Женщины повесть

             Женская проза – это не цветочки в саду, это  правда о нелёгкой женской судьбе. Послевоенное детство,  оттепель 60-х, перестройка в стране Советов, лихие 90-е – всё это нашло отражение в творчестве Ирины Марковой. Автор поднимает актуальные вопросы, стоящие перед женщиной и семьёй. Заниматься воспитанием детей – главное её назначение, потому что быть мамой – непросто. Рядовая пенсионерка, вахтёрша Анна Михайловна в этой книге продолжила рубрику «Мы ещё встретимся». Есть надежда, что следующая встреча обязательно состоится. Огромная благодарность Министерству культуры РФ, так как книга создана при его финансовой поддержке.
            Сценарии, написанные для школьной сцены писателем и педагогом, помогут учителям в их творческой деятельности со старшеклассниками.
                                Председатель Городского Союза   
                женщин, заслуженный учитель 
                Республики Адыгея Л.А. Стребкова.
            
                Женщины
                Повесть

             -Папа приехал, - шепнула в прихожей мать. Росита быстро сбросила кроссовки, побежала в мокрых носках  в спальню.
      Отец  лежал в разобранной постели, держа в правой руке пульт, в левой – журнал с тяжёлыми, бьющими в глаза неестественной раскраской страницами.  На свежей  наволочке густо чернели кольца жестких волос. Седеющие виски притягивали к себе дорогим ароматом.
Мать, подхватив шелковый халат, выскочила в ванную, долго шумела там душем, хлопала  дверью. Потом загромыхала на кухне чайником.
        Росита взобралась прямо в джинсах на кровать, обняла отца, поцеловала в заросшее серыми волосками ухо.
       - Почему так   долго не приезжал?      
       -Рассказывать долго, ты лучше скажи, почему троек  нахватала?
       -Нажаловалась уже…  По физике контрольную писали, я взяла из-за Анжелки не своей вариант, она меня просила… А потом сама же, когда узнала, что там задачка  трудная, перешла на второй вариант и списала…
-На Анжелку сворачивает, - закричала издалека Галина, ничего не учит, новую кассету купила, как можно под музыку что-нибудь выучить?
-Я давно магнитофон не включаю, - заревела Росита, - там у него колонка чо-то полетела, мне обещал Сашка исправить…  А Бела Вячеславовна вчера меня похвалила! Никто не прочитал   «Разбойников» Шиллера, а я прочла! Знаешь, как трудно в восьмом учиться!
         Довлет погладил дочь по иссиня-чёрным волосам, намотал на обветренную ладонь её закрученные спиралью локоны, шутливо дёрнул и бросил в глаза рассыпавшиеся пряди.
-Бить тебя смертным боем! В нашем роду троечников никогда не было! В следующий раз я тебе свой табель привезу… за первый класс, у меня там только по пению тройка стоит. А так все пятёрки! Не веришь?
-За первый класс! Да ты  и  в восьмом  не учился!
-Тогда семилетка была. Думаешь в техникуме легче? Я потом в институт пошёл  бы, но в армию забрали, а там забыл всё за три года, да мать болела, кормить младших сестёр некому было… А ты говоришь, восьмой класс…
         Из кухни запахло жареным мясом. Галина позвала обедать.
         -Переодевайся, дочь, иди, - подтолкнул отец и высвободил из-под одеяла волосатые ноги. Галина подала ему махровый халат.
         На столе дымился наваристый борщ, в чугунной кастрюле на плите томилась нежная телятина. Довлет заполнил собой маленькую кухоньку, втиснулся в узкий  прогал между воркующим холодильником и будто игрушечным столиком. Вазу с апельсинами переставил на подоконник. Стянул с округлых плеч жаркий халат, обнажил кудрявую грудь. В приоткрытое окно заглянул знакомый воробей, приветливо прочирикал.
-Смотри объявления, - шумно хлебая, говорил Довлет, - с этого месяца квартиры подешевели,  чтоб ближе к центру, и с телефоном.- И, крякая от острого кетчупа, открыл бутылку «Балтики». Галина подставила свой фужер. Пенистая жидкость заполнила до краёв сияющую ёмкость. - Сейчас подъедет Байзет,  договорились на пять часов, в Сухой Балке  заброшенный дом   надо посмотреть, как раз место удобное под ферму. Старуха к дочке в город  уехала, вот уж третий год никто не наведывался, а дом на отшибе, и поле под выпас за ним.
-Мало тебе в своём ауле? И так доходы большие, за дочку боюсь. То и дело слышно: то одного похитили, то другого.
   -Не надо думать о плохом, а волков бояться – в лес не ходить. Мало  детям  дать образование. Мне  скоро шестьдесят, что я им оставлю? Там на столе бумажник, возьми, сколько надо, купишь Роситке, что она хочет.
   «Детям...- червячок ревности зашевелился где-то чуть ниже пищевода. - И того так же любит…» 
Со двора послышались сигналы. Доовлет допил последние капли пива, чмокнул в лоб дочь, крепко сжал плечо Галины и, застёгивая на ходу ворот  рубашки, выглянул    из окна заставленной мешками с провизией лоджии.
-Мам, я хочу видик, видик…
-Купи ей, что она хочет!


         Байзет  бросил на сиденье рядом мобильник, посетовал, что, дескать,  барахлить начал.
-Да выбрось ты его, всё б тебе рисоваться
-Без него, ты не представляешь, как трудно. Айтеч (знаешь Айтеча?), так он всего 250 рублей в месяц платит. Я ему говорю, если столько платить, так зачем он и нужен… Всходы спасать  надо, и прошлый год мучнистая роса всё побила, теперь дожди заливают. Мы с Капланом как одна семья,  - балагурил он, направляя машину к Адыгейскому переезду.   Обдавая грязью встречный транспорт, выбрались на залитую близившимся к закату солнцем  трассу, набрали скорость. – Вчера с Викой еле доехали. В Краснодаре такой  ливень прошёл, по дорогам вода рекой! Пригласил в казино - устала, говорит… Тем более, что новых девчонок набрала в парикмахерскую. Одна красивее другой.  За ними нужен глаз да глаз… Так о чём я? А-а-а, ну да!  В казино  сразу проиграл 200 тысяч, давай отыгрываться – 300 тысяч выиграл  и – дёру!
       -Непорядочно поступил, играл бы ещё…
       -Так ведь утро уже было!
       Довлет закрыл глаза. Сбросить годков двадцать – тоже  разгулялся бы. А теперь другие в голове мысли и планы. В ауле всё прочно, а перед Галиной и дочерью он в долгу…

 
     …О той жизни Довлета Галина не знала почти ничего, да и знать не хотела. Ревновать не имела права, потому что сама ворвалась в его спокойную жизнь и нарушила все устоявшиеся аульские законы. Молоденькая продавщица-товаровед не могла не нравиться мужчинам  аула. Это сейчас туда понаехало всякого люду, а полтора десятка лет назад каждого нового видно было как на ладошке. Весёлая Галина сама захотела романтики. Ей предлагали   поработать пока рядовым продавцом в книжном; потом, если освободится место, повысили бы в должности. Но после романа с физкультурником училища, когда  приходила сначала скандалить, потом умолять и плакать, жена Николая, Галине хотелось убежать из Краснодара навсегда  и спрятаться далеко-далеко…
     Нет, видно, на роду ей было написано разбивать семьи. Довлет  приходил к закрытию универмага, терпеливо ждал, когда пройдут по отделам   инкассаторы,  и шел следом по тёмным проулкам  до самого дома Галины. В один распрекрасный вечер она   не стала щёлкать замком  времянки, где  поселилась на квартире  у престарелой вдовы, а просто вошла и оставила дверь открытой…
     Поведал, что женат много лет, но жена бесплодна и из больницы не вылазит. Всё экспериментируют: то какие-то, говорит,  лекарства на ней проверяют, то зародыша подсаживают. В клинике  посоветовали искать суррогатную мать, так как Сара сама выносить не сможет. Теоретически можно себе представить такую беременность, но, наверное, это намного… и  как-то…  в общем, предстоял очередной эксперимент.
   -Так вот, - сказал Довлет, - не  согласишься ли ты быть матерью моему ребёнку?
   Галина сказала, что давно испытывает  желание быть матерью, но не везёт никак с замужеством, а ребёнку нужен отец. Одна она ни за что  не рискнёт.
    - Мне уже много лет, - упал на колени Довлет, - умоляю, обещаю тебе всё, что ты только захочешь, только согласись! Никогда не думал, что буду стоять перед женщиной на коленях, если   б мне так сказал кто, я б зарезал этого болтуна!
           Он стал вытряхивать из карманов всё, что там  было. Рассыпались бумажные деньги – в свете луны не понять, какого достоинства эти купюры. Заскользили крупные монеты по заставленным старомодной хозяйской мебелью углам. Наконец он выудил из нагрудного кармана  какие - то побрякушки  и,  тяжело поднявшись, подошёл к Галине:
     -Дай надеть тебе это … Это медальон  моей матери. Когда умирала, завещала женщине, которая продолжит наш род. Мне кажется, что ты родишь мне…  сына … Этот медальон …
И айсберг бы растаял от таких речей … Галина не знала, что подействовало так на неё. Явно, не золото… Мужские дрожащие руки на голой шее? Или жаркий воздух из раскрытого настежь окна? Позволила прикоснуться к спине, поднять себя и положить на набитые гусиным пухом перины. Эти  сильные плечи, крутой затылок, густые и жёсткие волосы. Нежность небритых щёк, шевеление влажных губ, слёзы благодарности из-под закрытых век. Встать и закрыть окно: поднявшийся ветер уже несколько раз сильно ударил ставнями по оконным рамам. Но впервые  ощутила Галина какую-то музыкальность чувства, которое цивилизованное человечество  обозначило научным термином. И приобретало значимость  тому  сознание, что она делает важное дело: спасает род от вымирания…

      После того, как формы обозначились, лучше было из аула уехать; женщины, хоть и подчиняются мужчинам, всё ж  несколько идут на поводу у гормонов, разбрызгивая  эмоции направо и налево. Галина поработала до декрета в городе в строительной конторе, куда устроил её Довлет,  и  жила на частной квартире. А как Роситочке исполнилось три года, получила от конторы двухкомнатную. Правда, на окраине, где тутукало и тряслось, как   только пробегала мимо электричка или тяжело тащился гружённый мокрыми брёвнами товарник. Росита оставалась Соколовой, хоть и Довлетовна по свидетельству. Но жалеть об этом Галине не приходилось. Отец в ребёнке души не чаял. А Роситочка, круглая, как  колобок, набивая   ротик  конфетами,  вползала к нему на колени, расчёсывала его уже  редеющие волосы и  рассказывала новые стишки, выученные  специально к папиному приезду.
      Что ещё нужно было для счастья? Любящий мужчина, семью обеспечивает, дочь любит и в воспитании участвует… А о его сыне Галина узнала не сразу, а значительно позже…
 
      Сара годами лечилась в краснодарской клинике, а Довлет – бывший зоотехник в колхозе, теперь  частный предприниматель, бился  за бесхозные выпасы, за сбыт продукции, брал кредиты на покупку   импортного оборудования. В ауле давно волновались по поводу отсутствия в их семье детей.
     -Ох-хо-хо, - вздыхали на брёвнышках у заборов беззубые старушенции, - вот тебе и красавицу взял, порченая, так и есть порченая.
 . А они  верили, что будут у них дети. По телевизору показали близнецов из пробирки, появившихся у родителей  с Дальнего Востока. А вдруг  и им повезёт?
      Сара вставала не рано, не поздно… Не рано – не было особой необходимости. Скот не заводили. Молоко, если нужно, брали у соседки. Корова тётушки Аминет  бычка принесла, и молоко было жирным. Сливки Сара собирала, ставила в холодильник  и на них готовила. Но доктор сказал, что это нежелательно,  подумать нужно о весе, потому что яичникам лишний вес вреден. По приезду из клиники она давно к соседке не заходила.
     Просыпалась… Как всегда,  Довлета нет рядом. Где он – спрашивать не имела привычки. Знала: работа  беспокойная, ночь – полночь – вызывают. А завтракать – он никогда и не завтракал. Пачка сигарет – и вперёд. Часам к одиннадцати приезжал не один. Всегда с товарищами, на стол накрывала, как на большую семью. Мясо в изобилии: и жареное, и пареное – какое хочешь. Жгучие кавказские подливы  – ещё бабушка  учила, как правильно делать. Тут  нужно подобрать не только  несколько сортов сладкого перца, но и горького. Бывает, что одним каким-нибудь составным  весь букет можно испортить.
    Сара открыла нехотя кран, нацедила в маленький чайничек воды, поставила на газовую плиту. Стала смотреть на струйки синего, будто мокрого, огня. В стекло тихонько постучали. Она застегнула лёгкий халат, прошлась расчёской по примятым  волосам.         
     -Выдь, соседушка, чо я тебе хочу сказать…знаю, ты не из тех, кто лясы у ворот точит…  воды попить… - Тётушка Аминет заплакала, сорвав с головы косынку.
    -Да что с тобой, успокойся, - Сара поднесла к трясущимся губам соседки чашку. - Все  живы?
    -Живы, да не совсем… Ой, нет мне прощения  Аллаха!
   -Да говори, не тяни! Что случилось?
   -Ты же знаешь, какая наша Беллочка доверчивая … Как поступила  в педагогический, так ни слуху, ни духу.  Мать, сестра моя, была б жива – не пережила б этого… Я ж  ездила в  Майкоп, устроила на квартиру, договорилась с хозяйкой, чтоб присматривала за ней… так там в городе, знаешь, какие девушки… В общем, опутал один балбес нашу Беллочку… Вчера поздно, уже стемнело, спать я  собралась, стучит… - Тётушка Аминет опять заголосила. Сара подумала, что неспроста пришла к ней  старуха. Всё так и затряслось от близкого материнства…
 Беллочка росла весёлой певуньей. Всегда с песней выгоняла в стадо  стайку коз, а когда поспевал тутовник, забиралась на самую высокую развилку и  трясла  тяжёлые ветви. Крупные ягоды стучали по расстеленной на чернильного цвета земле клеёнке. Так и запомнилась Белочка Саре с испачканными шелковицей щёчками. За своим пожизненным горем не заметила она, как подросла  сиротка.
  Страстно зашептала:
          -Да говори, от меня что требуется. Родила уже или нет?
    -Вчера вечером постучалась тихонько… думала,  она только с автобуса, я стирала как   раз.   Смотрю: какая-то не такая девушка! Прости, Аллах!
          -Да говори скорей, что ты тянешь!
         -Ну что, что… Смотрю, прямо вся такая  бледная... то ж худенькая всегда была, а тут не узнать, прямо.  Ко мне на шею сразу, потом заплакала… « Нана моя, - говорит, - не сказала я тебе, стыдно мне признаться,  два дня   как во времянке одна лежу.» - «Неужто родила?» - спрашиваю. « Родила, - говорит, - да бросила в Зелёном  овраге». «Ой, девонька, - кричу, - грех-то какой! Скорей туда!» - «Поздно, - она мне, - похоронить его б…» А сама в лес навострилась. Темно всё было, а как выглянула луна, так и осветилось всё вокруг. Думаю, хоть бы продержалось так подольше. Знаешь, как к ручью идти, так сразу по козьей тропке вниз?
   - Ну  так что? Мне  зачем это знать? – заплакала Сара. – Зачем Аллах даёт детей женщинам, которые  не хотят их иметь? Зачем я не могу быть матерью? Как  это несправедливо!
  -Ты погоди рыдать! Мы только к оврагу – а оттуда коза дикая так и скакнула от нас! Постояли тихонько под дубком. Говорю ей тихо: «Спичку сейчас зажгу».  А у самой руки прямо мокрые от страха сделались. Подожгла хворостину, подняла, высоко нельзя – листья на ветках пожухли от жары, боюсь – загорятся,  осматриваюсь: где-то трупик тот   лежит… И впрямь, лежит. Весь в помёте козьем.  Но живой! Там сухо… Шутишь, жара такая в это лето… А, может, коза собой нагрела.  Да такой толстенький, да такой хорошенький!
    У Сары закружилась голова. Это  сон. Кажется,  слышала  такую сказку. Слишком нереально.  Так не бывает.
        -Что ж молчала? Никто не знает?
   Тётушка Аминет сунула ноги в галоши и побежала  по чистому асфальту  к калитке, проделанной прямо в её  огород, изнывающий от переспелых тыкв, опустивших сухие  плети кукурузянок.  Гуляющие куры пачкали дощатый  настил  к ветхому мостику, переброшенному через  балок, где плавали утки. Держась за  яблоневые ветви,  предлагающие свою помощь, перебежали    в заросший травой  захламлённый дворик.   На колченогом табурете у некрашеных ступенек  наполовину разобранная дорожная сумка, из которой торчали распоротые кроссовки.
      В  пахнущей сладким перцем комнатёнке стоял  диван, застеленный лоскутным одеялом. На огромной подушке, провалившись в пуховую глубину, сладко спал  малыш. Время от времени ребёнок чмокал  ротиком и крутил подбородком.
-Цепкий такой… Как присосался – не оторвёшь от соски, видно, сразу козу себе в ущелье  облюбовал. А Беллочка завтра уж поедет. Сказала, занятия начинаются с завтрашнего дня.   
      Время близилось к полудню; в это время, Сара знала, что всё взрослое население на  уборке перца. Только одна скрюченная подагрой старуха, открыв беззубый рот, долго стояла  под кустом калины  и смотрела на закрытые окна гостеприимной Аминет…
     У Беллочки и не спрашивали согласия. Растерянный  Довлет за обеденным столом сообщил  приехавшим перекусить сослуживцам радостную  весть  о рождении  в их семье сына. Тётушка Аминет кружилась в спальне  Сары.
     Сам Аллах послал им это счастье – сына. И из чьего чрева появился ребёнок – было неважно. Пытались Беллочку расспрашивать: что да как. Добились только, что   тот парень   красив, как  Аполлон, но жениться ему не время, и мать его адыгейку не хочет. Но  мама её была только наполовину адыгеечка, а папа и вовсе из казачьей станицы, и если узнает про ребёнка, то убьёт, это точно, хоть и не нужна дочь  ему. Деньги шлёт, пока студентка.   А она, может, как выучится, так заберёт малыша, на что тётушка Аминет тяжело вздохнула и покачала головой:
- Много ль ты хорошего видела? И  сестра лучше б тебя и не рожала вовсе, на мучения  в свет выпустила. Да если б знала, что  приключится … Зачем мне такой  грех на старости? Ты   лучше не приезжай сюда.  А Сара ему будет хорошей матерью.
      Белочка не заплакала, отвернулась сразу, как только подписала документ, подставленный Довлетом у самой двери автобуса.   
          Неожиданное материнство вернуло в разряд красавиц начинающую увядать жену Давлета. И сам он посвежел, подтянулся и с ещё большим рвением ударился в работу.   


2
               
               
      Весна в том году настала рано. Сначала думали, очередное февральское окно - почирикают птички, полопаются почки – и снова закрутит, заморосит, а к утру морозец прихватит зацветшие абрикосы – тогда уж точно не видать ни кураги, ни компотов. Но, если не считать промозглого ветра и частых, бьющих в широкие окна дождей, весна взяла власть в свои руки. Ещё опасались похолодания до мая; всё советовались, высаживать ли рассаду помидоров прямо в грунт или подождать  недельку-другую.
    Сара в огороде ковырялась только ради приличия. А ну   как  кто  заглянет к ней  ненароком, да вдруг  увидит  яичную скорлупу, тогда какая пойдёт о ней слава! Не будешь же каждый раз объяснять, что капустники погибают от яичных  скорлупок, поэтому она её разбрасывает сразу,  ещё сырую и липкую.  Выходила  цветы окультурить да травку кое-где подёргать. Тонкий кабардинский  профиль, серые глаза, каштановые волосы волновали не одного мужчину в ауле. О том, что Сариет  княжеского рода говорило всё её существо от кончиков пальцев до умения  говорить и держаться. Не было в ней суетливости, всегда равномерна, скупа на похвалы. Свои тайны доверяла не подруге и не близким, а случайным людям, встреченным в дороге или в больничной палате. В стране Советов все равны, нет ни богатых, ни бедных, однако именно ей хотелось поклониться, ей хотелось сказать учтивое слово.
   Тётушка Аминет  заскакивала помочь по хозяйству, схватывала охапку  белья, не спрашивая, брала кусок хозяйственного мыла у дворового рукомойника и, переваливаясь, как  уточка, уносила всё это  в свой маленький  дворик. То, что в её дворе трепыхались на верёвке  сначала пелёнки, потом ползунки и,  наконец, колготки, никого не удивляло, потому что у Довлетбия нехватки в помощниках не ощущалось. Сама Сара разве могла  содержать  в порядке  дом и огород в десять соток? Тётушка Аминет вот  уже два года  как  собиралась уезжать к сыну в Красноярск. В этом году продала корову. 
           -Жена  ушла к молодому, а детей с ним оставила. Девочке – тринадцать, мальчику – десять. Кто ж поможет, если не мать? Белочке я не нужна, видела подружку на вокзале в городе, сказала, что замуж она собирается. Сестра там  на меня не обидится, я что могла – сделала. А на прощанье скажу тебе, Сара: Довлет твой уж очень часто в Майкопе бывает… не замечала?
      
        - Ну так что, что часто, у него встречи деловые… Ты знаешь, что он одним из первых в районе открыл своё дело, сколько ферм он поднял…
         -Ой, ладно, весь аул говорит…
         -О чём? Всё равно, дальше аула не уйдёт. О том, что Русик твой внучатый племянник, не знает никто,  и ты радуйся, остальное – это наши проблемы…
    -Если б только о Русике говорили… Вырастет, конечно, ему всё расскажут. Ты только скажи, чтоб не искал  мать, какая она ему мать? А о том, что у Довлета есть дочка, ты хоть знаешь?
     -Не знаю…
     -А-а… то-то же…Помнишь Галку? Ну что в магазине работала, так она родила. Да…Так вот, девчонка – красавица писаная. Ну, может, чуть постарше нашего… или такая же… Она как раз уехала, тогда долго парфюмерный отдел не работал. Ты  лежала в Краснодаре, откуда тебе помнить. А Русланчик наш в конце августа родился.  Никто  не скажет тебе правду, а мне что? Завтра уеду… Не поминай лихом, если б не я, не узнала б счастья…
    -Иди, тётя Аминет! Счастливо доехать.  За всё тебе благодарна: за Русика – лучше детей не видела, за помощь твою. Но… это неправда! Хотя… Я думала, Довлет так счастлив, что у него сын…
     Тётушка Аминет и не собиралась уходить.  Подлила в чай сливок, пригубила чашку,  откусила кусочек  от карамельки, замаслилась, раскраснелась, перевязала  косынку на голове и разгладила на круглых коленях штапельную юбку.
    -Разве можно сравнить собственного ребёнка с чужим? Или здесь  любовь к детям вообще? Вот я, например, как ни любила Беллочку  (ты ж знаешь, наверно, что мать её только по матери мне сестра), а своего Рустама не променяла б ни на кого, хоть и непутёвый  он у меня. На армянке женился. Его дети уже не адыгейцы, а русские. И Русланчик непонятно кто… Институт мой сынок ( сначала в медицинском учился, на детского врача) бросил, кое-как тянулся после  армии в  технологическом, я даже не  знала, на каком курсе был. Потому что хвосты из года в год подтягивал, потом влюбился. Только восемнадцать ей исполнилось – женился сразу…
    -Знаю, знаю, тётя. – Сара не могла в сотый раз выслушивать  историю её канувшего в долголетнее отсутствие  сына. – Всего тебе доброго в далёком Красноярске. За домом присмотрю, а  если хорошие покупатели найдутся, известим тебя. Но не верю… не верю  в то, что ты мне сказала. 
    -Конечно, Русик  имеет полное право на наследство, он, как отец, Алибердов, а та девочка - какая-то не то Соколова, не то Воробьёва…
    -До свидания, тётя, счастливо тебе доехать!- Сиреневые заросли  скрыли ветхую крышу дома тётушки Аминет. Она со скрипом затворила за собой калитку, лязгнула затвором и  проворно, будто освободившись от тяжкого бремени, пошлёпала через вскопанный огород, где в чёрном перегное деловито копошились жирные дождевые черви.
      Тяжёлые бордовые гроздья  источали сильный, какой-то несовременный цветочный запах; он кружил голову и звал забыться, погрузить лицо во влажную глубину букета, собранного с каким-то тупым остервенением  и  брошенного  потом у голубого кафельного порога  на свежую, буйно разросшуюся  траву.
      Русик накладывал в розовое ведёрко чистые камешки, которыми был усыпан просторный двор, где ждали своего часа  два сельскохозяйственных агрегата. Трактор, с отмытыми от грязи  гусеницами, устало пригорюнился под раскидистым, начинающим выпускать соцветия  грецким орехом. Шевелящий своими, пока голыми,  руками  великан, как  маг, колдовал над ссутулившейся машиной. А комбайн, красный, новенький, только что пригнанный с близлежащей станции, облюбовали кошки, разместились на тёплой крыше кабины.
     Одна из кошек  намывала со стороны города гостя. Руслан, взобравшись на подножку сельхозмашины, потянулся к дверной ручке, но, не удержав равновесия, упал, ударившись лицом  о камень. Сара подскочила к ребёнку, подхватила на руки, пошлёпывая по пыльной спинке, замирая от страха  не услышать остановившегося на длинное мгновение  крика.  И услышав его,  сама дала волю слезам.
     - Хороший мой, хороший мой, как я люблю тебя, мой мальчик, мой дорогой Русланчик…
       Как-то сама  получились рифма. Вытирая личико сына, вытирала свои, льющиеся в изобилии ручьи слёз. «Сказать или не сказать, что знаю? А что изменится? Его  душевного льда не растопить никогда. Бросит, наверняка бросит нас… А как жить без мужа ? А сыну без отца?» …Она будет  молчать и  носить своё  горе…         



3

     Белла Вячеславовна вошла в класс быстрой походкой, сразу выставила из стенного шкафа пластиковую бутылку с водой, поставила на парту дежурному:
     -Быстро полить цветы.
     -Я не достану, - отмахнулся дежурный, - вон Крутиков пусть польёт.
     Крутиков полез на стул, едва дотянулся до цветка, но зацепил горлышком  бутылки за  железную банку, в которой ржавел цветок. Полка рухнула, рухнули и уже залитые до краёв разномастные банки, кроша землёй и листьями бегоний. Все кинулись поднимать упавшего со стулом  одноклассника.
    « Вот затеяла, - подумала Белла,- лучше б сама полила». И пока дружно размазывали по полу грязь, водили к медсестре пострадавшего, ходили мыть руки по очереди, она заполняла новый журнал.
    -А что, так и не нашли журнал? – тихо спросила Маринка Сомова. – Это вы новый заполняете, да?
     -Да, найдёшь его теперь, как же! Он давно  в туалете каком-нибудь гниёт, или сожгли.
     -А вы не догадываетесь, кто это сделал?
     -Толку-то! Всё равно не доказать. А вы все знаете, но молчите.  Почему Мельниковой нет сегодня?
     -Да Тоньку  брат вчера избил, все ж на них  с Саидкой  и думают, убежали из дома  ещё вчера, наверно, на даче ночевали. Всё равно не признаются.
     -Не пойман – не вор.  Ну всё! Продолжаем тему, начатую на прошлом уроке.  Рассказать об отношениях  Амалии и Франца. Пожалуйста, Сусана, тебе  слово.
      Сусана пожала плечами:
      -Я не прочла « Разбойников»…
      -Садись, «два». Мы над содержанием  работали целый урок, конечно, трудно рассмотреть образы, не зная текста… Может быть, Росита нам расскажет об отношениях этих персонажей?
       Росита откинула со лба чёлку, поднялась со стула, притянув к длинным и сильным  конечностям взоры одноклассников.   
      - Франц  не любил  своего брата, завидовал ему и хотел, чтобы отец от него отказался. Мало того – Франц добивается любви Амалии, обманывает её, хитрит… Но любящее сердце чувствует фальшь, девушка не верит этому  обманщику…   
  Дверь приоткрылась, кто-то позвал Беллу жестом.  Когда-то знакомое, но давно забытое  лицо… Незнакомка держала её руку  в своей, улыбалась и смотрела прямо в глаза. 
     -Простите, девушка, что  вас побеспокоить пришлось, да вот шла мимо, захотелось посетить  ваш    урок.
      Она явно подшучивала над Беллочкой.
      -Напряги память, неужели, я так неузнаваема?
      Белла увидела рядом мать Дохужева Алика, семиклассника, приехавшего  из её родного аула, у которого никак не ладилось с русским.
     -Я пишу левой рукой, поэтому у меня такая буква   -а-!
     -Да хоть ногой, - возражала учительница, - можно подумать, ты один такой. В каждом классе  минимум две левши.
     -Моя мама - тоже учительница, она придёт завтра и с вами разберётся!
     -Буду ждать с нетерпением…
      Но встреча с мамой Алика закончилась воспоминаниями о родных местах и общих знакомых. Она пообещала привести  её школьную подругу, часто приезжающую  к ней в гости. 
      -Светка!- бросилась  на шею однокласснице  Беллочка. – Сколько лет мы не виделись! Скоро конец урока, подожди, посидим немного, только не уходи… Где ты теперь?
      В уши ударил пронзительный звонок, в  спину  толкнули дверью. Коридор внезапно заполнился неопрятными учениками и нарядными, как  для дискотеки, ученицами. Белочка открыла  настежь окно, в классный кабинет ворвалась волна свежего воздуха. Пыльный тюль сначала надуло парусом, затем вытянуло  наружу, запутало в берёзовых ветвях.
            -Ты кофе со сливками пьёшь?- спросила она Светлану. – Я такой для гостей берегу, а сама пью только чёрный, потому что от сливок с некоторых пор пухнуть стала. Рассказывай скорей, у меня это был  последний урок, и тетради сегодня проверять не буду. Ты всё ж вышла замуж за Муратика? Сто лет не виделась с вами. Никого не узнаю. Почему не приезжаю… Да потому… Не к кому приезжать просто…
            -Тётушка Аминет уехала, ты же знаешь?
            -Нет, не знала, она мне запретила приезжать в аул, - опустила голову Белла Вячеславовна.
            -Да,  земля слухом полнится… А ты замужем?
            -Замужем, - поспешно ответила Белочка, - но муж сейчас в длительной командировке… А   детей нет. Аллах не дал мне детей.
            -А Сару помнишь, ту, что рядом с вами, в двухэтажном доме, Алибердову?  Она долго лечилась, и Аллах послал ей сына. - Светлана скользнула  по смущенному   лицу одноклассницы, опустила глаза. - Да, разное говорили… Что на русского похож мальчик, и почему ты не приезжаешь к тёте. А отец его любит, очень.
      -Отец? Ах, да, отец. Его, кажется, Довлетом зовут?
      -Вот и вспомнила, а я уже думала, ты всё забыла. Знаешь, как они разбогатели? Такой дом отгрохали! Это всё сыну. У него и дочь есть, здесь, где-то в городе  живёт.  Довлет скрывает, только шила в мешке не утаишь. Все знают.
      -Сара тоже знает?
      -Думаю, и для неё не секрет. Вчера приходила на приём, на сердце жаловалась, доктор на электрокардиограмму послал, но у нас сейчас ленты нет, поэтому  муж в город её повёз, положил на обследование в республиканскую больницу.
   -А Русик с кем? – И, испугавшись своей осведомлённости, Белла Вячеславовна поправилась:
   - Мальчик их с кем?
  -Так он большой уже, пятнадцать будет в конце лета. Там хватает помощников. Сарина невестка прибегает готовить, но у неё своих детей трое, а муж, брат Сары, разбился прошлой зимой…
   Светлана закурила, разогнала сигаретный дым  ладошкой.
     -А у меня дочка. Мурат сказал, что никогда таких красивых детей не видел. Кукла – а не девчонка. Ты приезжай, посмотришь, какую больницу в ауле  выстроили. И компьютер у меня в кабинете обещали поставить. 
      -А в тётином доме кто живёт?
      -Да никто. У племянников свои дома, хозяйства. Разваливается домик потихоньку. Приезжали раза два по объявлению, на том и остановилось. Все стараются в городе под снос покупать, да строить дворцы. И откуда только деньги такие берут? Нам таких вовек не заработать. Сын Аминет  приезжал, похоронил её в чужой земле, а на родину тянет, говорит, как представит тутовник у  ворот, так  ночь не спит после, мечтает вернуться, сам больной, после инсульта. Но от детей уехать не может. Оставить внуков и уехать – потерять смысл  жизни.
      Белла Вячеславовна помешала остывший кофе в коричневой керамической чашке, мысленно измерила путь к родному аулу. «Всего два часа – и пятнадцати лет как не бывало!»
      -Вы на чём? Я тоже с вами. Завтра у меня методдень, а в субботу – позвоню Наталье, она мне должна урок – пусть отработает день, там рассчитаемся…
       -Через полтора часа будем  ждать. Теймур сейчас на «Ниве» ездит. Специально купил по полям мотаться. «Тойоту» жалко по колдобинам бить,- и, загасив окурок в мокром блюдечке, Светлана стала копаться в кожаной сумке. Припудрила залоснившийся нос, подвела и без того выразительные глаза, прошлась по тонким губам дорогой  помадой.
        -А что, Мурат не ревнует? Как он отпускает тебя с чужим мужчиной?
        -Как не ревнует?! Ого! Надо было срочно ехать, вызывали по криминалу, тут «или» - «или». Целую инструкцию получили. Ну давай, собирайся быстро, хочешь, у  меня переночуешь, если боишься  там… У отца давно была?
        -Не общаемся мы, приезжал однажды сводный брат, говорил, что болеет он, но если б умер, сообщили б…

    
       «Нива»  легко скользила по свежевымытой, подсыхающей от скорого ветерка  дороге. Синий,   кое-где облупленный у краёв, асфальт говорил о редком в этих краях транспорте. Пенсионеры, населяющие в основном тупиковые районы маленькой республики, кормили себя сами, отдавая пенсии городским своим детям, возили на продажу сыр, молоко в пластиковых бутылках, едва сводя концы с концами. Когда-то это было густо населённое место. Заросла  сочной травой узкоколейка. Невдалеке  виднелись промышленные развалины, водонапорная башня украшала придорожную канаву  дизайном 30- годов.
       Показались башенки мечети, на темнеющем небе засиял голубой купол. Рядом скверик с заросшими дорожками, две скамейки с оторванными сидениями, на берёзках с едва проклюнувшимися листочками перекликаются горлинки.
      -Останови здесь, - попросила водителя  Белла, как только увидела знакомую крышу. – Я пройду огородом…
       Теймур   притормозил чуть дальше, выведя машину из овражка, на  дне которого журчал, пробивая себе чистой струйкой дорогу, ручей. Как жила она  без этой земли, неба, этой травинки, этой букашки?.. Не в силах подняться с холодной земли, Бела будто  растворилась в изумруде  воздуха, согревая горячим лицом, молодую траву.
      Оторвала голову от земли, когда на небе загорелись первые звёзды. К вечернему намазу звал муэдзин. На дороге к храму показались одинокие фигуры.
       Она отряхнула плащ, сбросила травинки, прилипшие к брюкам, обернула голову шелковым шарфом и направилась через пашню  к  ступеням. Поднялась наверх, повесила плащ на гвоздь, оставила туфли у обувной полки и ступила босой ногой на мягкий ковёр. Пустота помещения пугала, и Бела прижималась к ограждению балкона, заглядывая   вниз, где свершали намаз мужчины.
       - Ты первый раз здесь? – спросила по-русски покрытая белым с кисточками платком женщина.- Смотри на меня и делай так же. Меня зовут Раей, а хочешь, зови Рузанной. Ты татарка?
        Услышав отрицательный ответ, не удивилась:
       -Значит, муж мусульманин?
       Белла промолчала,  послушно преклонила голову, краешком глаза наблюдая за  действиями новой знакомой. Та уткнулась лбом в  ковёр; из-под юбки торчали  её маленькие ступни в мужских нейлоновых носках.  Какие-то потусторонние силы увлекли  Беллу, и то, что делала Рая, она уже не замечала. Будто кто-то другой подсказывал ей движения тела. Отрывала голову от пола, прижимала пальцы к груди, лицу, приветствовала летящих навстречу ангелов. Опомнилась, когда Рая поцеловала и пожелала, чтобы её намаз дошёл до Аллаха.
      - В нашем ауле нет мечети, сюда я приезжаю, как на праздник,  раз в два месяца. Специально арабский язык выучила, чтобы Коран читать. Племянницы сегодня со мной просились, но я им сказала, чтобы в таком виде не смели в мечети появляться. Ходят с голыми животами и тонкими бретельками. Тьфу! Бесстыжие! Здесь я  у брата двоюродного гощу. А семьи у меня нет, - рассказывала, обуваясь у порога, Рая. -  Был муж, да разошлись, характер у меня плохой… но я ещё рожать буду, по-женски пока  всё  в порядке.
       -Как же ты родишь, если мужа нет? – подстроилась под разговор Белла. – Хотя у нас девчонки рожают, сейчас это повсюду – на всех  мужиков не хватает…
       - Ты что! – возмутилась Рая. – Я на это ни за что не пойду! Ещё выйду замуж, только за такого, чтоб нравился.
       -Конечно,  выйдешь, - успокоила её Белла, - ты красивая.
       - Это правда? А я думаю, что нет… некрасивая я… А у тебя есть дети?
      - У меня есть сын, - ответила Бела и впервые в это поверила.   
      - Счастливая… Наверно, умный и красивый.
      -Не знаю, - сказала правду Белла, - мне в эту сторону.
      -Завтра приходи. Ты, видно, из города, приходи…


         Соседский дом  стоял,  как облупленное яичко, среди строительного мусора. В полуподвальных комнатах горел свет, верхние этажи, видно, ещё не жилые. Аульчанам прятаться  не от  кого, ночных штор не делали ни в одном доме, и жизнь каждого была как на ладошке.
         -Утром не смогу придти, будильник поставить не забудь, а то проспишь. Отец, если и приедет, то в семь не проснётся. Разогреешь себе. Всё в холодильнике, а лобио я вынесла на крыльцо…
        -Спасибо, тётя, - услышала мальчишеский голос Белла. Говорили по-адыгейски, и чтобы   уловить каждое слово, она затаила дыхание. Но женщина обулась у порога в мужские туфли, вылила в собачью миску суп, потом сполоснула под краном кастрюлю и пошаркала по уложенному розовой плиткой двору к  уличной калитке. Щенок-подросток, не притронувшись к еде, побежал   за ней на улицу.
      Руслан  потянулся  рукой в форточку, зацепив за щеколду, закрыл наглухо. Из-за тюля не очень хорошо было видно лицо мальчика, но Бела рассмотрела тонкий профиль, тёмно-русые волосы, высокий рост. До слуха донеслись компьютерные звуки...
      Увлечённый игрой, юноша не сразу обратил внимание на вошедшую чужую женщину.   
      -Я стучала, но ты не слышал, - сказала Белла.
      -Вам кого?- спросил Руслан. - Папы нет, а мама в больнице.
      -Я приехала в дом по соседству, а там замок, ты не знаешь, как открыть его? Я здесь жила раньше…
      Парень с любопытством посмотрел на незнакомку.
     « Как он похож на …»,- подумала Белла.
    -А он просто так висит, на ключ не закрыт. Если надо – снимите и зайдёте. Только света там нет, отключили, но хотите, спички возьмите. Я могу проводить вас.
    -А твой отец, он где?- полюбопытствовала Белла, когда шла за мальчиком по деревянному   настилу,  по-прежнему ведущему к их заросшему желтыми ромашками дворику.   
    -Он завтра новую ферму сдаёт в эксплуатацию. С утра уехал – и нет до сих пор. Вы всегда тут жить будете, или просто погостить приехали? А то папа на ферму рабочих нанимает, приезжают по объявлению, я думал,  и вы тоже…
    -Нет, Русланчик, у меня несколько другая профессия… Просто я соскучилась по...
    -А откуда вы знаете, что меня Русланом зовут?   
    -Так ведь… Я… слышала, как тебя назвала твоя тётя, она далеко живёт?
     -Минут пятнадцать ходьбы отсюда. Возле школы.
     -После 9-го куда идёшь? В десятый? Ну и правильно, за  два года определишься.
     -Я в Москву поеду, в МГИМО  хочу поступать, но папа… он мне дело своё хочет передать, а диплом всё равно нужен. Пока папа вес имеет, нужно медали добиваться. У меня, правда, нелады с географией, но географичку уже уломали, поставит, никуда не денется, потом биология - тоже исправит, - говорил Руслан, зажигая  свечу и укрепляя её  в баночке из-под майонеза. 
     -Мо-ло-дец…- похвалила Белла. - Неужели отличник? Вот это да! Хотя я тоже была почти отличница.  С алгеброй, правда, были проблемы…
    - Я алгебру ещё в шестом классе запустил! Тут от природы должен быть талант к математике, а толку – то! Стоит стараться, чтоб потом быть каким-нибудь бухгалтером! Я чистый гуманитарий,- выламывался, как показалось Белле,  подросток. - И вообще девчонкам легче! В классе проходу не дают. Вчера в подвале заперли и на урок не пустили, кретины. За то, что учусь нормально.
   - В городе нет такого, у нас  модно хорошо учиться.
   Русик вздохнул:
  - Мне англичанка медаль запорола. Я всё сказал ей. Текущая двойка  в девятом теперь считается!
  -Конечно, считается. В том году тщательно проверяли – медалей слишком  много даёт Юг России. Но это и понятно: южане добрее. Там, где надо поставить «три», ставят «четыре», а где «четыре»- ставят «пятёрку». Ради престижа школы идут на это. Администрация ставит задачу, а учителя вытягиваются в струнку. Это так развращает… Но с другой стороны… Я недавно встретила одноклассницу, прошло много лет, а она простить учительнице не может, что та ей не поставила «пятёрку» по русскому языку, и она вместо «золота» получила «серебро». Но мы знали, что там «золотом» и не пахло. А если б ей нарисовали ту «пятёрку» и она получила б «золото», вспомнила б учителя добрым словом? Вряд ли. Вот оно, нутро человеческое… Хорошее забывается сразу, а плохое помнят всю жизнь. В молодости много совершаешь ошибок (на то она и молодость),  ошибки исправить можно, а за грехи вымолить у Аллаха прощение (Аллах всемилостив), но себе не простить никогда…
   -С медалью, папа сказал, по собеседованию зачисляют…
   -Не везде.  А тебе не  стыдно будет держать эту медаль в руках? Ведь она дутая… А собеседование,  думаешь,  легче экзаменов?
    -Что вы, тётя, взялись меня воспитывать? Вы что, учительница? Мне нужно идти, располагайтесь. Ой, вы ведь с дороги, а кушать вам не предложил. 
    -Я не голодна, но чаю выпью. У меня здесь в термосе есть. Крепкий такой, ужас! Не рассчитала, всыпала горсточку на литр. Ты иди,  сынок,  поздно уже, спасибо за помощь, дорогой…
         Белла отвернулась к тёмному окну, где отразился слабый огонёк свечки, едва удержалась, чтоб не заплакать. Услышала, как звякнул крючок садовой калитки, как зашелестели яблоневые ветки над ручьём.
         По стеклу ползла, падая, переворачиваясь и жужжа, молоденькая пчёлка..  Лапки в жёлтых  нарукавничках. « Уже мёд собирает,- подумала Белла,- спешит жить».
         Открыла крошащуюся форточку, помогла какой-то бумажкой подняться вверх  насекомому.  Но оно растерялось и с наслаждением впилось в руку освободительницы. Само же на глазах  умерло мучительно, но тихо и безропотно.
         Белла убрала  жало, послюнила оставленную несчастной синюю точку  на  ладони  и высморкалась в мокрый от слёз платок.
          На дне  сундука  рассыпались старые фотокарточки.  Замахрившиеся  края, запаутиненные лица. Вот они вдвоём с матерью. Белое платьице, вьющие льняные волосы. У мамы в руках гитара… Здесь  она перед отъездом на  Север. А на этой фотокарточке Беллочка  держит в руках котёнка. Потом это стала их кошка, котят которой постоянно топила тётя. И та потеряла  чувство материнства. Рожала   и уходила прочь, не облизав, не помурлыкав…
         За окном хрустнула ветка. Белла скоро задула свечу, подошла к двери, прислушалась, потом задвинула щеколду и прямо в одежде прилегла на сундук, укрывшись какой-то тряпкой. 
         Разбудила её птичка. Близился рассвет, и радостная птаха так долго говорила  об этом, что Белле хотелось встать, распахнуть старые створки и прогнать птицу прочь, но нужных сил ещё не набрала за короткий ночной отдых и продолжала лежать, стянутая одеждой, проваливаясь урывками в дремоту. Сознание возвращалось постепенно… Почему она здесь – в одежде, на холодном сундуке, дышит смрадом заброшенного жилища? Серые стены, с потолка свисает покрытая слоем жирной пыли лампочка; занавеска истлела, кусками растворилась в воздухе.
         Но что-то радостное таилось у  края груди… Что? Что?  Руслан… Она вчера встретилась со своим сыном. Это её мальчик, её сын, которого она  бросила  и уползла, как змея, спряталась от людских глаз и пересудов. Она была готова похоронить своего мальчика, но дикое животное его спасло, инстинкт материнства оказался сильнее законов человеческого общества. И те, кто  готов был её заклеймить позором, ославить как падшую и развратную женщину, теперь холят и лелеют  её дитя, потому только, что оно узаконено, потому что у него есть мать и отец. Разве она была бы плохой матерью? Да, плохой - не создала бы сыну того, что дали ему его названые родители… Не купила б ему компьютер, не построила б дома… Но… подарила бы главное – материнскую любовь…  Они его тоже любят, но разве можно сравнить любовь к своему ребёнку    с любовью к детям вообще?
         Чувствуя себя разбитой после долгого лежания на твёрдом сундуке, Беллочка  медленно накинула плащ и вышла во двор. Едва выползшие из почек мохнатые розовые листики винограда, казалось, с любопытством  следили за гостьей давно  опустевшего двора. Цветник перед крылечком зарос - весь первоцвет запутался в нахально прущем пырее. Порожек покрылся зелёным мхом. Колодец, над которым согнулся журавель, разрушился. У побуревшего плетня валялось полуистлевшее ведро, черпавшее когда-то ледяную колодезную воду без устали.
         Призывы муэдзина заглушились визжанием автомобильных тормозов.   
         У соседских ворот стояла машина, слышался перезвон стекла, тяжёлая поступь грузчиков. Её сыну здесь хорошо. Он богат. У него всё есть.  Есть мать.  И отец тоже. А она одна. У неё нет никого. Есть  чужие дети, которые забудут её, как только  выйдут из стен школы. Через два года и здороваться перестанут… Вчера  Светлана звала в гости, сделала вид, будто поверила, что Белла замужем. Не  хотелось смотреть на чужое счастье, и Белла, перекинув через плечо сумочку, направилась по краю огорода к  шоссе. 
      

4

        Белла Вячеславовна наконец-то, после длительной  битвы с завучем (то одно не так, то другое),  сдала ведомость и журнал,  села готовиться к родительскому собранию. К концу  учебного  года  её 8Д  подошёл неплохо. Два отличника, тринадцать хорошистов из двадцати пяти восьмиклассников, ни одного второгодника. На ремонт удалось собрать только треть нужной  суммы, и вряд ли дождёшься остальных денег.  Но хвалить надо, и, тяжело вздохнув, она села  писать благодарственные письма родителям.
      Отец  Алика Дохужева не раз присылал автобус для загородных прогулок – как  не поблагодарить такого родителя за хорошее воспитание сына? А мать  Варибрус Маринки рисовала газету к неделе литературы – пришлось той дуре «пятёрку» поставить… хватит и «пятёрки» ей! Родители Аськи по дешёвке паркет на весь кабинет достали – надо написать благодарственное письмо… Не ошибиться бы в написании имени-отчества… Ну а у Роситки   только одна «тройка» по химии. Нелады с химичкой. Зато по литературе она первая. И сочинения её на свободную тему  Белла хранит. Мама – такая  роскошная женщина! Немного полновата,  правда… Папа адыгеец, а  фамилия у девочки – Соколова.  Валентина Петровна, когда ложилась на операцию и передавала  Белле класс, хвалила его -  с ними  в городе не живёт, а в воспитании дочери участвует.   
     «Уважаемые Галина Викторовна  и …Довлет Асланчериевич…(пусть, человеку будет   приятно, мало ли, почему девочка записана на материну фамилию, всё равно она  Довлетовна), учителя и  администрация школы сердечно благодарят Вас за воспитание дочери  и выражают уверенность, что вы и впредь будете достойно выполнять все требования школы.
Желаем огромных успехов!» 
 
     Галина, когда взяла в руки  листок с благодарностью, прослезилась и,  едва дождавшись  четверга (Довлет  чаще  в четверг приезжал), закатила праздничный стол с шампанским и шоколадным тортом. Подвыпивший глава семейства, откинувшись в кресле, велел Росите принести её свидетельство о рождении и всенародно объявил, что в нём имеет место небольшая неточность и что фамилию – Соколова – просит считать  недействительной, поскольку он – настоящий отец и удочеряет свою дочь.
       Подруги по работе и по женским неудачам только тихо завидовали Галине и нажимали на салаты с майонезом «Моя семья». Как это Галина угадала своё счастье? Ведь знала, что у старого Довлета (тогда ему было, поди, сорок пять)  семья, и делить любовь пополам – это не для советской женщины. Вот он настоящий мужчина, каких днём с огнём не сыскать! Обеспечил  и осчастливил бы и третью, и четвёртую, если надо. А русские   алкаши – на что годны?
     Так рассуждали несчастные, усыхающие от одиночества, напомаженные, никому  не нужные бухгалтерши, когда-то, давным-давно ограждающие себя от нежелательной беременности, а,  разменяв четвёртый  десяток, мечтающие о хоть каком-нибудь завалященьком, но своём,  мужичке.          
       Вздумалось Галине вдобавок перед всеми  примерить новое платье. Чёрное, велюровое, всё такое в блёсточках.
        - В нём   только в театр, - заметила подруга, накладывая в чашку с кофе мороженое;  отправила  в рот огромную клубнику, едва ворочая языком от переполняющего его вкуса, продолжила, - когда ты была там последний раз?
        Галина не помнила, была ли она вообще в театре. А с кем туда идти? Роситочка звала её,   когда всем классом ходили.
        -Учительница литературы у них появилась новая – такая театралка заядлая. Все  в классе артистами стали!  На конкурсе   Роситка выступала, читала монолог сумасшедшей Марии,  ничего не заняла, но на костюмы пришлось потратиться. После этого я  велела прекратить  выступления. Сказала, чтоб  выписалась  из кружка! Всё время надо будет шить что-нибудь! И так школа замучила денежными поборами! То на ОМОН собирают, то на школьные нужды… Какие такие школьные нужды?! Бумагу сдаём, а чтобы снять ксерокопию, рубль там  надо заплатить! Довлет тогда рассердился на меня,  вынул  пятисотку и сказал, чтоб я никогда не мелочилась и отдавала, сколько надо. А дочери пообещал познакомить её с братом.
       -С каким братом? – подруга вскинула на Довлета бровь. – У вас есть брат?
       Галина поджала губы:
       -Не прикидывайся, Люда, ты всё знаешь. Мальчик у него в ауле ещё есть, сын, а Роситочку он стыдится!
        -Галя! – вскинулся Довлет, вынул из пачки сигарету, размял её трясущимися пальцами и  вышел на лоджию. Галина, расправляя бархатное платье, устремилась  за ним.  На лице от выпитого вина  пошли красные пятна.
      -Ты вот что,  не говори  лишнего, Сару подготовить надо, у неё сердце больное.
      -Сердце больное! – взорвалась она. - А о том, что девочка чувствует, ты не думаешь? Ты забыл   о том медальоне, что передала  твоя мать? Роситка  носит его, я ей разрешила, когда исполнилось четырнадцать. А сыну твоему сколько? Как же ты так? А говорил, что…
      -Тут всё намного серьёзней, я никогда не рассказывал тебе.
      -А мне и не надо знать ничего, я счастлива. Если б не тот вечер, не было б у меня такой красавицы-дочери, - говорила, рыдая, Галина. -  Думаешь, легко мне гнать от себя мысли, что ты принадлежишь другой семье? Представлять, что там твой дом, там тебе тепло, а не здесь, там твоё настоящее, а мы всего лишь  игрушки, которые ты прячешь, когда наиграешься.
     -Я вас очень люблю, вы моя семья, но и без них мне плохо. Двадцать пять  лет  прожили вместе, и если сломать всё,  - это всё равно, что жизнь разрубить пополам. А сын – это моя опора, моя надежда. – Довлет улыбнулся.- Он  добрый малый, но,  мне кажется, у него несколько завышена самооценка. Сам   не  знаю, как это получилось.  Впрочем,  мне некогда было заниматься его воспитанием, а Сара без  конца болеет… Ты  ведь  столько лет мирилась, а я ведь как-никак мусульманин, закон позволяет нам иметь много женщин.   
      -Никому не позволю больше прикасаться к тебе!
      В прихожей захлопнулась дверь за последней гостьей, Росита заснула перед телевизором, прижимая к себе кожаную обезьянку. Оторвав Галину от заставленного грязной посудой стола, Довлет увлёк её  в спальню, где, не разбирая постели, стал показывать, на что способен настоящий мужчина…
      Так и решили, что не время беспокоить больную супругу. Но Роситочка к началу учебного года была уже не Соколова, а Алибердова.
      -Зачем тебе это надо? - сказала Белла Вячеславовна, когда та прибежала в школу  поделиться своей радостью. - Всё равно замуж выйдешь, фамилия будет другая. Может,  за русского выйдешь.
      -Но я же папина дочка! У папы на ферме столько кошек! Он рассказывал, что кошки знают время дойки и сбегаются, как только молоко им выносят. А  меня он обещал с братом познакомить, сказал, мало ли что в жизни…
      -А как же его жена?
      -А! Там жена такая! А вы у нас на следующий год останетесь?
      -Валентина Петровна выходит, а я перехожу на другую работу. Сюда я пришла забрать реквизит.   
      У дверей  библиотеки  толпились ученики и родители. Накидывались на стопки потрёпанных учебников, выбирая из них те, из которых ещё можно было что-то выудить путное. Валентина Петровна улыбнулась Белле, помахала тетрадкой.
    -С прошлого года учебники некоторые не сдали, теперь на мне долг будет висеть.
    -Да их списать давно пора. Их в руки взять страшно было.
    -Всё равно лучше, чем покупать по пятьдесят рублей. Есть и дороже. По истории, например…
   -Иметь детей и не покупать новых учебников? Что ж это за родители, если не могут дать детям необходимое?
       Зависть раздирала душу Беллы Вячеславовны. И они, эти благонравные, считают  себя чище и выше,  потому что им повезло с любовью. И брачная ночь у них была по праву,  и   беременностью гордились и не прятались, как она в лесу, рожая своего первенца. Если б у неё было как  у людей: дом, муж, деньги – она б не бросила своего ребёнка. А на её месте как бы они поступили? Её сын…её Русланчик. Такой  смешной… Медаль хочет получить с помощью папы.   Но не она его мать… и не ей ему советовать, как надо жить. Интересно, знает ли он, что неродной? Осенью съездить бы. Только бы смотреть на мальчика, своего мальчика.
      Тогда на родительском собрании, когда  вручала благодарственные письма, она старалась не встречаться с глазами родителей. Чему она может научить? Что посоветовать? Возвращалась бы   лучше в свою редакцию заводской газетёнки. Прошёл слух, что производство возрождается из руин и пепла, и  Бог даст, редакция  вновь заработает. Но так сразу уходить не стоит, иначе вообще без работы останешься. И дети её любят. Разве открылась бы ей Росита, рассказала б о папе? Не сказала, из какого аула её отец… «Тоже богатенький Буратино. Надо же, кошек на ферме молоком поит.    Руслан тоже  что-то похожее  рассказывал про ферму…»

     Белла Вячеславовна на предложение работать в заводской газете отреагировала слабо.  Директор завода выразил только ностальгическое чувство по отношению к возрождению собственной прессы. В советское  время  заводских бюджетных средств  хватало на всё. Рабочие ежемесячно премии получали, предлагались  бесплатные путёвки  в дома отдыха, строили пионерские лагеря, где поправляли здоровье не только великовозрастные оболтусы,  но и проходящие пионерскую практику  студенты. Никогда не забыть ей  того лета на турбазе  «Романтика»: катания на лошадях, посещения пещеры, где встретила она свою первую и единственную любовь. Глупые девчонки… Если  б знали, во что выльется этот роман с красавчиком Серёжей, разве б завидовали  Беллочке? Любили они друг друга  два долгих  месяца:  наслаждались красотой гор, вкусом утренних туманов, прятались в лесу от пионеров, следивших за ними с фотоаппаратом. Как было бы  сладко вспоминать боль расставания теперь, если б не приехала Беллочка  зимой  к  Серёже  в Волгоград…
        Тогда она мысленно посоветовалась с мамой. Белла всегда советовалась с мамой, хоть и знала, что её письма никогда не взлетят в небеса. Мама, чей образ нарисовался на миг и исчез тут же, улыбнулась – значит,  благословила дочь. Такая любовь бывает однажды и на всю жизнь. Но… видно, не судьба. Сейчас  Сергей  играет очередную роль.. Как интересно оценивает он политическую обстановку в телестудии!  С ним советуется сам  Шмаков. А она  переключает свой телевизор на другой канал…   
          Последний месяц вынашивания ребёнка ничего не помнила и не соображала.   Как очутилась в  Зелёном овраге, как уползала,  не слыша младенческого крика. Мама,  как ни пыталась себе её представить Беллочка, так и не появилась, чтобы  остановить, поддержать обезумевшую от страха и стыда дочь. « Мамочка! - кричала Белла. – Помоги мне!» Образ матери появился   в тот миг, когда ребёнок  родился. Он  пропал навсегда. Сессию Беллочка  выдержала и  не вылетела из  института  в тот год. После защиты диплома корректировала   в типографии и подрабатывала  внештатным. В школу попала случайно… Или судьба?
       С каждым годом набор в пятые классы становился всё меньше и меньше. Постперестроечная эпоха  отразилась на рождаемости, и прежде переполненные школы-гиганты постепенно превращались в полупустые и  полунищие  лицеи  и  гимназии. Брюки и джинсы,  разрешённые  строгой администрацией в тяжёлые времена из-за хронического  отсутствия у родителей  денег на колготки, прочно внедрились в гардероб длинноногих школьниц. Голые животики девочек, целующиеся парочки в коридорах, где некогда багровели  знамёна и алели пионерские галстуки, - обычная картина хромающей  в капитализм страны. Приезжающие на олимпиады американские школьники показывали незадачливым лицеистам, как надо непосредственно вести себя:  сбрасывали на пол ветровки, вытирали о них ноги, снимали дурно пахнущие кроссовки и лежали на паркете  в фойе, жмурясь в лучах южного солнца. Сквернословящие старшеклассники    курили вместе с одетыми в камуфляж охранниками на крыльце, сплёвывали под ноги суетливо пробегающих мимо седеющих учителей, а будто сошедшие с журнальных обложек девятиклассницы могли с достоинством  опустить  здешнюю Мэри Поппинс, отметив,  насколько примитивны её одежды.
         Каждый день Белла  просматривала одни и те же приказы, вывешенные на солнечной стене учительской. За минуту до звонка у  ячеек с журналами  возбуждённо рассказывала учительница – пенсионерка:   
          - «Хотите, Надежда Петровна, я вам что-то покажу?» – говорит, - кофточку поднимает, а у пупка кольцо. Я ей: «Бедная ты моя, зачем ты проколола?» Она мне: « Это мне в  поликлинике   сделали, так что всё стерильно, не волнуйтесь».
          -А меня вчера так опустили, так опустили! Сказали, что  были обо мне лучшего мнения, когда я сделала замечание по поводу сногсшибательного наряда одной девочки. «Учительница литературы должна ценить красоту в одежде и сама одеваться красиво.  Не говорите только, что всё отдаёте своим детям, моя мама одевается красиво». Представляете?
          Белла осмотрела своё отражение в трюмо, поправила шарфик, собственноручно вырезанный из куска гипюра,  одёрнула блузку, которую удалось удачно подобрать в «Секнд-хенде»,  пригладила пейсы у висков. « Подкраситься надо давно…»
         - Ты так и не выучила наизусть сонет Петрарки,  я ставлю в четверти тебе «тройку», - бросила вслед  пробегавшей мимо девятикласснице. 
        - Ой, да ставьте что хотите, напугали, прямо! – девочка, развевая махрами юбки, застучала на шпильках мимо охранника в дверь, хотя  прозвенел звонок на урок.


5

      
      Сара плохо спала уже которую ночь. Мысль о том, что Руслан не получит медали, не давала ей покоя. Как потом смотреть в глаза родственников? Единственный сын – такой красивый и умный - оканчивает среднюю школу без золота? Сколько ушло на репетиторов! Возили к учительнице английского языка в соседний аул, платили математику – необычайно одарённому, но вечно пьяному, - по пятьдесят рублей за час. Пересдавали  географию  и черчение, испортили отношения  с физкультурником-соседом.  Но, если за сочинение мальчик не получит «пять», всё пойдёт насмарку!   Чтобы хорошо написать, невозможно не списать, это она по себе знала. Но тогда, в далёкие 60-е,  учили   наизусть учебники, где всё продумано и  разложено авторами  по   полочкам. Флоринский  ориентировался  на единую, не думающую  массу. Что-то подобное она читала у Замятина: «Как одно целое, мы встаём, чистим зубы, надеваем одинаковую одежду, как одно целое поём  гимн Единого Государства, шагаем  в строю». Он в далёкие 20-е предсказал  будущее России. И всё равно в той несвободе они были счастливы. Над  ленинским афоризмом  –    « Коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны» не задумывались, хотя лампочки Ильича загорелись в их ауле только в 65-ом.  « Катерина – луч света в тёмном царстве», « Горький – буревестник революции»,  « Моя родина – Советский Союз».  Сара писала  шпаргалки  с цитатами  и только для того, чтобы не допустить ошибки в пунктуации.
             Она – это другое дело, ей и « четвёрки» было достаточно.  Красавицу Сару  и  не отпустили бы   в город. Ей оставалось только завидовать дурнушкам, которые постепенно выходили замуж и оседали в Майкопе.  Отец после её долгих уговоров всё-таки отвёз Сару в город и устроил  на курсы бухгалтеров, поручив двоюродному  племяннику строго смотреть за девушкой. Меджид заходил несколько раз по-родственному с другом. По закону гор нужно было встречать гостей приветливо. И вахтёрша  женской половины общежития  не ставила препон на пути бдительного родственника. А Сара накрывала на стол, скоренько сметая с него учебники.  Друг был немолодой. Что у них  общего с Меджидом? Всё время говорил о сельском хозяйстве. Каковы надои да привесы на свиноферме. Удивительно, свиней в ауле не разводили и упоминали о них с брезгливостью. Не мусульманин, что ли? Но Давлет признался, что так надо. Партия и правительство указало верный путь, и он как главный зоотехник  колхоза считает своим долгом …
              В тот роковой вечер пришли ещё и две сестры друга Меджида.   
             -Ты всем нам понравилась, Сариет, - сказала одна из них. Лучшей невестки нам не надо. Если ты не согласишься ехать с нами, мы всё равно тебя украдём.
            Всегда спокойная Сара взвилась:
            -Если б знал мой отец, Меджид, как ты поступишь, он ни за что не доверил тебе меня!  Ты договорился, меня не спросив?! А ещё братом называешься! –  Распахнула  двери в коридор, вспугнув целующихся в тёмных углах парочек. – Уходите подобру-поздорову, не то я позвоню в милицию!
            Сдёрнули с кровати покрывало, накинули  на Сару, больно перебросили  на   подставленные плечи, побежали по лестнице. На крик из-за стеклянных дверей на лестничную площадку выскочила  вахтёрша. Загородила могучим телом  дорогу:
            - От мерзавцы! Милиция! Милиция! Не дам девушку бесчестить! – кричала Даниловна,  уже отброшенная в мокрые кусты отцветающих хризантем. 
           -Тихо, тётя, - сказал брат, помогая ей подняться, - это репетиция.
          Часа через полтора  машина  въехала во двор, хрустя острыми камешками. Сару обули в новые атласные тапочки,  дали умыться у водопроводного крана и  накинули яркий шелковый халат. У ворот толпились любопытные. С утра  в ауле все  знали, что здесь готовится свадьба.
          - Сама подумай, Сара, - уговаривали её женщины. – Как ты вернёшься  к отцу? Ты теперь опозорена. Соглашайся, глупая, не отказывайся от своего счастья. Такой муж! Ничего, что намного старше, зато любить будет, и ты его полюбишь, вот увидишь, как любить будешь.
           Она подумала, что как будто всё вовремя: ей двадцать, настоящую любовь она испытала ещё в десятом классе, наверное,  больше такой не будет.  К утру согласилась выйти замуж…
           Но  мужа  не  любила и теперь не любит. Наверное, Довлет  чувствовал  это, поэтому  и завёл себе на стороне  семью. Говорили, что дочка очень на него похожа. Везёт же людям – захотела – родила.
            Сара всегда чувствовала пустоту в животе и  свою ненужность. Это бесконечное её лежание в больницах. Какой мужчина выдержит такую жизнь?  Но лучше ничего не знать и не думать, иначе опять начнётся бессонница. А это ужасно. Её и раньше предупреждали о последствиях снотворного, но пока сама не поняла, что это такое, глотала его без раздумий. Ночью спала, как убитая, а днём еле ходила, забывая, где что положила. Появился сын – как на свет народилась. Бессонные ночи у кроватки Русланчика – естественное состояние. Ни у кого в ауле не было такого сына. Красивый, высокий, а умный!
           Доучиться ей муж не дал, на работу тоже не отпустил, сказал, что в состоянии прокормить жену, и вообще – дело женщины – заниматься домом, семьёй. В полуподвале нового дома оборудовал спортзал, привёз снаряды, два мата и биллиардный стол, который так и стоял в упаковке вот уже полгода.
          -Здоровье нужно поправлять физкультурой, - не раз говорил он держащейся за сердце жене. – И Руслана заставляй хотя бы зарядку делать, вредно всё время за компьютером сидеть. Смотри: весь согнулся.   
         
               
             Довлет    обещал во что бы то ни стало привезти  учительницу из города.   
        -Ребёнка нужно просто подстраховать. Сумма, - сказал  Довлет в трубку, - не имеет значения.
                Отказываться от подработки Белла не стала, её не интересовал  ни  пол выпускника, ни фамилия, и в назначенный час учительница  была доставлена на второй этаж аульской школы.
        По опыту предыдущих лет, Белла Вячеславовна  знала, что на  «золото» выгоднее брать классику,  и уже сосредоточилась на творчестве Пушкина, но по эстафете передали, что подшефный выбрал свободную тему, пишет сам.
       -Довольно-таки  амбициозный молодой человек  и от звёздной болезни не застрахован, - оценила обстановку  молоденькая учительница литературы, наливая Беле ароматный кофе.- Такую тему развернул спорную. Вряд ли комиссия утвердит его сочинение  на медаль.
      « ,,Мне Отмщение и Аз воздам!, - сказал Сын Божий  две тысячи лет назад, с болью и теплящейся ещё надеждой взирая на род людской, обречённый на самоистязание и самоуничтожение. Шли века – ушли в прошлое великие фараоны Египта, полегли  в боях несокрушимые легионы Рима, растворились в новых народах полчища Атиллы. Забыты мощь и сила древних царств Урарту и Вавилона, превратились в труху корабли финикийцев, сгорели на погребальных кострах  великие сыны Одина, давно уже пируют   в Валгалле берсерки – доблестные рыцари Тора и Донара. А она стоит… Сколько ты вынесла, выстрадала, земля родная! Сколько орд пропустила через себя, чтобы не стать уже Европою! Сколько ксёндзов разбивали сыновьям твоим губы в кровь четырёхконечным крестом, чтобы ты не была Азией!
        Сегодняшняя Россия – это небоскрёб, где на верхних этажах  красивые женщины, бассейны шампанского, фраки и бабочки; на других,- тех, что внизу, - провалы окон, автоматные очереди, старики, умирающие в нищете, безрукие, безногие обрубки, царапающие культями пороги администраций.
        Сколько лозунгов, сколько обещаний давали вам раньше!  Кто-нибудь  выполнил хоть одно?! Я знаю, вы никому уже не верите – но не опускайте руки! Этого делать нельзя ни в коем случае! Ещё не всё потеряно!
         Я во главе новой Народно-патриотической Партии. Мы противопоставим тому, что говорят сейчас другие. Честность. Трезвое восприятие сегодняшнего мира, программу выхода из кризиса, но самое главное – ваше доверие к нам, ваше стремление к лучшей жизни, вашу любовь к Родине! НПП разработала свою предвыборную программу и тактику. Мы выходим на выборы с чёткими программными установками, та как  должны создать условия для возрождения страны. Для этого мы предлагаем осуществить программу-минимум…»   
       Белла поискала на исчёрканной первой странице черновика фамилию и только подтвердила робкую мысль, что это сочинение…  Руслана. На нескольких страницах были перечислены пункты, по которым собирался работать во главе организованной им  партии (она надеялась, только в мечтах)  её  сын.
       «…Наша партия выдвигает  установки, которые соответствуют духовным и нравственным ценностям большинства здравомыслящих людей. Это великие идеалы: Свобода! Справедливость! Патриотизм! Правопорядок!
      Судьба страны в твоих руках! Отдай свой голос НПП, и страна встанет в один  ряд с великими державами, и страна вспомнит своё великое прошлое, она  поймёт, что достойна его!
      Не теряй надежды на лучшее – ты достоин его! Пусть над обновлённой Россией взовьётся трёхцветный флаг!»
       Белла Вячеславовна исправила несколько орфографических и пунктуационных  ошибок и выскользнула из дверей постепенно пустеющей школы.
     Спешить было некуда. Легко ступала по таким родным, но неузнаваемым  улочкам. На неё обращали внимание сидящие у ворот неподвижные старики, провожая глазами  яркую незнакомку. Никому и в голову не могло прийти, что этими стройными ножками два десятка лет назад обегана, облазана вся такая  немая  в этот час округа.
        Незаметно подошла к краю аула, где в густо разросшихся  лопухах утонуло знойное полуденное солнце.  У реки,  на  вывороченном с корнем  могучем дубе, собралась стайка выпускников. Белые сорочки парней распахнуты, туфли сброшены с потных ног, в густой тёмной траве   лёгкие отбросы  цивилизованной промышленности.
     -В современном мире партия не может носить название – Национальная! Оно предполагает разделение на нации, а Россия – полиэтничное государство! –  услышала Белла уже  знакомый голос.
    -Да пошёл ты! Козёл! Умный нашёлся!  Папу лучше б слушался. А он тебе вовсе и не папа, если хочешь…
   -Что ты сказал?! А ну повтори!
   -Тьфу! Да кто не знает?!
   -Сюда идут, - вступил в диалог третий, - русская.
   -Мальчики, - о чём спор?- обратилась к ним Белла по-адыгейски.
   -Всё в порядке, тётя, решаются мировые проблемы, - застёгивая рубашку, произнёс незнакомый парень. Затем не спеша завязал шнурки,  отбросил пустую банку из-под пива, пошагал по высокой траве, вздымая облака одуванчиковых парашютов.   
    - Что вам надо? – спросил, утирая мокрый лоб,  Руслан. А-а-а… я вас вспомнил… вы тогда были правы. А маму понять можно. Она страшно  переживает, что скажут родственники… Но я  человек принципа; вы извините, что не дал вам заработать. Здорово, как  угадал тогда, что вы учительница!   
    - Он говорил что-то о твоём отце…
     -Это не имеет значения. Говорить можно что угодно. Зависть – отвратительная  человеческая черта. Человек сам, своим трудом, своими мозгами достиг совершенства.  Он сделал то, что  другому из-за его ущербности сделать не под силу. И тут появляется праведник, способный молоть языком  о какой-то там справедливости…
    -Только что я читала… Ты обещал в своей программе…
    -Вы так наивны. Все обещают, но заботятся о своём кармане. 
    -Как ты повзрослел! Но почему стал таким злым? А  два года назад  был так наивен!  Книги  читаешь?
    -Я всё своё детство читал одну и ту же книжку: «Незнайка в Солнечном городе». А  потом  « Властелина колец» Толкиена. Потом читать перестал, когда получил выход в Интернет.
    - В твоей предвыборной компании…
    -И вы поверили? Это игра. Будто не знаете, что человек, рождаясь, обречён  на игру.
    «Если он играет, то, по крайней мере, откровенно. Как это  знакомо…»
     Белла шла по улицам родного аула, давно чужая и никому не нужная здесь. Правда, старушки   откровенно разглядывали городскую незнакомку. Одна даже привстала с брёвнышка и, опираясь на клюку, пристально стала всматриваться в лицо гостьи.
   -Ты не племянница Аминет? Она, говорят, умерла? А мальчик…
   Старушка помоложе потянула её за юбку, что-то громко зашептала.
   -Не обращайте внимание, должны же они говорить о чём-то, - усмехнулся сын.
   Молоденькие  липки тяжелели от наливающихся влагой листьев, заботливо ощупывали горячие головы  таких близких и таких далёких друг другу людей. 
    Прикрывая ладонью глаза  от яркого июньского солнца, вышла из  ажурных ворот мать Руслана. Узнав сына, протянула радостно  руки.
    -Мама, не сердись, писал сам. Здорово получилось!
    -Какую тему писал? - разволновалась Сара. – А мне Байзет сказал, что… - и внимательно посмотрела на Беллу.
    -У вас очень умный  мальчик, - с трудом произнесла Белла. Я не знала, что этот медалист  – Руслан, это вышло случайно.
    - Иди обедать, - подтолкнула в спину парня Сара, и, подождав, когда тот скрылся  за виноградными зарослями двора, подняла на гостью глаза, – Белла? Надеюсь, ничего лишнего не было сказано?
    -  Не волнуйтесь, я понимаю…
    - Поговорить всё равно надо. Я очень больна…  А Русику ещё учиться. Вы проходите, пожалуйста,- гостеприимно распахнула калитку хозяйка. Пёс-великан, опустив великолепную голову, обнюхал туфельки гостьи. Сара погладила лоснящуюся шерсть собаки, потрепала мощные уши:
    - Свои,  Тюльпан, свои. Лежать.
   Белла поднялась по мраморной лестнице на белое крыльцо, обратила внимание на установленный вверху монитор. Вошла в светлую, высокую прихожую, переобулась в поданные хозяйкой велюровые тапочки.
  В кунацкой  уже был  накрыт стол. Возле него хлопотала невестка Сары. Беллу усадили на новый, с изобилием разномастных подушечек, диван, напротив которого висела явно дорогостоящая, писанная масляными красками картина.  Она  притянула взгляд гостьи, и оторвать его уже  не было никакой возможности. Что это было: смущение, либо волшебство творчества неизвестного художника – она не знала. «Какой ветер! – думала Белла, - на улице  жара, откуда здесь ветер?» Вот он прошёлся по макушкам сосен, затем перешёл, как по ступенькам, по ветвям  вниз  и помчался по сухой  высокой траве.
   -Кушайте, - стала угощать Сара. На столе блюдо с колбасой и сыром, жареное мясо и свежие овощи. - Хозяин должен подъехать с минуту на минуту, обещал ещё в 12 приехать, я волнуюсь.
    -Не стоит волноваться, будто впервой, - бросил  Руслан, разливая шампанское по бокалам. – Пора бы тебе привыкнуть.
    -  Ася  какую тему писала? – спросила   мать.
    -По-моему, по Булгакову… Точно не знаю. 
    Белла Вячеславовна  взяла слово:
   -Раз уж представилась мне  такая возможность… - она подняла глаза и встретилась с испуганным взглядом Сары, то я скажу, что… мне приятно бывать здесь, потому что это мои родные места, а этого  молодого человека  (она опять увидела страх в глазах   сидящей напротив хозяйки) я знала вот таким…(показала каким). Сегодня он выдержал первый экзамен. Он написал не просто сочинение. Молодой человек выдержал экзамен  на прочность...  Теперь он взрослый  и должен знать…
    Сидящие за столом опустили глаза. Наступила минута замешательства. 
    -Ты не сделаешь этого, не надо меня пугать, Беллочка. Ещё  маленькому я рассказала сказку, как  дикая коза согрела и выкормила новорождённого ребёнка. Русланчик эту историю понял по-своему:
« А та тётя, что бросила в лесу мальчика, она жива? Её тоже надо бросить».
          Ударили телефонные трели. Все разом вздрогнули. Руслан  отстегнул  трубку и передал матери:
     -Наверное, отец.
    Сара приложила её  к уху и только произнесла: « Да». Потом долго и тупо молчала, уронив трубку на пол.      
  -Меня разыгрывают, - сказала только, когда её отнесли в спальню и влили в рот микстуру. – Байзет  сейчас заедет за нами. Сказал, что тело в морге. Ещё не вскрывали.


6

             Спелёнутое тело  Довлета сиротливо лежало  в углу зала у открытого окна. Сидящие на диване сёстры утирали платками коричневые от загара лица, поднимали  вверх глаза и голосили, раскачиваясь. Время от времени деловито отдавали распоряжения стоящей в отдалении Саре.
             -А нож? Про нож забыла?
            Принесли столовый ножик, положили на место, где предполагались руки покойного. Теперь можно быть спокойным: покойник на том свете освободит себя от  земного одеяния.
             -Дочери его позвонили? Знает  она?
             Сара хотела сказать, что не слыхала ни о какой дочери, но, едва шевеля языком, сказала, что номера телефона их не знает, а Байзет уехал на кладбище…
       -Вскрытие показало, что смерть наступила не от удушья. Он был уже мёртвый, когда загорелась ферма, - говорили у ворот, осторожно заглядывая во двор, соседи. – А  вообще, что он делал там в этот час? Все коровы были на выпасе. Сторож спал пьяный…
            Бела Вячеславовна  остановила вышедшего из автомобиля Руслана.
     -Что насчёт сочинения слышно?
     -Вы знаете, мне сейчас абсолютно всё равно, за беспокойство спасибо. Знаю одно: на подтверждение медали его не отправили. Это к лучшему. Хотя трудно сказать, что к лучшему. Завтра сдаю алгебру. А вы так и не уехали?
    -В огороде много работы, - опустила глаза Белла. – В доме побелить надо…
    -Вы извините, мне надо идти, - пряча глаза, проговорил сын и присоединился к мужчинам, выносившим со двора тело.
    « Поступать ему надо ближе к дому, - с некоторым облегчением подумала Белла, - хотя я никакого не имею к этому отношения, как скажет его мать…»
      Повозившись немного в цветнике, Белла сняла с  верёвки свои вещи, уложила в дорожную сумку  и поспешила к пустынной  дороге. Те  дни, что провела здесь, дали возможность оценить однообразие её каждодневной размеренности. Вносить изменения в жизнь уже поздновато, а  делать несчастной женщину, вскормившую и вырастившую её ребёнка, – не найти себе оправдания до конца жизни. 
        Глядя сквозь пыльное стекло на бегущую вдоль дороги мелкую гальку, Белла представляла себе будущее: заваленный газетами кабинет редакции, холодная однокомнатная квартирка на девятом этаже,  вредная старуха на лестничной площадке…
        Вчера стала свидетельницей скучной соседской склоки.
       -Петровна, - стучала соседка в выкрашенную зелёной краской дверь. – Петровна, слесарь воздух из труб идёт выпускать, открывай!
       -Вечером  приходил, натоптал, воды налил и ушёл! Не открою!
       -Открывай! В квартирах холодно!
       -А мне что? Я вон оделась, пусть и они оденутся.
       -Ах, так? Ну, подожди, умрёшь – я тебе не буду деньги на похороны собирать!
       -И я тебе не буду!
       -А мне и не надо. Я себе на похороны насобирала.
       Чем закончилась ссора, Белла Вячеславовна не дослушала. Открылись двери лифта, и она, теряя вес, стала опускаться на землю.
       Перед переездом их микроавтобус остановили у поста ГАИ. Документы водителя оказались не в порядке, и пассажиры долго стояли у замусоренной обочины, пока им не удалось втиснуться в остановившийся  автобус. Дачники с тяпками, обвязанными тряпками, чинно занимали сидячие места. Бела прислонилась боком к двери, зацепилась за чью-то корзину, почувствовала, что пришёл конец её дорогим колготкам.   
       В школу она не вернётся.  Это не её стихия. Играть роль учительницы можно, если недолго, да ещё делать вид, что любишь чужих детей. Так и хочется надавать по  шее, или вышвырнуть из класса, стукнув  коленом под зад.  Иногда приходит на ум, что они  нуждаются просто в невропатологе. Родители наделили их патологией, а эти  бедняги за всё в ответе. Год назад (Белла Вячеславовна до сих пор не верит, что то было не сном)   на экзамене по русскому языку  прежде, чем взять билет, всем опостылевший Ахмед  украдкой показал ей, откинув полу пиджака, огромный кухонный ножик. Заваливать его никто не собирался, и председатель комиссии, устало махнув рукой на испуганный шепот Беллы, сказала, что он и на геометрию с ножом приходил. 
          - Он сумасшедший, вы не знали?
          - Ашот, «мама»- женский род?
          -Да-а. Женский...
          -Молодец, Ашотик, иди.  «Три».
          Радостный Ашот, получив аттестат об основном образовании, хвастался перед дружками, что теперь он может идти, куда захочет: хоть на шофёра учиться, хоть на повара. Те завидовали и  шутили, сплёвывая, что вот сейчас пойдут и пропьют его аттестат.
         -Оставь документы дома, а потом гуляй, - посоветовала ему классручка…
          Нет, дети – это не для неё…
          Директор завода  находит средства для возрождения собственной газеты. Для начала пошлёт в командировку в Питер. Ради одной этой поездки стоит согласиться. Там много  осело её однокурсников. Была бы умнее – тоже б сейчас гуляла по Невскому проспекту.   
      От толчка видения рассеялись. Потянулись городские улицы.  Пассажиры начали выходить, как только пошли пригородные постройки. Вышла и Белла Вячеславовна, пересела на троллейбус до кондитерской фабрики. Среди луж и строительного мусора  высматривала в свете ослепляющих глаза фонарей  доску, ведущую к своему подъезду.  Сразу же позвонила, спросила, когда приступать к обязанностям редактора.
      - Ну, конечно же, - сказал директор, - надо съездить посмотреть и набраться опыта у  испытанных временем редакций. Заказывайте билет на самолёт завтра же, а приказ будет!
      

        Когда-то всё было просто. Билет на самолёт стоил  рублей на пять дороже, чем на наземный транспорт.  «Летайте самолётами Аэрофлота!» - приглашали девушки в голубых пилотках. Стюардессы разносили леденцы и тёплую минералку, если возникала надобность, то и гигиенический мешочек подносили. Кормили несолёной варёной говядиной, завёрнутой в хрустящие целофанки, и шоколадом. Спокойно можно было пронести чемодан и поставить себе в ноги, если не влазит на полку над головой. Однажды Белла даже курила в  кабине с лётчиками.
       Тогда в Грозном она  простояла три часа у кассы, разжалобила  своим измученным видом кассиршу, и, получив долгожданный билет, бежала к беленькому, как голубь, самолёту, капая на  горячий асфальт летного поля помидорным соком. Трап уже отъезжал, и дверь в салон готова была захлопнуться, когда подоспела  пассажирка.
       -А  как же я? – пустила она слезу.
      - Ну,  давай,  запрыгивай, - смеялись  лётчики.
      - А я не смогу… - Белочка  топталась у брюха ЯКа-40, не зная, что делать с раздавленными помидорами  в сетке: то ли здесь бросить, то ли довезти до Баку.
      - Андрюха! Подай назад трап! – крикнул один из них, и трап  подкатился к распахнутой дверце самолёта.
       Белочка вздохнула с облегчением и развернула «Взлётную», когда заработали моторы. Солнце ударило в глаза после того, как самолёт вынырнул из облаков и повис над белой равниной.
       -Что-то вы заскучали, – улыбнулся красавец в лётной форме, - хотите посмотреть, как работают приборы?
        Белла просто из вежливости побрела за молодым лётчиком, из вежливости взяла предложенную сигарету и присела на откидное сидение за строгим командиром. И подставила ветру Каспия  свою больную голову уже в сумерках…
        Потом она ещё много раз летала, но этот рейс запомнился ей особенно. Маме мысленно написала, каким вниманием пользовалась в дороге, и стоит ей только захотеть – она выйдет замуж хоть за лётчика. 
        Теперь, взлетая в небо, после долгого земного пребывания  почему-то разволновалась. За тяжёлой шторой звенели бутылками с минералкой, тихо переговаривались пассажиры, расстёгивая привязные ремни. Рядом, у окна, молодая мамаша кормила грудью ребёнка. Розовые ручонки нежно скользили по переполненной молоком груди. Белла краешком глаза, будто засматриваясь на облака, следила, как постепенно натянутая кожа  опадала, сморщивалась и превращалась в сжатую бумажку. Нежный ротик оторвался от коричневого соска, засмеялся, обнажив четыре зубика.
          Молодая мамаша - тоже вчерашняя школьница. Наверное, так же себя вела раскованно  с парнями. «Играй, мой гормон», - поговаривала Нинка Палка (названная  так с лёгкой руки Фреда заведующая учебной частью школы), завидев в укромном углу школьного коридора целующихся девятиклассников. Гормон отыграл – и теперь она обыкновенная, даже достойная уважения, мать.    
           Стюардесса разносила завтрак. Поставила на приставной столик аккуратно упакованные пластиковые тарелочки с какой-то неземной пищей. Поскольку молодая мама не успела укрепить свой столик, ей опустили еду в сетчатую люльку. Белла Вячеславовна бросила в неё свой шоколадный батончик. Надоело смотреть на дребезжащее  над   иллюминатором  крыло самолёта,  она отстегнула ремни, поднялась и пошла, как по воздуху, в хвост самолёта, где были свалены какие-то мешки и узлы. На боковой скамейке, отвалившись к стенке, вели беседу бортпроводницы.
        -Страха у меня нет перед полётом, - говорила одна, - я стараюсь о страшном  не думать. Моя приятельница в прошлом году разбилась – она постоянно боялась…
        - А я,  когда собираюсь в рейс,  думаю, что лечу в последний раз.
        Белла Вячеславовна сделала вид, что попользовалась туалетом; присела на боковушку напротив. Раскрыла  пудреницу, подвела глаза, покрутила, не доставая,  сигарету. По спине от стенки корпуса растекалась мягкая вибрация, к горлу подступала слабая тошнота.
        В проходе показалась хрупкая фигурка молодой матери. Ребёнок в батистовой распашонке с золотым крестиком на розовой грудке раскраснелся от жары. Влажные локоны светло-русых волос прилипли к выпуклому лобику. Мамаша с трудом передвигалась по салону аэробуса, будто всходила на крутую гору. «Снижаемся, что ли?» - подумала Белла, и чтобы не потерять равновесие, ухватилась за край скамьи. Внезапная вспышка ослепила, глухой удар в голову – на мгновение потеря сознания. Тяжело открыла веки – навстречу по ковровой дорожке бывшего салона полз ребёнок. Там, где только что находилась мать, свистел холодный воздух. Отломившаяся хвостовая часть самолёта медленно  сближалась  с  землёй. Помочь было некому.   Душераздирающие  крики не давали возможности оценить обстановку. Инстинктивно протянула руки к запутавшемуся  в узлах младенцу и, прижимая его к груди, упала в тряпьё  у ног застывшей   бортпроводницы,  проткнутой  металлическим штырём. Другая девушка исчезла бесследно…
Малыш устал хрипеть, только подрагивал тельцем, согреваясь у живота Белы. Падение продолжалось уже более пяти минут, и не было ему конца. Выплывшая из облаков женщина в белом обняла Беллу за плечи, хотела высвободить из её объятий младенца, но Белла не дала  разомкнуть свои  руки.     «Ну  вот,  видишь,  мы и  встретились, -  сказала женщина, - теперь будем всегда вместе. А это девочка или мальчик?» - « Не знаю… - ватными губами произнесла Белла, да и какое это имеет значение? Это ребёнок, мне  отдала его мать. А вы кто? Я где-то вас видела. А-а-а, вспомнила, на фотографии… Вы очень похожи на мою маму, может, вы и есть моя мама? Мама! Я всю жизнь писала тебе. Ты сама поступила со мной несправедливо. Оставила меня такую маленькую… Тётя жалела меня, но мне хотелось всегда быть рядом с тобой. Однажды я написала тебе стихи, ты тогда была ещё жива, а мне казалось, что нет:
Зачем, зачем ты умерла?
Я так люблю тебя…

        А потом пришла телеграмма. Твой муж сообщил,  что похоронил тебя. Раз так – значит,  Богу угодно было  видеть меня сиротой. Но для чего это ему нужно? И сиротой сделать моего сына...»               
       Больно не было.  Сразу  закрутило по спирали. Всё в  молочной дымке. Ослепительно белый коридор с никелированными перилами вдоль стен. Кругом двери, двери, двери. Все распахиваются перед ней, и  сами потом закрываются. Сначала медленно,  затем быстрее, быстрее, быстрее! Оказывается, умирать не страшно! Это  прекрасно! Это  замечательное  чувство! Никогда не возвращаться в тот страшный мир!   Боже мой… Это и есть настоящее счастье.  Не ощущать своего тела,  забыть обо всём. Кто я? Кто она? Кто я? Зачем они  корчатся там  внизу?   Пусть поскорее высвобождаются из окровавленных тел и взлетают, как она и десятки других, к мягким облакам.  «А ты не хочешь ко мне? -  протянула Белла руки   к   ползающему  у  разбитого тела женщины   ребёнку.  -  Здесь хорошо и ничего не болит.  Мы были вместе недолго, и я успела полюбить тебя. Целых десять минут, пока не встретились с Землёй.  Но  как же я выронила тебя?..  Значит, так надо. Я спасла тебя. Как жаль, жизнь – трудная штука, оставайся.  А меня там ждёт мама…

7
               
       После смерти  Довлета  Галина перешла на другую, более оплачиваемую работу. По телефону выразили соболезнования, сообщили, что ведётся следствие по делу об убийстве отца её девочки.   Разве от этого  легче?  Хлопотать о пенсии было некогда и некому. Теперь нужно  самой платить за квартиру. А одеть, обуть дочь? Накормить  - и то проблема. Пришлось продать сотовый телефон. Попробуй оплатить  её никчемные разговоры с подружками.  О-о-о, лучше б их вообще не было! Заладила отмечать день рождения в кафе, как это сделала Анжелка. Но у той есть папа, начальник. А откуда им взять три тысячи?  «У кого попросить в долг? - плакала по ночам Галина. -  Подойти что ли к  Валерию Павловичу?   Ради дочери на всё можно пойти… Он добрый человек, вот уж пять лет, вдовец и не женится. Подошёл во дворе на днях,  предложил руку и сердце. Странный… она не забыла пока о муже. И что она будет делать с ним? Везёт  ей на старых. А потом дети и внуки… Им ведь тоже надо уделять внимание». Ей хватило по горло  семьи Довлета. Ревность не отпускала ни на минуту. А перед  подругами  можно было изображать вполне раскрепощённую женщину. Бедная девочка… Она так любила отца. Как бы узнать о завещании? Хотя какое может быть завещание? Довлет о смерти не думал. Планы были наполеоновские, и если б не этот загадочный конец, разве остановились бы они  на медицинском училище? Кому они нужны теперь? Не повторила б дочь её судьбу…
      За  окном шумел белолиственный тополь. Когда они с Роситочкой въехали в этот дом, он был слабой веточкой, ограждённой изношенной автомобильной камерой, лет через пять её пришлось разрезать и убрать, потому что ствол растущего дерева требовал простора.  Густые ветви царапали в ветреную погоду стёкла окон и нагоняли смертельную тоску дождливой осенью. Шторы задёргивать не приходилось, родной тополь надёжно заслонял их жизнь от любопытного глаза. Да и кому взбредёт в голову заглядывать к ним на третий этаж?  Хруст веток насторожил  Галину. Она приподнялась на локте. Сердце заколотилось в страхе, когда увидела на развилке очертания мужской фигуры.  В свете дальнего фонаря, слабо освещающего их пустынную улицу, невозможно было рассмотреть ни лица, ни возраста уставившегося в окна  человека. Галина попятилась к двери, тихо ступила  в комнату Роситы…
      Дочь спала, опустив голову на учебник. Его иллюстрации пугали своей праздничной яркостью. Человек с сорванной кожей производил  на Галину удручающее впечатление; против каждой мышцы стояло латинское слово, запомнить которое ей   казалось невозможным. Девочка вечерами  прилежно зубрила эти наименования  и часто засыпала за столом. Мать раздевала её, как маленькую, и укладывала в постель. Что может быть счастливее этого счастья?
      Но сейчас, чувствуя на себе взгляд со стороны и ещё больше боясь того, что  под этим взглядом её ребёнок, Галина первым делом дёрнула за шнур лампы. Мгновение находилась в кромешной тьме, и  когда  в комнату проник уличный свет и на стене обозначилась тень тополя, она стала искать глазами испугавший её объект. Там никого  не было… «Приснилось, что ли? - подумала Галина, - хорошо, что не было открыто окно, неизвестно, чем бы всё кончилось».
       К удивлению Галины, утром Росита не испугалась рассказа матери, а только весело рассмеялась впервые за год, и пока плескалась в ванной, напевала: « …А что это за девочка, и  где она живёт, а вдруг она не курит, а вдруг она не пьёт, а мы с такими рожами возьмём да и припрёмся к  Э - э- лис.»          
        « Всё очень странно, - подумала Галина, -  давно не заглядывала к дочери в дневник. Может,  уже и не ведёт его…»
         Едва дождалась ухода Роситы в техникум, вошла в её спальню, стала, кряхтя, на колени, и пошарила под тумбой письменного стола. Оттуда выудила  пузырёк и покрытую толстым слоем пыли чёрную в коленкоровой обложке тетрадь. В пузырьке тарахтели какие-то таблетки, инструкции не было. Тетрадь исписана почерком Роситы двухлетней давности. То, что в ней было, давно знакомо матери, и читано – перечитано. Здесь её школьная любовь к всеобщему любимцу – спортсмену, не обращающего никакого внимания на одуревших от его двухметрового роста девочек. Дочь писала о  том, какие чувства испытывает, когда этот красавец садится сзади  списывать  у неё  контрольные, и какие эротические сны видит после этого.   Новенького ничего нет. Галина вытерла влажной ладонью обложку и положила тетрадь на место…
         Дочь очень изменилась за последнее время. Всегда ярко подводила и без того выразительные глаза – теперь  только проводит над веками у бровей широкой косметической кистью. Губная помада  без надобности. «И что это за таблетки? - не выходило из головы матери. – Переживать не буду особенно, ещё бы, столько по телевизору всего! Она умная девочка… Сама знает, что делает… Но проследить надо…»
        Галина отложила в сторону недописанные бланки, сказала хозяину,  что спешит на родительское собрание в училище, а сама села на маршрутку по направлению к дому. Открыть своим ключом дверь не могла - изнутри было закрыто на защёлку. Долго звонила,  мысленно себя успокаивала: не паниковать.  Росита открыла  какая-то взлохмаченная. По телевизору показывали «голубых». Диванные подушки разбросаны.  Ни слова не говоря, пробежала Галина в спальню, дверь лоджии чуть-чуть приоткрыта. Здесь прятаться негде – всё заставлено коробками, банками. Довлет обещал при жизни встроить шкафы, да так и умер… Опустила голову из открытого окна  вниз – увидела в сумерках отряхивающего брюки молодого человека.            
      - Мама, не плачь, ты мне сама рассказывала про себя, что… я уже взрослая…
      « Всё возвращается на круги своя, - подумала Галина, - дам согласие Валерию Павловичу, так будет лучше и мне и ей».      
       -Добрый вечер, Валерий Павлович, это я, - с трудом произнесла Галина в трубку.  Помните наш  разговор? Тогда я была… ну, если можно так выразиться, не совсем в духе, вы меня уж простите…
       - Не говори больше ничего, приезжай, я жду.
      Она хотела возразить, сказать, что решила не до конца, но Валерий Павлович положил трубку.
      -Да выходи ты за него, - сказала дочь.  – Хоть отвлечёшься.
      -Скажи, кто он?
      -Ну, мамочка, он хороший парень, должны же у меня быть тайны.  Не бойся, у  нас ничего не было.  Мы только целуемся. А убежал – потому что тебя боится. У адыгейцев не принято знакомиться с матерью девушки. 
      - Конец света! Зачем тебе адыгеец? И если боится,  почему пришёл к тебе?
      - Мам! Я сама кто?  И имя, и фамилия… Я горжусь, что черкешенка, а не какая-нибудь…
     -Папа никогда так не говорил, я не узнаю тебя, дочь!
     -Ты сама начала!
     -Я вернусь часа через полтора, попробуй только уйти! – бросила Галина из тёмной прихожей и, схватив наугад куртку, захлопнула за собой дверь.
    «Господи, сколько лет прошло, когда это было со мной? Это было вчера. И моя мама читала мой дневник, прибегая на перерыв, и встречала у ворот, отпугивая ухажёров».
     В маршрутке только рассмотрела, что надела Роситкину куртку.
     Валерий Павлович ждал на улице. Большой чёрный зонт укрыл обоих от лениво  падающих с редеющих деревьев капель. Замусоренные лужицы слабо отражали  неоновый свет фонарей. Размокший штакетник, увитая виноградом беседка, дворовый пёс, гремящий цепью – всё так знакомо с детства. Галине показалось, что  здесь она жила всегда.
    -Дети, они неблагодарные, - сказал Валерий Павлович, - последний раз приходили, когда помидоры собрать надо было. А так всё некогда, некогда. Да я понимаю, что работают… Переходи ко мне, Галя, не раздумывай, сколько дочке ещё учиться? Туда-сюда – замуж выйдет. – Поставил закопчённый чайник на скомканную мокрую тряпку, потом долго оттирал то, потерявшее блеск место, на лакированном журнальном столике. У меня нутрии плодятся … торговать некому.
    Галина подумала, что совсем неплохо  торговать, будет живая копейка, девчонке помочь… Обносилась совсем. И дала согласие.
    У Валерия Павловича дочери понравилось. Заросший тыквами огород в это дождливое лето утопал в сочной зелени. Сетка готова была сломаться от обилия огурцов и кабачков. А чистоплотные животные, плодившиеся с космической скоростью, вызывали бы умиление, если бы не  их  крысиные хвосты. 
   
    Через неделю смогла купить дочери новые туфли.  И  вместо нутрии на сковороде каждый день жарилось  свиное филе. 
    Галина была гостеприимна, и дочь Валерия Павловича с детьми зачастила  в гости. Росита с учебниками убегала  из шумного дома в свою двухкомнатную, а что она там делает: учит ли анатомию, или гадает с подружками, так это одному богу известно. И вот пропала…
    - Мама, не волнуйся, мы друг друга любим. Со стороны его родственников всё в порядке! – радостно прокричала в трубку дочь. - Ты не представляешь, это так романтично – меня похитили! Дело в том, что он студент, и мы живём на квартире, а как начнутся каникулы – поедем к нему. Если хочешь, в ЗАГСЕ распишемся, но его мать договорилась уже с эфенди в ауле.  Я пришлю за  вещами Анжелку, ты собери всё моё, сама приехать не могу, нельзя по закону. Ничего не поделаешь. Мам, ну что ты,  в самом деле, не плачь, он современный парень, но законы своего народа уважает, этого у него не отнимешь.  Ну,  пока, я тебя целую, моя золотая мамочка.
          Галина хотела бежать, но куда? Жаловаться, но кому? Не оставить даже номера телефона! Зачем она согласилась переехать сюда? Недоучившаяся дочь… Какие неблагодарные дети…
          Хотя за что её благодарить? Что особенного она сделала? Ну,  родила дочь без мужа. Не смогла обуздать свою страсть быть матерью. Сколько стыда натерпелась, когда документы на ребёнка оформляла, когда  родственники и знакомые переводили на другое разговор, если касалось отца Роситы. И мужчины исчезали после первого знакомства, когда узнавали о ребёнке. К приходящему мужу она привыкла. Стоило задержаться тому дня на два, как все планы рушились. И уставала она. А ещё играть роль жены – это было трудно.  Но быть матерью – вершина  человеческого счастья. Горячий сосущий ротик – продолжение той связи, которая зародилась в её утробе. Позднее оторвавшееся  от груди дитя  ещё касается матери: засыпая, кладёт свою голову на плечо, прижимается к коленям в детских обидах, обнимает, радуя своими первыми успехами. Ещё долго поддерживается связь, когда оно ждёт совета и  верит  им.  И вдруг появляется тот,  кому удаётся овладеть той ниточкой. Просто так, не выстрадав на то право. Вот так, взять и стать обладателем  души и тела её дочери. А она останется с чем? Родила  для себя, для собственного счастья, но его отняли. Животные на исчезновение  своих детей смотрят спокойно: утопили котят - некого облизать, некому помурлыкать – значит, так тому и быть. Ещё нарожают.  Вот, у кого стоит поучиться… Она удовлетворила свою страсть  быть матерью. Была счастлива все годы, когда с ней была её дочь. Ради этого стоило жить.   
            Рядом  Валерий Павлович. Напрасно  обижается на детей. Они  любят отца. И сын заходит. « Как ты спал сегодня, папа?» - спрашивает. Симпатичный мужчина. А её будто нет, хотя моложе года на три – четыре. 
     -Вы похожи, Галина Викторовна, на Наталью Гончарову, -  сказал за ужином Павел.
      Переспросить  постеснялась. Кто это, Наталья Гончарова? Что-то припоминалось… Изобразила усталость, прикрыла глаза:
      -Что вы! Если на кого и похожа, то на нутрию, я и запахом её  пропиталась.
      -Не верите? Завтра принесу журнальную вырезку. Такая красавица, а полюбила  урода.  Но он был поэтом, а мой отец стихов не пишет, шьёт шапки,  его-то за что?   
      -Нет, ваш папа - замечательный поэт.  Он читал мне  стихи.
      Галина наморщила лобик, но так и не вспомнила ни одной строчки.
     -Ложите  себе ещё салат, по-моему, суховат, вы не находите?
    -Благодарю, я сыт, на ночь боюсь наедаться. 
   Галина погладила морщинистую, всю в старческих пятнах, руку Валерия Павловича, пригубила подаренное им ко  дню её рождения колечко, многозначительно опустила пушистые ресницы.
     -Да мне вставать завтра рано…
     Павел завязал шнурки ботинок, набросил дублёнку и вышел на крыльцо, закуривая. Невольно засмотрелся в освещённое напротив окно. Соседи не боялись чужих глаз, и их жизнь была как на ладошке. Пожилая женщина в пижаме  что-то мешала на плите, сын  выкладывал испитую заварку из чайника прямо в цветок на подоконнике.
-Галиночка, - донеслось до слуха, - крошка ты моя.
-Это я–то крошка? - засмеялась Галя, - ты мне льстишь, папочка.
-Всё равно, крошка ты и есть для меня.
«Счастливые, - подумал Павел, - значит, не всё ещё потеряно.  Может, и я ещё… к годам к 70-ти». Захлопнул дверь и, боясь оступиться в темноте, пошёл наугад к калитке.

8

       -Мамуля, ты не думай, в училище всё в порядке, осталось сдать два зачёта.  А та женщина, что позвала меня у подъезда, это и была его мама. Красивая! «Роситочка, - говорит, а я думаю, откуда она меня знает?- Роситочка, идём,  в машине поговорим». Я, конечно, испугалась, но не настолько, чтобы окончательно струсить. Ну,  села в машину. Она: « Байзет, жми!» И ко мне: « Не бойся, тебя ждёт тот, кого ты любишь. Он тебя – очень любит. Я просто не могла смотреть на страдания сына. У нас есть средства, чтобы снимать вам квартиру. Туда мы и едем». Приезжаем – а там он! За тобой должны заехать сегодня… Поедем вместе на двух машинах. 
      - А меня спросили? Сердце у неё есть? Она сама мать! Но так поступить с моей дочерью! Скажи  адрес,  мы  приедем с Валерием Павловичем, заберём тебя. Что опозорена – не говори! Никому дела нет до моей дочери. Тебе учиться надо, никакого замужества!   
       Галина ещё что-то кричала в трубку, не обращая внимания  на короткие гудки.
      -Галиночка,  там спрашивают тебя, - заглянул в дверь Валерий Павлович. Поставил у порога лопату, пошёл загонять пса.
      У раскрытой дверцы автомобиля  стоял коротконогий, пузатенький адыгеец. Знакомое лицо, где видела – не могла припомнить. Невозможно было переключиться на учтивый тон так сразу – и Галина в сердцах воскликнула:
      - Ну что вам?
      -Собирайтесь, ваша дочь в машине, здесь, недалеко. Шуметь не надо. Всё построено на взаимных отношениях.
     -Не волнуйся, Галя, - успокоил Валерий Павлович, - номер я записал. Ко мне должны сейчас скупщики прийти, а то б я поехал с тобой – Затем к незнакомцу: 
    - Я из военных, а с военными шутки плохи.
   Посыльный, трогая машину с места,  ухмыльнулся:
   -Что это он военными пугает? Наша Роситочка вон в той  «Тойоте», видите?
  -Нельзя ли нагнать их? Я хочу  рассмотреть парня.
  -Через часок  увидите, Галиночка. Ничего, что я так к вам? Я хорошо знал папу Роситы. С вами, правда, не знакомился. По уставу не положено было. Тут всего сорок  километров  до аула.   
  -Как несерьёзно всё. Вы ведь сам, наверное, отец. Девочке учиться надо…
  -Что там говорить, но они ставят нас перед фактом. А любовь перебивать – большой грех.  Я как друг этой семьи…Пусть обжигаются, сами потом поймут, впрочем…
    Двадцать лет  не была в этих местах Галина. Мечети раньше здесь не было. Построен новый мост через речку. За распаханным, готовым принять снежное покрывало, полем виднелась новая ферма. Там, где раньше густели камыши, теперь автобусная остановка.
  Машина  въехала в тесный проулок, долго  буксовала на глинистой аульской дороге, пока не выбралась на широкую главную улицу, заполненную разномастными,  украшенными лентами машинами.
«Господи, - подумала Галина, - неужели свадьба?»
    Из ворот вышла хозяйка, пригласила в кунацкую. Сама пошла на зов в летнюю кухню, поручив накрывать на стол  девочке лет 12-ти.   Галина утонула в велюровом кресле, уставилась в картину на стене.  «Откуда тут ветер? Ветви готовы затрещать от такого сильного ветра. Закружил, завертел листву, но на улице вот-вот пойдёт снег…»
     В коридоре говорили по-адыгейски, поняла только слово: Байзет.  Она готова  была уже расплакаться, когда  вошёл её попутчик.
    Молодые должны подготовиться, скоро мы их увидим. А вы так и не познакомились? Сара очень стеснительна.
  Хозяйка вошла с тарелкой, доверху наполненной гуубат. Поставила перед гостьей.
  - Сара, не вижу сыра. Где сыр?
    Сариет засмущалась:
  -Должны вот-вот привезти. Не успела. На нашей улице каждый день свадьба. И  у нас скоро. Я договорилась с эфенди на завтра.
  -Неплохо было бы и меня спросить, - сурово вставила Галина. – И познакомиться не мешает. По  паспорту моя дочь – черкешенка, но к полукровкам у вас не очень хорошо относятся. Разве не так? 
     -Я тоже была против этого брака, но поймите меня правильно: я не могла  смотреть на страдания мальчика, он совсем с ума сошёл от любви. Приехал – и в ноги: «Ты любишь меня, мамочка? Только ты поможешь мне». Я ему об учебе. «Пока не  получил высшего образования, о женитьбе не смей думать!» Он ни в какую. « Одно другому не мешает!»  Ему ещё только двадцать, многое изменится – и во взглядах, и во вкусах, но что такое потерять первую любовь, я знаю. Хотя, мне кажется, что он красиво играет роль влюблённого… В жизни всё намного сложнее. Боюсь, что его мечты разобьются о реальность.   А ваша дочь вполне естественна. Просто красавица. В неё грех не влюбиться!  А отец  Руслана поддержал бы, если б был жив.
    -А то был не его отец? А я думала… Он так заботлив.
    Сара покраснела. Смущённо пригладила седеющие волосы. 
    -Роситочка тоже без папы. Он  умер, - перевела разговор Галина.
    -Очень сожалею. – Сариет достала тяжёлый альбом с фотокарточками, показывать всё не стала, а, полистав, придвинула его на раскрытой странице к  гостье:
    -Вот наша свадебная. Здесь Довлету всего тридцать… но что с вами? Байзет! Ой,  она потеряла сознание! Мареточка, быстрей за тётей Светой  в больницу!
    Сара выхватила из аптечки какой-то пузырёк, смочила виски гостьи, расстегнула блузку, обнажив пышную грудь Галины. Вместе с золовкой  уложила на диване.
    -Галя, вам лучше? Сейчас привезут доктора, Байзет поехал.
    -Вы не представляете, что вы наделали… Руслан – её брат, - подняла голову Галина.
    -Чей брат?!- опешила Сара.
    -Это папа Роситы, он ведь умер.
    -Кто – папа? Довлет – Роситин папа? Так вы та Галя? Вот так номер! Когда довелось встретиться! Родная дочь… Я о ней не хотела слышать, пока он был жив, и вот так свела судьба наших детей…
    -Нужно что-то делать, Сара, сейчас не время разбираться в наших с тобой отношениях. Как их рассоединить? Кто подскажет? Ну что вы молчите, чему улыбаетесь, разве я сказала что-то смешное?- Галина сбивалась с «ты» на « вы». Может, сделать вид, что… как будто мы… нет, нельзя так. Потомство больным будет. А вы как думаете, Сара?
     Сариет подняла голову, встала, чтобы пригласить сесть докторшу. Произнесла несколько слов по-адыгейски.
     Светлана Аскарбиевна приготовила прибор для измерения давления, вставила в уши трубки фонендоскопа.
    - Давление для вашего возраста нормальное. Материнское сердце не выдерживает. Ещё бы! Отдавать дочь замуж… но волноваться не надо, такая замечательная семья.  Руслан – умный парень, в обиду не даст. Я была бы  счастлива иметь  таких родственников. – И, обращаясь к хозяйке:
    -Русланчик, говорят, в университете отличник? На каком он факультете? 
    Услышав ответ, продолжила:
   - Будущий дипломат. А как же папино дело? Хозяйство, благодаря Байзету, процветает, но хозяин должен заниматься хозяйством.
   -Ему виднее, - еле ворочая языком,  сказала Сара.- У тебя кордиамина нет? Вколи  и мне.
   -Да что это вы? На радостях, что ли? Не заходите пока сюда, - прикрыла дверь. – Молодые идут, улыбайтесь обе.
  - И не подумаю! Я им расскажу сейчас, что у них один папа, - всхлипывала Галина.
  -Погоди, Галя. – Сара выпрямилась, поправляя платье. – Лучше сейчас об этом молчать. Я должна открыть одну тайну…
 -О-о-о! Опять сюрприз, я не переживу!...
  За дверью, обеспокоенные шумом, странно притихли.
  Сара распахнула дверь и впустила Роситу и Руслана в кунацкую…