Мы спрашивать не привыкли и, тем более, не привыкли, чтобы нам отвечали. Мы привыкли, что с нас спрашивают и нам задают вопросы. А тут – как манна небесная: спрашивайте – отвечаем. Ладно, простились мы с женами, у родителей прощения попросили, велели, чтоб детишкам закрыли глаза, и шапкой об землю – хлоп.
- А почему? – спрашиваем.
- А потому, – отвечают нам.
- А почему? – не понимаем мы.
- А потому, что среди вас – много миллионеров.
Если бы мы с ровней разговаривали, то спросили бы: «А среди вас?» Но кое-что мы пока еще соображаем и поэтому с недоумением смотрим друг на друга.
- Ты миллионер?
- Нет.
- А ты?
- Нет.
- А ты?
- Нет.
- Ваня, ты миллионер?
- Да, – краснеет Ваня.
- Сколько у тебя миллионов?
- Много, – бледнеет Ваня.
- Где ты их взял?
- От прадеда остались. Все пятьдесят. И все керенками.
Мы сочувственно гладим миллионера по голове.
- Вот видите, – говорим мы, – среди нас – только Ваня миллионер, да и тот какой-то нумизматический.
- Зато у вас на сберкнижках, по статистике, по двести рублей – на душу населения, включая младенцев, – говорят нам.
Если бы мы разговаривали с себе подобными, то спросили бы: «А сколько у вас?». Но мы пока еще не разучились своими эмоциями и поэтому строго осматриваем свои ряды.
- У тебя сберкнижка есть?
- Нет.
- А у тебя?
- Нет.
- А у тебя?
- Нет.
- Ваня, у тебя есть сберкнижка?
- Есть, – бледнеет Ваня.
- Сколько накопил?
- Два восемьдесят семь, – краснеет Ваня.
Несчастный накопитель хрустящих ассигнаций! Он, наверное, собирается этот фолиант передавать из поколения в поколение как семейную реликвию.
- Вот видите, – говорим мы, – у нас только Ваня имеет пристрастие к чтению сберегательных книжек, но мы его считать не будем и поэтому повторим свой вопрос: «А почему?»
- А потому, – терпеливо разъясняют нам.
- А почему потому? – настаиваем мы.
- А потому что потому окончание на «у», – разжёвывают нам и смотрят на нас, как на безнадежно больных людей.
И мы сразу все понимаем. И желание задавать вопросы пропадает у нас бесследно.