Гл.5
От комиссара не укрылось замешательство Анисима, который всё время норовил спрятать свою ношу себе за спину.
- А что это там у вас, Анисим Савельевич? Давайте-ка, вместе взглянем... - и большевик протянул руку к мешку, но Анисим проворно отпрянул от него, а когда докумекал, что не следовало так поступать, потому, как подобным действом он навлёк на себя подозрение, то тут же начал выкручиваться, как тот уж под вилами.
- Та пустяки... Забыл, как вас звать-величать...
- Иван Андреевич Самсонов. - не дружелюбно буркнул комиссар, не спускающий с него глаз. И взгляд этот не сулили ничего хорошего.
- Да-да, конешне, я то знал, это так, чуток подзабыл... Так вот, Иван Андреевич, там шкурки, я их отобрал. Не то, чтобы много, так, самая малость... - Анисим понимал, врать в данный момент бесполезно, себе дороже.
- Шкурки? - лицо комиссара вытянулось и сделалось суровым. Он тут же выхватил у Анисима чувал, быстро справился с завязками и заглянул во внутрь.
- Это не моё! - воскликнул Анисим. - Говорю же, отобрал у люда охотничьего.
- У какого люда? - голос Самсонова сделался ледяным.
- Говорю же, у охотничьего. - от волнения Анисим повторялся.
- Фамилии! - выкрикнул комиссар.
У Анисима дрожали губы, он замешкался. Если назвать Якова с Ильёй, то тогда надо будет признаться и в их убийстве, что ни коим образом не входило в его планы.
- Да не успел я их разглядеть, темнотища вокруг. Не наши это, своих бы я зараз распознал. То чужаки, мабуть, с других деревень. Хитрющие какие, забрались на соседнюю делянку, чтобы потом было затруднительно установить ихние личности. А опосля бросили чувал и тикать. А я вот подобрал. Но я же знал, что вы скоро возвернётесь и хотел всё отдать Советской власти в целости и сохранности.
Самсонов слушал его внимательно, но никак не определить, что на уме у этого жёсткого, но справедливого человека. Ещё с первой встречи с ним помещик догадался: этот большевик владеет железной силой воли и в то же время, безграничной добротой, а последнее являлось редкостью в наступившие тяжёлые времена. В их деревне комиссар не выгребал у народа подчистую, а оставлял на семью хоть какую-то худобу, некоторые запасы продуктов, а также зерно, чтобы людям до весны хватило как-то свести концы с концами. И нынче Анисим решил сыграть на человечности и великодушии революционера.
- То есть, вы утверждаете, будто к этим шкуркам не имеете никакого отношения, я правильно вас понял? - комиссар хитро прищурился и улыбнулся краешком губ, отчего у Анисима всё внутри похолодело и он с поспешностью затряс головой.
- Ни-ни, никак не имею. У меня даже ружьишка нету. Оно-то есть, ещё дядюшкино. Но висит в чулане и я к нему даже не дотрагивался, можете проверить. - Анисим протянул вперёд свои руки. - А сейчас я без ружья пришёл, сами ить такое наблюдаете.
- Разберёмся. - комиссар бросил мешок со шкурками на пол, а сам, развернувшись, направился к окну, где на широком подоконнике что-то стояло, он взял его и тут же продемонстрировал Анисиму, который тот час побледнел.
- И к этому вы не имеете никакого отношения? - в руках у него, переливаясь красным лаком, находилась прямоугольная шкатулка, сделанная, по всей видимости, из берёзы, крышка которой была украшена незатейливой резьбой, составляющей не сложный орнамент, в виде ветвей, листьев и цветов, а вот на боковинах самого изделия, с двух сторон мастер вырезал медведя, обхватившего передними лапами выпуклую бочку, возможно, с мёдом.
Но любоваться талантом изготовителя Анисиму недосуг, да и зачем созерцать то, что давно уже знакомо и каждый узор выучен наизусть. А всё дело заключалось в следующем: эта самодельная вещица досталась Анисиму от усопшего барина, в ней последний хранил кое-какие купюры и серебряную печатку, не представляющую собой почти никакой ювелирной ценности, но всё бы ничего, кабы Анисим не поместил туда деньги и золото, унесённые с места преступления, где он самолично убил человека.
Главный большевик вытащил из шкатулки массивный перстень с сапфиром и, взвесив его на руке, слегка опуская и приподнимая сжатую ладонь, затем нанизал его на указательный палец, но не полностью, а всего, примерно, на одну фалангу, и показал украшение помещику.
- К этому вы тоже не имеете отношения? - повторил с улыбкой комиссар, довольный произведённым эффектом, но эта улыбка, отнюдь не дружеская, она скорее напоминала оскал хищного животного.
"Боже правый, нашли один из схоронов и надо же, именно этот." - пронеслось в мыслях Анисима. Лоб сразу покрылся испариной, он стащил с себя соболью шапку и утёр ею лицо.
- Почти год назад в городском парке был убит гражданин Культяпин Фома Аркадьевич. - продолжал революционер. - Его вдова внесла справку, будто с собой у него находились кое-какие ювелирные побрякушки, а друзья покойного, в свою очередь, тоже заверили, вроде накануне Фоме Аркадьевичу крупно повезло, он сорвал неплохой куш в карточной игре... Что вы на это скажете?
По большому счёту большевикам было наплевать на мелкого дворянина Культяпина Фому Аркадьевича, они в душе ещё и благодарны тому, кто отправил это никчёмное создание на тот свет, но Ивану Андреевичу сразу не понравился лживый и двуличный местный помещик, который до поры на двух лапках пляшет перед ними и аплодирует свершившейся революции.
"А ну, как година тревожная нагрянет, так он первый схватит оружие и быком попрёт на коммунаров. Ведь спит и видит, что наша власть временная и по его понятиям, ни за горами ожидаемое чудо, когда прежняя жизнь обязательно вернётся на круги своя." - думал Самсонов, ему страстно хотелось доказать, что стоящий перед ним человек - большая сволочь и продажная шкура, которая никогда не принесёт новому обществу никакой пользы. Ну зачем такой нужен и, главное, кому? Да постоянно только и будет баламутить народ и разлагать дисциплину, а если размышлять по-умному, то отвоёванные тылы должно, ну хоть более-менее надёжно прикрыты.
- Ещё раз спрашиваю, вы имеете к данным уликам какое-то отношение? - голос комиссара, как и его глаза, отдавали сталью.
- Ннн... нет... - Анисим замотал головой. - Ни... никак не имею. - Убийца, как мог справлялся с дрожью в теле, потому что осознавал: от последующих ответов, в том числе и поведения, на сегодняшний день зависит вся его судьба, и он старался изо всех сил придать себе самый равнодушный и беспечный вид. - Это мне от дядюшки досталось, а как оно к нему попало, мне то неведомо.
- Замечательно! - сквозь зубы процедил большевик. Об этом вы, во всех подробностях, расскажете столичному прокурору. Собирайтесь, Анисим Савельевич.
- Куда собирайтесь? - надрывно закричал помещик. - Погодите! Да вы хоть супругу мою попытайте и она вам подтвердит, что это наследство от моего двоюродного дядюшки... Олюшка, скажи им...
Но, пребывавшая до сих пор в полном молчании, молодая женщина, поднялась с дивана, обхватила обеими руками едва показавшийся животик и, не глядя на мужа, удалилась в другую комнату.
Анисиму стало нестерпимо стыдно, что он доставил Ольге столько неприятностей.
- Мне нельзя никуда ехать, поймите! - завизжал он на весь дом. - Моя жена понесла, как она тут одна управится без меня, подумайте!
- Мы подумали, Анисим Савельевич. Вашей супруге ничего не угрожает, если она правильно себя покажет. Мы позаботимся о ней, поверьте. - комиссар подталкивал Анисима к выходу, но тот не сдавался, медлил, усиленно напрягая мозги, что же ещё этакое впопыхах придумать, чтобы его сейчас не забрали.
И вдруг, до его сознания дошло, как всё обстояло на самом деле... Революционеры неожиданно прибыли в деревню и прямой наводкой поспешили к нему в дом, может думали застать врасплох, кто их ведает, а Ольга, создавая себе дальнейшее благополучие, указала им на ту шкатулку, которая и разрешила всё не в его пользу. Это Ольга его предала...
"Ууу, змеюку пригрел на груди..."
Стало трудно дышать, Анисим ловил ртом воздух и постоянно тёр лицо дорогим мехом, потом в отчаянии зашвырнул шапку в дальний угол сеней, рывком распахнул волчий тулуп, и, пошатываясь, вышел на порог вслед за комиссаром. Потом упал на колени перед ним прямо в сугроб и, хватаясь за полу его шинели, отчаянно заголосил:
- Товарищ Самсонов, не виновный я ни в чём, клянусь усопшими матушкой и батюшкой. Откель мне ведомо, когда то кольцо появилось у моего дядюшки, я о нём взаправду впервые слышу. И шкурки беличьи вам хотел отдать, вот вам крест! - Анисим судорожно крестился, подвывая и причитая, как баба. Он не замечал своих слёз, своего унижения, ему хотелось выжить в данный момент и не покидать этот уютный наследственный домик. Как же так, только что непосильный стресс в лесу перенёс, волки не смогли разорвать, а в родных пенатах, оказывается, его поджидала более серьёзная опасность.
- Встань с колен немедленно! - приказал комиссар и отдёрнул его руки от своей шинели. - Мне твои сопли тут ни к чему, буржуйское отродье. Раньше надо было размышлять, когда прятал награбленное и когда в лес сунулся за мехами. Или, думаешь, мы тут дураки, которых вокруг пальца можно обвести?
Твой дядюшка уже преставился, когда убили Культяпина. Вот так-то... И не называй меня "товарищем"! Мы с тобой находимся по разные стороны баррикад.
- Товарищ... Прощевайте, выскочило. Как же вас... А, Иван Андреевич, я ничегошеньки не знаю об этом, ну почему вы мне не верите? Бог его ведает, того сапфира, откуда он тут взялся...
- А чего тогда ты нам его не отдал, когда мы приезжали в тот раз? - перебил стенания главный большевик.
- Да не видел я то кольцо, клянусь! Это всё происки жены, эта дворянка меня ненавидит, вот и сплела козни, чтобы меня изничтожить.
- Всё, хватит! Я сказал, прокурору будешь жаловаться. - и Самсонов направился к воротам, а за ним последовали его помощники.
- Погодите! - вновь закричал помещик. - Я обманул вас! Но это, чтобы не выдавать земляков, простите за то. - Анисим принял вертикальное положение. Он сейчас пытался уцепиться даже за соломинку, только бы его оставили в покое. Комиссар с неохотой замедлил движение.
- Иван Андреевич, это наши селяне зверьков загубили: Емеля Горюн и Гришка Дробот. Вот, как на духу... - и Анисим вновь принялся креститься, а потом вспомнил, что новая власть не верит ни в Бога, ни в чёрта, вдруг, замер с занесённой, к собственному лбу, рукой.
- Ага, как раз твои друзья и ждут тебя в возку, пошли, а то они там, наверное, замёрзли... Мы с половины пути сюда вернулись. По жалобе одного здешнего, который нагнал нас уже возле железнодорожной станции. Вот он и доложил, что ваша троица не всё добро сдали государству, а основную часть припрятали. И что вы охотников убиваете, а их добычу себе присваиваете. Да что я тут с тобой рассусоливаю, с врагом революции, иди давай пошвыдче и не оглядывайся. И чтобы ни звука мне, отродье недобитое. Не хочу более слушать твою заведомую ложь, но одно тебе, всё же скажу по секрету: в эти края ты уже не вернёшься. Никогда. Всё, пошёл! И не отставать мне ни на шаг!... Какие же вы жидкие на расплату, кулацкие прихвостни.
Анисим поперхнулся на полуслове, сердце бешено скакнуло, замерло на мгновение и с остервенением понеслось куда-то вперёд, вроде затеяло гонки со своим же биением. Он передвигал ноги по инерции, упершись взглядом в широкую спину коммунара, признавая собственное бессилие перед назревшей безвыходной ситуацией, причём, и душевное, и физическое, поэтому старался больше ни о чём не думать, полностью уповая на волю Господню.
Их сопровождал нескончаемый лай собак, рвущихся с цепей и бросающихся на редкий невысокий частокол. И совсем недавно Анисима до умопомрачения раздражало это тявканье, но в настоящую минуту, понимая, что всё это он слышит в последний раз, собачье недовольство ему казалось райской музыкой, с которой бы на веки вечные никогда в жизни не расставался.