Мы из сто семидесятой! Глава 5

Валерий Искусных
               


                ПУТЬ ПОБЕДИТЕЛЯ


   Послезавтра - соревнования по пятиборью. Об этом нам объявил наш физрук, Ганнибал Ильич.
   - Здорово! - закричали мы. - А это как? Впятером сразу бороться будем? Но пять - число нечетное. Значит, получается двое против троих, или четверо против одного? Это несправедливо!
   Ганнибал Ильич объяснил, что бороться мы обязательно будем, но чтобы стать победителем - придется очень постараться, а для этого необходимо преодолеть пять
этапов.
   - На первом этапе вы помчитесь на своих самокатах. Так что - готовьте технику!
   Мы радостно загалдели.
   - У всех есть самокаты?
   - У всех! - также радостно прокричали мы.
   Радостный заодно с нами, Сестренкин закричал, что у него нет самоката, но он обязательно у кого-нибудь его отнимет, и при этом посмотрел на Витьку Медниса.
   - Я не хочу отдавать ему свой самокат, - прошептал Витька, - он мне самому понадобится для победы.
   - Не смеши меня, - сказала Колька. - Какой из тебя победитель? Разве неясно, что победитель бывает один. И стану им, безусловно я!
   Все недовольно зашумели.
   - Ну-ка, тихо! - прикрикнул на нас Ганнибал Ильич. - Не надо ни у кого ничего отнимать. Будет тебе самокат, Сестренкин. Сын мой раньше на нем катался. В гараже у меня до сих пор стоит. Не очень новый самокат, но ...
   - Да я их на любой развалюхе обгоню, - хвастливо заявил Колька, - на одной ноге, и то...
   Опять поднялся недовольный гул, но не сильный, потому что, неизвестно как в пятиборье, но в простой борьбе, то есть в драке, все знают, что Колька - один из первых. Второй - Генка - тоже борец хоть куда!
   - На втором этапе, - продолжал объяснять физрук, - вы разделитесь на лошадей и всадников, одни сядут на спину другим - и вперед!
   Никто из нас не захотел быть лошадью, все хотели быть всадниками. Ганнибал Ильич сказал, что лошадьми будут самые сильные из нас, но все равно никому не хотелось быть лошадью, пусть даже и самой сильной.
   - Надо кинуть жребий, - предложил Сашка Прохоров.
   - Не надо ничего кидать, - сказал физрук. - На третьем этапе тот, кто был всадником, сам станет лошадью.
   Это, конечно, дело меняло, так как получалось, что без разницы: тебя ли несут на втором этапе, ты ли несешь - все равно тебе придется сгибаться под тяжестью какого-нибудь бабуина.
   - Четвертый этап - кросс. Всадники слезают с лошадей, и все вместе бегут по пересеченной местности. И если вдруг кому-то из вас удастся добежать до финиша, во что я, откровенно говоря, слабо верю, то пятый, заключительный вид пятиборья - метание снаряда.
   - Боевого?
   - Спортивного. Метать будете теннисный мячик - на дальность.
   - Разве мячик, это снаряд?
   - И такое случается.
   И такое случилось. Но не буду забегать вперед.
   Я посоветовал Славке не участвовать в соревнованиях.
   - Это почему? - удивленно уставился на меня Славка.
   - Толстый ты, пыхтишь только, да потеешь. За лето - вон как в ширину вырос. Какой из тебя пятиборец!
   - Подумаешь, пятиборец! Я путешественником стану, только не таким как Кук, а космическим... И кроссы всякие для меня - тьфу! - семечки.
   - Куда тебе! С таким животом в путешественники не берут, тем более в космические.
   - Стоит мне только захотеть - и никакого живота не будет, - не на шутку рассердился Славка.- Спорим, завтра до ужина - весь день проголодаю.
   - Не смеши меня!
   И мы поспорили на десять бутербродов с докторской колбасой. Договорились, что на следующее утро он зайдет ко мне, и мы займемся подготовкой к соревнованиям.
   
   В девять утра, неприветливый и голодный Славка, позвонил ко мне в дверь. Я уже был наготове.
   - Пойдем покачаемся на турнике. Может, один раз тебе и удастся подтянуться, - и я с сомнением посмотрел на Славку.
   Но во дворе нас ждал неприятный сюрприз. Как раз, рядом с детским турником, лениво пинали мяч хулиганы - Пипякин Владимир и переросток Дубякин. Первый неловко ударил ногой по мячу и тот откатился в нашу сторону. Я остановил мяч.
   - Эй, как там тебя! - зорко посмотрел на меня Пипякин Владимир. - Подай-ка сюда мяч.
   Я решил, что он хочет со мной познакомиться и сказал, что я Просиков Боря, ученик теперь уже сто семидесятой школы с углубленным изучением иностранного языка, папа у меня работает инженером-наладчиком, а мама...
   - Нас это не интересует, малявка, - перебил меня Пипякин Владимир. - Кидай мяч и дуй отсюда.
   - Как это?
   - Просто. Сквозняком дуй. Теперь понял?
   - Понял. А куда дуть?
   - Подальше и побыстрее. Торопитесь, пока мы еще добрые. Считаю до...
   - Нас уже нет, - ответили мы, исчезая в подворотне.
   Дальше всех жил Вовка Брусникин. К нему мы и подули.
   Вовка тосковал. На полу и на ковре блестели осколки вазы.
   - Мама велела полить цветы. Решил, что обойдусь без лесенки. И вот... - Вовка удрученно развел руками.
   Я посмотрел: цветы в горшках и вазочках расположены довольно высоко на этажерках.
   - Как же ты умудрился?
   - Я очень прыгучий. Вот смотри...
   По осколкам второй вазы, я понял, что он сказал правду, и что у него есть неплохие шансы в предстоящем соревновании по пятиборью.
   - Что-то у меня аппетит разыгрался, - сказал огорченный Вовка. - Надо пожевать чего-нибудь.
   На Славкином лице отчетливо проступила угрюмость.
   Вовка достал из холодильника пакет с апельсиновым соком и кусок сыра. Потом извлек из шкафчика банку с вареньем и обильно полил им ломтик хлеба. Я с удовольствием присоединился к Вовке, хотя предпочел запивать чаем. Кукурузные хлопья тоже оказались к месту.
   Славка напряженно смотрел, как мы едим.
   - Совсем есть не хочется, - сказал он, жадно заглядывая к нам в рот.
   Вовка достал из хлебницы булочки с маком.
   - Я пил такой сок, - вновь подал голос Славка.
   - Это хорошо, - ответил Вовка, делая очередной глоток.
   - Почти такой, - продолжал объяснять Славка. - Только пакет немного другой, а сок был вишневый.
   - Подумать только! - сказал Вовка.
   - Ты бы лучше книгу почитал про путешественников, или телевизор посмотрел, - сказал я Славке. - Мы еще не скоро закончим.
   Славка включил телевизор. Рекламировали разнообразную еду. На другом канале рекламировали напитки. Еще один канал показывал, как приготовить какое-то вкусное блюдо.
   - Да ну его! - в сердцах сказал Славка, и выключил телевизор. - Я лучше Жюля Верна почитаю.
   Он наугад открыл "Таинственный остров" и вздрогнул. Герои романа с наслаждением поедали жаркое и копченого кабана, предварительно нашпигованного душистыми травами.
   Сытно ели островитяне!
   Славка быстро захлопнул книгу.
   - Да что же он все обе еде, да об еде, как будто писать больше не о чем!
   Он явно разволновался.
   - А ты пропускай эти места, - посоветовал Вовка.
   - Не могу, - они интересные. Дай-ка мне ложечку варенья.
   - Тогда ты проспорил.
   - Да я так, попробовать только, для сравнения. Такое же оно вкусное, как то, ну помнишь, я у тебя дома на прошлой неделе ел, из черной смородины...
   - Вкуснее...
   - Вкуснее, - протянул голосом полным горечи Славка и заходил по комнате, не зная куда себя деть, и, наконец, прилег на диван.
   - Что это урчит? - спросил я, прислушиваясь к какому-то звуку, источник которого я не мог определить. - Не понимаю, кот, что ли? - Я посмотрел на Вовкиного кота, уютно свернувшегося клубком на коврике перед диваном, облюбованным Славкой.
   - Это не урчание, а рычание... и рычит у меня в животе, потому что я голодный, - признался Славка. - А чего коту урчать, он сытый, - и он с завистью посмотрел на животное.
   Кот почувствовал нехорошие волны, исходящие от Славки, мяукнул и поспешил убраться.
   - Говорят, что кошатина вкусная, - медленно произнес Славка и зарычал животом еще сильнее.
   - Может, и вкусная, но не моя, - ответил Вовка.
   Славка перевернулся на другой бок и, погрузившись в тягостные думы, слегка застонал.
   Тем временем мы с Вовкой сбегали за картофельными чипсами.
   Славка встал с дивана и подошел к окну. Внизу воробьи и голуби что-то самозабвенно клевали.
   Ровно в два часа дня, Славка дернул на себе воротник рубашки и заревел:
   - Все! Больше не могу!
   Он бросился к холодильнику и стал выгребать оттуда продукты, яростно при этом приговаривая:
   - Я вам не клест какой-нибудь, и уж тем более не иволга, зернами и букашками питаться не буду. Какой же из меня путешественник выйдет, если я с голода ноги протяну. Путешественник должен хорошо кушать. Ему целый день шататься приходится: туда-сюда, туда-сюда... Я углеводов хочу, калорий, килокалорий, жиров желаю - побольше, овощей, фруктов, инжира...
   Тут Славка прервался, так как забил свой рот морской капустой.
   "Нет, - подумал я, глядя на него с сожалением, - завтра на дистанции он долго не выдержит".
   Остаток дня мы усиленно отдыхали, чтобы окрепнуть и набраться сил к предстоящим состязаниям.
 
   На следующий день, Славка состязаться не вышел - объелся, чуть ли не до заворота кишок. Простудился Сережка. Но лично я был в отличной форме... в красивой такой, в замечательных новых кроссовках, и лучше моего самоката ни у кого не было.
   На месте старта хозяйничали Тарлович и Сестренкин. Они осматривали самокаты и ко всем придирались.
   - Где твои номера? - кричал Тарлович на одного.
   - Почему техника грязная? - наседал на другого Сестренкин.
   - А ну дыхни, - пристал Генка к Ваське Бегалову. - У тебя изо рта пахнет. Нельзя тебе за руль! Любой милиционер остановит. Иди домой и проспись. До свидания!
   - Я только чай пил, - возражал Васька.
   - Крепленый?
   - Обычный.
   - Врешь! Я же сказал - счастливо! До следующих стартов!
   Они все так орали друг на друга, что не услышали команду к старту. А я услышал. И на финише оказался первым. За что был увенчан венком из желто-красных осенних листьев.
   На втором этапе я стал лошадью. Толик Каребин ловко вскочил мне на спину... и мои ноги вросли в землю.
   - Какой же ты, Толька, тяжелый! - закричал я.
   Толька стал объяснять, что он сегодня съел на завтрак.
   - Нет, - заартачился я, - лишний вес не повезу!
   - Какой же он лишний? - удивился Толька. - Мне в самый раз.
   - А мне - нет.
   - Но-о! - крикнул Толька и дал шпоры.
   Волей-неволей разговор пришлось на время оставить.
   На этом этапе сошел с дистанции, охромевший на правую ногу, Сашка Прохоров.
   Безнадежно отстал Меднис.
   Еще на первом этапе выпал из обоймы Сашка Скоков. Как он потом рассказывал, у него отказали тормоза, и он наехал на пешеходов.
   - Я еще полностью не освоил повороты, - оправдывался он перед пострадавшими.
   - Это заметно, - отозвался первый пострадавший, потирая правый бок.
   - Бросается в глаза, - добавил второй, ощупывая левый бок.
   - На твоем месте я бы всегда ходил пешком, - сказал первый, - а пришла охота прокатиться - садись в автобус и катайся сколько хочешь.
   - А кто это там? - спросил Сашка, заметив лежащую недалеко от обочины, сильно скрюченную фигуру человека. - И почему он не шевелится?
   - А это наш друг, Иннокентий, - ты его первым сбил. Надеемся, что он скоро очнется.
   - Обидно, - сказал Сашка.
   - А уж ему-то как!
   - И вот еще что: сходи-ка ты, парень, с дистанции, а то еще люди пострадают.
   И напуганный Сашка послушно последовал совету.
   На третьем этапе настала моя очередь погонять Толькой. Бежал он тяжело, и мы стали отставать от лидеров. Кто нас только не обошел! Даже этот чванливый индюк, Лисицкий. Надо было что-то предпринимать. Я стал усиленно подстегивать Тольку, но это мало помогало. Он только сердился и говорил, что мстительность не украшает человека.
   - Овса не дам! -пригрозил я ему.
   - Сам жри свой овес! - грубо ответил Толька.
   Да, метод кнута не сработал. Надо попробовать...
   - А если пряники? - сказал я.
   Толька заржал веселее.
   - Плюс мороженое, - сказал он, и тут же добавил: - Два мороженых!
   - Согласен, - вздохнул я. Уж очень не хотелось плестись в самом конце.
   Как он рванул!
   Но все-таки этап первым закончил Сестренкин. Что не удивительно, - всю дорогу за ним бежал старший брат с огромным пучком крапивы.
   На четвертом этапе я резко прибавил в скорости и настиг Тарловича, а когда пошел на обгон, то случайно подставил ему ножку. Тот рухнул как подкошенный. Я зацепился за него и, падая, ушиб руку. На меня налетел Вовка, об него, в свою очередь, споткнулся Юрка Баларев. Образовалась куча-мала.
   Издав торжествующий вопль, мимо нас промчался Лисицкий, в его глазах плескалась радость юного бабуина. За ним бежали Толька, Васька, еще кто-то, я не разглядел. Венок из листьев сполз мне на глаза и закрыл видимость. Генка с Вовкой поднялись быстрее всех и устремились за основной группой.
   Многие бы на моем месте пали духом, но только не я!
   Морщась от боли, я поднялся, собрал в кулак всю свою волю, и бросился вдогонку. С меня стекали ручьи пота, в голове грохотала ударная установка, но я бежал и бежал, и мои усилия не пропали даром. Сначала наступило второе дыхание, затем третье, потом оно вовсе исчезло, я, во всяком случае, его не ощущал.
   Легко обойдя, подскользнувшегося на апельсиновой кожуре Вовку, я вскоре нагнал Тарловича.
   - Освободи лыжню! - гаркнул я, что есть силы.
   - Нет здесь никакой лыжни, идиот, лето только что кончилось, - тяжело дыша, ответил Тарлович.
   Было видно, что Генка сильно ослаб, и скоро он остался далеко позади.
   - Убери корму! - весело крикнул я Тольке, обгоняя и его тоже.
   Он что-то сказал, но я не расслышал.
   Дальше, дальше, дальше! Главное - не сбавлять темп.
   Впереди мозолил глаза какой-то предмет. Когда я до него добежал, оказалось, что это вовсе не предмет, а Димка Крайников. Полностью обессилев, он лежал на земле, обозревая, открывающийся перед ним пейзаж. На мой взгляд ничего интересного в смысле изучения естественной истории, так, чахлая растительность, редкие кусты...
   Я извинился перед Димкой и сказал, что принял его за предмет, но он только слабо шевельнул рукой и прошептал: - Глаза бы мои тебя не видели, Просиков...
   Что же, насильно мил не будешь. Я рванул дальше. А это еще кто там маячит? Неужели Сестренкин? Точно! Но бежал он, вернее передвигался, как-то странно: то припустится вскачь, то остановится, с удивлением рассматривая по сторонам придорожные лопухи. Дарвин, да и только! А ведь как хорошо начал, пятками искры высекал! Я понял - кислородное голодание, и прикинул - через минуту, на повороте, я его достану. "Право руля!" - скомандовал я себе, и прибавил ходу.
   Оставив за спиной юного натуралиста, я уже бежал в клубах пыли, поднятой Васькой Бегаловым. Я отметил, что и он мне не соперник. Еще раз, правда, Васька вспыхнул, дернулся вперед, сделал несколько шагов... и быстро погас. Неведомая сила понесла его куда-то в сторону, вбок; он громко пукнул и остановился.
   - Ты что же это пукаешь, Васька! - крикнул я, подбегая. - Это некрасиво!
   - Так лапши молочной наелся, - задыхаясь, сказал он.
   - Я тоже лапшу ел, но не пукаю.
   - В моей лапше жирности больше.
   - Это другое дело, - сказал я. - Будь здоров, Василий!
   - И тебе не болеть, - отозвался он, что-то еще промычал про огромные мозоли, но пока ветер донес до меня его слова, я был уже далеко.
   Я даже почти не заметил, как обогнал Лисицкого, метров за двести до финиша. Помню только, что в этом месте, по обе стороны от дороги, скопились девчонки из нашего класса, и мне даже удалось уловить отрывок из их разговора.
   - Глядите, - сказал кто-то из них, - Просиков как козел бежит, словно его змея укусила.
   - Когда змея укусит, не очень-то побегаешь. Тогда все ползут и падают от упадка сил и здоровья.
   - А его укусила не ядовитая змея - питон. Вот он и удирает, чтобы еще раз не тяпнула.
   - Питоны, они заглатывают - раз и готово!
   - Что готово?
   Дальше я не расслышал - меня гнал ветер победы. Женька жарко дышал мне в спину и хрипел, что он самый лучший. Я не рассмеялся только потому, что берег силы. Все! Победно вскинув руки, я порвал финишную ленточку.
   Тут же мне сунули в руку теннисный мячик и сказали: - Бросай!
   Я еще не отдышался, голова кружилась, но все же я раскрутился, как волчок, и швырнул его (мячик) изо всех оставшихся у меня сил, но получилось так, что мячик полетел не вперед, а назад, что несомненно повлияло на дальность броска. Повлияло это и на Женьку, потому что мячик угодил ему прямо в лоб.
   - Ты меня убил! - крикнул он, валясь на спину.
   Я решил в этом убедиться и подошел к лежащему Женьке. Он еще дышал.
   - Ну, не все так безнадежно, - сказал я ему.
   - Ты так считаешь? - прошептал он. - Главное, не побеждать, а участвовать, ведь верно, Просиков, ведь правильно?
   - Нет, неверно! - отрезал я. Главное - это побеждать, получать призы и денежные знаки внимания. - Оставив его, я двинулся навстречу признательности зрителей и грохоту аплодисментов.
   От переполнявшей меня радости, хотелось... бодаться. Я не удержался и боднул дерево-березу. "Ты что, козел, совсем спятил!" - послышалось мне.
   "Да нет, быть не может. Показалось. Деревья не разговаривают. - Я тряхнул головой. - Переутомился".
   - Орел! - сказал Ганнибал Ильич и пожал мне руку.
   Не скрою, это было приятно.
   Девчонки не отрывали от меня глаз, позже объясняя, правда, это тем, что я был грязный как чушка, и они не все могли узнать - кто же на самом деле победитель? Но я-то понимаю, что они просто притворялись. Девчонки, они все такие.

   ...На снимке, помещенным в школьной стенгазете, изображены два великих чемпиона. Они улыбаются и, подняв руки, приветствуют зрителей. Один из них принадлежит далекому прошлому - это наш физрук, Ганнибал Ильич. Другой - настоящему и славному будущему. Понятно, о ком я говорю...