Вот уже несколько лет я регулярно на Крещение окунаюсь в купель. Хлопотами нашего священника, каждый раз на льду озера развёртываются большие армейские палатки с железными печками и запасом дров, которого хватает до самого вечера. В натопленных «шатрах», как в общественной бане, несколько деревянных вешалок и скамей, на лёд настелены струганные доски.
С утра возле Иордани, вырубленной в виде православного креста, толпится народ. Около одиннадцати на лёд, наконец, входит процессия Крестного хода. Всё торжественно, люд радостно-возбуждённый, внимает речи батюшки, отца Евгения – главы гусиноозёрского прихода.
И, наконец, начинается! В палатках-раздевалках закучковался народ. Нагревшись у печи, люди вереницей выходят на мороз и, с Божьей помощью, окунаются в ледяную воду. Вкруг купели в шубах и зимнем облачении выстроились зеваки, которые ещё никак не решаются на «отчаянный» шаг.
Зайдя в палатку, я увидел своего хорошего знакомого Александра, который, держа в руке полиэтиленовый пакет с вещами, стоял в дублёнке среди снующих туда и сюда обнажённых тел в плавках и резиновых тапочках и в пол голоса полу-молился, полу-причитал:
«Как бы решиться? Как бы решиться?».
Я подошёл к нему:
– Сань, ты что – не можешь никак отважиться?
– Да, страшно, никак не получается через это переступить!
– А ты не робей, а просто разденься и становись в вереницу. Сам не заметишь, как окажешься в воде. – сказал я ему больше для того, чтобы что-то сказать, да и просто подбодрить оробевшего; и пошёл к вешалкам, заметив свободное местечко.
Краем глаза я видел, как Сашка нерешительно побрёл раздеваться.
Через минуту – две я стоял возле пышущей жаром печки; Саня тоже подошёл.
–Ну вот, – сказал я, – теперь становись впереди меня, и – пошли.
– Нет, я лучше за тобой – иди первым.
– Хорошо. Пойдём. Не отставай.
Выйдя на воздух, я встал в очередь. Санька маячил где-то сзади.
«…Не вильнул пока», – удовлетворённо подумал я и, сбросив тапочки, бодро сбежал вниз по деревянным ступенькам. Окунувшись и осенив себя крестным знамением, я выскочил с другой стороны и посмотрел назад, и… не увидел своего «подопечного».
Забегая в палатку, я ожидал узреть его возле печки, но его не было и там.
Он «залетел» через пару мгновений – мокрый и взбудораженный, подошёл, протягивая руки к жарким железным бокам, и с восторженной улыбкой заорал:
«Кайф!! Какой кайф!!!».
Я пожал плечом, снисходительно усмехнувшись, и пошёл одеваться. Снимая и выжимая влажные плавки, я глянул в сторону печи, но его не увидел. Не было его и там, где он раздевался.
А через минуту Сашок снова ввалился внутрь палатки, отодвинув брезентовый полог, и, снова блаженно ухмыляясь, заорал: «Кайф! Я ещё раз занырнул!».
Мой педагогический зуд был удовлетворён. «Стадное чувство? – подумал я, – это, оказывается, не так уж и плохо, если приложить его, куда надо».
Семён Герасимов