «Синий платочек»! Аккордеон Отелло, сверкнув боками в заходящем солнце, запел нежными переливами вступительных фраз…
 Поют птицы и цикады.  За рекой, в глухом овраге,  высокая одинокая береза. Под ней двое,  немцы – солдат и офицер. Солдат ранен в ногу.  Через реку -  русский артиллерийский расчет, на котором русские артисты дают концерт).
 АНДРЕАС:  Какого черта надо было уничтожать эту деревню? Минировать поле? Всего -  то четыре полуразвалившихся дома. Это что особо опасный объект?!  Давайте, попробуйте ногу сюда, повыше положить. Андреас открыл  полевой рюкзак с медикаментами и поискал бинт, но бинты кончились).
Бинтов нет.
  ( Андреас снял  с себя шинель, затем  рубашку  и порвал ее на полосы).
 ГЕНРИХ:  За нами должны вернуться. Как  вы думаете,  господин офицер, долго ждать?
(Андреас, молча, бинтует ногу солдату).
АНДРЕАС: Потерпите, Генрих.
 ГЕНРИХ: Мой бог! Неужели мы  умрем   здесь? Господин офицер, помогите снять шинель, мне душно.
(Андреас снял шинель с Генриха. Генрих продолжает возбужденно говорить).
 Смерть, кровь! И каждую минуту я хочу спать.  Зачем они притащили нас сюда  умирать?  Я дважды был ранен, сегодня третий.  Зачем мы шли сюда, господин офицер? Не надо было уезжать из Германии. Пусть бы меня там расстреляли, это была бы смерть достойная человека…  Вы можете пристрелить меня, господин офицер, но я давно не патриот Великой Германии.
(Андреас продолжает возиться с ногой солдата, закончив перевязку, он опустился на  упавший ствол дерева).
 АНДРЕАС: Мой старший брат, только что окончил университет. Он физик, бредил Ньютоном и звездами. Отказался от мобилизации, потому что его ждал лист белой бумаги на столе в нашей комнате… Это была его первая научная работа… Лежите, лежите… Брата  забрали прямо из дома, на глазах родителей. А потом прислали счет за его казнь, за казнь государственного преступника. Народный трибунал отрубил головы моему брату  и  еще 250 тысячам других парней за то, что они отказались грабить чужую страну… А мой средний брат, Алекс, уже не отказался. И я не отказался… Так кто мы? Патриоты? Или нет?..   
ГЕНРИХ: Мы слабые, несчастные люди.
 АНДРЕАС: Потерпите, Генрих… А я хотел стать музыкантом.  Это была мечта моей жизни. Все мои друзья встречались с девушками, ходили в кино,  на футбол. А я не расставался со скрипкой. Потом Гитлер, и вдруг война…  Какая скрипка!?  Я мечтал исполнять скрипичные концерты великих немцев: Моцарта,  Баха.  Я так хотел этого, Генрих… Убито все. Убито жалкими бесталанными людишками, которые правят мир под себя.
 ГЕНРИХ: Убивают и гадят.  Простите, за  это слово.
 АНДРЕАС: Что вы, Генрих! Вы правы, тысячу раз правы.
 ГЕНРИХ: Господин офицер, вам надо уходить. Я понял, что за нами никто не вернется. Я не смогу идти. Может быть, вам повезет и…
АНДРЕАС: Нет. Я не бросаю своих солдат, будем вместе, что бы ни произошло.
(  Андреас огляделся вокруг и посмотрел в небо). 
 Сколько здесь было жизни, Генрих. Цвела вишня, здесь, у старой березы, мастерили лодку, любили…  Смотри, узнаешь эту траву? Эти голубые цветочки?
(Андреас срывает цветы и подносит их к лицу).
Солдаты и офицеры вкладывали их в письма, чтобы в Германии знали, как пахнет русское поле.  Неужели кто-то из них верил, что здесь будет великая Германия?! Бред! Вы правы, Генрих!  «Германия там, где течет Рейн», где меня ждет меня мой отец. А мать? Что я успел сделать для моей погибшей в войне матери?  Ничего…
 ГЕНРИХ: Вы успели многое, господин офицер. Вы стали музыкантом и я, думаю, это было  счастьем для вашей матери. А меня  и ждать-то некому.  Мать с отцом умерли в моем раннем детстве, жил у тетки.. Эльза -  тоже не знаю где.
 АНДРЕАС:  А Эльза? Это сестра?
ГЕНРИХ:  Эльза -  моя жена.
АНДРЕАС: Жена? У тебя? Тебе ж, наверное, только восемнадцать лет!
 ГЕНРИХ: Я знал, что Эльза -  моя жена, когда мы еще в школе учились. Я так решил… у нее был самый прекрасный  голос. В воскресение, я нарочно ходил в церковь, чтобы услышать ее. Эльза пела там высоко, на хорах. И голос у нее серебряный.
 АНДРЕАС:  Но почему  ты не знаешь, где она?
 ГЕНРИХ:  Я получил от нее письмо с фотографиями. Они здесь, в кармане.
 (Генрих достал из внутреннего кармана шинели фотографии).
Это она с другими девушками у поезда, который увез их на северное побережье Германии.  Зачем?  Она не писала, видимо, это не разглашалось.
 АНДРЕАС:  На северное побережье? Ты не знал? На северное побережье… Эти девочки и твоя Эльза должны были слушать…  Их отправили в войска ПВО. Слушать, не летят ли вражеские самолеты.
 ГЕНРИХ: Вот как?
 АНДРЕАС: Этих девушек называют слухачки.
 ГЕНРИХ:  Слухачки… Эльза, Эльза, милая, вот где пригодился твой музыкальный слух. Жива ли ты?..
(Генрих все еще любуется Эльзой, он долго держит фотографию в слабеющих руках).
 А вот еще фотография, здесь она в строгом платье и кружевном болеро на плечах …совсем  взрослая, похожа на  Марлен Дитрих…  Потом ее следы затерялись. Это старое письмо. Взгляните на нее.
АНДРЕАС: О, мой бог, совсем девочка! Какое  милое, светлое лицо.
ГЕНРИХ: Господин офицер, вы помните….   Дитрих пела песню о солдате, который ждет девушку?
(Генрих бережно  вернул фотографию во внутренний карман шинели).
АНДРЕАС: Марлен Дитрих прекрасная певица. Послать подальше Геббельса, когда он  предложил ей стать королевой немецкого кино, это надо иметь мужество. Теперь она выступает на всех союзных России фронтах.
ГЕНРИХ:  Женщина смогла их послать! Господин офицер, а мы?...  Какая нежная красивая мелодия.  «Лили Марлен»…  Как бы я сейчас хотел  услышать  ее! Господин офицер, у меня там…  достаньте… моя губная гармошка…вы же музыкант.
(Генрих вдруг потерял сознание)
АНДРЕАС:  Не закрывайте   глаза! Генрих! Держитесь!
(Андреас  торопливо достал фляжку из сумки и приложил ее к губам солдата).
ГЕНРИХ:  Свет! Вы видите свет, господин офицер?
АНДРЕАС: Держитесь, откройте глаза!  Генрих! Слышите, русские артисты дают концерт.
(Слышен звук аккордеона и  голос Рашель, она поет «Синий платочек») 
 ГЕНРИХ:   Господин офицер, вы слышите? Это  «Лили Марлен».
(Обе песни звучат и переплетаются в сознании Генриха. Одна мелодия перетекает в другую. Лицо певицы он видит близко, ему кажется, что Марлен Дитрих здесь и, что Эльза стоит рядом с ней….  Андреас позвал его, но Генрих уже не слышал.
    …Концерт на батарее продолжается… Алекс, прогуливаясь за спинами сидящих бойцов, решил осмотреть  местность. Он прошел немного вперед, и спустился к берегу  узкой, но глубокой речки, каких в Белоруссии множество.  По сплетенному из лозы   мостику, он переправился на другой берег и подошел к лощине в стороне от расположения артиллерийских расчетов. Постоял над оврагом и присел на траву, любуясь цветущим видом.  Вдруг он услышал немецкую речь. Стараясь не шуметь, Алекс спустился ниже и увидел под огромной березой офицера, сидящего спиной на поваленном дереве. Перед офицером, на земле, укрытый шинелью, лежал  солдат.
АНДРЕАС: Генрих! Генрих! Очнись. Открой глаза!
 (Не скрываясь, Алекс  пошел к офицеру, и тот, услышав шаги, вскочил и взвел курок).
 АЛЕКС: Лейтенант! Здесь опасно. Лучше сдаться русским, ваш солдат нуждается в медицинской помощи.
(Офицер не отвечал,  и Алекс с ужасом узнал в нем своего младшего брата Андреаса. Андреас тоже узнал Алекса и рука его, держащая оружие, невольно опустилась).
АНДРЕАС: Мой солдат уже ни в чем не нуждается…Он умер…. Алекс? Брат! Как? Ты здесь?
АЛЕКС:   Андреас! Откуда? Почему? Бог мой! Андреас!
(Алекс бросился к Андреасу и обнял его. Андреас так долго держался и своим  примером  вселял мужество в  своего солдата, что  теперь силы  оставили его. Он заплакал, как ребенок. Говорил что-то сквозь слезы, и Алекс еще крепче прижимал брата к себе. Наконец,  Андреас смог говорить. Они сели на ствол дерева).
 АНДРЕАС: Две недели назад объявили мобилизацию всем - от 15 до 17 лет. И девушкам. Стариков мобилизовали… Армии нет. Многим, как и мне, нет еще 18-ти. Но всем, кто учился в университете,  дали звания и отправили на восточный фронт. Консерваторию тоже приравняли к университету.  Видишь, я лейтенант… Наш полк здесь, за лесом, разбила русская артиллерия.  Нас двое осталось, я и Генрих. Остальные ушли в лес.
АЛЕКС: Андреас, все это как страшный сон…  Скажи, как отец? Что маленький Алекс?
 АНДРЕАС: Отец все писал тебе письма. А маленький Алекс такой серьезный и так похож на тебя, просто одно лицо. 
Алекс, твой полк тоже разбит? Ты один? Ты тоже хочешь сдаваться русским? Ты уже снял форму? Наши солдаты сдаются целыми группами. Но есть ли в этом смысл? Может быть, нам попытаться уйти?
АЛЕКС: Мы не пройдем, Андреас. Под массированным огнем артиллерии это будет бессмысленно.
 АНДРЕАС: Откуда тебе известно о массированном огне?
АЛЕКС:  По ту сторону реки русские  артисты дают концерт. Он скоро закончится. Потом будет зачистка огнем. У нас есть 30 минут, чтобы уйти отсюда.
 АНДРЕАС: Нет. Мы не  должны сдаваться русским, Алекс. Этот солдат был со мной  до   последней  своей  минуты… Я не могу бросить его здесь.
АЛЕКС: Андреас, послушай меня как старшего брата. Здесь смерть. Нас убьют, если мы сейчас не уйдем.
 АНДРЕАС: Алекс… Я не пойду к русским, хотя не убил никого из них. Не успел…А ты?
АЛЕКС: Давай похороним Генриха и уйдем. Ну! Давай же! Вот здесь под березой, в ложбинке, она будет ему могилой. Больше ничего для него нельзя сделать!  У нас нет даже лопаты. Скорее, Андреас, поднимем его - бери  ноги, а я плечи… Вот так. Понесли.
(Братья перенесли тело Генриха  под березу и присыпали ветками). 
АЛЕКС: Ну, вот и все. Пусть покоится с миром.
АНДРЕАС: Покойся с миром, Генрих.
 (На другой стороне реки концерт еще продолжается, но артиллеристы уже готовятся к зачистке. У орудия -  капитан и сержант).
КАПИТАН:  Ну что, сержант? Прикроем артистов? Немцев из деревни выкурили, а все-таки… береженого бог бережет. Их солдаты сдаются, когда с ними нет офицеров, а с офицерами -  стоят до последнего.
СЕРЖАНТ: Там нет никакого движения, товарищ капитан. Квадрат пока полностью чистый. Да и концерт еще не кончился, минут 15 еще можно подождать.
КАПИТАН: Давай сержант, без обсуждений.
СЕРЖАНТ: Расчет к орудию! Ориентир – береза! Прицел 10! Орудие -  выстрел!!!
(Прогремел залп. Снаряд, не задев братьев, перелетел березу и упал где-то за оврагом).
АЛЕКС: Андреас! Уходим! Ну, же! Не упрямся! Андреас! Нас накроет здесь.
(Алекс взял за предплечье Андреаса и дернул его к себе).
            Андреас!
(Андреас вырвался из рук брата).
АНДРЕАС: Алекс, я не пойду сдаваться. Я иду в лес. Ты со мной?.. Ты со мной?!
(Алекс понял, что Андреас уперся, и что его ни за что не свернешь).
 АЛЕКС:… Да. С тобой.
 (Тяжелый гул русских бомбардировщиков повис над рекой. Алекс обернулся туда, где осталась Рашель, где осталось все, с чем он связывал свою будущую жизнь… Андреас ждал).
АЛЕКС: Андреас,  там открытая местность! Нас заметят!
АНДРЕАС: Так ты идешь, Алекс? Ты идешь?
КАПИТАН: Ориентир – береза! Прицел – 10.
АЛЕКС: Иду…
(Раздался залп, затем мощный взрыв. Береза горит и падает. Алекс и Андреас падают вместе с ней…
 Высокий  небесный звук пронзает тишину…    Рашель читает бойцам стихи Блока. Концерт продолжается).
 
РАШЕЛЬ: И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди               
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских врат
Причастный к тайнам, - плакал ребенок
О том, что никто не придет назад…

(Голос еще звучит… Маэстро и Отелло перебежали старый мостик и  остановилсь у оврага).
ОТЕЛЛО: Алекс! Алекс!.. Маэстро, ждите здесь. Я спущусь сам.
МАЭСТРО: Иди. Я за тобой.
(Отелло бросился вниз. Маэстро, помогая себе тростью, спешил за ним.  Наконец, они пробрались сквозь разорванные снарядом заросли леса и кустов, и остановились недалеко от сгоревшей березы… Рядом с березой лежат  Алекс, Андреас и Генрих… Маэстро  и Отелло нашли ложбинку и перетащили в нее убитых. Молча, они стояли над телами… Маэстро не смог сдержаться,  он плакал, глядя на эту  растоптанную войной  жизнь. Они засыпали тела сухостоем, ветками и листьями… Маэстро внимательно осмотрелся и навсегда запомнил место, где погиб Алекс. Отелло поднял с земли, оставленные немецкие шинели. В кармане одной из них он нашел удостоверение офицера на имя Андреаса Блока. Отелло подал удостоверение Маэстро. Маэстро  прочел, горько сжал губы и положил удостоверение к себе в карман….
Со стороны немецкого фронта начался беспорядочный обстрел. В пуще бродят, отбившиеся от своих частей немцы.  Актеры уходят вслед за армией, под огнем отступающего и огрызающегося противника).
  Освобожденный город
Действующие лица: майор(пехота),  сержант,   старшина; солдаты, Рашель, Отелло, Маэстро,  пани Ядвига – преподаватель музыки, очень пожилая аристократичная дама;  Эльза.
(Граница с Польшей. Полуразрушенный дом, в котором до войны располагалось музыкальное училище. В комнате рояль  и еще какие-то музыкальные инструменты.  Входят и выходят солдаты, вносят буржуйку и еще какие-то вещи. Видно, что воинское подразделение недавно  вошло в  приграничный с Польшей город.  На рояле план города, его изучает советский офицер, майор. На улице, во дворе училища, за фортепиано сидит пани Ядвига в строгих буклях и митенках, она самозабвенно играет  Шопена. За ее спиной   горит крышка от рояля. Вскоре майор открывает окно, и музыка врывается в комнату).
МАЙОР: Пани Ядвига! Вы сошли с ума! Сгорите!
(В комнату  вошли, сопровождаемые бойцом-сержантом, артисты. Их трое: Маэстро, Рашель и Отелло. Их лица осунулись и побледнели, видно, что они пережили тяжелый переход. Маэстро поддерживает под локоть Рашель. Она беременна.).
ОТЕЛЛО:  Нет, вы видели!  Какая-то сумасшедшая старуха сидит на улице за фортепиано. За  спиной горит крышка от рояля, а она шпилит Шопена! Да еще глаза закрыла от удовольствия!
 МАЙОР:  Это пани Ядвига,  польская пианистка. Когда-то гастролировала по всему миру, а последние годы живет в Белоруссии, преподаватель музыкального училища. Горящая крышка, по- видимому, греет ей спину… Весна, а дни все равно бывают  холодные.
 МАЭСТРО: Вы это серьезно?  Сюр какой-то, Сальвадор Дали!
(Майор вновь подошел к окну).
МАЙОР:   Пани Ядвига! Прошу вас, не пугайте людей!.. Да, здорово истосковалась пани Ядвига по мирной жизни.
РАШЕЛЬ: А почему инструменты все на улице? 
МАЙОР: Немцы, скорее всего, вывезти не успели, вытащили и подожгли, чтобы никому не достались. Мы только второй день, как подошли сюда, все брошено, разбито…
(Вошла пани Ядвига)
ПАНИ ЯДВИГА: Джень добре, панове… А рояль горит дорогой, фирменный…  Немецкий, фирмы «Фогель и сыновья». Варвары… Что за гости у нас?
МАЙОР: Товарищ  сержант, представь, наконец, гостей… Присаживайтесь, пани Ядвига. 
 СЕРЖАНТ: Это артисты. Выступали   с концертом, попали под обстрел. Документы у всех в порядке.
МАЙОР: Кто ж вас направил с концертом в такое время? Да еще в приграничной зоне?
Ситуация здесь непредсказуема
 МАЭСТРО: Назад никак нельзя было. Дорога,  мост – все разбито.
ОТЕЛЛО:  Мы теперь с вами…вперед.
МАЙОР: Вперед? На Берлин? Вряд ли получится… Значит артисты? А команда у вас, я смотрю, невелика…
(Майор немного подумал, потом с сочувствием взглянул на Рашель).
Отдыхайте… Потом, может быть, небольшой концерт? Если, конечно, это возможно… Вы устали, да и здесь идут ожесточенные бои… Простите, за этот неуют.
ПАНИ ЯДВИГА: Зато у нас есть  еще один рояль…непокалеченный. Это здание музыкального училища.
МАЭСТРО:  Концерт? А где же зрители?
МАЙОР: В  рейде зрители. Город может быть опасен, немцы оставляют  вэр-вольф, так называемых вооруженных волков, оборотней. Появляются они неожиданно и стреляют.  Необходимо все прочесать.
 МАЭСТРО:  Что ж, будем ждать наших зрителей.
(Маэстро услышал, как закашлялась Рашель).
ПАНИ ЯДВИГА: Девочка простужена, и в сложном положении. Плохо, что одета легко.
МАЭСТРО: Надень пальто, Рашель, здесь холодно. Прошу тебя, поберегись. Надень что-нибудь теплое.
РАШЕЛЬ:  Вы же сказали все оставить…  Я взяла только самое необходимое.
ОТЕЛЛО:  И что? Ты не взяла пальто?
РАШЕЛЬ:  Пальто!…
(И вдруг, Рашель горько заплакала, закрыв лицо ладонями).
МАЙОР: Что с вами? Может быть, чаю… Сержант, давайте чаю всем соорудите.
               (Сержант засуетился, появились кружки, кипяток, какая-то еда).
МАЭСТРО:  Боже мой, как дети! Отелло, где те… две шинели?
ОТЕЛЛО: Вот, здесь, в рюкзаках…
(Отелло раскрыл рюкзак и достал немецкую шинель. Маэстро подошел к нему и, понизив голос, сказал).
 МАЭСТРО:   Не знаю, как ей сказать… Не могу…
 Рашель, милая,  надень. Это теплая, хорошего австрийского сукна шинель.
МАЙОР: Это и пальто, и одеяло, и подушка, смотря, как свернешь. И летом не жарко и зимой не холодно.
ОТЕЛЛО: Отличная, незаменимая в походах вещь. 
 МАЭСТРО: В самом деле, Рашель, надень. Нельзя тебе простывать.Посмотри, тебя всю трясет.
(Рашель подошла к рюкзаку, взялась за шинель и отшатнулась).
РАШЕЛЬ:   Это же та шинель. Вы ее у убитого… с того несчастного немецкого солдата сняли. Не надену!
ОТЕЛЛО: Правильно! Сняли! Потому что надо жить… поэтому и сняли.
 ПАНИ ЯДВИГА:  Девочка, тебе надо согреться.
(Маэстро не знал, как успокоить Рашель, он видел, как ей тяжело, и болезненно переживал ее  состояние. Маэстро чувствовал, что где-то в глубине души Рашель знает, что Алекс погиб. Но не хочет в это поверить).
РАШЕЛЬ:  Говорят, если с убитого надеть на себя…  то умрешь скоро.
МАЙОР: Ну, что вы. Очень даже наоборот. Мои бойцы, многие, в немецких шинелях войну заканчивают.
МАЭСТРО: Рашель, ты же артистка,  образованный человек… как ребенок, честное слово. Надевай.
(Рашель надела шинель, с грустной иронией огладила живот, и поняла, что шинель на ней не застегнется. Потом зачем-то проверила  внутренний карман и достала  фотографию).
РАШЕЛЬ: Взгляните, здесь фотография… И подпись на обороте, по-немецки: Майн либер Генрих, ихь эринере  михь ан дихь. Дайне Эльза… Мой дорогой Генрих, я всегда буду думать о тебе. Твоя Эльза.
 МАЭСТРО: Какое светлое, милое лицо у этой девочки. Она похожа на нашу Катю.
(Первым подбежал Отелло. Все окружили Рашель и разглядывают фотографию).
РАШЕЛЬ: Что делать с фотографией? Положить на место?
ОТЕЛЛО: Конечно, на место.
 ( Отелло с нежностью провел по фотографии ладонью, и  Рашель вернула ее в карман. Шинель она набросила на себя.
МАЙОР: Я так понял, что вы певица, Рашель? Спойте.
 РАШЕЛЬ: Хорошо, только и вы… вместе со мной.
(Отелло сел к роялю. Рашель поет романс А. Вертинского «Чужие города». 
ПАНИ ЯДВИГА: Да… чужие города. Я полька, вышла замуж за белоруса и ни разу не пожалела. Белоруссия – мой родной дом. Здесь у меня много учеников. 
 (Майор закурил… Ромас отзвучал, но Отелло продолжает что-то наигрывать).
МАЙОР: Очень люблю вальсы. А вот  романсы не понимал. Зато сейчас  все эти чужие города,  желтые фонари, заломленные руки, тонкие уста – воспринимаются теперь совсем в ином свете…
 МАЭСТРО: А вот вы, можете, товарищ майор, объяснить: чем Шопен не угодил немцам? Почему в оккупированной Польше немцы запретили музыку польских композиторов?  Потому что Шопен славянин?
МАЙОР: Не только музыку запретили. Вообще все польское - язык, школы. Детей можно было учить только немецкому языку, причем других предметов не было. А зачем? Германии нужны только польские кнехты, слуги, рабы…
ПАНИ ЯДВИГА:  А  вот вы, можете понять, почему сейчас, в уже  освобожденной Польше, поляки запретили играть Баха?
МАЭСТРО:  Нет, не верю. Бред!
ПАНИ ЯДВИГА: Самая настоящая явь. 
МАЭСТРО: Это же  шизофрения просто.
ОТЕЛЛО:  Это уже  крестовый поход славян против немцев.
ПАНИ ЯДВИГА:  Да, господа, Бах объявлен арийцем и  врагом польского народа. Хотя и те и другие арийцы.
 Господин офицер, я прошу вас содействовать: защитите Баха, верните ум польским правителям! Что я должна буду говорить моим  студентам? Где Бах? Убит на войне с Гитлером?
 МАЙОР: Пани Ядвига, день-два и мы будем  в Польше, думаю, что с Бахом это просто недоразумение  Пани Ядвига, пожалуйста.. Здесь есть  непокалеченный инструмент, сыграйте нам что-нибудь.
ПАНИ ЯДВИГА: Господин  офицер, играть больше не буду. До тех пор, пока не вернется Бах. Я так решила.
(Пани Ядвига встала и решительно подошла к Отелло).
 А вот вы, молодой человек… я сейчас видела и слышала, как вы играли  У вас прекрасные  сильные руки и трепетная душа. Вы будете мастером… Подождите-ка…Сейчас, если только это господь сохранил).
(Пани Ядвига, подошла к развернутому к стене шкафу, и, прижавшись к стене, просунула руку в нижнюю полку шкафа и вытянула оттуда какой-то пакет).
Матка Боска, благодарю тебя.
А это ноты… вам,  молодой человек.
(Пани Ядвига подала пакет Отелло. Он вытащил  широкую, в твердой обложке, старую книгу и обомлел).
 ОТЕЛЛО: Это же издание Падеревского! Какое издание! Бах! Пани  Ядвига, чем я  отблагодарю вас? Товарищ майор, чем я отблагодарю…
МАЙОР: Кофе и шоколад, правда, американского происхождения. Не откажитесь, пани  Ядвига?
ПАНИ ЯДВИГА: Кофе и шоколад приму, спасибо. Но, прошу вас, верните мне Баха, господа… А я должна идти, уже смеркается.
МАЙОР: Пани Ядвига, вас проводят наши бойцы.
(Пани Ядвига взяла дары и, в сопровождении бойцов ушла, высоко неся  прекрасную, в прическе из далекой эпохи, голову).
 РАШЕЛЬ: Вы слышали?   Господи, что еще надо пережить, чтобы понять: великая музыка  - это дар небес всему человечеству. Такой дар дается один раз в вечность… А они, что делают с ним?
(Раздались тяжелые шаги.  В помещение вошли, вернувшиеся из обхода  бойцы, и с ними испуганная девушка со спутанными светлыми волосами и букетиком незабудок, который она прижимала к груди).
МАЙОР:   А вот и зрители. Все целы?
(Отелло встал со стула и сделал неуверенный шаг навстречу девушке).
ОТЕЛЛО:    Кто эта девушка?
1 СОЛДАТ:  Все целы, товарищ майор… А это трофей…Немка. Пряталась у церкви. Оружия нет, наверное, выбросила где-то, тварь.  Только незабудки в руке. Нашла время для цветов. Все твердит: майн гот да майн гот.
2 СОЛДАТ: Вообще-то, она  на  верфольф не похожа.
МАЙОР: Да уж, на волка-оборотня не похожа…  Это,  скорее всего, девчонки из немецкой ПВО, причем гражданские. Их и обучить-то толком не успели.  Разбежались, наверное, все  кто куда…  Как она к нам-то попала?  Похоже, не один день  шла.  Женский гитлер-югенд.
 МАЭСТРО: И этих детей тащили на бойню?
2СОЛДАТ:  А нам их жалеть? Ее что - ли жалеть? А нас не тащили на бойню? Ты спроси, сколько мне лет или ему…  В расход ее, товарищ майор!
ОТЕЛЛО:   Ты что, скотина!?
 ( Отелло с силой оттолкнул солдата от девушки).
МАЙОР:  Кравцов, прекратите,  это отвратительно…  Простите его, товарищи артисты.  У него всю семью… Да, что там объяснять. Простите… Сядьте, Кравцов.   
(Майор обратился к пленной девушке).
  Откуда вы пришли?
(Эльза испуганно молчит)
МАЙОР:  По-немецки кто-нибудь говорит?
 РАШЕЛЬ: Я говорю.
МАЙОР: Переводите ей…  Ты шла из Германии через Польшу? Сколько ты шла? Как?  Куда? Зачем?
 (Рашель перевела вопросы  и стала переводить ответы)
ЭЛЬЗА:  Мой муж, Генрих, в России. Я иду к нему.  Убивать – грех. Он не должен убивать.
МАЙОР: А ведь,  она  и, вправду, не меньше месяца идет. Как же ты уцелела, девочка?
 (Рашель перевела вопрос. И Эльза стала говорить, она рассказывала,  плакала и опять говорила).
ЭЛЬЗА: Я искала Генриха. Я шла ночью, боялась, что меня убьют. Я спала в лесу, в хлеву на фермах… Ела, что давали люди животным, еще в церквах меня кормили, одежду дали… Я хочу найти моего Генриха…
(Все  это время, пока девушка говорила, Отелло стоял без движения, не отрывая от лица девушки глаз, его смуглое лицо казалось белым…  И вдруг он бросился к Эльзе).
ОТЕЛЛО:. Это же она … Катя?…Катя!
 (Девушка, действительно, удивительно похожа на погибшую Катю. Такая же светловолосая, грациозная и хрупкая. Рашель обернулась к Отелло, она все поняла и спокойным голосом сказала).
РАШЕЛЬ:  Отелло, это не Катя. Что ты?
ОТЕЛЛО: Катя! Катя!
(И Отелло, словно, обезумев, бросается к девушке, и она испуганно закрыла лицо незабудками.  Отелло  едва удерживает   Маэстро).
 МАЭСТРО: Приди в себя, очнись, Отелло. Девушка просто очень похожа на Катю, такое бывает.
(Маэстро встряхнул его, и Отелло как-то весь обмяк и сел на стул).
Ты же знаешь, Катя погибла.
РАШЕЛЬ:   Постойте… это же  Эльза… Ну, с  этой фотографии. С фотографии, что я нашла в кармане шинели… Ви хайст ду?  Эльза?
(Эльза вздрогнула и тихо ответила).
ЭЛЬЗА:  Эльза…Эльза…
 МАЭСТРО: Мистика какая-то…
МАЙОР: Вот так история, прямо кино. 
(Майор обратился к бойцам).
Давайте-ка, отведите ее в госпиталь.  Пусть осмотрят, накормят. И завтра - в Берлин с санитарным.
2СОЛДАТ: Есть.
ОТЕЛЛО: Подождите.
(Он подошел к девушке и с грустной иронией, глядя ей в лицо, произнес).
ОТЕЛЛО: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»
                ( Нежно взяв девушку за руку, он спросил).
Эльза? 
ЭЛЬЗА: Эльза, Эльза.
РАШЕЛЬ: Она так легко одета! Возьмите, дайте ей.
(Рашель сняла с себя шинель и передала  Отелло, он бережно набросил ее на хрупкие плечи девушки).
РАШЕЛЬ: Стойте. Фотография… там, в кармане… Ее Генрих.
ЭЛЬЗА: Генрих? Генрих?
РАШЕЛЬ: Это невозможно…  это нельзя…
(Рашель заплакала. Повисла тяжелая пауза. Майор достал пачку  с папиросами и долго не мог с нею справиться. Наконец, он вытащил папиросу и закурил).
МАЙОР: … Пусть знает. Это ее жизнь.
(Эльза в  шинели, с незабудками в руках, подошла  к Отелло)
ЭЛЬЗА:   Данке… Данке….
 (Тонкая рука протянула ему цветы…   Он долго смотрит, как бойцы уводят Эльзу. И она, словно почувствовав  взгляд,  остановилась и обернулась… Эльза ушла. Отелло сел на подоконник и  стал смотреть в окно, на коленях у него лежат незабудки…   
МАЙОР: Пойду-ка я раздобыть чего-нибудь феерического.
СЕРЖАНТ: Товарищ майор, шампанского! У нас же артисты. И потом, в воздухе аромат Победы!
 (Отелло отошел от окна, сел к роялю и пробежал по клавишам).
МАЙОР: Завидую я вам, товарищи артисты. В этом аду вы не потеряли способность летать.
 (Отелло поднял руки над клавиатурой, и  комната наполнилась вдохновенной игрой. Это Шопен. Майор, прислонясь к дверному косяку, какое-то время слушает музыку и  уходит.  Маэстро и  Рашель  замерли у окна. Сквозь музыку послышался голос сержанта).
 СЕРЖАНТ: Господа, артисты, стоять у окна в сумерки небезопасно.
 (За окнами темнеет. Но они все равно долго стоят вдвоем.  В вечернем небе показались первые звезды).
 МАЭСТРО: …А ведь, поэты  оболгали звезды. Разве  у них  «холодный, равнодушный свет»? Да и я, признаться, всю войну так думал – далекие, чужие…  А взгляни-ка, какой теплый, какой нежный  у них свет… Они похожи на  глаза любимой.
(Рашель удивленно повернула голову и встретилась с глазами Маэстро. Маэстро с нежностью смотрел в лицо Рашель. Он любил эту женщину, любил, не помышляя о взаимности. Прохладный вечер вползал в комнату. Маэстро снял куртку и набросил на плечи Рашель, хотел отойти, убрать руки, но Рашель,  не поворачиваясь к нему, подняла  руки и благодарно сжала его запястья на своих плечах. Изумленный Отелло видел, как Рашель повернулась к Маэстро и положила голову ему на грудь).
РАШЕЛЬ:  А я про звезды  всегда знала, Маэстро.  «Все души милых на высоких звездах»... они будут с нами всегда. И эта война…и наши концерты… в  семь часов вечера на линии фронта.
(Когда Маэстро и Рашель обернулись, комната была наполнена  бойцами. «Зрительный зал» сидел, не дыша, и ждал. Вошла пани Ядвига и прошла к роялю.  И вдруг погас свет… а когда он зажегся  - рядом с Маэстро, Отелло и Рашель,   стояли все ожившие  герои нашей истории. Пани Ядвига ударила по клавишам. И «День Победы» зазвучал мощным гимном Актерскому братству и Миру на земле).
 

занавес
 
 
 ВЕРА ФИЛАТОВА
КОНТАКТЫ: 8 910 988 47 23