Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2017/01/08/77
«Гамбитом называется начало шахматной партии,
в котором противнику жертвуют фигуру
ради достижения стратегического преимущества».
Борис Акунин. «Турецкий гамбит».
«Победная стратегия порой предусматривает жертвы».
Шерлок Холмс. Игра теней.
Тяжело опираясь на Гунгнир, чтоб удержаться на негнущихся ногах, Один медленно добрёл до своего личного кабинета в северном крыле дворца и устало опустился в старое кожаное кресло за большим дубовым столом, сплошь заваленном бумагами и рукописями.
Кабинет представлял собой просторное помещение с высоким потолком, разбитым на правильные квадраты массивными балками из морёного дуба. Стены были увешаны картами, разнообразным оружием, а также картинами в массивных позолоченных рамах, собранными со всех Девяти миров. Сквозь высокие стрельчатые окна с тяжёлыми, бархатными гардинами в кабинет проникали последние солнечные лучи. Их неяркий свет падал на тускло поблёскивающие стекла высоких стеллажей из красного дерева, за которыми виднелись корешки увесистых старинных томов в потемневших от времени кожаных обложках. Эти книги составляли личную библиотеку Одина. Стеллажей было много, и они занимали всю правую стену кабинета.
На другой стене, прямо напротив входной двери, располагался огромный камин, сложенный из тёмного камня, по боковым опорам которого вился резной орнамент. На каминной полке стояли золотые канделябры, завораживающие своей красотой, настолько тонко и искусно они были выполнены. Чело камина закрывала изящная кованая решетка с причудливыми узорами. Высоко под потолком, прямо в центре комнаты, на бронзовых цепях висела большая люстра с плафонами из хрусталя. Середину кабинета занимал ещё один огромный овальный стол, вокруг которого располагалось более десятка стульев с высокими деревянными спинками. Письменный стол, за которым сидел Один, находился прямо возле окна, выходящего на балкон, с которого открывался прекрасный вид на Асгард. На самом краю стола находилось необычное сооружение, на котором восседали вороны Одина – Хугин и Мунин, когда прилетали к Всеотцу с докладом.
Глубоко вздохнув, Один потёр лоб над металлической пластиной, закрывающей выбитый правый глаз, – мучительно болела голова. Сердце не желало успокаиваться и стучало в бешеном темпе, словно пытаясь выпрыгнуть из груди. Воздуха катастрофически не хватало. Царь отодвинул тяжёлую штору и открыл окно – Асгард был весь перед ним, как на ладони. Продолжая массировать лоб пальцами правой руки, пытаясь избавиться от головной боли, Один с удовольствием, всей грудью, вздохнул чистый, свежий воздух, отрешённо вглядываясь в раскинувшийся перед ним пейзаж. К нему постепенно возвращалась способность анализировать.
Мысли в голове путались. Происшествие в покоях младшего сына не давало покоя. Один ни на минуту не поверил в то, что братья решили посоревноваться в силе и случайно вдребезги разнесли всё помещение. То, что открылось его взору, напоминало, скорее, битву двух непримиримых врагов. Он хорошо запомнил заледеневшее, бледное лицо приёмного сына, эту его дикую улыбку, когда тот повернулся к нему. Плотно сжатые губы, превратившиеся в две тонкие синеватые нити, глаза, мерцавшие мрачным, холодным огнем, внутри которого сплавлялись в одно целое решительность, ненависть, жестокость и злость. Смотревшему в них Одину в тот момент показалось, что в прорезях его век трепещет, рвётся на волю бурлящая кровь, впитавшая в себя всю силу тёмных миров – мертвенно холодный лёд и обжигающее пламя. Последовавшее за этим полушутовское поведение Локи плохо сочеталось с гневом, муспельхейским огнём, полыхавшим в его глазах.
Один пребывал в некотором замешательстве от своей собственной абсурдной реакции на произошедшее. Вместо того чтобы потребовать объяснений, а затем отправить обоих принцев, по меньшей мере, в карцер – на хлеб и воду, он всего лишь по-отечески их пожурил. И что самое странное, Один не чувствовал ни злости, ни возмущения или негодования, ни даже желания выяснять причины такого поведения своих сыновей. Он чувствовал дурноту, какую-то пустоту в голове, как будто все силы разом оставили его. Будто кто-то залез ему внутрь черепа и безжалостно выскоблил всё до чистоты.
И всё же это было странно – что-то не вязалось, не складывалось в чёткую картинку. Его собственное поведение казалось ему лишённым всякого смысла.
«Хорошо, хоть Фригг не видела всего этого», – устало подумал Один, покрутив головой, пытаясь разогнать туман, окружавший его память.
Буквально за пару часов до происшествия Фригг пришла к мужу сообщить, что хочет какое-то время провести в своих чертогах в Фенсалире. Она выглядела расстроенной и уставшей, и Один не стал препятствовать её отъезду. Хотя он очень не любил подолгу находиться вдалеке от своей любимой жены.
«Пожалуй, следует отослать Хугина к окнам покоев Локи, пусть присмотрит за ним, чтобы не влез ещё в какую-нибудь передрягу, – подумал Один. – С Локи всегда всё непросто. Фригг права, с ним происходит что-то странное. Он как будто движется по совершенно другой орбите. Стал раздражительный, скрытный, словно весь сотканный из двусмысленностей и недомолвок».
Царь тяжело вздохнул, отводя взгляд от окна, и измождённо откинулся на спинку кресла, задумавшись о младшем сыне.
Локи так и не стал настоящим асом. В нём всегда было что-то неуловимо чужое, какая-то червоточина, почти невидимая трещина. И чем старше становился принц, тем заметнее она становилась для окружающих, да и сам царевич начинал догадываться, что с ним что-то не так. Локи словно расшатывал себя изнутри. События последних дней отчётливо показали Одину, что трещина эта ширится, грозя превратиться в бездну, которая вот-вот поглотит и самого принца, и тех, кто любил его и находился рядом. Только Один слишком поздно это заметил, понял, осознал.
«Следует как можно быстрее назначить коронацию Тора, – снова вернулся к размышлениям Один. – Мальчишка совсем отбился от рук. Ему бы не политическую стратегию обдумывать, а молотом махать. Как бы мне не хотелось думать обратное, но Тор слишком заносчив, слишком высокомерен, в чём-то даже инфантилен. Одной смелости недостаточно, чтобы стать царем Асгарда. Фригг права. И всё же я должен короновать его. Я стал слишком стар, давно пора уже в целительный сон. Надеюсь, бремя ответственности заставит Тора более серьезно отнестись к своему положению. Да и потом – это же родная кровь. А что же делать с Локи?».
Впрочем, Один уже знал ответ на свой вопрос.
«Что, если попробовать использовать приёмного сына в качестве «катализатора», раз уж не оправдался план с украденной «йотунской реликвией? – продолжал рассуждать царь. – Локи очень изменился в последнее время. В нём копится злость, обида, ревность. Из него получится хороший антагонист для наследного принца. Тор должен увидеть своё желание разрушать миры со стороны. Взаимное противостояние братьев даст раскрыться тому хорошему, что есть в Торе, хорошенько перетряхнуть всё его мировоззрение. Так, чтобы он понял кое-что о своей жизни. О себе. О долге царя. Чтобы научился руководствоваться не только своими прихотями. А после я обязательно поговорю с Локи и расскажу ему всю правду. Шанс, что он воспримет эту новость без истерики и нового скандала, невелик, но есть. И если Локи смирится и сможет принять себя таким, каков он есть, мы снова будем все вместе. Но уже без этого беспрестанного мучения. Пусть, в конце концов, он упадёт в эту пропасть, увидит, что ничего в ней нет, кроме холода, льда да острых камней. И когда он оттуда вернётся, то оценит, как мы берегли его от удара все эти годы. Ну, а если не получится, тогда что ж... Отослать его подальше, хотя бы в патруль в тот же Свартальвхейм. В последнее время там неспокойно. Гильдия тёмных магов постепенно превращается в могущественный слой. Постоянно возникают междоусобные войны за власть между доккальвами* и двергами*, которые уж и не рады, что когда-то приютили этих беженцев из Альвхейма. Того и гляди устроят там локальный Рагнарёк. Вот где найдётся применение магическим способностям Локи. А сейчас лучше ждать. Молчать. Не провоцировать».
Был ещё один способ избавиться от становящегося опасным приёмного сына, но о нём Один предпочитал пока не думать. У Владычицы Смерти – Хель – хранилась Книга Судеб, в которой были записаны судьбы каждого живого существа, населявшего все Девять Миров. Много было охочих добраться до этой книги, чтобы узнать свою судьбу, выбрать верный путь в жизни или заглянуть в мысли другого, но никто из этих смельчаков так и не вернулся из Хельхейма. Владычица строго охраняла доверенную ей тайну. Получив её в руки, Один мог одним росчерком стереть из неё имя Локи, тем самым уничтожив его в пространстве и во времени. Однако мудрый царь понимал также, что последствия такого поступка могут быть весьма непредсказуемыми и необратимыми.
Один потряс головой, стремясь избавиться от таких опасно соблазнительных мыслей. В открытое окно, хрипло каркая, влетел Хугин и уселся на подставку, хлопая крыльями, отчего разложенные на столе бумаги взлетели в воздух. Один недовольно махнул рукой на птицу:
– Отправляйся к Локи, проследи, чтобы он не наделал новых глупостей. Если заметишь что-то необычное в его поведении – сразу же сообщай мне, где бы я ни был.
Хугин склонил голову к плечу, вслушиваясь в голос царя, а затем, хрипло каркнув, полетел к окнам покоев младшего царевича.
Всеотец вышел на балкон и задумчиво посмотрел вслед улетающей птице. Было еще что-то, что не давало покоя царю. Нечто важное, что он никак не мог вспомнить. В подсознании шевельнулась неясная мысль, имевшая отношение к произошедшему сегодня. Что-то упущено... Нечто очень ценное, что могло пригодиться теперь. О Боги Асгарда, да что же? Что с его памятью? События словно перепутались, утратили смысл и значение. Один силился вспомнить, но воспоминание ускользало, словно ртуть, таяло в сером тумане, как будто он пытался припомнить сон. Он изо всех сил пытался удержать мысль, но чем больше усилий он прикладывал, тем сильнее всё размывалось.
Царь зажмурил свой единственный глаз и попытался сосредоточиться. Серый туман не давал ему думать ясно. Внезапно из темной пелены сознания выплыло лицо Сигюн с широко распахнутыми синими глазами, в которых застыло столько боли. Её дрожащие губы, повторяющие одно слово... Что это было за слово? Что?.. Один замер.
«Локи».
И тут же припомнись полные тоски взгляды, которыми обменялись младший принц и ванахеймская принцесса – взгляды людей, которые настолько хорошо знают друг друга, что им достаточно краткого разговора глазами, без единого произнесённого вслух слова. И это было настолько очевидно, что этого не заметил бы только слепой.
«Так вот из-за чего была драка! Девку не поделили! Э-э, нет, Локи, этот цветочек не для тебя расцвёл. Не хватало еще, чтобы и девчонка взбрыкнула перед помолвкой, а то не миновать новой ссоры с Фрейром. Это даже хорошо, что он забрал её в Ванахейм. Пусть сидит там до самой свадьбы. А за мальчишкой я присмотрю...».
Пояснения к тексту:
*Доккальвы – тёмные альвы (свартальвы), бежавшие в Свартальвхейм после войны между тёмными и светлыми альвами Альвхейма. Пристанище они получили, но цена оказалась высока. По сей день доккальвы регулярно платят двергам дань, а поначалу многие из них возмущались тем, что вынуждены покупать себе кров у другой расы, которую считали низшей. Со времён переселения у свартальвов сформировалось собственное общество с правящим Домом во главе. Оно не такое замкнутое, как у светлых альвов, но тёмные альвы куда страшнее светлых и гораздо чаще воюют между собой, предпочитают интриги и удары в спину, полагая подобные методы более цивилизованными. В целом этот народ безжалостен, коварен и в известной мере склонен к садизму. Те привычки и наклонности, из-за которых их в свое время изгнали из Альвхейма, лишь усугубились за годы лишений и адаптации к нелёгкой жизни в Свартальвхейме. И теперь доккальвы жестоки и холодны, как сама земля, на которой они нашли пристанище.
*Дверги – или цверги, или гномы – коренные жители Свартальвхейма и его полновластные хозяева.
Следующая глава: http://www.proza.ru/2017/01/19/2172