Глава вторая
– Не прикидывайся дурочкой, ану хорошенько посмотри на меня – что, я сильно похож на идиота? Если бы вас, шалав, меньше было, мы бы все при галстуках ходили бы. А так давит, понимаешь, давит, дышать нечем! – возмущенно заорал следователь, при этом расстегнув холеными руками еще одну пуговку на своей и без того расхлестанной рубашке, в подтверждение того, что ему как бы в действительности не хватает воздуха, который нужен, почему-то, только именно ему. Да и откуда взять воздуху-то? В этой душной подземной комнатушке, с ее окрашенными стенами под самый потолок, с одним двойным окном с решеткой, наглухо забитым, в котором одна малюсенькая форточка, служившая, по видимому, не для потока воздуха, а для избытка скопившейся брани, периодически выходившая на белый свет через этот мнимый кондиционер подземной жизни.
Света возмутилась:
– Да как Вы смеете? Кто Вам дал право оскорблять? – Света хотела продолжить свою мысль-возмущение, но глянув на его пустые стеклянные глаза, в которых четко было написано – "мертвая зона", вдруг неожиданно для самой себя рассмеялась, и не просто рассмеялась, а рассмеялась истерическим смехом; смех был сумасшедше-надрывный, и чем больше она на него смотрела, тем больше смеялась. Даже если бы вдруг она внезапно упала, влекомая судорогами или произошло бы что-то из ряда вон выходящее, в мертвой зоне не изменилось бы ничего. Она нутром это почувствовала, но остановиться не могла.
Вдруг внезапно открылась дверь, Света обернулась, чуть не столкнулась с входящим в это логово – логово справедливости – своим конвоиром. Его огромные глаза с удивлением и сожалением смотрели на Свету. Она мгновенно перестала смеяться, почувствовала при этом слабость, головокружение и подступ тошноты. Следователь заорал:
– Алёшин, разве я тебя вызывал? Выйди вон отсюда! – монотонным криком, с тем же убийственным мертвым взглядом сказал следователь "по особо важным делам". Алёшин вышел, так и не вымолвив ни слова в ответ. Только там, за дверью, обращаясь к кому-то, сказал: "Как машину мыть, так "Коленька", едрена вошь!".
Света стояла, как парализованная, чувствуя, что вот-вот она упадет.
"Боже мой, – подумала она. – Хоть бы сесть предложил, что ли".
Он раскрыл папку, письменный стол соответствовал помещению, в котором они оба находились, и начал:
– Что, уже научили? – спокойно, с ударением на всезнающего сказал он. – На дурку гонишь? Только запомни: не таких обламывали, особенно там. – И он кивнул головой куда-то туда, в сторону кондиционера брани, где находится, должно быть, та самая дурка. Это новое измерение жизни, куда хочет, якобы, попасть наша Света. И попасть, как он выражается, по собственному желанию. Он ухмыльнулся и стал что-то быстро печатать одним пальцем на машинке – единственной красивой вещи в этом мрачном подземном бытие.
"Ишь ты, как ловко получается, – подумала Света. – Хоть одним пальцем, но печатает, как стенографистка".
– Мне можно сесть? – спросила она, стараясь держать себя в руках, опираясь на спинку стула.
– Считай, что уже села. Присаживайся, – не глядя на нее, увлеченный печатаньем, буркнул он.
Света села, облегченно вздохнув, довольствуясь тем, что он все-таки не стал свидетелем ее падения. А тошнота все подступала и подступала.
"Надо непременно дышать ртом, не то – о Господи! Ну когда же он перестанет скучать? Ведь я так долго не выдержу".
– Итак, – как бы ведя беседу не с ней, а со своей любимой машинкой, начал он. – Мадам думает, что мне нужна ее правда. Она же, конечно, на этот счет сильно ошибается. Я и без нее до этой правды докопаюсь – такая уж наша работа, – самодовольно заключил он.
Света вся превратилась в слух, чувствуя, что тошнота в этом специфическом голосе стала постепенно почему-то отходить. А он продолжал:
– Мадам не понимает, что рассказав правду, она может выиграть, и плюс, посему, еще получить шанс перед правосудием, так как будет учтено чистосердечное признание. Но, увы, она решила валять дурочку, прикидываясь жертвой обмана. Смешно. Пустая трата времени. – Тут он поднял свой красиво-мертвый взгляд, на минутку приостановив музицирование, как бы вспоминая любимое "па". Обратился уже непосредственно к ней, Свете:
– Что, девочка, сказки любишь, да?
"Слава Богу, тошнота совсем прошла," – облегченно подумала она и ответила с вызовом:
– А что, и люблю.
– Ну так вот, Ассоль, к твоему сведению современные сказки сильно изменились, в которых Иванушка-дурачок в итоге получает все: и царевну-прекрасную и полцарства в наследство. А к таким дурочкам, как ты, мчаться алые паруса.
Затянулось минутное молчание. А потом он подытожил:
– Ничего, скоро ты в этом убедишься.